бли  и  адмиралов,  стоящая   здесь   мебель   когда-то
помещалась в капитанской каюте старого крейсера военно-морского флота США,
пол устилал толстый бордовый ковер. Комната вполне устраивала Пита.  Здесь
содержали только высокопоставленных заключенных.
   Здание  Адмиралтейства,  иногда  еще  по  привычке  называемое  замком,
выглядело таковым не благодаря причуде романтичного архитектора  -  оно  и
впрямь было некогда  замком,  крепостью.  Толщина  его  стен  у  основания
доходила до трех метров, изнутри они были укреплены сталью и  современными
графитовыми композитами.  Эти  стены  были  предназначены  для  защиты  от
воздушных и наземных атак, бомбоубежища уходили  в  скалу  под  замком  на
глубину более километра и могли продержаться еще  долго  после  того,  как
наружные постройки будут разрушены. Разумеется, замок был предназначен  не
только для того, чтобы  выдерживать  атаки,  -  он  мог  обороняться,  его
арсеналы были полны оружия и боеприпасов на случай осады.  Существовало  и
другое оружие, упрятанное в бесчисленных помещениях огромного здания, но о
нем предпочитали не распространяться.
   Адмиралтейство было построено семьдесят  пять  лет  назад,  в  тихие  и
мирные дни - по крайней  мере,  на  Кеннеди  эти  времена  и  впрямь  были
мирными. Тогда у флота Республики Кеннеди хватало дел - как и теперь,  ему
часто   приходилось   выполнять   приказы   совета   Лиги:    осуществлять
патрулирование, спасательные операции, даже перевозить отряды  полиции  из
одной звездной системы в другую. Лига была создана в основном в  ответ  на
экономические и политические беспорядки на  колонизированных  планетах,  и
войскам  наиболее  могущественных  государств  выпадала  задача  выполнять
решения Лиги и следить за их соблюдением.
   Флот  Республики  Кеннеди  участвовал  в  эвакуации   населения   Новой
Антарктики - буквально  в  первый  же  день  существования  Лиги.  Корабли
доставляли запасы провизии и боеприпасов, бомбили одну или другую  сторону
в разгар мятежей, преследовали торговцев оружием и наркотиками и выполняли
много опасных заданий для внешне мирного времени. Только теперь, в  борьбе
против гардианов, флот Республики  Кеннеди  впервые  предпринял  настоящие
военные действия, однако имел для этого достаточный опыт.
   Штаб построили на значительном расстоянии от города - близ  космопорта,
неподалеку  от  побережья,  на  холме,  посреди  огромного   и   тщательно
ухоженного луга. Но расположение было выбрано не из-за великолепного  вида
с башни и не по  соображениям  престижа,  а  потому,  что  неподалеку  был
расквартирован первый десантный батальон.
   Находилось  немало  насмешников,  потешающихся   над   гордыней   вояк,
пожелавших завладеть таким  огромным  зданием,  кое-кто  в  армии  не  раз
напоминал, что  строительство  Адмиралтейства  обошлось  дороже  стоимости
большинства  кораблей.  А  потом  начался  Молниеносный  Мор,  и   безумие
превратилось буквально в заразную болезнь. Когда же средство для исцеления
было обнаружено и беспорядки прекратились, оказалось,  что  Адмиралтейство
так и стоит на своем месте, приобретя лишь пару отметин в каменных стенах.
А великолепный, современный, построенный по последнему слову техники  штаб
армии посреди города пришлось отстраивать заново.
   Строители Адмиралтейства оказались скорее провидцами, чем оптимистами.
   Из комнаты Мака открывался живописный вид. Поглощенный им, Мак забыл  о
завтраке.  Побережье,  линия   горизонта,   широкая   равнина   космопорта
расстилались перед ним, образуя величественную  панораму.  Но  чаще  всего
взгляд Мака обращался в сторону космопорта. Вот и сейчас, пока Мак смотрел
туда, корабль, небольшой крылатый жучок, взлетел  вертикально  в  идеально
чистое синее утреннее небо и устремился к орбите,  а  тускло-желтый  хвост
дыма из двигателей вдруг сменился солнечным фейерверком выброса из дюз.
   Пит догадывался,  что  тревожит  его  молодого  друга.  Мак  напряженно
следил, как корабль улетает на орбиту,  в  космос,  к  звездам.  Возможно,
туда, где сейчас находилась Джослин, жена Мака.
