Иоанна Хмелевская.
    По ту сторону барьера.


Перевод с польского В. Селивановой. - Екатеринбург, издательство
"У-Фактория", 2000 - 480 с.

Времена не выбирают,
В них живут и умирают -

сказал поэт А. Кушнер И если каждый из нас, увы, признает правоту этих слов
и смирился с нею, то совсем по-другому обстоит дело с героиней нового
детектива Иоанны Хмелевской.

Катажина Лихницкая, молодая и красивая владелица крупного поместья в Польше
и немалой недвижимости во Франции, жила себе припеваючи в Польше XIX века,
как вдруг неведомая сила переносит ее из спокойного 1882 года в наши
беспокойные времена. Мы уже привыкли к тому, что энергичным и неунывающим
героиням романов Хмелевской приходится преодолевать всевозможные
препятствия, но такого еще не встречалось. На сей раз она сражается с самим
Временем, ведь заглавный "Проклятый барьер" - это временной барьер, который
приходится Катажине не по своей воле пересекать в ту и другую сторону, а
следовательно, жить в разных временах. И в каждом сталкиваться с
необыкновенными приключениями.

Когда же наконец появляется возможность выбора - в каком времени остаться
жить, молодая красавица без колебаний выбирает наше. Почему - узнаете,
прочтя книгу.

А еще говорят - времена не выбирают...

Часть I

Меня разбудило солнце. Оно светило прямо в лицо. Не понимаю, как это
случилось, ведь шторы с вечера были задернуты.

С трудом раскрыв глаза, я тут же их закрыла.

Переждав немного, решилась опять открыть, надеясь, что увиденное
рассечется, как фантомы дурного сна.

Пришлось повторить операцию несколько раз, ибо призрачные фантомы не желали
рассеиваться. Не помог и испытанный способ, как я ни щипала свою руку. Даже
вскрикнула от боли, но сон не исчезал.

Значит, это не сон! Тогда что же?

Голова пошла кругом. Я же прекрасно помнила, как вчера вечером легла спать
в лучшей комнате постоялого двора, в приличную кровать с балдахином и
занавесями, все как положено. Мой багаж - сундуки, картонки и шкатулы - еще
с вечера внесли в комнату...

Вспомнив о вещах, я в тревоге приподнялась и глянула в угол, куда накануне
их поставили. Кажется, все в порядке, вон два сундука - стоят, как
поставили, а два меньших открыты, из укладок горничная девка вынимала
нужные мне вещи, они частично распакованы. Вещи в целости, но вот все
остальное...

Я даже было подумала - может, ночью, когда я спала, меня зачем-то перенесли
в другое помещение? Но ведь сон у меня легкий, я бы почувствовала, а
выпитая за ужином стопка вина никак не могла одурманить до такой степени,
чтобы я ничего не почувствовала. Тогда что же все это значит?

Я проснулась совсем в другом месте. Уж не знаю, как и назвать его - покои
или изба. Комнатушка небольшая, скудно обставленная, но очень чистая,
просто поразительно чистая! Сама комнатка маленькая, зато окна огромные, а
на них - тюлевые занавески и тяжелые шторы, небрежно задернутые. Вот через
щель в шторе солнце и светило прямо мне в лицо.

Ничего не понимая, я вся сжалась и неподвижно лежала. И пролежала бы так
Господь знает сколько времени, если бы не... если бы не настоятельная
необходимость воспользоваться ночником. Я села на постели и спустила ноги
на пол. Оказалось, весь пол покрыт ковром, светлым, без узоров, наверняка
дешевым, однако на ощупь оказавшимся мягким и пушистым.

Уже чувствуя неладное, я заглянула под кровать.

Так и знала! Никакого ночника под нею не обнаружилось. Да он бы и не
поместился там, ибо эта ни на что не похожая кровать стояла на таких
коротких ножках, что под нею вряд бы поместились даже ночные туфли. А туфли
стояли рядом, на полу. Сунув в них ноги, я осмотрелась в поисках звонка,
чтобы вызвать прислугу.

Езус-Мария, не было звонка! Да и вообще не было самых необходимых вещей -
умывальника с кувшином воды и тазом, полотенец и прочего, не говоря уже о
ночнике. Накинув на себя пеньюар - к счастью, он оказался на спинке -
стула, кресла, уж и не знаю, как назвать этот предмет меблировки - я
решилась выглянуть в коридор, чтобы за неимением звонка позвать криком или
горничную девушку, или хоть служителя этого заезжего двора.

