спрятаться. А еще лучше
ничком лечь, закутавшись в халат, для того он и куплен!

- А мне смотреть хочется! - капризно возразила я, но сразу почувствовала
себя девчонкой, за которой всегда Роман присматривал. И ведь всегда его
слушалась, знала: плохому не научит. - А если лежать, то как я глядеть
буду?

- Завтра пани специальным кремом намажется, что тогда в магазине купили, я
расплачивался помню за что. А пани совсем об этом креме от солнца позабыла.
С утра перед тем, как на пляж идти, Флорентина всю пани намажет, а потом
приедет пани Борковская, так я немного передохнуть смогу.

Подняв с песка мой купальный халат, Роман беспрекословным жестом протянул
мне его, и я покорно надела, хотя уходить с пляжа очень не хотелось.
Оказалось, меня и не уводят с пляжа. Роман повел меня к столикам под
зонтиками, где подавались прохладительные напитки и откуда на весь пляж
открывался замечательный вид. А сама я и не догадалась! Прекрасная идея!

И тут я вспомнила, что мне говорил Роман о наличности.

- Минутку, но ведь наверняка за такими столиками надо платить сразу же, а у
меня нет совсем денег.

- Есть у пани деньги! - возразил Роман, подавая мне небольшой изящный
бумажник из кожи. - И не мешает, пока пани будет отдыхать здесь за
столиком, ознакомиться с тем, как выглядят теперешние деньги.

Сунув бумажник в карман купального халата, я крепко завязала пояс и
подумала: сколько еще всего должен рассказать мне Роман, сколько я еще не
знаю о времени, в котором очутилась столь внезапно! Что же, всю ночь
продержать Романа в кабинете, не дав человеку выспаться? Ведь придется же
мне без него оказаться в затруднительном положении, и что тогда? А вот
вроде бы подходящий случай...

И опять приняла я поистине революционное решение, что еще несколько дней
назад показалось бы мне безумным. И опять на помощь пришло воспоминание, на
сей раз поездка с Романом и мальчиком-конюшим к соседям Забродским.

Когда возвращались, метель разыгралась и застала нас в чистом поле. И опять
Роман от смерти меня спас, сумев найти пустую в эту пору хату лесоруба и
загнав в нее нас всех вместе с лошадьми, которых, я в этом не сомневалась,
непременно волки бы сожрали, всю ночь вокруг хаты завывавшие целыми стаями.
Тогда еще показалось мне совершенно неприличным провести ночь в одной избе
с холопьями своими да лошадьми, и только опосля батюшка всю глупость мою
девичью мне раскрыл и большую награду Роману выдал.

Помогло воспоминание!

- Роман со мной за столик сядет! - не терпящим возражения тоном
распорядилась я. - Напитки прошу и для меня, и для себя заказать. И пока
буду с деньгами знакомиться, прошу мне в этом помочь, а также пояснить
несколько недоумений, что у меня возникли, пока я на пляже одна сидела. Да
и не люблю я говорить с человеком, который столбом торчит надо мной, уж
Роман-то об этом знает.

Я ожидала возражений и приготовилась еще кое-какие резоны привести, но,
оказалось, уговаривать Романа не было надобности. Ни слова не говоря, он
сел рядом со мной за столик, словно холоп всю жизнь привык с госпожой
графиней за столиками просиживать. И сразу велел мне все монеты из портмоне
высыпать на стол, чтобы хорошенько рассмотреть.

В бумажнике были не только монеты, но и ассигнации, вот только золота и
серебра там не оказалось. Роман пояснил, что и золото, и серебро давно
вышли из употребления, бумажными деньгами замененные. Тут я поняла - из-за
этого и цены так выросли. Копейка, которая некогда свою силу имела, теперь
вовсе без внимания.

Когда я услышала от Романа, что мои апартаменты в "Ритце" стоят
девятнадцать тысяч франков в сутки, я поняла, почему горничной он дал сто
франков на чай. Боже! Ведь в мое время за двадцать тысяч франков можно было
прожить целый год! Ну, без особой роскоши, но и не слишком экономя.

Переживя очередной шок, я спросила у Романа:

- А сколько у меня вообще денег? Сколько было... раньше... я и без того
прекрасно знаю, но чего стоят эти средства теперь?

