к шел все вперед. Он уже ничего не замечал вокруг. Да и что тут
было замечать? Это  белое  однообразие?  Он  снова  был  на  Земле,  среди
полыхающего бликами моря света.  Сощурив  глаза,  Он  смотрел  на  Солнце.
Нагнул ветку тальника в небольшом овражке  возле  замерзшего,  ручья  и  с
давно забытым чувством, заставившим учащенно забиться его  сердце,  ощутил
ее запах.
   Затем Он очутился в березовой роще и медленно  кружил  вокруг  стволов,
прижимаясь к ним разгоряченным лицом и гладя их гладкую кожу с коричневыми
зигзагами разрывов коры. Он прислушался. Он услышал, как  переговариваются
деревья.  Как  красные  и  желтые  птицы  то  и  дело  вмешиваются  в   их
неторопливую беседу. Как  дятел,  постукивая  клювом  по  стволу  одинокой
сосны, создает  неповторимый  ритм,  как  пролетела  где-то  сова,  иногда
задевая ветви, как прямо перед ним выскочил белый зверек,  перевернулся  в
воздухе и бросился в обратную сторону.
   Весна света! Половодье света! Солнце куда  ни  глянь!  Солнце  в  небе,
солнце на снегу, разбросанное  мириадами  блесток,  солнце  в  воздухе,  в
деревьях, в настроении, в душе.
   Он опустился в небольшую ложбинку, запнулся за что-то и  упал  в  снег.
Поднялся... и понял, что Он не на Земле. Он был на этой тоскливой планете.
Тогда Он ничком бросился в снег. Снег, прилипший к  лицу,  немного  привел
Его в себя. Он повернулся на спину и посмотрел в небо. Звезды чуть заметно
проглядывали сквозь темно-серую  дымку.  Снег  попал  ему  за  воротник  и
растаял там. Он сел, ощущая, как холодная струйка воды проскользнула между
лопатками.
   Что-то заставило Его оглянуться. Что-то было не так, как прежде. Он  не
сразу сообразил. Потом понял, что Он не видит горизонта. Он встал во, весь
рост, но все равно не увидел горизонта. Он находился в небольшой ложбинке.
Это Его удивило... Еще ни разу на этой  планете  Он  не  встречал  никаких
отклонений от поверхности идеального шара.
   Он попытался подняться наверх. Это Ему удалось, но с трудом, потому что
склоны были довольно круты. Он медленно повернулся на месте. Горизонт  был
отчетливо  виден.  Так  отчетливо,  как  никогда  раньше.   Он   попытался
сообразить, почему это. Потом понял. Стало светлее. И темное пятно  солнца
стало почему-то багровым.
   И тут Он услышал какой-то звук...
   Звук был очень знакомый, но необычный... здесь.
   Он прислушался. Звук доносился из ложбинки. Тогда  Он  снова  спустился
вниз, растерянно глядя по сторонам. Ноги его чуть не по колено провалились
в снег, Он  попытался  выбраться,  но  провалился  еще  глубже.  Он  начал
разгребать  снег  руками  и  обнаружил,  что  снег  мокрый!  И   это   при
семидесятиградусном морозе!
   Он сообразил, что напоминал этот  необычный  звук.  Так  журчит  первый
лесной ручеек. Самый первый, когда еще голоса многих не сливаются в  общую
удивительную симфонию-фантазию. Что-то мягко  било  Его  по  ногам,  возле
самых подошв. Это и был ручей. Самый настоящий  ручей.  Он  не  поверил  и
зачерпнул воду рукой. Ручей был холодный, прозрачный, свежий. Глаз  нельзя
было оторвать от него.
   И тогда Он пошел вниз по ручью, увидел,  как  осел  снег  на  одном  из
склонов ложбинки. "Так и должно было быть, - подумал Он. - Это должно было
быть. Не может быть абсолютной смерти". Он что-то искал, разгребая  руками
рыхлый мокрый снег.  А  вокруг  становилось  светлее.  Он  уже  явственно,
отчетливо различал свою тень.
   И вот в одном месте Он увидел, что снег протаял почти до  самой  земли.
Он бросился туда, низко наклонился, как в глубоком поклоне, и замер.