В комнате было две двери. Открыв одну из них, я так и остолбенела. Это
оказался не выход в коридор, а вход в совсем темное помещение, заставленное
какими-то светлыми предметами. Преодолев страх, я шагнула в темноту и,
чудом удержавшись на скользком полу, чтобы не упасть, оперлась о стену
рукой, попав на какую-то неровность в стене. Под рукою фукнуло, и все
помещение залил яркий свет. Я замерла. Разумеется, мне не раз случалось
видеть фейерверки, произведенные с помощью взрываемого пороха, когда от
пылающих в небе узоров становилось светло как днем. Здесь, однако, ничто не
взорвалось, да и в доме я находилась, а не под открытым небом. Сердце в
груди страшно заколотилось, ноги обмякли, и я стала было сползать по
стенке, но чрезвычайным усилием воли взяла себя в руки, понимая, что
приводить меня в чувство некому.

Несколько подкрепленная таким соображением, я собралась с силами и оглядела
светлое помещение. И снова поразила меня царящая в нем чистота, тем более
что ковер на полу отсутствовал, а пол, потолок и вся мебель были выкрашены
светлой краской. Организм настоятельно напомнил о себе, но сколько я ни
оглядывалась, ничего похожего на ночной сосуд не заметила. Да и кувшина с
водой не было. Почему-то вспомнились батюшкины рассказы о древних римлянах,
об их термах и акведуках, по которым они доставляли воду в свои дворцы и
дома. Тогда достаточно было повернуть кран - и вода лилась безостановочно.
Да и в более поздние времена монархи пользовались сооружениями,
напоминающими трон с отверстием, под которым находился сосуд...

Больше терпеть я не могла. Терзаемая неуверенностью и муками совести, что
испачкаю столь чистое помещение, я решила воспользоваться предметом,
отдаленно напоминающим - ну, не трон, а все же сиденье, тоже закрытое и
немного похожее на кресло. Дно в белом кресле и в самом деле оказалось
крышкой, которую мне с некоторым усилием удалось поднять, разорвав при этом
заклеивающую его бумагу с надписью по-французски "Продезинфицировано".
Непонятно.

Облегчившись и немного воспрянув духом, я, памятуя рассказы батюшки,
принялась искать кран с водой, дабы смыть нечистоты. Обо всем остальном
подумаю потом, сейчас это самое насущное. Вот этот предмет напоминает
умывальник, логично предположить, что в него должна литься вода. Однако
ничего похожего на кран поблизости обнаружить не удалось. Правда, торчит
нечто, смахивающее на ручку разливательной ложки, но при ней ничего, хоть
отдаленно напоминающее кран, как его описывал батюшка. За неимением лучшего
я занялась этим укороченным половником, уже в полном отчаянии нажимая на
него со всех сторон и пытаясь открутить от стены. Он вроде как поддавался,
крутился во все стороны, но мне так и не удалось выжать из него хоть каплю
воды. Дергая, нажимая и поворачивая эту несуразную ложку во все стороны, я
ненароком приподняла ее вверх, и тут вдруг брызнула струя горячей воды,
такая сильная и такая горячая, что я с криком отскочила.

Ладно, какой-никакой источник воды обнаружился, теперь надо ее вылить в
испачканное мною королевское седалище. Не понимаю, как можно обходиться без
кувшина! Ага, на полочке над умывальником стоят два стакана, обернутые
зачем-то прозрачным пузырем. Пришлось воспользоваться одним из них и,
многократно наполняя стакан и выливая его в нужное место, мне наконец
удалось смыть свою компрометацию. С непривычки я очень устала, от эмоций и
физических усилий покрылась потом, ноги меня не держали, и, выливая
последний стакан, от слабости оперлась рукой о спинку необычного ночника.
Хлынувший из этой спинки с оглушительным шумом сущий водопад лишил меня
остатков соображения.

Отскочив на середину этого кошмарного помещения и стараясь ни к чему не
прикасаться и ни на что не опираться, я с колотящимся сердцем простояла
довольно продолжительное время, пока не обрела вновь способность соображать
и двигаться.

