прислуга. Поэтому
приняв по мере возможности сокрушенный вид, я со вздохом сообщила Зузе, что
в парижской моде произошли большие изменения, одновременно подумав, как там
на самом деле с современной французской модой, ведь я знаю лишь, что будут
носить только через сотню лет. Ну да ладно, Зузя пока в Париж не
собирается. Значит, буду ей врать, но с умом. Решила: юбки укоротить,
корсеты ликвидировать вовсе, турнюры прикончить без сожалений, ноги
показать до колен, деликатно упомянуть о моде на загар и новые купальные
костюмы, но к этому предварительно девушку подготовить.

- Слушай меня, Зузя, внимательно и постарайся воспринимать новую моду
спокойно. Кисея и кружева и в самом деле из-под такого платья выглядывают,
но главное - продемонстрировать ногу, вот до сих пор. А это, на что ты
сейчас уставилась, новое изобретение - чулки и штанишки, вместе
соединенные, правда удобно? И подвязок не надо. Надеваешь такое, аж по
пояс, и смело ноги показывай! Корсеты не носят, особенно в жару, тогда дамы
ограничиваются одним лифчиком, а нижние юбки только по зимам и носят. Да,
фигуру новые платья обтягивают, и по секрету признаюсь - тут мода пошла на
поводу у мужчин, мужской пол потребовал, чтобы женский свою фигуру по
возможности продемонстрировал, так что самые крупные дома моды вынуждены
были прислушаться к мнению мужчин, желают, мол, заранее знать, что собой
женщина представляет, без портновских ухищрений. Я сама поначалу в ужас
пришла, ни за что не решалась следовать новой моде, а потом привыкла. И
представь: когда к морю поехала, так там благородные дамы не только без
корсетов в прозрачных платьях разгуливают, но и без шляп, без зонтиков. И
босиком!

Дойдя до голых ног, я запнулась, заметив, что глаза Зузя под лоб заводит и
вот-вот лишится сознания. Ладно, для первого раза хватит. А Зузя,
уставившись на мой дорожный костюмчик, так и замерла. Хорошо, глаза хоть
совсем не закрылись, зато в них явственно читалось: и в таком неприличном
виде моя барыня по улицам расхаживала! Принародно! Нет, нельзя ее так
оставлять.

И я безжалостно добавила:

- Да, в таком виде я, почитай, всю Европу проехала, а куда денешься? А на
курортах благородные дамы и вовсе полураздетые ходят, и ничего им не
делается, никто не шокирован. И Зузе нечего! В другой раз расскажу
поподробнее о новой моде, сейчас же мне надо одеться. Хватит стоять
столбом, помогай! Нет, корсет пока в сторонку отложи, приготовь лиловое
платье, просто сзади застежку, как всегда, застегнешь, а под платье никто
мне заглядывать не станет. Шевелись, дитя мое, времени у меня в обрез. И
пока держи язык за зубами обо всем, что я тебе про парижскую моду поведала.
Поняла?

Прозвучавшая в моем голосе решительность произвела нужное впечатление.
Через десять минут я уже была одета настолько прилично, что можно было
показаться на глаза современникам. Выходя, я видела, как совершенно
обессиленная Зузя рухнула на стул. Оставив ей время прийти в себя и
освоиться с революцией в области моды, я обратилась к Мончевской, ожидавшей
меня под дверью кабинета.

- Прошу, - холодно произнесла я, - вы хотели мне что-то сказать? Слушаю.

При виде нормально одетой барыни к экономке сразу вернулись свойственные ей
деловитость и здравый смысл.

- Если милостивая пани позволит, - энергично начала она, - за время
отсутствия пани две вещи произошли, о чем и должна доложить. Первая -
заезжал пан Арман Гийом, я не совсем поняла, то ли дальний родственник
пани, то ли покойного пана, и обещался по приезде пани вновь быть с
визитом. А второе - милостивая пани Эвелина Борковская собиралась заехать в
день вашего возвращения, так что, возможно, сегодня и прибудут, и еще
обещались какого-то гостя привезти. Вот я и хотела получить указания -
вместе они прибудут или как, и что пани велит приготовить, и будет ли это
завтрак или сразу обед или еще что. Ужин или вечерний прием? Какие будут
распоряжения?