   Маленькие беленькие лепестки  подснежников  на  тонюсеньких  стебельках
пробились через тонкую корочку льда. Их было несколько. Он долго  стоял  и
смотрел на них. Потом вспомнил Ее. Она должна увидеть  их.  Он  сбросил  с
себя комбинезон, оставшись в  одних  брюках  и  ярком  свитере.  Осторожно
сорвал подснежники, положил их в одну  ладонь,  прикрыл  сверху  второй  и
начал взбираться наверх.  Он  все  время  смотрел  себе  под  ноги,  чтобы
случайно не упасть. А когда выбрался наверх, то  вынужден  был  тотчас  же
закрыть глаза, такой ослепительный свет разливался вокруг. Он засмеялся от
счастья и, проваливаясь по колено в снег, пошел к  базе.  Какое-то  черное
пятно на мгновение привлекло его внимание, но  тут  же  исчезло.  Это  был
старый робот. Ему приходилось трудно, ведь он  был  очень  тяжелый  и  все
время проваливался в снег, недоумевая,  что  же  произошло,  почему  такая
твердая раньше поверхность вдруг стала непослушной и коварной.
   А Она, когда Он захлопнул дверь, разделась и  легла  в  постель.  Взяла
книгу, но читать не хотелось. Мысли ее все время возвращались к Нему.  Что
погнало Его прочь от тепла и ее нежных рук? Неисправимый! И Она ждала  Его
в темноте, начиная уже волноваться,  слишком  долго  Он  задерживался.  Но
старый робот должен охранять его. Роботу Она верила.
   Дверь открылась внезапно, рывком. Она приподнялась на локте. Яркий свет
ударил Ей в  глаза.  Она  увидела  Его,  протягивающего  вперед  раскрытую
ладонь. Он был без теплой одежды, весь мокрый и радостный.
   - Что случилось? - испуганно спросила Она.
   - Весна света! - ответил Он.
   - Неисправимый! - тихо сказала Она.
   - Смотри. - Он поднес к ее глазам  чуть  вздрагивающую  ладонь.  -  Это
подснежники. Я нарвал их для тебя.
   - Здесь? - удивилась Она и взяла цветок. - Неужели это  правда?  -  Она
тихо рассмеялась.
   - Ты увидишь ее. - Он взял Ее на руки и,  хотя  Она,  смеясь,  просила:
"Отпусти! Отпусти!" - вынес из керамитового домика. Она чуть не ослепла от
льющегося отовсюду света и уткнулась лицом в его  грудь.  Потом  осторожно
отняла свое лицо, медленно приоткрывая глаза.
   -  Необыкновенно  как,  -  только  и  сказала  Она,  тихо-тихо,  но  Он
расслышал.
   - Пойдем туда, - кивнул Он головой вперед.
   Но сначала Он отнес Ее назад в домик. Она надела блестящие черные брюки
и белый свитер, ботинки с  толстыми  подошвами.  Поставила  подснежники  в
стакан с чистой водой.
   Они вышли вдвоем в сверкание снега, в удивительные блики солнца.
   Взявшись за руки, они пошли вперед.
   Старый робот едва добрался до базы. Он  согнал  с  себя  капельки  воды
перед камином, подзарядил  аккумулятор  и  сел  в  кресло.  У  него  вдруг
появилась потребность осмыслить все происходящее. Он долго  думал,  но  не
пришел ни к какому выводу. Неужели человек  настолько  одержим,  настолько
велик в своих чувствах, что может  растопить  силой  своих  чувств  вечные
снега мертвой планеты? Или просто проснулось светило? Робот не выдержал, и
пошел в аппаратную, и включил там вычислительную машину. Он заложил в  нее
все данные о планете и ее  солнце.  Длинная  лента  ответа  потянулась  из
вычислительной машины; Робот читал ее и удивленно покачивал головой.
   А они все шли вперед. И случалось, что Он отставал от Нее, и тогда  Она
брала Его за руку и вела за собой. Они оба смеялись. Они  оба  были  очень
рады. И неизвестно, кто больше. Он ли, потому что показал Ей эту  весну...
Она ли, потому что впервые увидела весну света...
   А на Земле действительно был март. В Сибири начиналась весна света...



   Виктор Колупаев.
   Самый большой дом

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Весна света".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 21 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Девочка проснулась, но лежала не шевелясь и не открывая  глаз.  Ручонки
вцепились в простыню. Ее разбудила тишина, которая  была  только  во  сне.
Потом девочка осторожно открыла глаза и увидела над собой лицо мамы.
   Утро еще не наступило, только  чуть  посветлел  восток.  Едва  заметный
ветерок слегка шевелил мамины волосы.
   - Что с тобой, доченька?
   Девочка потянулась к маме и обняла ее за шею.
   - Хорошо дома...
   - Хорошо. Ты спи. Еще рано.
   - Я не хочу спать. Там тишина, а потом пусто, и я просыпаюсь.
   - Хочешь, я посижу с тобой?
