только испытывали прежде. Ощущения при этом  почти  такие
же, как и в нормальном космосе - генератор  С2  вводит  в  условия  режима
достаточно большой участок космоса вместе с  кораблем.  Единственное,  чем
отличались режимы, - наружные камеры не действовали. Камеры, обращенные на
корабль, работали нормально, но снаружи все словно  исчезало.  По  крайней
мере, теоретически. Впрочем, наши ощущения было иными - в  космосе  всегда
найдется, за что зацепиться глазу. Но окружающий мир в режиме С2 был лишен
каких бы то  ни  было  цветов,  подробностей,  веществ,  выхлопов  энергии
созданных людьми аппаратов. И все же в нем что-то было - я чувствовал это,
хотя и не мог сказать, что именно. Но  как  могли  глаза,  приспособленные
видеть свет, заметить что-нибудь в условиях,  теоретически  требуемых  для
режима С2 - так сказать, в свете, движущемся во много раз быстрее света...
   Все подобные рассуждения кажутся лишенными смысла - вот еще одна  черта
режима С2.
   Вернувшись в нормальный космос, мы были уже у  внешних  границ  системы
Новая Финляндия. Даже при ускоренных темпах  работы  Джослин  понадобилось
почти полчаса, чтобы сверить наши координаты с заданными, а тем временем я
не сводил глаз со всех пассивных детекторов, которыми мы располагали. Если
бы финны ошиблись и неправильно указали  расположение  оборонных  ракетных
систем, мы давно были бы мертвы. Вероятно, ракеты срабатывали так  быстро,
что у нас не было никакого шанса сбить их выстрелом из лазерных орудий, не
пользуясь при этом радаром, - но радаром мы  могли  воспользоваться,  лишь
рискуя выдать себя. Несмотря на это, я подготовил лазерное  орудие  и  был
настороже.
   Но проходили часы, а мы по-прежнему были целы  и  невредимы  -  за  это
время нас уже сотню раз успело бы разнести ракетой в пыль, если бы за нами
кто-нибудь наблюдал. Таким образом, мы оказались  внутри  системы  и  пока
были в безопасности.
   Наконец Джослин определила  положение  достаточного  количества  планет
системы, чтобы уточнить наши координаты.  Мы  двигались  точно  по  курсу,
находились в орбитальной плоскости системы планет, от Новой Финляндии  нас
отделяло солнце системы,  и  мы  направлялись  прямиком  к  этому  солнцу.
Разумеется, мы тут же сбавили скорость и перешли на безопасную орбиту,  но
нынешнее  наше  положение  было  как   нельзя   более   выгодным:   солнце
представляло собой идеальный щит. Чтобы скрыться из виду,  нам  требовался
простейший маневр - нырок вниз.  К  тому  времени,  как  нам  пришлось  бы
включать двигатели, мы были бы надежно заслонены огненным светилом.
   Джослин намеревалась вывести нас на солнечную орбиту как  раз  напротив
Новой Финляндии, двигаясь с той же  скоростью,  чтобы  мы  оставались  под
прикрытием солнца, на расстоянии ста восьмидесяти градусов от планеты,  но
на той же орбите.
   Но прежде чем нам понадобился такой маневр, прошла целая неделя. О том,
как мы провели это время, я умолчу - скажу только, что мы были  счастливы,
как никогда, и отсрочка нас полностью устраивала.
   Наконец пришло время вывести "Джослин-Мари" на нужную орбиту. Но  перед
этим мы подготовили к запуску шлюпку. Я должен был вывести  одно  из  двух
баллистических суденышек, "Полосы", на заранее вычисленную  траекторию.  В
грузовой отсек  "Полос"  мы  закатили  коляску,  сооруженную  из  торпеды,
замаскировали ее  отражающим  и  защищающим  от  нагревания  материалом  и
погрузили мои вещи на борт "Полос".
   Времени  оставалось  в  обрез.  Я  торопился.  Стоит  мне  опоздать,  и
пятитысячное  войско  навсегда   останется   в   пузыре,   вращающемся   в
безвременье. Ни одному приемнику не обнаружить и не вернуть этот пузырь на
планету. Если считать, что в  условиях  С2  нет  ничего,  то  и  тем,  кто
окажется там навсегда, нечего надеяться на спасение в  смерти.  Стоит  мне
хоть немного опоздать, и эта солнечная  система  погибнет,  и  ее  участь,
возможно, разделит множество других.
   Терять время было непростительно.
