Характеристики
астролетчиков  состояли из одних похвал,  и сам Крусс занимал среди героев
не последнее место.
     Экскурсанты с интересом рассматривали стенды,  внутреннюю  обстановку
кают и отсеков корабля.  Эспас вдруг  увидел  табличку,  на  которой  было
написано: <Эспас.  Штурман>. Он вошел в каюту и с  удивлением  оглядел  ее
убранство. Он даже решился потрогать некоторые вещи руками.
     Сначала группа астролетчиков  держалась  позади  экскурсантов.  Потом
Ройд и все остальные начали продвигаться в первые ряды,  пока  наконец  не
очутились почти нос к носу с Круссом.
     Крусс узнал их.  Это было заметно по мгновенно побледневшему  лицу  и
сразу же сбившейся речи.  Он все же довел  экскурсию  до  конца.  И  когда
экскурсанты разошлись, остался один на один с экипажем <Прометея>.
     - Крусс, - сказал Ройд. - Нет смысла делать вид,  что  ты  не  знаешь
нас. Мы решили возвратиться на <Прометей>.
     - Меня зовут Антони, - ответил Крусс. - Удивительно, как вы похожи на
экипаж <Прометея>. Хотите, я покажу вам стенд с их объемными фотографиями?
     - Мы и есть экипаж <Прометея>, - прервал его  Ройд,  но  Крусс  снова
заговорил:
     - Говорят, что даже я похож на одного  из  них.  Как  ты  сказал?  На
Крусса? Удивительное совпадение.  Что же мы тут стоим?  Я  проведу  вас  к
директору музея. Удивительное совпадение. - Он сделал шаг в сторону.
     - Крусс, мы возвращаемся. Все. Ты идешь с нами? У каждого из нас были
причины вернуться на Землю.  Но никому это не принесло облегчения.  Только
стыд и чувство невыполненного долга.  Чтобы снова стать людьми, мы  должны
вернуться.
     - Я с интересом выслушал вас, - ответил Крусс. - Кто поверит, что  вы
экипаж <Прометея>, когда он летит где-то в  двадцати  парсеках  от  Земли?
Никто.
     - Мы сейчас пойдем в Совет по внутригалактическим  проблемам.  У  нас
очень много фактов. Нам поверят.
     - Вы признаетесь в своей трусости?
     - Мы признаемся в трусости.  Более того. Мы преодолеем свою трусость.
Ведь это ты первым покинул корабль?
     - Нет! Это был не я! Это был Эспас! Вспомните. И до него многие...
     - Так,  значит,  ты Антони?  - спросил Всеволод.  - Купаешься в лучах
собственной славы? Всю жизнь будешь лелеять свою славу, превозносить себя,
любоваться  собой.  Потому  что никто не сможет узнать правды?  Потому что
<Прометей> должен вернуться после твоей смерти!  Крусс,  подумай. Еще есть
время.
     - Нет! Вы не полетите в Совет!
     - Мы уходим, - сказал Ройд. - У нас мало времени.
     И они ушли.
     - Я вспомнил его, - сказал Эспас. - Я начинаю все вспоминать.
     - Я тоже вспомнил его, - сказал Кирилл.