Езус-Мария, куда же это меня занесло? Каким образом? И что теперь делать?

Для начала, пожалуй, как следует прополоскать седалище, коль скоро при нем
имеется столь мощный источник воды.

Довольно занятно было наблюдать, как по мановению моей руки каскад
обрушился вновь, восстановив первозданную белизну сосуда. Не выдержав, я
снова вызвала к жизни гремящий водопад. С трудом удержавшись от повторения
удачного опыта, я обратилась к умывальнику, куда все еще лилась горячая
вода. Осмелев, я принялась забавляться с разливательной ложкой и скоро
поняла, что, опустив ее, прекращаю доступ воды, которая почему-то сделалась
уже намного холоднее.

Как всякая родовитая шляхтянка, я получила в семье неплохое образование,
много читала и теперь вспомнила, что в последнее время много писалось и
говорилось о грандиозных работах по очистке и приведению в порядок
парижских каналов. Вероятно, хитроумные французы с помощью труб провели
воду прямо в свои дома или хотя бы в лучшие постоялые дворы, называемые ими
гостиными дворами. Чем они, французы, хуже каких-то древних римлян? Недаром
ведь в древности Летиция, теперешний Париж, была центром римской Галлии.

Ну ладно, можно объяснить появление воды из труб, а остальное? Это
остальное оказалось восхитительным! Тщательно обследовав фантастическую
ванную комнату, я обнаружила в ней множество потрясающе удобных изобретений
и даже научилась ими пользоваться. С наслаждением вымывшись под душем - не
пришлось наполнять ванну! - и при этом не замочив голову, так как
предварительно обнаружила на редкость прочный и водонепроницаемый чепец
красивого розового цвета, сшитый из совершенно не известной мне материи, я
опять же с наслаждением вытерлась белоснежными, а следовательно, чистыми
полотенцами и на этом закончила утренние гигиенические процедуры. Больше в
ванной мне нечего было делать, а уж как тут было хорошо и приятно! И как
боязно было выходить наружу. Однако больше нельзя было медлить.

Вернувшись в спальню, я задумалась над тем, как же вызвать горничную
девушку. Колокольчика нигде не нашлось, а выглянуть в коридор я опасалась.
Тут вдруг в дверь постучали, и в ответ на мое "Entrez!" вошла горничная.

Наверняка это была горничная, ибо в руках она держала подносик с едой и
была в белом батистовом фартучке, но, бог мой, что за одежда на ней! Уж не
в дом ли терпимости меня занесла жестокая судьба?

Платья на девушке не было, лишь коротенькая юбочка, не прикрывающая колен,
ноги все на виду и совершенно голые!.. При виде такого бесстыдства я
потеряла голос, девушка же с улыбкой вежливо, хотя и не поклонившись,
поздоровалась со мной и сообщила, что завтрак принесла мне в номер, как я
вчера и заказывала. Я заказывала?! Не дождавшись от меня ни слова, служанка
поставила подносик с завтраком на маленький столик и вышла.

Выходит, вчера я заказала этот завтрак. Как ни старалась, ничего не могла
припомнить. Возможно, завтрак для меня заказала моя горничная. Но где она?
Не могла же я отправиться в Париж без своей горничной!

А есть очень хотелось. Оказывается, я чрезвычайно проголодалась! Настолько,
что даже странные и необъяснимые обстоятельства не лишили меня аппетита. С
некоторой тревогой я оглядела завтрак, подозревая и в нем сюрпризы.
Благодарение Господу, продукты оказались привычными: свежие булочки,
рогалики. Молоко в маленьком кувшинчике. Варенье - или повидло? - в
крохотной, совершенно кукольной мисочке. Горячий напиток в чашке. Я
понюхала - запах знакомый, кофе, что ж, его мне доводилось пить. А вот это
что? Какие-то мелкие предметы в блестящих бумажках. Развернула - кусочек
масла, сыра, сахара. И ко всему этому ножичек, тоже странный, словно
игрушечный.

Я съела все! И все оказалось очень вкусно, особенно сырок и абрикосовое
варенье. Правда, несколько отравлял утреннюю трапезу какой-то непонятный
шум. Теперь, поев, я могла и ему уделить внимание. Шум доносился из-за
окна. Я совсем раздвинула шторы и выглянула в окно.