   - Я должен выбраться отсюда, Пит, - наконец выговорил Мак. -  Предстоит
нелегкая работа, я подготовлен  к  ней  лучше,  чем  кто-либо  другой,  но
почему-то вынужден торчать здесь.
   -  Скоро  ты  вырвешься  отсюда,  Мак.  Судьи  вынесут  приговор,  фарс
завершится, и ты вернешься к делам. Кроме того, тебя заперли здесь потому,
что ты взял на себя труд открыто  заявить  о  том,  что  считал  чертовски
важным. И ты был прав.
   - Может, твои выступления и принесут некоторую  пользу,  но  я  в  этом
сомневаюсь, - вступил в разговор капитан Браун,  осторожно  наполняя  свою
чашку. - Знаешь, Пит, мы сделали все, что могли, мы не поленились, но я  с
самого начала почти не надеялся освободить Мака отсюда. Правила совершенно
ясны, и, по-моему, витиеватые речи не тронули Левенталя и его компанию.
   - Но почему ты сомневаешься в пользе моих выступлений? - удивился Мак.
   - Потому что политик из тебя неважный, к тому же ты плохо  разбираешься
в людях. Конечно, выбор у тебя был небогатый, ты все-таки  добился,  чтобы
тебя услышали, но все кончилось тем, что тебя обвинили в преступлении.  Не
может же руководство сознаться в своих ошибках и признать,  что  ты  прав!
Они хотят доказать, что правы как раз они...
   - И единственный  способ  сделать  это  -  пустить  в  ход  те  чертовы
авианосцы. Но я должен был  попытаться,  капитан  Браун,  -  по  всем  тем
причинам, о которых вы говорили на суде.
   - Может, ты и прав, - тоном глубокого сомнения отозвался Браун.
   Внезапно в душе Пита вспыхнул гнев, хотя он и не мог объяснить  почему.
Только одно  он  знал  наверняка:  Терренса  Маккензи  Ларсона  не  в  чем
обвинять. Одни высшие чины, адмиралы, одержимые пылкой любовью к громадным
и бесполезным кораблям, считали необходимым наказать его. Но они  поручили
грязную работу цуням и левенталям, достойным офицерам,  которые  с  трудом
смирились с необходимостью выполнить  этот  долг.  Пит  вдруг  понял,  что
больше не желает слышать слово "долг".
   В дверь  деликатно  постучали.  Донельзя  вежливый  конвойный  в  белых
перчатках сообщил, что трибунал готов продолжить заседание.
   Все трое спустились с башни в плавно движущемся бесшумном  лифте  и  по
уже знакомому пути направились в зал суда.
   Последовали бесконечные  церемонии,  приветствие  суда,  шелест  бумаг,
напряженное  молчание,  и  наконец  губы  Левенталя  нехотя   задвигались,
выдавливая три слова:
   - Подсудимый признан виновным.



5

   Март 2116 года. Контактный лагерь гардианов. Застава

   Рассвет ничем не отличался от большинства рассветов в этом лесу: мутное
солнце с трудом пробивалось сквозь взбаламученные, кучами висящие  в  небе
облака и переплетенные ветви деревьев.  Обитатели  двух  лагерей,  люди  и
аборигены Заставы, зашевелились  и  занялись  обычными  утренними  делами.
Солнце припекало все сильней, прогоняя туман и облака, высушивая  росу  на
траве и листьях.
   К'астилль открыла глаза, распрямила удобно свернутые под длинным  телом
ноги, потянулась до кончика хвоста и вышла из  шалаша  на  поляну.  Свежий
утренний воздух хлынул в ее дыхательное отверстие, взбадривая и возбуждая.
Раскинув руки, К'астилль потянулась и щелкнула длинными пальцами. Еще один
день обещал быть погожим. Постояв минутку, К'астилль отправилась к полевой
кухне в поисках завтрака.
   На противоположной стороне поляны, в герметичном жилище  людей,  Люсиль
Колдер прихлопнула кнопку назойливо трезвонящего будильника, безо  всякого
воодушевления встречая новый день. Мрачно предвкушая  наслаждение  горячим
кофе и душем, она выбралась из постели. Прошлой ночью она опять засиделась
допоздна, работая над своими записями. Сутки на Заставе продолжались всего
девятнадцать часов - к этому требовалось привыкнуть.  К'астилль  наверняка
вновь первой появится в Хрустальном дворце -  Люсиль  давно  уже  оставила
всякие попытки являться  на  встречи  вовремя:  К'астилль  с  каждым  днем
вставала все раньше.