                                  * * *

     ...На обед все собирались в два часа дня по земному времени.  В зале,
небольшом и уютном, стояло восемь столиков, по  четыре  места  за  каждым.
Люди обычно разбивались на группы, иногда по нескольку раз за  обед  меняя
компанию и пересаживаясь за другой столик.  Около  одной  из  стен  стояло
двенадцать  кухонных  автоматов.  И  каждый  член  экипажа  мог    выбрать
что-нибудь на свой вкус.
     За обедом всегда было весело. Кроме того, здесь можно было обменяться
мнениями в непринужденной обстановке, поспорить и запить горечь  поражения
в споре глотком компота или кофе.
     Но в последнее время что-то изменилось  в  настроении  людей.  Меньше
стало  шуток  и  смеха.  Вместо  этого   появилась    какая-то    грустная
предупредительность друг к другу. И если раньше о Земле говорили не часто,
хотя  все  время  о  ней  думали,  то  теперь  только  и  слышалось:  <Мой
Андрейка...>, <А мы с братом однажды...>, <Жена и говорит мне...> И  того,
кто начинал  говорить  это,  обступали  со  всех  сторон,  жадно  слушали.
Задавали вопросы, прозвучавшие бы нелепо в другой обстановке  и  в  другое
время.
     Они были в полете два года.  И тоска по Земле, по  тем,  кто  остался
там, давала о себе знать все больше и больше. Корабль шел со сверхсветовой
скоростью.  И они знали, что все те, о ком они говорят,  уже  повзрослели,
состарились или умерли.  Связь с Землей  оборвалась  двадцать  два  месяца
назад.  До цели путешествия - Голубой звезды, на одной из  планет  которой
предполагалась жизнь, возможно даже разумная, - было еще два года полета.
     Командир корабля Ройд изменил распорядок  дня.  Усилились  спортивные
тренировки, члены экипажа чаще  собирались  вместе.  Но  только  все  было
напрасно. Одно дело было знать, что их ждет. Другое - почувствовать это на
себе.  И тоска по Земле выливалась в странную форму. Люди все чаще просили
разрешения у Ройда на выход из корабля, часами носились в пустоте в полном
одиночестве, хотя все делали вид, что им лучше в обществе других.
     Однажды за обедом Робин, не проронивший до этого  ни  слова,  тихо  и
одновременно чуть радостно и чуть грустно сказал:
     - Если бы вы знали, какая у меня родилась внучка...
     На него посмотрели удивленно, но он этого  не  замечал.  Здесь  знали
друг о друге все. Ведь за два года можно переговорить обо всем, даже самом
сокровенном.  Все понимали, что если  у  Робина  и  родилась  когда-нибудь
внучка, то сейчас она была уже взрослым человеком.  Да и не мог он  знать,
кто у него родился, внук или внучка.
     - Что же вы меня не поздравите? - сказал он тихо и посмотрел на всех.
И вид у него был такой,  словно  у  него  действительно  родилась  внучка,
маленькая такая,  розовенькая.  А  он,  дед,  теперь  будет  возить  ее  в
колясочке.
     Ройд подошел к нему и пожал руку.
     - Поздравляю тебя, Робин. - Он сказал это так просто, словно в словах
Робина не  было  чудовищного  противоречия,  чудовищной  неправды.  И  все
остальные поздравили Робина.  А он сидел счастливый и совершенно  серьезно
принимал поздравления.
     Ройд сразу  же  ушел к себе.  На другой день был назначен медицинский
осмотр.  Все понимали,  что это из-за Робина. Только он один, наверное, не
понимал.  Евгения  тщательно  исследовала  его  психику  всеми  возможными
средствами,  имеющимися на корабле. Психически Робин был абсолютно здоров.
Вот только внучка. Внучка у него родилась, продолжал утверждать он.
     Вторым был Трэсси, кибернетик корабля.  Он  как-то  сообщил,  что  на
Земле готовится полет <Прометея-7> и назвал  сроки  его  вылета.  То,  что
<Прометей-7>, затем <8> и так далее  полетят,  знали  все.  Но  когда  они
стартовали с Земли, о сроках отлета  экспедиции  <Прометей-7>  ничего  еще
известно не было.  Он  сказал  это  мимоходом,  словно  у  него  вырвалось
нечаянно.
     На следующей день Евгения сказала Санте,  что  ей  снова  не  удалось
увидеть свою дочь.
     Потом Кирилл сообщил Ройду, что  его  сын  Андрейка  сломал  ногу.  И
попросил освободить его от очередной вахты в рубке управления.
     На корабле творилось  что-то  непонятное.  Ройд  согласился  заменить
Кирилла на дежурстве.  Кирилл  надел  скафандр  и  вышел  из  корабля.  Он
отсутствовал два дня.  Запаса кислорода в баллонах  скафандра  хватало  на
сутки.  Ройд, Конти и Верона вышли в Космос на  планетарных  кораблях,  но
Кирилла не нашли.  Он вернулся к концу вторых  суток  радостный  и  сказал
сразу же:
     - Все в порядке.  Врачи утверждают, что даже малейших следов перелома
не останется.
     В баллонах скафандра был израсходован только часовой запас кислорода.
     Ройд вызвал его к себе. Затем последовал вызов Робина, Трэсси, Санты.