В который уже раз за это утро я находилась на грани обморока и удерживала
себя от него лишь с превеликим трудом, понимая, что приводить меня в
сознание некому.

Не знаю, сколько времени я простояла у окна, тупо глядя на улицу вниз и не
веря глазам своим. Теперь-то уж я точно сплю и вижу кошмарный сон!

Нет, нельзя сказать, что я была совсем не подготовлена к страшному зрелищу.
Что значит вырасти в просвещенной семье, много читать и бывать за границей!
Доводилось слышать о самодвижущихся экипажах, я даже видела в одном из
заграничных журналов рисунок такого экипажа будущего, а однажды, находясь у
нас с визитом, пан Петруцкий целый вечер рассказывал о повозках, что мчатся
без впряженных лошадей. Многие его тогда маньяком и фантазером называли, а
он лишь снисходительно посмеивался и пытался разъяснить способ устройства
двигателей этих, как он выразился, "аутомобилей". Значит, то, что в данный
момент мчалось мимо моего окна по улице, могло оказаться... не знаю, как
поточнее выразиться... это могли оказаться потомки тех самых "аутомобилей".
А потомки эти, ни на что не похожие, так и шныряли по улице, туда-сюда,
один за другим. Некоторые останавливались, из них вылезали люди! И все
рычали и ревели. Не люди, а экипажи эти самодвижущиеся. Не очень громко,
потише, чем локомобили, но поскольку их было множество - шум они
производили изрядный.

И еще что-то происходило внизу, но остальную часть улицы от моих взоров
закрывали огромные кроны деревьев, из чего я заключила, что перед моим
постоялым двором тянется не просто улица, а один из парижских бульваров.

Уж и не знаю, сколько я так неподвижно стояла в окне, не зная, что и
думать, да, к счастью, вдруг увидела внизу моего собственного кучера. Не
сразу его узнала, странная какая-то на нем была одежда, но, приглядевшись
хорошенько, узнала. Это же он, Роман! Роман крутился вокруг одного из таких
аутомобилей и вроде бы протирал его стеклянные части. Подумалось -
наверняка это окна механического экипажа, ведь и в моей карете были
стеклянные окошечки...

Господи, а что сталось с моей каретой?! Куда подевались лошади?

Не долго думая, я решила спросить об этом слугу, ответственного за них. Уже
зная, что в комнате не найдется колокольчика и вообще нет возможности
обычным способом вызвать прислугу, я распахнула окно, которое и без того
было приоткрыто, и громко позвала Романа. Он как-то сразу расслышал в
городском шуме мой голос.

Подняв голову и узрев меня в окне, Роман вежливо поклонился. Я жестом
велела ему подняться ко мне.

Минуты через две Роман уже был в моей комнате.

- Что все это означает? - спросила я, стараясь, чтобы голос прозвучал, как
обычно, сдержанно-сурово, но, боюсь, на сей раз мне это не удалось. Сама
почувствовала - получилось как-то жалостливо.

Кучер был удивлен. И кажется, попытался снять с себя вину.

- Так я же сменил колесо, - вроде бы оправдывался он. - Теперь мы можем
ехать, как только ясновельможная пани того пожелает, ведь колесо
отлетело...

- Где мы находимся? - резко перебила я непонятные разглагольствования
слуги.

Роман с тревогой в голосе ответил:

- Ну как же, пани соизволила забыть, вчера ведь колесо отскочило,
требовалось починить...

- Где мы находимся?! - потеряв терпение, громким голосом вскричала я.

- В Шарантоне, проше пани. В отеле "Меркурий". Ведь пани же сама велела
вчерась там остановиться, как у нас колесо отлетело. А сразу сменить не
было возможности, у них в мастерской не нашлось нужного колеса, только
сегодня с утра привезли, я сразу и заменил.

Что-то знакомое прозвучало в названии... как Роман сказал? Отеля?

- Ты хотел сказать - постоялый двор "Веселый Меркурий"?

- Вот именно! - неизвестно чему обрадовался кучер. - Так шановная пани
обратила внимание? Они сохранили старую вывеску, ведь и в самом деле
когда-то, лет сто пятьдесят назад, на этом месте находился постоялый двор,
потом гостиница. Теперешний отель не из самых лучших, всего три звездочки,
но удобный и номер свободный был, ведь сейчас не сезон. А название
сохранили. Впрочем, теперь они вошли в состав крупной гостиничной
корпорации "Меркурий". Внутри, конечно же, все перестроили.