Я так и помертвела, услышав ненавистное имя. Арман Гийом! Даже захотелось
выдать распоряжение: заготовить порцию цикуты или еще какой доморощенной
отравы, раз он собирался попотчевать меня печенью рыбки фу-фу, да такие
деликатесы экономка наверняка не заготовила заранее, вряд ли у нее в буфете
хранятся. Мелькнула мысль о ядовитых грибках, вроде бы как раз сезон, но
пришлось бы самой отправляться в лес по грибы, не прикажешь же Стефче.

Молчала я долго, может и целую минуту. Экономка терпеливо ждала, стоя в
почтительной позе. Наконец немалый жизненный опыт позволил с честью выйти
из положения.

- Приготовьте блюда, которые можно разогреть. В первую очередь бигос.
Вареники с грибами, в случае чего можно поджарить. Сельдь, надеюсь,
найдется?

- Ну как же без нее!

- Очень хорошо. В любом случае с нее начнем. Напитки попроще, вынесите на
лед. Ветчина хорошая имеется? Ладно, не обижайтесь. В таком случае,
независимо от того, будет ли это обед или ужин, ветчину подать непременно.
Омлет с ветчиной или... на всякий случай две утки подготовить, оскубать...

Мончевская живо перебила меня:

- У меня есть заячий паштет, свеженький. Вместо уток в самый раз.

Тут я перебила экономку:

- Значит, все и обсудили. Если в последний момент дам знать, обед или ужин
готовить, ибо сейчас и сама не знаю, вы уж по собственному усмотрению
решайте. Из того, что я тут перечислила, меню вы сами в состоянии
подобрать. Так, чтобы и не слишком обильно, ведь хозяйка только что из
дальнего путешествия воротилась, а с другой стороны - нельзя лицом в грязь
ударить, ведь не принять гостей как следует - покрыть себя позором. И не
забывайте о прислуге, сразу наготовить всего вдоволь, чтобы дворовые
голодными не остались. А главное, бигос! Немедленно браться за него!

Мончевская так надулась от обиды - того и гляди лопнет.

- Бигос, проще пани, уже две недели как в большом котле булькает, - веско
заявила она. - Да и какая из меня экономка, если бы я, прознав про
возвращение барыни, тут же не принялась готовить. А советуюсь я лишь о
кушаньях, которые загодя не приготовишь.

Прознала про возвращение барыни. Откуда, интересно, прознала? И с небрежной
улыбкой я ненавязчиво поинтересовалась.

- Дак все только об этом и говорили! - удивленно подняла несуществующие
брови экономка. - И пани Борковская говорила, да и пан Гийом тоже...

Господи! Твоя воля... Они знали обо мне. Как это могло произойти? Ну, Эва,
еще понятно, мы с детства знали друг друга, могли и встречаться после ее и
моей свадьбы, но откуда тут взялся Арман?! И он ли это собственной персоной
или какой его предок?

- Прислать мне сюда немедленно Романа! - почти выкрикнула я.

Мончевская охотно удалилась, очень довольная. Она страсть как любила
подготавливать торжественные трапезы по разным случаям, умело подбирала
блюда, и я знала - на нее можно положиться.

Я присела к старинному бюро, и тут пришел Роман. Мы обменялись понимающими
взглядами.

- Вот и получилось, что я так и не увидела, как выглядит мой дом через
столетие, - начала я не с того, с чего собиралась. Но тут же спохватилась:
- Вы уже знаете, что Арман Гийом объявился здесь?

- Знаю, - озабоченно подтвердил Роман. - Дворовые мне сказали. Сам не
понимаю, откуда он взялся, но это может быть связано с наследством.

- Я тоже так считаю. Мне срочно нужен пан Юркевич! Я сажусь писать письмо,
а вы немедленно отправитесь к нему в Варшаву. А месье Дэсплену надо послать
телеграмму. Боже, как же трудно обходиться без телефона!

- Это только начало, - понимающе улыбнулся Роман. - Милостивая пани теперь
на каждом шагу будет вспоминать будущий век - многие вещи из него
пригодились бы сейчас. Только вот остерегайтесь эти слова произносить. Что
же касается завещания...

- Сама понимаю и немедленно берусь за его составление. Уже решила - все
имущество завещаю Зосеньке Яблонской. Очень дальняя родственница, но все же
родня.

- Так она же совсем ребенок! - удивился Роман. - Если не ошибаюсь, паненке
Яблонской лет шесть всего?