   Люсиль нравилась ее партнерша -  странно,  но  у  них  оказалось  много
общего, если не считать того, что К'астилль относилась к утренней работе с
большим энтузиазмом. "Кофе, - вновь вспомнила  Люсиль,  -  кофе  -  прежде
всего".


   Сами того не сознавая, обе стороны занимались одним и тем  же  или,  по
крайней мере, приходили к одинаковым результатам. Оба народа  представляли
молодые, восприимчивые, умные и вполне заменимые существа.
   Гардианы действовали  наобум,  выбрав  для  первого  контакта  Джонсона
Густава и Люсиль Колдер.  Однако  исследовательские  и  воинские  традиции
человечества,  появившиеся  благодаря  тысячелетним  урокам,  предписывали
людям с молодым, еще не закосневшим  мышлением  возглавлять  экспедиции  в
неизведанное,  чреватые   самыми   непредсказуемыми   результатами.   Опыт
показывал:  гораздо  больше  исследователей  и  воинов   возвращались   из
экспедиций, лидеры которых были молоды,  находчивы  и  менее  привязаны  к
своему миру. Отдавая дань этой традиции, людей, подобных Густаву и Люсиль,
гораздо чаще  отправляли  туда,  где  мог  состояться  первый  контакт:  к
примеру, на станции, движущиеся по орбитам крупных неисследованных планет.
   Но не только люди считали, что для  подобной  работы  подходит  свежий,
острый и гибкий ум. К'астилль полностью удовлетворяла таким критериям. Она
уже давно мечтала стать первооткрывательницей чего-нибудь  нового.  Будучи
еще очень молодой, временами она грустила о том, что  мир  слишком  хорошо
изучен, что в нем уже нечего открывать, исследовать и познавать. Но теперь
все изменилось, и странные события должны были повлечь за собой еще  более
странные последствия, которых хватило бы на целую жизнь.
   Больше всего К'астилль интересовали  сами  люди.  Даже  теперь,  спустя
довольно долгое время после первого знакомства,  вид  людей,  особенно  их
странная неустойчивая походка, завораживал ее.  Это  зрелище  одновременно
гипнотизировало и  отталкивало  практически  любого  непривычного  к  нему
аборигена Заставы. Сравнить эту реакцию можно было с неприятным, бросающим
в дрожь ощущением, которое испытывают некоторые люди  при  виде  змеи.  Но
более  точным,  хотя  грубым  и  оскорбительным,  было  бы   сравнение   с
мимолетной, но пугающей и вызывающей омерзение реакцией, которая возникает
у иных людей при виде подобных им существ, по воле случая лишившихся обеих
ног и вынужденных передвигаться на костылях.
   Аборигенам Заставы люди казались  калеками  с  ампутированными  частями
тела. Учитывая культурные и биологические отличия аборигенов,  можно  было
представить, какой спектр отвратительных ощущений испытывают они от одного
лишь вида людей.
   Требовалось обладать гибкой, тренированной  психикой  К'астилль,  чтобы
смириться с тем фактом, что вид этих существ  вполне  естествен,  что  они
полноценны и здоровы и, возможно, развились в процессе, подобном  тому,  в
результате которого появилась сама К'астилль, что они - не  мутанты  и  не
монстры.
   Насколько поняла К'астилль со слов Люсиль, люди обладали преимуществом,
которого сами не осознавали: они и прежде видели существа, передвигающиеся
на четырех конечностях. У них  имелась  даже  довольно  удобная  и  вполне
приятная легенда о кентаврах, которая  помогла  им  привыкнуть  к  виду  и
способу передвижения аборигенов  Заставы.  Такого  преимущества  аборигены
планеты были лишены. Ни у К'астилль, ни у ее помощников люди  не  вызывали
воспоминания о более-менее приемлемых мифологических существах.  Пользуясь
весьма слабым  сравнением,  люди  напоминали  им  верхнюю  часть  туловища
чудовища, вырвавшегося из лаборатории.
   К людям требовалось привыкнуть, и аборигены  старшего  возраста  охотно
предоставили  непосредственные  контакты  с   "половинчатыми   существами"
молодому поколению.