   - Посиди и спой мне песенку. Помнишь, которую ты мне пела,  когда  папа
ремонтировал отражатели и у него заело трос, и он никак не мог  попасть  к
нам? Про самый большой дом.
   - Я спою тебе другую. Про лес и солнце.
   - А ту ты уже не помнишь?
   Мама чуть покачала головой и погладила девочку по черным, рассыпавшимся
по подушке волосам. Она не забыла эту песенку. Она не  знала  ее.  Она  не
знала почти ничего, что касалось ее  дочери.  Да  и  кто  это  знал?  Мама
чувствовала себя виноватой перед девочкой.
   - Закрой глаза, хорошая моя. Я буду тихо-тихо петь. А ты ни  о  чем  не
думай. Просто слушай.
   И мама запела. У нее был низкий и  ласковый  голос.  И,  наверное,  она
любила эту песню. Девочка заложила руки за голову и,  не  мигая,  смотрела
маме в глаза. Так они смотрели друг на друга. И одна из них пела, а другая
слушала и молчала. А потом мама вдруг поняла, что девочка не видит ее, что
она смотрит сквозь нее, что в мыслях своих она не на этой  увитой  цветами
веранде, а где-то далеко-далеко...
   ...Едва заметное привычное тиканье. Оно  настолько  привычно,  что  без
него стало бы страшно. Без него  абсолютная  тишина.  Это  ласково  тикает
индикатор  нормальной  работы  всех  жизнеобеспечивающих  систем  корабля.
Девочка сидит в глубоком кресле-отца и играет  самодельной  куклой.  Куклу
сделала ей мама из обрезков своих старых  платьев,  которые  не  пошли  на
одежду самой девочке.
   Отец хмуро вглядывается в индикаторы приборов, снова и снова  вводит  в
математическую машину  колонки  цифр,  изменяет  программу  и,  дождавшись
ответа, составляет новую. Обзорный экран открыт только на одну треть, и  в
него видны тусклые точки звезд. Туда, к одной из них, мчится корабль.
   - Там наш дом, - внезапно говорит девочка и показывает  в  самый  центр
экрана.
   - Да, маленькая. Там наш дом.
   Девочка привыкла показывать в центр экрана. Так ее научили отец и мать.
Так было раньше. Но сейчас ее палец указывал на  какую-то  другую  звезду,
которая теперь была в центре экрана. Отец ничего не говорил ей о том,  что
корабль потерял управление. Ей это не нужно было знать. Да она ничего бы и
не поняла.
   - Эльфа, тебе не скучно сидеть здесь?
   - Нет, па... Я учусь быть капитаном большого-пребольшого корабля.
   "Нет, доченька, я постараюсь, чтобы ты никогда не улетала с  Земли",  -
думает отец.
   А мама спит. Четыре часа сна. Потом четыре часа они все  будут  вместе.
Потом заснет на четыре часа папа. И Эльфа вместе с ним. И тогда мама будет
решать головоломку: как повернуть корабль к Земле.
   Дверь открылась, и на пороге появилась мама. Ох, как красиво  она  была
одета! Она все время меняла платья, комбинировала  что-то,  перешивала.  А
волосы у мамы рассыпались по плечам, и узенький золотой ободок  пересекает
лоб. Мама сейчас похожа на добрую волшебницу  из  сказки.  Девочка  так  и
говорит:
   - Ты сейчас волшебница?
   - Она у нас волшебница, - радостно подхватывает папа. - Правда ведь?
   - Правда, правда!
   - А если правда, - говорит мама, - то закройте глаза.
   Капитан и его дочь закрывают глаза, и у них в руках  вдруг  оказывается
по яблоку.
   Эльфа даже чуть повизгивает от восторга. А папа незаметно  шепчет.  Он,
кажется, даже немного сердит.
   - Ты опять не спала?
   - Нет, нет. Я спала. А потом была в оранжерее. - Она  смотрит  на  него
умоляюще. - Ничего?
   - Нет.
   Мама, наверное, любит петь. Уже почти совсем рассвело, а она все гладит
девочку по головке длинными ласковым пальцами и  поет.  Поет  про  смешных
зверюшек и ручеек,  голубой-голубой,  чистый-чистый.  Девочка  вдруг  чуть
приподнимается на локте.
   - Мама, ты говорила, что у  нашего  дома  будет  голубой  потолок...  и
черный.
   Мама чуть было не  сказала:  "Разве  я  так  говорила?"  -  но  вовремя
спохватилась.
   - Хорошо, доченька. У нас будет голубой потолок. А ночью, когда  темно,
он будет черным.
   - Со светлячками?
   - Со светлячками? Ну, конечно, со светлячками.