Всеволод, третий пилот Конти и бортинженер Эмми  пришли  к  нему  сами.  А
затем он пригласил к себе и всех остальных.
     Выяснилось неожиданное:  семь  человек  из  экипажа  <Прометей-6>  по
нескольку раз бывали на Земле.
     Началось все действительно с Робина.  Он вышел в Космос  из  корабля.
Эти прогулки в полном одиночестве были ему  просто  необходимы.  Никто  не
мешал думать, никто не  отвлекал  от  этого  занятия.  А  думал  он,  как,
впрочем, и все в последнее время, о  Земле.  О  своей  семье,  которую  он
никогда не увидит.  И такое сильное, непреодолимое желание  увидеть  семью
возникло в нем, что он как-то даже не удивился, осознав, что стоит посреди
своего кабинета в собственном доме.  Нелепость ситуации - он стоял посреди
комнаты в  скафандре  высшей  защиты  -  немного  отрезвила  его.  Оставив
выяснение причин такого явления до более подходящего момента в будущем, он
решил использовать свое  неожиданное  пребывание  здесь.  Необходимо  было
освободиться  от  скафандра.  Он  так  и  сделал.  После  этого  осторожно
приоткрыл дверь, ведущую на  лестницу,  и  услышал  плач.  Плакал  грудной
ребенок.  Слышались голоса двух женщин. Он узнал их. Это были  голоса  его
жены и дочери. Из их разговора он узнал, что у него родилась внучка. Выйти
к ним он не посмел.  Потом вернулся в комнату, облачился в  скафандр  и...
вновь оказался в пустоте.  Корабль находился не  более  чем  в  километре.
Робин полетел к нему, вошел в шлюзовую камеру и  за  обедом  не  выдержал,
рассказал, что у него родилась внучка.  С этого времени он начал регулярно
посещать свой дом.
     То же произошло и с Трэсси, и Сантой, и Кириллом, и со всеми другими,
кто выходил из корабля.  Кирилл даже прожил дома два дня. Жена его, хоть и
ничего не поняла из его путаных объяснений, уяснила только один факт,  что
ее Кирилл, улетевший навсегда, может бывать дома. Теперь она не хотела его
отпускать.
     Словно какая-то тяжесть свалилась с людей.  Те, кто  уже  побывал  на
Земле, расспрашивали друг друга о подробностях посещения. А те, кто еще не
был, сразу же засобирались.  Только  Ройд  и  Верона  отказались  посетить
Землю.  Ройд потому, что у него там никого не было, ни родных, ни  друзей.
Верона потому, что, как она сразу заявила, уже не  сможет  заставить  себя
вернуться на корабль.
     Всеволод и Робин предприняли попытки исследовать это  явление.  Но  у
них не было никакого плана, никакой методики.  Да  и  слишком  невероятным
было явление.  Самое простое, что можно было предположить,  это  волновод,
узкий волновод в трехмерном пространстве, через который люди  проходят  из
Космоса  на  Землю  и   обратно.    Анализаторы    гравитационного    поля
регистрировали небольшой  всплеск,  когда  человек  исчезал,  и  такой  же
всплеск, но обратной полярности, когда он появлялся.
     Никто не знал, когда возникло это явление и  когда  оно  прекратится.
Было решено посещать Землю по очереди и на очень короткий срок. Из корабля
на Землю и с Земли на корабль ничего не брали.
     Несколько дней все было нормально, только  тяжело  было  ждать  своей
очереди.  Потом не вернулся Крусс. Прошел день, неделя, а его все не было.
Трэсси ушел, даже никого не предупредив об этом. За ним последовали Эспас,
Кирилл, Евгения, Конти, Эмми.  Потом наступило какое-то равновесие.  Никто
не выходил в Космос, но никто и не возвращался из него.
     А потом внезапно, в один день, исчезли Всеволод, Робин и Санта.
     <Прометей-6> продолжал нестись  в  пространстве.  Его  экипаж  теперь
состоял из двух человек: Вероны и Ройда.  Они продолжали работать, и  Ройд
терпеливо ждал, когда корабль покинет и Верона. Он не испытывал такой тяги
к Земле, как все остальные.  И все равно  он  их  не  оправдывал.  Он  еще
надеялся, что они вернутся.
     Месяца через три после того, как они  остались  вдвоем,  они  нагнали
<Прометей-1>.  На позывные Ройда корабль не ответил. Это сделали автоматы.
Восемнадцать часов они шли параллельными курсами.  За это время Ройд успел
осмотреть весь корабль.  На нем не было никаких поломок, хотя он уже сошел
с курса. На нем не было ни одного человека. Корабль был пуст.
     Тогда Ройд понял, что его команда не вернется.  Нужно было  разыскать
их и убедить вернуться. Они с Вероной бросили жребий. Увидеть Землю выпало
ему.
     Верона осталась на <Прометее> одна.
     Ройд очень быстро нашел Крусса, но тот отказался от своего  имени.  С
Кириллом, по мнению Ройда, дело было тоже безнадежно.  Следы остальных  он
не нашел. Идти в Совет не рискнул, испугался. Эспаса он встретил случайно.
Уж слишком запоминающаяся фигура была у  того.  И  тогда  они  полетели  к
Кириллу...