   В последний раз мы попрощались в шлюзе возле "Полос".  Мы  ввязались  в
войну. Вполне возможно, что видели друг друга в последний раз.
   Крепко обнявшись, мы  бормотали  то,  о  чем  неинтересно  рассказывать
посторонним. Мы были вместе до последней минуты - последней перед тем, как
двигатели  грозили  заглохнуть  и  нам  пришлось  бы   потерять   топливо,
жертвовать которым было никак нельзя.
   Люки захлопнулись, я уселся перед пультом и запустил двигатели "Полос",
сразу уводя шлюпку на безопасное расстояние. Двигатели "Джослин-Мари"  тут
же пробудились к жизни, и выхлоп из дюз унес мою жену вдаль.
   Я надел крохотные пластиковые наушники и крепко прижал их к ушам - так,
словно хотел вновь приблизить к себе Джослин.
   - До свидания, малыш, - тихо произнес я.
   - Удачной охоты тебе, Мак. Не забудь оставить пару этих ублюдков мне.
   - Ублюдков? - переспросил я, невольно улыбаясь. - Чем же они  тебе  так
насолили?
   - Как это чем? Ведь тебя больше нет со мной рядом, верно?


   Выбросы двигателей "Джослин-Мари" создавали  плазменное  облако,  поток
сверхгорячего газа, состоящий из отработанных частиц топлива. Он  создавал
помехи связи. Как только большой корабль замедлил ход, а  я  отклонился  в
сторону, плазма окончательно приглушила  все  сигналы  рации.  Нас  словно
отрезало друг от друга.
   "Джослин-Мари" вышла на орбиту, в одиноком  космосе  ожидая  вестей  от
меня - если, конечно, я выживу и сумею дать о себе знать.
   Мне  тоже  пришлось  выпустить  пару  ракет  -  первая   ускорила   мое
приближение к солнцу, а вторая помогла отклониться от  прежнего  курса,  и
описать крутую дугу вокруг него. Маневр с  использованием  сил  гравитации
должен был доставить меня к Новой Финляндии меньше чем через месяц.
   Маневр был рискованным, при нем утлая посудина  "Полосы"  вполне  могла
немного пострадать - и я вместе  с  ней,  если  выйдет  из  строя  система
охлаждения, но мне нельзя было сбавлять скорость.  Так  близко  от  солнца
пользоваться режимом С2 не представлялось возможным:  в  таком  случае  я,
вероятно, кончил бы  жизнь  в  пламени,  а  не  там,  куда  мне  следовало
добраться. Кроме того,  существовала  и  еще  одна  причина  оставаться  в
нормальном режиме: гардианы отлавливали корабли, выходящие из С2,  и  меня
сразу же засекли бы.
   Тем временем мне оставалось лишь ждать, причем это ожидание становилось
все более неприятным по мере приближения к звезде. Я прошел всего в сорока
миллионах километров от солнца Новой Финляндии. При этом слегка пострадала
наружная обшивка "Полос", но старушка-шлюпка благополучно вынесла меня.
   Хуже всего я переносил скуку длительного полета. Развлечения на корабле
не  радовали  разнообразием.  Вдобавок  неизвестность,   ждущая   впереди,
раздражала и пугала. Отвлекался я лишь за уроками финского.
   Наконец все было кончено. Сто  восемьдесят  градусов  солнечной  орбиты
отделили меня от "Джослин-Мари", и я оказался вблизи от Новой Финляндии  -
не слишком быстро, хотя двигался с максимальной относительной скоростью. Я
не мог сбавить скорость "Полос": мы с Джослин считали, что шлюпке  следует
держаться на почтительном расстоянии от планеты. Если подойти ближе, шанс,
что кто-нибудь ее заметит, многократно  возрастал.  Теперь  я  должен  был
покинуть шлюпку.
   Для этого и была предназначена переделанная  торпеда,  прозванная  нами
"коляской". Я подготовил ее к  катапультированию,  забрался  в  раскладное
ложе и запустил двигатели. "Полосы" должны были идти  прежним  курсом  еще
некоторое время и, только оказавшись на значительном расстоянии  от  Новой
Финляндии, прибавить скорость, не рискуя быть  замеченными.  Затем  шлюпке
следовало вернуться к солнцу и остаться на  его  полярной  орбите  -  так,
чтобы оказаться в зоне видимости с Новой  Финляндии  и  "Джослин-Мари"  на
много месяцев - если, конечно, ее не собьют гардианы.  Оставаясь  в  таком
положении, шлюпка могла служить станцией для передачи сообщений между мной
и Джослин.