   Быстро покончив с завтраком, К`астилль рысью перебежала поляну  к  Дому
Переговоров. Половинчатые  первыми  выстроили  свою  часть  этого  Дома  -
незадолго до того, как К'астилль впервые увидела существо по имени Колдер.
Методы  строительства  половинчатых  изумили  аборигенов  Заставы  -   они
оказались чрезвычайно неэффективными, но, так или  иначе,  строение  росло
довольно быстро. В конце концов, в этом деле важен не сам процесс,  а  его
результат.


   Облачившись в легкий скафандр,  Люсиль  шагала  по  вымощенной  плитами
дорожке от лагеря людей к Хрустальному дворцу.  К'астилль  уже  ждала  ее,
подергивая хвостом от нетерпения. Люсиль усмехнулась и помахала рукой. Уже
которое утро происходило одно  и  то  же:  видя  молодую  туземку,  Люсиль
поражалась ее неугасающему рвению в работе. Люсиль вошла в шлюз,  сбросила
скафандр и уселась за стол внутри Хрустального дворца.
   На вид Хрустальный дворец  был  невзрачным,  но  вполне  соответствовал
своему предназначению. Сооружение это изобрел некий строитель-гардиан: для
него залили бетонный фундамент, а на фундаменте установили легкую  сборную
конструкцию, тщательно укрепив ее. Конструкция предназначалась для  защиты
от дождя, и  не  более  того,  а  фундамент  не  давал  ей  погружаться  в
болотистую почву. Здесь же  установили  генератор  и  наладили  освещение.
Строители не стали предпринимать никаких мер для герметизации  сооружения,
зато внутри соорудили бокс из прозрачного  пластика  размером  с  комнату,
сообщающийся со шлюзом. Бокс занимал треть конструкции и был  герметичным.
Внутри  бокса  предусмотрели  некоторые  удобства:  полки  и   столы   для
оборудования, шланг, отсасывающий грязь со скафандров перед входом в шлюз,
и тому подобное.
   Бокс был  прозрачным,  словно  аквариум,  кроме  закутка  с  переносным
унитазом, который можно было отгородить ширмой. Люсиль  сразу  же  нарекла
бокс Хрустальным дворцом и с  энтузиазмом  восприняла  его  строительство.
Изучение совершенно нового языка было непростым делом, и  оно  грозило  бы
многократно усложниться, если бы пришлось заниматься им, стоя по колено  в
вязкой  грязи,  в  неудобном  скафандре.  Жесты  и  мимика  были  огромным
подспорьем в учебе, а скафандр неизбежно затруднял бы их.
   Разумеется, время пребывания  в  скафандре  могло  стать  долгим,  будь
выживание единственной целью экспедиции. Но тяжелые, плотные, сдерживающие
движения скафандры ограничивали  возможности,  и  переговорное  устройство
лишь ненамного устраняло эти ограничения.
   В  Хрустальном  дворце  Люсиль  могла  расслабиться,   походить,   даже
вздремнуть или прогуляться между уроками; могла перекусить бутербродом  из
портативного холодильника или  выпить  кофе.  Но  что  еще  важнее  -  она
продолжала видеть все, что творится за стенками бокса, и  не  сомневалась,
что ее тоже видят. Пантомима часто помогала, когда Люсиль хотела  уточнить
значение того или иного слова; кроме того, без скафандра ей  было  гораздо
легче пользоваться необходимыми для изучения языка подобиями - экраном для
рисования, предметами, названия которых  требовалось  узнать,  блокнотами,
камерами и так далее, не строя догадок по поводу  их  водонепроницаемости.
Вдобавок было гораздо приятнее пользоваться карандашом, держа его рукой, а
не толстой перчаткой скафандра.
   К'астилль прекрасно осознавала преимущества крыши над головой, а  когда
случайно вдохнула газ, которым дышали люди, поняла, почему  они  вынуждены
оставаться в скафандре или прозрачном боксе. В отличие от людей  аборигены
Заставы чутко улавливали изменения  содержания  в  воздухе  углекислоты  и
азота. В воздухе, которым дышали люди, первого газа было слишком  мало,  а
второго  -  чересчур  много.  К'астилль  только  порадовалась  возможности
уберечь от дождя свои рисовальные и  письменные  принадлежности,  а  также
аппаратуру, и  с  благодарностью  приняла  попытки  людей  снабдить  всеми
возможными удобствами обе половины строения, которое  она  называла  Домом
Переговоров. Вместе с помощниками К'астилль внесла на свою половину столы,
светильники, ложа, запасы еды и портативные источники энергии.