                                  * * *

     Председатель Совета по внутригалактическим проблемам,  конечно,  знал
всех членов экспедиции <Прометей> лично.  И не его вина, что Робину трижды
не поверили.  В зале за круглым столом, кроме него и астролетчиков, сидели
физики, психологи и представители других наук.
     - Ну что ж, - сказал Председатель, когда Ройд закончил свой  рассказ.
- Это удивительное явление  будет  нами  исследовано.  Странно...  Все  мы
считали, что <парадокс времени> неоспорим.  Значит, здесь  что-то  другое.
Очень хорошо, что вы нашли  в  себе  силы  прийти  сюда.  Я  понимаю  ваши
чувства. Понимаю, как вас тянуло к Земле. И здесь... Нужно было преодолеть
громадный психологический барьер, чтобы все  это  рассказать  нам.  Тут  и
стыд, и боязнь, что  вас  не  поймут.  В  некотором  смысле  вы  оказались
отчужденными от Земли.  Хорошо, что вы  снова  с  нами.  Что  вы  намерены
делать?
     - Мы все шестеро возвращаемся на <Прометей>.  Верона  не  сможет  там
долго продержаться одна. Крусса мы исключили из своей экспедиции. Конечно,
с нами могут не согласиться. Но наше желание таково. Еще четверо находятся
где-то на Земле.  Возможно, что они уже ищут контакты друг с  другом  и  с
Советом. Им нужно помочь найти друг друга и вернуться на корабль.
     - Все ваши желания будут учтены.  Санту,  Трэсси,  Конти  и  Эмми  мы
найдем.
     - И еще. Может, пока не следует говорить людям о нашей трусости? Хотя
бы временно.
     - Об этом можете не беспокоиться.
     - Тогда мы улетаем.  Мы войдем в скафандры в восемь ноль-ноль, каждый
со сдвигом на одну минуту.
     - Хорошо.  Аппаратура  будет  готова  к  этому   времени.   Благодарю
Всеволода  и  Робина  за  работу,  которую  они провели.  Все,  что вы нам
оставили,  мы используем для <Прометея-7>. Программа этой экспедиции будет
изменена.  <Прометей-7> будет специально исследовать явление, с которым вы
столкнулись.  Ваша задача остается прежней.  На обратном  пути  вы  можете
покинуть корабль и вернуться на Землю.
     Они вышли из здания  Совета  в  три  часа  дня.  Всеволод  полетел  к
Гравиполису, Кирилл - на берега Оби, Эспас - к  водам  Адриатики.  Евгении
пообещали устроить свидание с дочерью.  Робин  возвратился  на  Британские
острова, Ройд - на Аппенинский полуостров.


                                  * * *

     Ройд появился вблизи корабля первым и  целую  минуту  беспокоился  об
Эспасе.  Но тот вышел точно по графику. Они  сразу  же  связались  друг  с
другом по радио.  А еще  через  пять  минут  все  шестеро  приближались  к
<Прометею>.
     <Как там Верона? Как там Верона?> - вот о чем сейчас думал Ройд.
     Они уже различали детали корабля, когда им навстречу  вдруг  вылетело
пятеро в скафандрах. И тотчас же эфир наполнился возгласами:
     - Ройд? Вы вернулись все?
     - Кто говорит? Кто говорит?
     - Санта!
     - Трэсси!
     - Конти!
     - Эмми!
     - Верона!
     И вот все они уже в зале.  Хлопают друг  друга  по  плечам,  пожимают
руки. Верона чуть не плачет.
     - Как вы здесь очутились? - спрашивает Ройд.
     - Все четверо появились на прошлой неделе, - отвечает Верона.
     Они все видели Землю! Они все видели Землю! И только она...
     - Верона,  - сказал Ройд.  - Завтра мы отправим тебя на недельку.  Ты
увидишь Землю.
     Но на следующий день  они  прошли  область  пространства,  в  которой
образовывались волноводы.  Верона не увидела Землю.  Она  крепилась  и  не
плакала.  А остальные не знали, что ей сказать. Тогда Ройд подошел к ней и
поцеловал.
     - Этот поцелуй передала тебе твоя мать, - сказал он.
     <Прометей> мчался к Голубой звезде.