- Значит, не убьет меня! И родители ее тоже, они давно померли, девочка
осталась сиротой, живет у тетки. Но никому не надо говорить о моей
наследнице... хотя...

- Вот именно! - подхватил Роман. - Тогда на кой оно вообще, завещание?
Наоборот, надо, чтобы все знали - в случае преждевременной смерти пани все
ее имущество наследует Зося Яблонская. И чтобы Арман Гийом тоже узнал о
завещании.

- Ну вот, - растерялась я, - как же сделать так, чтобы Арман узнал, а Зося
не знала? Ведь если прознают - все имущество оставляю бедной сироте, такой
шум поднимется, такая сенсация. А потом бедный ребенок испытает
разочарование, если я все же замуж выйду и дети пойдут. Да ладно, что
загодя ломать голову? Оставлю ей достаточно на приданое. Как думаете, моих
средств хватит на приданое для бедной сиротки?

- Милостивая пани может десяток сироток осчастливить и даже не заметит, что
ее состояние уменьшилось. Если я правильно понял, пани пока еще не узнала
размеров своего состояния?

- Не узнала, - сконфузилась я. - Вот и хочу потребовать сведений от
поверенных Юркевича и Дэсплена. А что, разве женщина не имеет права не
разбираться во всех этих финансовых сложностях? Женщина вообще просто
обязана быть глупенькой.

- Вот именно! - подхватил Роман. И я немедленно потребовала разъяснения,
что "именно"! Роман охотно пояснил:

- Я и то, не в обиду будь пани сказано, удивляюсь, что милостивая пани так
хорошо хозяйство ведет и в делах разбирается. И теперь, и сто лет спустя. А
если и позволяю себе иногда дать совет, так это из-за путаницы времен, чтоб
им... Теперь пани надо быть особенно внимательной, чтобы ненароком не
проговориться.

Я лишь грустно кивнула. Роман прав, как всегда. Да заговори я о самолетах,
автомашинах, компьютерах и прочих телевизорах, меня тут все за ненормальную
примут, а уж Арман непременно постарается упечь меня в сумасшедший дом,
чтобы имуществом моим завладеть и все завещания мои объявить
несостоятельными. И найдется масса свидетелей того, что я вернулась малость
не в себе, а попросту говоря - спятивши. И я еще должна радоваться, если
все закончится дурдомом, а вот лет триста назад меня бы на костре запросто
сожгли!

Удалив Романа, я села за письма. Ох, как неудобно пользоваться ручкой с
пером и чернилами, как хотелось вытащить из сумочки шариковую ручку,
которая - я проверила, от пересечения барьера нисколько не утратила своих
свойств. Хорошо еще, что кончилась эра гусиных перьев.

Написав письма, тут же отправила Романа в Варшаву, сама же принялась
просматривать счета и документы, то и дело вспоминая будущий век с его
премудрыми машинками, техническими средствами, которые так бы пригодились
сейчас! А тут ничего, все от руки, все в уме.

Впрочем, счета я проглядела невнимательно, тянуло к более интересному
занятию - нарядам. Поскольку сегодня грозились приехать гости, надо было
внимательнейшим образом обдумать проблему одеяния, чтобы с самого начала не
вызывать потрясений среди современников. Зузя послушно выложила содержимое
всех шкафов, несколько раз повторив, что время траура давно прошло, никаких
специальных черных платьев, никаких черных вуалей, пора менять манеру
одеваться, и без того сколько проходила в черном. Эх, знала бы она, каких
перемен в одежде мне хотелось, боюсь, была бы так шокирована, что попросила
бы меня ее уволить. Ну да ладно, не так все плохо, большинство платьев на
мне хорошо смотрелись, но я вспомнила про бельишко столетней давности - и
сразу настроение испортилось. Ну как я могу напяливать все эти ненужные
корсеты, отвратительные панталончики, толстые чулки с подвязками, от
которых остаются на ногах красные круги. Как, оказывается, скоро человек
привыкает к лучшему и как трудно возвращаться к неудобствам своего времени.
А я-то двадцать пять лет в нем прожила и даже не знала, какое оно
неудобное.