- И откуда все это Роман узнал? - спросила я, пытаясь унять хаос и смятение
в душе, а главное, скрыть их от слуги.

- Так я же, пока колесом занимался, переговорил с парнями в гараже, -
простодушно ответил Роман, явно не замечая моего смятения. - Отсюда до
отеля "Ритц" всего полчаса езды, ну разве что в пробку угодим. Ну да я
рассчитываю, в эту пору Периферик, окружной бульвар, свободен...

Больше я не слушала. Голова пошла кругом, чтобы не упасть, пришлось сесть в
кресло - ноги не держали. Постепенно исчезала надежда получить разъяснение
случившегося от слуги, тем более что, желая скрыть от Романа смятение, я
боялась задавать ему прямые вопросы. О чем безопасно спрашивать? Вспомнила
о горничной.

- А где же Зузя?

- Какая Зузя?

Я разгневалась.

- Как это какая? Не станет же Роман уверять, что не знает Зузи, моей
горничной девушки?

И опять кучер Роман удивился и вроде бы встревожился. Теперь я не
сомневалась - его встревожило мое состояние.

- Ну как же! - почтительно напомнил он мне. - Зузя ведь в Секерках
осталась. В последний момент пани графиня решила ее оставить, она уже
собралась ехать. Впрочем, я не удивляюсь, что пани графиня запамятовала об
этом, уезжали в такой спешке, немудрено и забыть. А уж дорога - не приведи
Господь! Особливо по германским княжествам, с ихними дорожными работами.
Вот и колесо отвалилось. И то удивления достойно, что госпожа графиня
вынесла такую дорогу, не расхворалась.

Роман прав, уезжали мы и в самом деле в большой спешке. Весть о кончине
двоюродного прадеда застала нас врасплох. В письме его парижского
поверенного сообщалось, что если я немедленно не явлюсь самолично в Париж,
меня лишат наследства. Месье Дэсплен был опытным нотариусом, и его советом
не следовало пренебрегать. Он так и написал - если что и останется, так
одна недвижимость, остальное имущество вмиг растащат, первой же
расхитительницей станет... эта... гм... прадедушкина... как бы поизящнее
выразиться, утешительница.

Письмо месье Дэсплена буквально оглушило меня, ведь я еще не успела
опомниться после кончины мужа, царствие ему небесное, хотя уже больше года
прошло, однако покойник, да будет ему земля пухом, умудрился так запутать
свои дела, что за год их толком и не распутали. А теперь вот приходится все
бросать и мчаться за тридевять земель, уж больно не хотелось и парижского
наследства лишиться. Поручить же дела некому, вот и пришлось, невзирая на
свое вдовье положение, взять лучшую четверку лошадей и сломя голову лететь
во Францию, хоть такая спешка и не пристала вдове. Разумеется, можно было
бы поспешить в Париж и по железной дороге, недавно построили
Варшавско-Венскую железную дорогу, но такого мои высокопоставленные
родственницы и вовсе бы не простили.

Сменяя лошадей, не останавливаясь на отдых, я за сутки добралась до
Дрездена. Потом, и это я отлично помню, передохнула в Нюрнберге, затем, уже
не чуя на себе живого места и от тряски вся изломанная, распорядилась
сделать остановку в Метце, иначе до Парижа меня бы живой не довезли. И были
бы мы на четвертый день в Париже, не отвались колесо моей кареты в
Шарантоне, под Парижем, где и пришлось заночевать в тамошнем заезжем дворе.
Да не одна я тут осталась - и карета моя с кучером, и кони мои, ведь
подставы по всему пути были из моих лошадей, это уж покойный муж
постарался, у него были такие фанаберии - только на собственных лошадях
ездить, иначе и в Париж не выбирался, а уж новомодных железных дорог и
вовсе не признавал. Из-за него и я, доживши до двадцати пяти лет, ни разу в
жизни в поездах не ездила.

С другой стороны, что бы я делала в Париже без кареты? Да и добираться из
столицы до поместья двоюродного деда куда способнее в своей карете.

Прекрасно осознавая все это, я никак не могла понять, что