   Вскоре после начала уроков языка обеим сторонам стало совершенно  ясно,
что  разумнее  будет  уделить  основное  внимание  обучению  людей   языку
аборигенов Заставы. Иной вариант здесь был бы просто невозможен.
   У аборигенов Заставы возникало столько проблем с обучением  английскому
языку, что поначалу Люсиль Колдер была убеждена: над ними слишком  довлеет
родной  язык.  Вероятно,  владение  языком   передавалось   у   аборигенов
генетически, и учить другой язык для  них  было  все  равно  что  людям  -
научиться  иному  способу  ощущать  запахи.  Если  бы   теория   оказалась
справедливой, Люсиль могла бы утверждать, что по всей Заставе используется
один и тот же язык.
   Но проблему представляли не способности аборигенов, а английский  язык.
Жители Заставы просто не могли освоиться с ним. Люсиль сделала вывод,  что
причина всему - структура английского, а именно - изменение значения  фраз
в зависимости от их тона и расположения  слов.  Люсиль  догадывалась,  что
аборигенам было бы куда проще выучить китайский, но какой смысл обучать их
языку, которым во всей системе владела лишь Люсиль - и, разумеется, Синтия
Ву. Точно так же обстояло дело и с диалектами аборигенов Австралии: Люсиль
казалось, что К'астилль с легкостью овладела бы  любым  из  них,  но  труд
оказался бы  бесполезным.  Английский  же  стал  камнем  преткновения  для
аборигенов Заставы.
   И потому учиться начала Люсиль - медленно, черепашьим шагом.  С  каждым
днем у нее возникало все больше  вопросов,  а  главное  -  появлялось  все
больше возможностей задать их.
   Прокашлявшись, она приготовилась воспроизвести еще непривычные звуки.
   -  Твое  присутствие  замечено,  К'астилль,  -  произнесла  она  -  это
выражение соответствовало простому "привет".
   - И твое присутствие тоже, - отозвалась К'астилль. - Беседа начинается?
   - Беседа начинается. Но изучение лексики на  время  будет  отложено,  -
объяснила Люсиль. Больше всего в чужом языке ее  сбивало  с  толку  обилие
пассивного залога. И Люсиль, и ее помощники-люди никак не могли запомнить,
что действие должно быть отделено  от  говорящего,  а  еще  лучше  -  быть
совершенно  отстраненным.  Глаголы  следовало  использовать  для  описания
скорее  состояния,  нежели  действия.  -   Учеба   по-прежнему   осложнена
недостатком знаний, и более всего -  путаницей  со  значениями  слов.  Про
большинство предметов вокруг - строение, одежду,  машины,  дорогу  к  Дому
Переговоров  -  люди  могут  сказать,  что  они   были   "построены"   или
"изготовлены". А жители Заставы  иногда  говорят,  что  подобные  предметы
"выращены". Ты назвала свою аппаратуру, ваши дома и мебель  "выращенными".
Выходит, слова "выращивать", "делать" и "строить" имеют  схожие  значения,
или же какие-то предметы вашего обихода растут, как деревья?
   - "Выращивать" и "строить" - не одно и то же. Мое ложе выращено, но мой
дом построен из материалов, растущих пластами.
   Строго говоря, стены тоже не растут. Они не живые, но состоят из  живых
организмов не моего вида. Эти  виды  подчинены  моему  народу,  и  из  них
получается большинство наших вещей.
   Объяснение было довольно запутанным,  но  Люсиль  показалось,  что  она
уловила его суть.
   - А эти новые виды, которые подчинены вам, - сколько... - Люсиль быстро
справилась в словаре - слова  "поколение"  там  не  оказалось.  -  Сколько
циклов проходит  между  предками  и  отпрысками,  прежде  чем  старый  вид
заменяется новым?
   К'астилль откинула голову на длинной шее невольным жестом изумления.
   - Что за вопрос? Конечно, ни одного, точнее  -  один.  Берется  прежняя
форма, изменения вносят в ее - этого слова ты еще не знаешь, - в ее ласут.
Вам известно, что существуют  крохотные  структуры,  от  которых  зависит,
каким будет живой организм?
   - Людям давно известна подобная теория.
   - Здесь эти структуры называются "ласут".
   Люсиль