- Могу пани утешить, состояние ваше выросло за столетие неимоверно.

И в ответ на мой удивленный взгляд пояснил:

- Цены на недвижимость подскочили в несколько тысяч раз. Да и земля тоже.
Безо всяких расходов цена одного и того же участка вдруг выросла просто
из-за его выгодного местоположения. А после того, как в Польше сменился
государственный строй, милостивая пани получила обратно свою собственность.
Да и здесь, во Франции, наследство, оставленное пани месье Хербле, намного
превышает суммы, известные пани графине на момент ее выезда из своего
поместья. Впрочем, точную сумму сможет назвать лишь месье Дэсплен.

В нервах я одним глотком выпила все вино, что заказал мне Роман, и жестом
потребовала повторить. Сама знаю, месье Дэсплен завтра ознакомит меня во
всех подробностях с моим имущественным положением во Франции. И наверняка
получу я немало, хоть два года смогу жить в "Ритце", только не сделаю такой
глупости.

- Минутку... А о каком изменении государственного строя упомянул Роман? О
революции в России я уже знаю, о двух мировых войнах - тоже. А при чем
здесь государственный строй в Польше?

Пришлось мне выслушать очередную историко-политическую лекцию Романа, на
сей раз об устройстве послевоенной Европы после победы над немцами.
Впрочем, видя по моим глазам, что я все равно ничего не понимаю, Роман
посоветовал лучше вечерком прочитать об этом на досуге умные книги.

- К черту политику! - разошлась я. - К черту государственный строй!

И спохватилась. Как я выражаюсь? Куда делось воспитание барышни из
шляхетской семьи? Как, однако, пагубно действует всеобщее падение нравов!

И схватив стакан, я снова осушила его до дна. Роман осуждающе поглядел на
свою госпожу. А мне уже море было по колено.

- А еще... а еще, - несколько заплетающимся языком начала я, - вот чего
никак не пойму. Почему Эва Борковская ничему не удивляется и по-прежнему
считает меня своей подругой, хотя я была ею более ста лет назад? Ее тоже
неведомая сила перенесла через временной барьер?

Роман позаботился о добавке вина для меня и пиве для себя, после чего
тяжело вздохнул и попытался доступным мне языком объяснить сложные вещи:

- О научной стороне дела не станем говорить, правильно? Для пани это
слишком сложно, да и я не все понимаю. Но вот почему вы, например, не
спросили о месье Дэсплене? Он ведь тоже ничему не удивляется, правда? И вы,
пани графиня, как бы это понятнее выразить... для всех здесь самая что ни
на есть современница. Я уже имел случай упомянуть о четвертом измерении, о
том, что во времени ничто не пропадает бесследно. Вас все считают своей
хорошей знакомой, которая на несколько лет отошла от жизни в парижском
свете и заживо погребла себя где-то в глубинах своих польских поместий. А
теперь возвращается к привычной жизни. Пани Эва Борковская является
пра-пра... дайте-ка сосчитать как следует... ведь я сам жил в то время...
правнучкой панны Вильчинской, которая была вашей хорошей приятельницей, а
пани в настоящий момент является как бы пра-пра-пра-правнучкой самой
себя...

От всех этих правнучек у меня закружилась голова. Нет, наверняка не от
вина, не могла же я опьянеть от такой малости, всего три глотка легкого
вина! И решила - принять Романово пояснение на веру, не вникая в его смысл,
иначе спячу. Может, я бы уже спятила, если бы не врожденное легкомыслие и
любовь к жизни. Короче, оптимизм не дал мне пасть духом, а в данном случае
ему на помощь, очень кстати, пришел вертолет.

Уже давно услышала я какой-то посторонний звук, который словно с неба
спускался. Подняв глаза, я и в самом деле увидела над собой в небе нечто.

- А это еще что такое? - ткнула я пальцем в непонятный грохочущий предмет.

- Вертолет, - не поглядев даже, ответил Роман. - Нормальная вещь. Много
теперь этого летает, и вертолеты, и самолеты. К примеру, можно за два часа
перелететь из Парижа в Варшаву, а океан перелетают за восемь часов. А из
Варшавы в Копенгаген лету и вовсе меньше часа. Жалею, что, когда мы по
Парижу ехали, я не показал пани какой-нибудь аэропорт, там, на месте, и
объяснил бы все поподробнее, но времени у нас было в обрез. Ничего
страшного, в ближайшее время займемся воздушным транспортом.