   До сего момента полет был только опасным, но ничуть не захватывающим  -
даже скучным. Теперь все переменилось. Десятки раз  я  пересматривал  свой
багаж и одежду - долгое время мне предстояло полагаться лишь на них. Затем
я запустил  программу  с  курсом,  перегруженную  в  компьютер  торпеды  с
астронавигаторского  компьютера  "Полос".  По  крайней  мере  теоретически
компьютер торпеды должен был знать, где я нахожусь и куда хочу попасть.
   Прежде чем покинуть "Полосы", я оставил для Джослин краткую  записку  -
ничего важного. Но если я  не  выживу,  что  весьма  вероятно,  и  Джослин
подберет шлюпку, у нее останется  хоть  несколько  слов,  написанных  моей
рукой.
   Покончив с делами на шлюпке, я начал протискиваться, в люк. Он с трудом
вместил мое упакованное в скафандр,  слишком  громоздкое  тело,  рюкзак  и
сумку с инструментами. Все вещи я разложил в торпеде так, чтобы  она  была
как следует уравновешена в полете. Покончив с этим,  я  протянул  палец  к
кнопке, открывающей торпедный отсек. Мелкая вибрация подсказала  мне,  что
торпеда отделилась от корабля. Пролетая мимо, она ощутимо  задела  обшивку
"Полос". Я медленно уплывал в сторону. Через некоторое  время  я  проверил
хронометр в шлеме. Оставался еще час до того момента, как я  нажму  кнопку
"пуск" и направлюсь к планете. Уйма времени, чтобы "Полосы" успели уйти на
безопасное расстояние. Торпеда медленно разворачивалась, но  это  было  не
важно. Этот час я провел, наблюдая, как "Полосы" неторопливо  уплывают  из
поля зрения, сменяясь великолепным видом Новой Финляндии и ее единственной
естественной луны, Куу. Я был слишком далеко, чтобы заметить  Вапаус,  мою
конечную цель. К счастью, большую часть времени солнце оставалось за  моей
спиной.
   Наконец час прошел.  Я  нажал  кнопку,  и  двигатель  торпеды  деловито
загудел. Я ощутил вибрацию даже сквозь скафандр. Приборы поиска определили
местонахождение Новой Финляндии, и торпеда развернулась к цели.
   Безо всякого предупреждения двигатель за  моей  спиной  набрал  десяток
"g",  и  торпеда  сорвалась  с  места.  Этот   стремительный   полет   был
захватывающим, но недолгим, и двигатель выключился так же внезапно, как  и
заработал. Если бы этого не случилось,  я  последовал  бы  за  "Полосами",
медленно дрейфующими от планеты.  Теперь  же  я  двигался  прямо  к  Новой
Финляндии, притом довольно резвым аллюром. Торпеда начала вращаться  вдоль
длинной оси, двигателю предстояло включиться вновь через тридцать часов  -
иначе в атмосфере я  начал  бы  падать  и  сгорел.  Я  достаточно  доверял
механизмам переделанной торпеды,  чтобы  не  волноваться,  но  этого  было
слишком мало, чтобы избавить меня от скуки: теперь я  двигался  в  сторону
солнца и был вынужден смотреть прямо на него. Визор  автоматически  убирал
лишнюю яркость, но постоянная настройка безумно раздражала.
   Я опустил матовый солнечный фильтр, чувствуя, как при виде яркого света
внутри скафандра начинает раскаляться тело. Система охлаждения тут была ни
при чем, и полет от этого не стал более приятным.
   Мне предстояло ждать еще слишком долго. Часть этого времени я потратил,
заново обдумывая состряпанный вместе с Джоз план проникновения на астероид
Вапаус.
   Кое-что о нем я уже знал: Вапаус начал свое существование  как  обломок
камня, плывущий по собственной орбите совсем близко  от  Новой  Финляндии.
Финны перевели его  на  планетарную  орбиту  и  превратили  в  орбитальную
промышленную базу и космопорт.
   Первым их шагом было выдалбливание сердцевины астероида  и  превращение
его из бесформенной глыбы в правильный цилиндр.
   У  внешних  границ  системы  Новая   Финляндия   находилось   несколько
гигантских газовых планет.  Ближайший  из  этих  гигантов  имел  маленькую
ледяную луну, движущуюся в зоне гравитации.  Здесь  добывали  лед,  а  его
буксировали к орбите астероида.