Хорошо хоть тут нет такой жары, как во Франции, да и вообще дело к сентябрю
идет. И все равно, я могла бы пользоваться привезенным бельем, втайне от
Зузи. Допустим, одеться втайне от нее смогу, а как быть со стиркой? И опять
вспомнился будущий век, отличная стиральная машина в Трувиле, которой я
научилась пользоваться самостоятельно, не затрудняя Флорентину. Да и
дела-то - бросил в машину бельишко, платья, юбчонки летние, другие мелочи,
включил - и собственными руками вынимаешь уже высушенное чистое белье.
Никаких проблем. А тут как мне быть? Прислуга непременно подглядит, как
барыня собственными руками стирает, опять пойдут разговоры...

Никакого выхода! Пригорюнившись, я поникла в кресле, опустив голову и
закрыв лицо ладонями. Увидев меня такой, Зузя страшно перепугалась. Я
вообще не склонна к отчаянию, ей редко приходилось видеть меня плачущей.

Позабыв о моих нарядах, девушка бросилась ко мне, пала на колени перед
креслом, в котором я сидела, и, заглядывая сбоку мне в лицо, но не решаясь
отвести мои руки, проникновенно заговорила:

- Да что же произошло? Золотая моя, драгоценная, милостивая моя пани!
Неприятности? Или, не приведи Господь, болит что? Так я за травками сбегаю,
заварим, полечим, а? Или, может, вина из буфета? Говорят, вино тоже
неплохое лекарство. Или сразу за доктором послать? Ну хоть словечком
отзовитесь, госпожа моя милостивая! Не могу я такой вас видеть, сердце
разрывается!

Я не стала держать девушку в напряжении, зная, что она искренне привязана
ко мне.

- Вина! - слабым голосом потребовала я, зная, что иначе пошлют за доктором.

Вскочив, Зузя помчалась в буфетную и вернулась с большим бокалом красного
вина. Я по-прежнему сидела в позиции, изображая полное отчаяние.
Выпрямившись и подняв голову, я протянула руку за бокалом вина и
одновременно в окно увидела въезжающий во двор двухместный экипаж и следом
за ним всадника на коне. Ну вот, и гости явились.

Зузя успокоилась, не увидев больше слез на глазах своей барыни, и тоже
глянула в окно.

- Господа Борковские пожаловали! - радостно вскричала она, зная, какие мы
приятельницы с Эвелиной. - И еще кто-то с ними верхом. Пани спустится к
гостям?

- Ясное дело, спущусь! Вели Мончевской подавать ленч.

- Чего подавать? - не поняла Зузя.

- Второй завтрак.

- А не обед? - удивилась Зузя. Меня уже стали злить все эти недоумения и
подспудное желание окружающих делать все, как раньше. И даже такой близкий
человек, как доверенная горничная, тоже готова бросать мне под ноги колоды,
о которые я и без того то и дело спотыкаюсь.

- Нет, не обед! - раздраженно возразила я и, смягчившись, изволила
пояснить: - В Париже теперь царит новая мода, обеды едят лишь в пять
вечера, не раньше. И у себя я тоже заведу новые порядки. А второй завтрак
может быть сытным, несколько горячих блюд. Беги к Мончевской и передай, что
я велела, а тут я и без тебя управлюсь.

По лицу Зузи было видно - мои слова произвели если не революцию, то целый
переворот в ее душе, но она послушно побежала исполнять барское повеление.
А я воспользовалась отсутствием горничной, бросилась к туалетному столику и
капельку напудрила нос - совсем незаметно, но это уже стало привычкой. И
еще помадой провела по губам, цвет естественный, совсем помада незаметна, а
губы все же сразу стали свежее и привлекательнее. Лиловое платье будет в
самый раз для приема гостей, вот так, на шею аметистовое ожерелье, очень
хорошо, и набросить кружевную накидку. Ну, просто отлично.

И я спустилась к гостям неторопливо, соблюдая достоинство. Хотя вся дрожала
от нетерпения, так хотелось увидеть, какая Эва в прошлом столетии? Ой, да
что это я, совсем ничего не соображаю. Никакая она не Эва, это пани Эвелина
Борковская, подружка моей далекой юности, с которой мы восемь лет не
виделись.

Входя в нижнюю гостиную, я еще с порога окинула Эвелину одним взглядом,
как, впрочем, и она меня, и сразу поняла - выглядит она лет на пять
постарше меня, хотя мы и ровесницы.

Эвелина мелкими шажками подбежала ко мне, нежно обняла и, заливаясь
горючими слезами, принялась причитать:

- О, моя бедная Касенька! О, дорогая моя подружка!