Меня охватило какое-то безумие.

- Я хочу на этом полететь! - задрав голову и не сводя глаз с летящей
машины, упрямо заявила я.

- Никаких проблем! - улыбнулся Роман. - Когда? И куда?

- В Америку.

- С Америкой выйдет некоторая заминка. По всем странам Европы ездить можно
без разрешения, а вот Соединенные Штаты и Канада требуют визу. Слишком
много туда лезет всяких нежелательных иностранцев.

- Ну тогда в Лондон.

- В Лондон - в любой момент. Когда пани прикажет?

Я взяла себя в руки. Очень хотелось полетать по воздуху на таком аппарате,
даже если это будет последним, что мне удастся сделать в жизни. Но не могла
я себе этого позволить, сколько еще всего меня ожидало! Придется полет
отложить, ведь я еще не встретилась и не поговорила толком с Эвой
Борковской, не привела в порядок дом в Трувиле, не занялась дворцом в
Монтийи, где следовало нанять прислугу и открыть ту самую, запертую
комнату. Месье Дэсплен звонил мне - вот уже звонил, и я так просто об этом
говорю, как о деле обыденном! Так вот, он позвонил, потому что обнаружил
отсутствие каких-то важных документов, а они могли оказаться именно в той
запертой комнате. А еще...

Я лихорадочно пыталась вспомнить еще предстоящие мне неотложные проблемы,
чему очень мешал грохот над головой, и не могла. Нет, подождет вертолет, не
до развлечений мне, когда предстоит столько срочных дел.

- Через неделю, - ответила я Роману. - Полетим через недельку. Неделю я
проведу здесь. Позаботимся о необходимом ремонте в доме, встречусь с Эвой
Борковской. А потом вернемся в Париж, и там Роман сделает все для того,
чтобы можно было слетать в Лондон. Была я в Лондоне однажды, еще совсем
маленькой девочкой, и хочу теперь увидеть его, когда стала совсем взрослой.

С трудом рассталась я с пляжем - с этим столиком, со своим зонтиком - и
отправилась домой. Помогая мне переодеться к ужину, Флорентина озабоченно
заметила, что на моем лице и теле явственно видны следы загара. "Чуток
обгорела графинюшка", - так выразилась Флорентина, хотя я никаких
неприятных ощущений не испытывала. И правда, лицо немного порозовело, но
ведь это не страшно? Как и Роман, Флорентина настоятельно советовала мне,
будучи на пляже, все время сидеть в тени, не высовываясь на солнце, иначе
вместо желаемого загара я просто так обгорю, что вся шкура слезет. И не
забывать смазывать все тело косметическим маслом от загара.

Полагаю, впечатлений для одного дня было даже слишком много. Неужели я
только сегодня утром выехала из Парижа? А кажется, прошел целый месяц. И
опять я ощутила настоятельную необходимость остаться одной и спокойно все
обдумать.

* * *

Утром я проснулась рано, не терпелось снова на пляж. Роман рискнул оставить
меня под зонтиком одну, еще раз повторив свои наставления, главное из
которых - не дай бог, обгореть. Близился прилив, меня неудержимо тянуло в
море.

Сидя под своим зонтиком и ожидая, когда прилив будет в полной силе, я
вспоминала только что просмотренный по телевизору фильм по роману Жюля
Верна. Роман научил меня ставить и включать видеокассету (теперь я знала
эти премудрые слова), и я в тишине и спокойствии, еще до завтрака, опять
просмотрела полюбившийся фильм. И разрывалась между двумя желаниями -
смотреть фильм или мчаться на пляж!

Впрочем, там передо мной тоже разворачивались удивительные картины, да и
искупаться хотелось.