   Внутренней поверхности астероида  была  придана  цилиндрическая  форма,
которую финские инженеры заполнили льдом. Шахты выходили на поверхность  и
заканчивались воздушными шлюзами. Затем астероид был приведен во вращение.
   Расположенные вокруг астероида гигантские солнечные отражатели посылали
на его поверхность сконцентрированный свет и тепло.
   Камень расплавился, как масло.
   От  жары  растаял  лед  внутри  астероида.  Закипев,  он  обратился   в
сверхгорячий пар и наполнил астероид, заставив его раздуться, как  детский
шарик.
   Инженеры знали толк в своем деле, и воздушные шлюзы сработали в  нужный
момент. Девяносто процентов воды  вышло  в  космос,  а  затем  шлюзы  были
запечатаны вновь. Остаток воды стал  основой  искусственной  экологической
системы Вапауса.
   Когда расплавленный камень остыл, финны получили  планету,  размером  в
шесть раз превышающую прежний астероид. Финны  первыми  испытали  подобный
способ обработки каменного астероида. Люди уже пытались  "надувать"  таким
образом небесные тела с большим содержанием железа и никеля, но  на  таких
спутниках возникали досадные проблемы  с  вихревыми  магнитными  полями  и
электрическими  эффектами,  вызванными   вращением   большого   количества
мегатонн материала-проводника.
   Извлеченный из недр астероида камень был переведен  на  нижнюю  орбиту.
Солнечные отражатели оплавили его, превратив в глыбу, которую называли  не
иначе, как Камень. Камень стал  хорошей  базой  для  множества  процессов,
требующих условий невесомости, и выполнял функции орбитальной станции.
   Мы с Джослин разработали свой план, основываясь на сведениях о том, что
Вапаус был "надут". Нам было известно, что кое-где  в  камне  образовались
наполненные воздухом пустоты. Должно  быть,  не  представляло  затруднения
найти такую пустоту и пробраться в нее.
   По крайней мере, я надеялся на это. Иначе мне грозила смерть.
   Я вздохнул. Лучше всего было не думать о незначительной вероятности,  а
именно такую вероятность имел успех всех предстоящих мне в самом ближайшем
будущем задач.
   Когда стекло шлема становилось матовым, его можно было  использовать  в
качестве экрана. Я включил записи, и между делом заучил еще десяток  новых
слов на финском.
   Это занятие почти не сократило путь.
   Тридцать часов я провел, чередуя уроки, сон и беспокойство.  Полет  при
матовом фильтре на стекле шлема оказался  еще  скучнее:  кроме  текста  на
стекле и голоса внутри шлема, я ничего не видел и не  слышал.  Потемневшее
стекло находилось на расстоянии  пяти  сантиметров  от  лица.  Я  висел  в
космосе, зная, что от бесконечного пространства меня отделяет лишь  тонкий
скафандр и обшивка торпеды, и ощущал приближение  приступа  клаустрофобии.
Это лишь усилило тревогу. Десятки раз я уже тянулся к кнопке, чтобы убрать
матовый фильтр и хоть что-нибудь видеть, но каждый раз уговаривал себя  не
делать  этого.  Солнце  сразу  же  ослепило  бы  меня.  Аргумент  оказался
убедительным даже в моих теперешних обстоятельствах.
   Согласно заложенной программе, торпеда  должна  была  вывести  меня  на
высоту около ста километров над Вапаусом, а затем перейти  на  орбитальную
скорость. Преодолеть остальной путь мне следовало с управляемым парашютом,
а торпеде предстояло попасть в атмосферу Новой Финляндии и сгореть.
   К назначенному времени я заснул. Мне снилось, что я лечу  на  "Звездах"
сквозь  угольно-черную  пещеру,  пытаясь  догнать  Джослин,  но   та   все
отдаляется. Проснувшись, я долгое время не мог  сориентироваться,  перейти
от снов к реальности, пока не вспомнил, что  пора  убрать  фильтр.  Передо
мной всплыла Новая Финляндия, медленно повернулась и осталась  позади.  Ее
работа была выполнена, системы  поиска  отключены,  и  торпеда  плыла,  не
нуждаясь в корректировке курса.
   Мне захотелось поскорее выбраться из торпеды. Я ни  в  коем  случае  не
желал сопровождать ее на пути к поверхности планеты. Рюкзак  с  парашютом,
включающим маневренный  реактивный  агрегат  и  систему  жизнеобеспечения,
находился под перегрузочным  ложем  вместе  с  остальным  необходимым  мне
оборудованием. Я подсоединил шланги  и  рукава  системы  жизнеобеспечения,
выпутался из ремней на ложе и вытащил из-под него свое имущество.