   - И по голубому будут плыть белые кудри?
   - Да, - согласилась мама и подумала, что это можно будет сделать.
   - А иногда потолок будет разрываться пополам?
   - Все будет, как ты захочешь.
   - А у нас правда самый большой дом?
   - Ну не совсем. Есть и больше. А тебе  хочется  жить  в  самом  большом
доме?
   - Ты говорила, что я буду жить в самом большом доме.
   - Людям лучше жить в маленьких домах. Таких, как наш. Чтобы кругом  был
лес, трава и речка, и обрыв над речкой. А в лесу...
   - Да, так лучше. Только ты говорила...
   - Спи. Еще можно поспать. Еще только светает и очень рано. А  утром  мы
пойдем с тобой на ферму. Ты ведь видела, как доят коров?
   - Да, я пойду. - Девочка села в кровати. Ночная рубашка спустилась с ее
худенького плеча, но она не заметила, не поправила ее. - Я пойду.  Я  хочу
идти. Ты отпустишь меня, мама?
   - Я отпущу тебя, только сначала мы выпьем  молока...  Значит,  тебе  не
понравилось у меня?
   - Мне очень понравилось у тебя. Но я хочу идти. Я  хочу  посмотреть  на
другие дома. Ты ведь не обиделась, мама?
   - Нет, нет. Но мне очень не хочется отпускать тебя.
   Девочка оделась. Они вдвоем выпили молока, и Эльфа, осторожно ступая по
чуть влажному от росы песку, дошла до  садовой  калитки  и  помахала  маме
рукой:
   - Я пошла!
   Девочка ушла, и тогда женщина повернула  небольшой  диск  на  браслете.
Диск вспыхнул и матово засветился.
   - Главного воспитателя, - сказала женщина.
   На экране тотчас же возникло лицо мужчины.
   - Что-нибудь случилось? - спросил он.
   - Она... она ушла, - сказала женщина.
   А девочка шла по проселочной дороге, иногда  поднимая  голову  вверх  и
смотря на звезды, угасавшие в летнем утре...
   ...Капитан последнее время  появлялся  в  рубке  корабля  редко.  Эльфа
вообще стала видеть  его  редко.  И,  когда  он  все  же  появлялся,  весь
замасленный и испачканный металлической пылью, она  тотчас  же  взбиралась
ему на колени, не давая даже умыться. Он  играл  с  ней,  потом  осторожно
снимал с колен, наскоро мыл руки и исчезал. Теперь Эльфа почти  все  время
проводила с мамой.
   Потом  начались  странные  события.  Сначала  отец  вынес  ее  диван  в
маленькую библиотеку, а мама сказала, что она  будет  спать  здесь.  Эльфа
только на миг представила  себе,  как  ее  окружает  темнота,  и  залилась
слезами. Отец впервые строго посмотрел на  нее,  она  по-детски  удивилась
этому и успокоилась. Ей  казалось,  что  первую  ночь  она  не  спала.  Но
приборы,  датчики  которых  папа  предварительно  вмонтировал   в   диван,
показали, что она плакала лишь пятнадцать минут и сразу же уснула.
   А однажды отец и мама посадили ее в кресле за небольшим круглым  столом
в зале отдыха и сказали, что она уже почти взрослая. (Ей  и  вправду  было
уже шесть лет). И, чтобы проверить, насколько же она взрослая, они  решили
запереть ее в библиотеке на неделю. Неделю она не должна видеть  их.  Мама
пыталась было что-то сказать про три или четыре дня, но  папа  был  тверд:
неделю.
   - Это очень нужно? - спросила Эльфа.
   - Очень, - сказал папа.
   - Я хочу, чтобы ты увидела наш дом, - сказала мама.
   - Куклы вы у меня не отберете?
   - Нет, - сказал папа. - Ты можешь взять с собой все, что  захочешь.  Мы
просто решили проверить твою храбрость.
   На следующий день ее заперли в библиотеке. Сначала ей нисколько не было
страшно. Было даже интересно. Потом стало немного скучно. А к  вечеру  она
расплакалась, но к ней никто не пришел. Отец в это время что-то сверлил  в
небольшой мастерской, расположенной в подсобных помещениях корабля. А мама
сидела за вычислительной машиной. Рядом с пультом был установлен небольшой
телевизор, на экране которого плакала девочка. И чем больше  она  плакала,
тем  больше  морщинок  появлялось  на  мамином  лице,  но  она  продолжала
заниматься  вычислениями.  Иногда  ее  вызывал  по  телефону   капитан   и
спрашивал:
   - Ну как вы там? Держитесь?
   - Держимся, - бодро отвечала она.