Сидя под зонтиком и любуясь морем, я пыталась отгадать, какую это даму
Роман так полюбил в девятнадцатом веке, что из-за нее и столетия поменял, и
на безбрачную жизнь решился. Наверняка это не была я, ведь ему уже стукнуло
пятнадцать, когда я только родилась, а трудно предположить, что он воспылал
страстью к младенцу... Да и впоследствии сомнительно, чтобы полюбил меня
пятилетней или десятилетней девочкой, хотя любовь его и заботу я всегда
чувствовала, но это было совсем другое. А дама его сердца наверняка бывала
в нашем доме, раз всю свою жизнь Роман посвятил мне, я же родительского
дома до замужества не покидала. Да, всю жизнь свою посвятил Роман нашей
семье и в первую очередь мне, причем заботился как о родной дочери, но
делал это так деликатно, так незаметно, что вот только теперь я смогла в
полной мере оценить его заботу и понять, скольким ему обязана. И какой он
слуга? Нет, не холоп он, не слуга, а просто лучший друг, защитник и опекун,
который никогда, даже вот и в этом, двадцатом веке не позволял себе
панибратства и хоть малейшей бесцеремонности по отношению ко мне.

И пока я мысленно перебирала в памяти всех знакомых дам, кузин и даже не
родственниц, гадая, которая из них могла завладеть сердцем Романа, вдруг
какой-то мужчина бесцеремонно сел на песок рядом с моим лежаком и как ни в
чем не бывало спросил:

- Шведка или немка?

Меня так удивил его вопрос относительно моей национальности, что я от
неожиданности ответила:

- Полька.

- И что, мадемуазель только что вышла из больницы или из тюрьмы?

Какой глупый и бестактный вопрос! А спрашивает так, словно уверен - не
ответить я просто не могу.

И я действительно ответила, хотя доброе воспитание во мне взбунтовалось:

- Ни то ни другое. Почему вы спрашиваете? И что это вообще за допрос?

- Да потому что мадемуазель белоснежна как первый снег. Меня просто
интересует, где можно сохранить такую белизну. За Полярным кругом? В
Гренландии? А мадемуазель - полька, говорят, у вас были какие-то
неприятности в Сибири? Так это там?

Ой, были, были неприятности, сколько поляков ссылали в Сибирь в разные
времена, но ведь когда это было! И лично мою семью такие неприятности не
задели. И вообще, никто мне этого незнакомца не представил, а он так
непосредственно меня расспрашивает, словно мы уже годы знакомы. Впрочем,
нет у современных мужчин привычки представляться, это я заметила еще на
встрече в конторе нашей акционерной компании, тогда месье Ренодена мне тоже
никто не представил.

Впрочем, независимо от теперешних нравов, по воспитанию я осталась дамой
девятнадцатого века и не горела желанием продолжить разговор с незнакомым
мужчиной. А когда он опять хотел о чем-то спросить, я так холодно на него
взглянула, что у него всякая охота отпала. Хотя сам по себе был он мужчина
интересный, молодой, и, представь мне его какая-нибудь тетушка на балу, я
бы охотно записала в свой бальный карнет[2] и мазурку, и даже вальс с ним.
К тому же на балу он бы наверняка был одет. Ну и я, разумеется, тоже...

Молодой человек, вздохнув, заметил:

- Ах, мадемуазель, ну сделайте же что-нибудь для того, чтобы сдержать мою
болтливость! Меня ведь на самом деле заинтересовала невиданная белизна
вашей кожи, в жизни не доводилось такого видеть, а я врач, мне по роду
службы положено знать причины. Что явилось причиной такой белизны, образ
жизни или наследственные особенности кожного покрова? Все женщины в вашей
семье были такими беленькими?

А, ну если он врач... У меня отлегло от сердца. И я ответила уже не столь
сухо и сдержанно:

- Понятия не имею, какая у меня кожа. В роду у нас все были беленькими,
потому что, как и я, избегали солнца. А вот теперь я решила попробовать
немного загореть.

- В таком случае - соблюдайте умеренность, это я вам как врач советую. А
почему вы избегали солнца? В последнее время считается, что чрезмерное
воздействие солнечных лучей вызывает рак кожи. Это вас испугало? Во всяком
случае, вы правильно делаете, что загорать начинаете в тени.

Я же не имела понятия ни о каких опасениях относительно рака кожи, а вот
как объяснить ему, все ли в нашей семье были такими белокожими, что в мое
время и в нашем кругу белая кожа считалась самым драгоценным элементом
красоты светской женщины? А такая загорелая кожа, которую я тут вижу
абсолютно у всех, считалась вульгарной и присущей только низшему сословию.
А если светская женщина появлялась на солнце без специального кружевного
зонтика, без шляпки и перчаток, все на нее оглядывались и были шокированы.