   Действуя быстро и осторожно, я выбрался из торпеды, таща за собой вещи.
Надев рюкзак, я вновь проверил шланги, а  затем  включил  ручной  пульт  и
заработал рукояткой управления. Я нашел радиомаяк Вапауса, прочел  сигнал,
подождал  минуту  и  проверил  его  еще  раз.  Определить  координаты   по
показаниям приборов в рюкзаке можно было  настолько  же  точно,  как  силу
ветра - с помощью послюненного пальца, но повторное  считывание  показаний
помогло мне в общих чертах понять,  куда  лететь.  Я  подкачал  топливо  и
проследил, как торпеда задумчиво уплывает в верхние  слои  атмосферы.  Она
скользнула вниз  и  скрылась  из  виду  за  считанные  минуты.  Я  заметил
крохотное светящееся пятнышко впереди, слишком странное на вид, чтобы быть
звездой. Настроив бинокль, я без сомнений узнал в светящемся пятне Вапаус.
   Пользуясь встроенным в  шлем  секстантом,  я  приблизительно  определил
скорость моего приближения к цели. Цифры  казались  такими,  какими  им  и
следовало быть, и у меня появилась уверенность,  что  я  вышел  на  нужную
орбиту.
   Пришло время очередного ожидания.
   Час спустя я уже мог ясно  различить  Вапаус,  который  превратился  из
бесформенного пятнышка в ровный круг, напоминающий вид корабля со  стороны
кормы. Еще полчаса - и я увидел, как  пятно  света  приобретает  форму,  а
затем - как вращается это  пятно  и  одновременно  поворачивается  ко  мне
другим боком.
   Я слегка подправил траекторию и прибавил скорость,  взяв  более  точный
курс на цель.
   Вапаус быстро увеличивался в размерах.
   С помощью легкого маневра я направился точно в сторону кормы  спутника.
Носовая его часть представляла собой лабиринт воздушных шлюзов,  причалов,
доков и других сооружений. Вапаус был оживленным местом.  С  точки  зрения
экономики центром этой солнечной системы следовало считать именно  Вапаус,
а не Новую Финляндию. Опасаясь загрязнения планеты, финны перенесли  почти
всю  тяжелую  промышленность  в  космос.   Однако   деловая   жизнь   была
сосредоточена в основном в носовой части спутника. Никто еще не удосужился
освоить его корму. Она казалась мрачной и пустынной.
   Я надеялся, что это обстоятельство окажется моим козырем.
   Астероид  рос,  заполняя  собой  небо,   -   огромный   серый   силуэт,
напоминающий  гигантскую  картофелину  правильной  формы.  Возможно,   для
планеты он был маловат, но довольно обширен по людским меркам.
   Внезапно оказалось, что я уже  прибыл:  я  больше  не  двигался  к  еле
различимому пятнышку, а видел перед собой рукотворную планету,  громадную,
как мамонт.
   Я не мог разобраться, что испытываю: удивление или страх. Впрочем,  это
было не важно. Зрелище потрясло меня.
   Останавливая и вновь запуская двигатели, я обогнул  Вапаус,  видя,  как
укорачивается цилиндрическая  картофелина,  оказался  прямо  напротив  его
кормы и завис в небе, обратившись лицом точно к центру круглой  каменистой
площадки, наполовину освещенной заходящим солнцем.
   Астероид медленно и умиротворенно  вращался  прямо  передо  мной,  а  я
спускался к нему, разыскивая место для посадки.
   Я искал взглядом хороших размеров трещину в  камне,  говорящую  о  том,
какому расплавлению подверглась каменная оболочка Вапауса. Кое-где пузыри,
наполненные  воздухом,  прорвались,  оставив  после  себя  на  поверхности
астероида  кратеры  с  рваными  краями.  Другие  же  остывали   достаточно
медленно, чтобы сохранить  прежнюю  форму  -  вероятно,  они  должны  были
напоминать купола на хаотическом ландшафте.
   Я подлетел еще ближе, пока поверхность астероида не оказалась  всего  в
тридцати - сорока метрах впереди меня - или подо мной,  в  зависимости  от
того, с какой стороны смотреть, а  затем  затормозил,  чтобы  осмотреться.
Кругом  был  только  камень,  серый  и  бурый,  и  вращен