   Виктор Дмитриевич КОЛУПАЕВ
   СЕДЬМАЯ МОДЕЛЬ

                                 Рассказ


                                    1

     Полупустой автобус распахнул  двери.  Конечная  остановка.  За  шоссе
начинался парк, тянувшийся до самой реки.  Из-за верхушек сосен  виднелись
два верхних этажа нашего института.  Сосны быстро глушили городские звуки.
Скрип песка на еще мокрых от росы дорожках, шорох ветвей и запах...  Какой
запах!
     Из вестибюля широкая лестница вела на второй этаж в  большой  светлый
зал со смотровой площадкой на Ману и ее левый берег.  В зале стояли мягкие
кресла, а  на  столиках  -  букеты  цветов,  полевых,  лесных.  Здесь  уже
толпились испытатели.  Все еще были в обычной одежде городских жителей.  Я
поздоровался.  Мне ответили вразнобой. Некоторые, уже постояв на смотровой
площадке, выходили в дверь, ведущую в <экипировочную>.
     Смотреть отсюда на зеленый, с голубыми прожилками озер,  левый  берег
Маны стало уже ритуалом.  Проектировщики нашего института кое-что понимали
в человеческой психологии.  Вид отсюда был красив всегда,  в  любое  время
года.  Даль, открывающаяся километров на двадцать,  действовала  на  людей
умиротворяюще.  Мана круто поворачивала под девяносто градусов  на  север,
широко блестя на солнце своей ровной тихой гладью, а еще дальше, где-то за
Синим утесом, сливалась с дымкой горизонта.
     Я вздохнул и  оглянулся.  В  двух  шагах  от  меня  стоял  испытатель
Строкин.
     - Как дела с нашей <подопечной>, Валерий? - спросил я.
     - В вечернюю смену все было нормально, - ответил он.
     - Пусто то есть?
     Строкин пожал плечами:
     - Что у нас может быть интересного? Это у самого  Маркелова  да  еще,
возможно, в третьей модели есть что-то интересное.  А у нас...  -  Валерий
махнул рукой и замолчал.
     С минуту мы еще постояли рядом.
     - Красота какая... - сказал Валерий.
     Я кивнул и отошел в сторону.
     Сознание, уже    автоматически    переключенное   на   что-то   иное,
подсказывало мне,  что надо идти в <экипировочную>.  Машинально,  даже  не
думая об этом,  я отворил дверь,  вошел в зал,  уже не имевший окон,  но с
множеством кабинок, вошел в одну из них, свою.
     Через  десять  минут  я  вышел,  одетый  в  плотно  облегающий   тело
комбинезон, удобный и нисколько не стесняющий движений,  по  эскалатору  в
конце зала поднялся на следующий этаж.  Здесь находились просмотровые, или
<предбанники>, как мы их называли. <Предбанников>  было  четырнадцать,  по
числу сменных испытателей.  Я зашел в свой. Двухметровый  экран  объемного
телевизора.  Пульт управления и четыре кресла. В трех уже сидели  инженеры
обслуживающего персонала.  Приятный  приглушенный  свет,  шум  аппаратуры,
привычный и необходимый.  Я поздоровался. Трое  повернули  головы  и  тоже
поздоровались. Один крутанулся в кресле, спросил:
     - Просмотр?
     - Да, - ответил  я.  -  Сколько  информационных  минут?  -  Про  часы
испытатели уже и не спрашивали.
     - Ноль, - ответил инженер.
     - Хорошо. Сколько дает машина?
     - Четверть часа.
     Это означало, что электронный мозг института из восьми  часов  работы
испытателя выбрал только пятнадцать минут, которые имели хоть какое-то еще
значение для исследований.  Да и то... Пятнадцать минут - это просто  так,
минимально возможное время.  Хочешь не хочешь, а смотри. Все равно  ничего
полезного и интересного не будет.
     - Вечерняя смена, - сказал инженер. - Седьмая модель.
     Я и так знал, что  будет  просмотр  вечерней  смены.  Ночная  еще  не
вернулась.  А когда вернется, то материалы ее исследований  еще  несколько
часов  будут  обрабатываться.  Этот  разрыв  в  восемь  часов  представлял
некоторое неудобство, потому что связи с испытателем  во  время  смены  не
было никакой.  На восемь часов испытатель  был  предоставлен  лишь  самому
себе.  Правда, их там двое, но это мало что могло дать. Вездеходы работали
в разных квадратах.  В  институте  уже  проводились  работы  по  обработке
поступающей от испытателей информации в реальном масштабе времени.  Но эту
систему введут еще не скоро. Несколько минут можно было поговорить с