Нет, не стала я всего этого рассказывать, хватило ума. Просто шутя
произнесла:

- Видите ли, я всю жизнь прожила в густом и темном лесу, таком густом, что
ни один солнечный луч не пробивался сквозь кроны деревьев. Бродила по лесу,
собирала грибы, ягоды, а вода в маленьких лесных озерах слишком холодна для
купания.

- Великий Боже, где же мадемуазель нашла такой замечательный лес? -
воскликнул экспансивный доктор. - И почему вы проводили там свою жизнь?
Может быть, вас там силой удерживала какая-нибудь злая колдунья? Впрочем,
есть правда в том, что вы мне рассказали, об этом свидетельствует и
здоровье, которое так и брызжет из мадемуазель. Ведь я сидел и голову
ломал, как может быть такой здоровой горожанка в наше время? Что ж,
осталось проследить лишь за тем, как ваша кожа воспримет выход из темного
леса на залитый солнцем пляж.

Не зная, как закончить этот смущавший меня разговор, я что-то буркнула
насчет того, что вроде бы пришло время искупаться и придется прервать нашу
интересную беседу. Спрятав волосы под купальную шапочку, я решительно
направилась в море.

Нахал поспешил за мной. Он еще не подозревал, что я отличная пловчиха.
Зайдя по пояс в воду, я устремилась прямо в открытое море. Сначала он от
неожиданности отстал, а пока нагонял, я уже была далеко, да и не поговоришь
нормально во время плаванья.

Тут со мной чуть не произошел неприятный случай. Стремясь всеми силами
отдалиться от незнакомца, я так энергично плыла, что не обращала внимания
на окружение и чуть не столкнулась с большой деревянной доской с парусом,
напоминающим крыло бабочки. Потом уже стала осторожнее, ибо на таких досках
мужчины и женщины забавлялись, соскальзывая с большой волны и вихрем
взлетая на нее. Надо будет и мне попробовать. Думаю, это не очень трудно.
Часто крыло бабочки ложилось на набегавшую волну, но его легко и смеясь
поднимали, так что это не должно быть очень трудным делом.

Доктор где-то затерялся. Наплававшись вволю, я вышла из моря и, чтобы
обсохнуть, немного постояла на солнце. И сразу почувствовала, как сильно
оно припекает. Ой, недаром меня так все предупреждали, вот, в самом деле,
словно огнем жжет!

Я поспешила под свой зонтик. Роман уже там поджидал меня.

- Если милостивая пани графиня разрешит, я бы осмелился посоветовать -
сейчас пляж покинуть. Солнце в полдень самое сильное, к тому же время
перекусить. Пани уже искупалась, теперь имеет смысл прийти ближе к вечеру,
перед самым отливом. А излишек солнца для пани вреден, все говорят.

Я и сама уже чувствовала этот излишек на всей коже. Доктор наконец разыскал
мой зонтик, но увидев меня вместе с Романом, лишь издали поклонился и не
стал приближаться.

Я послушно отправилась домой. Пришлось принять несколько процедур:
ополоснуться после морской воды, натереться кремом, в чем мне помогла
Флорентина, на спине ведь я бы сама не смогла размазать крем.

А Флорентина знай приговаривала:

- Так я и знала, солнце уже себя показало, вот здесь и здесь виден край
купальника. Я бы советовала сегодня вообще больше не выходить на пляж. Ведь
madame Le comtesse[3] такая беленькая!

Господи, как же они все надоели мне с этой моей белизной, которой я так
гордилась всю жизнь! И опять сказалось с молоком матери впитанное правило:
неприлично отступать от общепринятых правил, неприлично выделяться. Именно
следование этой заповеди подгоняло меня поскорее стать такой, как все -
смуглой, обгорелой, о Езус-Мария! А если меня вдруг неведомая сила опять
внезапно возвратит в мое время? Как я там покажусь, такая черная?

Переодевшись, я вышла из дому, и тут к крыльцу подъехал один из этих
самых... никак не привыкну... автомобилей. Из него в спешке выскочила
молодая рыжеволосая особа, уже издали протягивая ко мне руки. Я глянула -
Эва Борковская, никакого сомнения. Постаревшая на несколько лет,