   - Ради нее держитесь оба.
   Через неделю Эльфа вышла из библиотеки. Отец носил ее на руках, а  мама
все время говорила:
   - Теперь все будет хорошо. Я верю, что все будет хорошо.
   После недельного затворничества Эльфа будто и вправду повзрослела. Мама
учила ее мыть посуду, готовить пока еще нехитрые обеды, стирать под краном
платьица. Она учила ее читать и писать.
   А однажды Эльфа с отцом вышла из корабля. В  скафандрах,  конечно.  Они
долго носились в пустоте, то удаляясь от корабля, то вновь  приближаясь  к
нему.
   - Ты не боишься остаться здесь одна? - спросил ее отец.
   - Нет, - храбро ответила девочка.
   В десять часов утра Эльфа подошла к стоянке  глайдеров.  Она  протопала
несколько километров и немного устала, хотя ей и нравилось идти по полям и
лесочкам, разговаривать со встречными людьми и  спрашивать,  не  знают  ли
они, где находится самый большой дом -  ее  дом.  Если  ей  отвечали,  что
знают, где такой дом, она начинала расспрашивать о нем. Нет, это все  были
другие дома, не такие, о каком рассказывала мама. Но она  не  отчаивалась,
потому что кругом  было  весело,  желтое-прежелтое,  ослепительное  солнце
сияло в голубом небе, а кругом были цветы, незнакомые, красивые,  названия
которых она еще не знала.
   И всегда, стоило ей захотеть, рядом оказывались мама или папа.
   На стоянке глайдеров было только две машины. В  одну  грузили  какие-то
большие ящики, вторая была уже готова взлететь.  Эльфа  смело  подошла  ко
второй и знаками попросила пилота открыть дверцу.
   - Эльфа! - удивился тот. - Ты откуда здесь взялась?
   - Пап, я хочу с тобой полетать.
   - Полетать? Это хорошо. Это можно. Но ведь я оказался здесь случайно  и
больше не вернусь сюда. Придется тебя потом с кем-нибудь переправлять.
   - Я останусь с тобой, папа.
   - Со мной? Ты это твердо решила?
   - Нет еще, но у тебя красивая машина.
   Он осторожно поднял Эльфу в машину,  захлопнул  дверцу.  Глайдер  взмыл
вверх.
   Пилот показал рукой вправо и вниз и, когда девочка прильнула к  стеклу,
рассматривая с детским восторгом то, на что ей указали, осторожно повернул
диск на браслете левой руки. Диск заблестел, заискрился.
   - Главного воспитателя, - сказал пилот.
   На матовом маленьком экране появилось лицо человека.
   - Она у меня в кабине, - сказал пилот. - Глайдер типа  "Божья  коровка"
N_19-19. Лечу в таежный поселок на Алдане.
   Человек на экране улыбнулся:
   - Ну что ж. Придется тебе везти ее туда. Мы предупредим людей  поселка.
Как она тебя называет?
   - Папой...
   - Спрашивала про самый большой дом?
   - Нет еще... А его так и не разыскали?
   - Нет, - покачал головой главный воспитатель. - Ведь она не знает,  где
он был. Да  и  был  ли  он  вообще?  Скорее  всего  это  какая-то  детская
гипербола. Жаль, что это становится ее навязчивой идеей... Но  пусть  пока
путешествует. Благодарю за сообщение.
   Эльфа с  удивлением  смотрела  вниз  на  зеленые  пятна  лесов,  слегка
пожелтевшие поля, синие прожилки рек и крапинки озер.
   - Это ковер? - спросила она.
   - Где? А... Вот это? Да. Очень похоже на ковер. Тебе нравится?
   - Мне нравится. Это очень похоже на мой дом.
   В таежном поселке глайдер сразу же обступили геологи. Они уже  знали  о
прибытии Эльфы.
   - Здравствуй, мама, - сказала Эльфа невысокой женщине, одетой в голубой
комбинезон. У женщины были черные живые глаза, загорелое лицо  и  короткие
черные волосы.
   - Здравствуй, доченька...
   ...Мама тогда тоже была в голубом комбинезоне. Она всегда появлялась  в
нем, прежде чем надеть скафандр. И отец был в голубом. Последние  дни  они
оба подолгу оставались с ней. Отец  играл  с  Эльфой,  часто  сажал  ее  в
маленькую одноместную ракетку и рассказывал, зачем здесь  разные  рычажки,
кнопки, разноцветные глазки. Она уже разбиралась  во  всем  этом,  вернее,
просто все запоминала своим еще детским умом. Во всяком случае, она  могла
водить ракетк