Вот еще неожиданность! Что случилось, почему я бедная и по какой причине
Эвелина рыдает надо мною? Выдавив на всякий случай по слезинке из каждого
глаза, я недолго дожидалась - Эвелина не замедлила выявить причину слез,
выкрикивая слова между рыданиями:

- Видно, суждено было небесам, чтобы горе на тебя свалилось в мое
отсутствие, подруженька моя дорогая!.. А письмо о смерти... супруга твоего
незабвенного... через месяц лишь после его похорон получила!.. А ты все
одна да одна!.. Представляю, сколько намучилась, приводя дела в порядок
после мужа... да будет ему земля пухом! А тут еще скандал в Монтийи...

До скандала в Монтийи все понятно и все правда, а вот скандал меня как
обухом по голове...

Луизу Лера убили, так это когда еще будет! Тогда в чем же дело?

К сожалению, супруг Эвелины Кароль (он же Шарль по-французски) решил, что
теперь настала его очередь приступить к соболезнованиям, и, без церемоний
отстранив все еще рыдающую супругу, выступил вперед, с чувством поцеловал
протянутую ручку и без запинки произнес:

- Жена права, если бы мы узнали о постигшей пани трагедии вовремя, я бы
первый поспешил оказать всю необходимую помощь. Сейчас же мне остается
просить шановную пани графиню принять искренние слова соболезнования в ее
тяжелой утрате.

Тут уж я пожалела, что все-таки не облачилась в траурное черное платье и не
набросила на себя длинную черную вуаль. Значит, упирать придется на слова,
тщательно их подбирая.

- Только недавно закончился траур, официальный, хотя скорбь, сами
понимаете, не кончилась вместе с ним, - произнесла я, следя за тем, чтобы
не слишком горестно прозвучали мои слова, но и не проявляя неуместного
оптимизма, главное - тактично и с соблюдением правил хорошего тона
дозировать приличную случаю скорбь. - И в самом деле, потом на меня
свалилось множество хлопот по приведению дел в порядок, потом длинное и
изнурительное путешествие во Францию, только вчера воротилась, даже не
успела... ну да ладно, главное, по приезде первая весть оказалась приятной,
а именно - вы, мои дорогие, обещались сегодня быть с визитом, и уж как я
рада, что вижу вас!

- А сколько нам надо рассказать друг другу! - живо откликнулась Эвелина, с
готовностью отбрасывая могильную тематику. - Ах, моя дорогая подружка, даже
не знаю, что больше меня интересует - мода ли парижская...

Вот такой непосредственной она, моя Эвелина, всю жизнь была! Бонтонный
Кароль вынужден был незаметно толкнуть жену в бок. Эвелина спохватилась и
закончила:

-... больше всего хочется знать, удалось ли тебе уладить свои имущественные
дела в Париже?

Да, поговорить нам есть о чем. Я позвонила, вызывая камердинера, и еще раз
убедилась, что на Мончевскую можно положиться. Винсент только ждал от меня
знака и сразу явился с подносом, уставленным всевозможными напитками, затем
моментально появились закуски, среди них - коронный номер Мончевской -
крохотные пирожные из творога.

Однако я выполнила еще не все обязанности хозяйки дома. И поинтересовалась,
опять же стараясь равномерно дозировать в голосе вежливый интерес хозяйки
дома, внимание к гостям, и в то же время не проявляя назойливого
любопытства или чрезмерной заинтересованности:

- Я не ошиблась, приехали вы ко мне не одни, кто-то вас сопровождал? Или
просто попутчик, по дороге оказалось?

Эвелина переглянулась с мужем, однако Кароль молчал с самым невозмутимым
видом, явно не собираясь рта раскрыть, так что ответ давать пришлось
Эвелине.

- Ах, боже мой, надо было сразу тебе сказать, но как я тебя, мою бедняжку,
увидела, сердце стиснуло и слезы полились, и позабыла обо всем на свете,
даже о хороших манерах. Вот и не знаю, правильно ли я поступила или
допустила бестактность, так что загодя умоляю, дорогая, прости меня, если
что не так!

Разумеется, я прощу, уж очень разобрало меня любопытство.

- Ну что ты, дорогая Эвелина, зачем такие слова? Ты ведь знаешь - мой дом -
твой дом, и я уверена, никакой бестактности ты не совершиш