е не существует.

- А твой Роман?

- Исключено. В момент убийства он был вместе со мной в Секерках.

- Подумаешь, большое дело! Сел в самолет, прилетел во Францию, прикончил
вредную бабу и в тот же день вернулся. Ты бы и не заметила его отсутствия.

У меня чуть не вырвалось - да месяц назад никаких самолетов еще не было и
дорога до Парижа занимала три недели! Ну, ездовой верхом, сменяя лошадей,
мог бы доскакать за четыре дня. Вовремя прикусив язык, я сказала другое:

- Полиция установила точную дату смерти экономки - двадцать третьего июня
была Собутка[9]. Вспомни, не совсем же ты от польского фольклора отбилась!
Помнишь, что это такое? Венки, песни, прыжки через костер. А ко мне
понаехало множество гостей. Без Романа я бы с ними не справилась, он - моя
правая рука, и весь день был на виду. У меня на глазах! И нечего глупости
болтать. Это не Роман.

Эва особо и не настаивала на кандидатуре Романа. Оставив его в покое, она
эмоционально принялась обсуждать положительные для меня стороны убийства
экономки.

- Обрати внимание, она ведь запросто могла еще и обокрасть тебя! Ну, не
тебя, твоего старикана прадедушку. Могла заранее вынести из дому и
припрятать вещи поценнее, в первую очередь - драгоценности. Но наверняка
этого не сделала, рассчитывая, что и без того все ей достанется. То есть,
считай, ее идея женить на себе старикана, прости, прадедушку, тебе же
принесла пользу. А тебе сказали, что не будь тебя тогда во Франции, ты была
бы первой кандидаткой в убийцы?

- Ну что ты болтаешь! И без того голова кругом идет. Мне уже начинает
казаться - это я придумала женить прадедушку на Луизе Лера. А ведь когда я
узнала о наличии свидетельства о браке, честно скажу, была очень огорчена.
Нет, я не бедная родственница, но прадедушкино наследство мне очень
пригодится.

- А как она выглядела? - заинтересовалась вдруг Эва.

- Черная.

- Негритянка?!

- Да нет, просто брюнетка, я говорю о глазах и волосах. В спальне прадеда
стояла на столике ее фотокарточка. Очень толстая, но такая... приятная
полнота, аппетитная. Впрочем, я видела ее всего раз в жизни, еще в детстве.

- Очень меня интересует ее любовник.

- Он всех интересует. Полицию в первую очередь.

- А как вообще узнали о нем?

- Роман сказал - слухи ходили, в основном среди прислуги и рабочих конюшен.
Кто-то видел экономку с каким-то незнакомым мужчиной, раза три видели, но
издали, никто его толком не разглядел. Кроме того, когда все во дворце уже
давно спали, она принимала какого-то гостя или несколько раз на ночь глядя
уезжала на своей машине. А поскольку никто ничего не знает, сразу же
заговорили о любовнике, которого она прячет ото всех. А ведь тем мужчиной
мог быть кто угодно, ну, скажем, какой-нибудь ее бедный родственник,
которого она втайне подкармливала.

- Не верю я в бедных родственников и доброе сердце экономки, - упорствовала
Эва. - Я верю в хахаля! И очень жалею, что ничего толком не знаю. Арман
тоже.

Я так вся и всколыхнулась.

- Что Арман тоже?

- Тоже очень интересуется твоим трупом. Выпытывал у меня, но я ведь сама
толком ничего не знала и ему ничего не могла сказать.

- И впредь не говори, умоляю тебя! Все сказанное - сведения лишь для тебя.
Умоляю!

Эва удивилась.

- Так ведь многие кроме меня знают! Твой Роман, к примеру. И Гастон. И даже
Филипу ты рассказывала...

- Только в общих чертах! А тебе с подробностями! И собственные соображения
выложила! Неужели не понимаешь?

- Ладно, ладно, не кипятись. Шарлю тоже без подробностей?

- Шарлю можешь рассказать, насколько я понимаю, он не слишком дружен с
Арманом.

- И что ты так вцепилась в Армана? - пыталась успокоить меня подруга. - Ну,
ухлестывает за тобой, но даже я заметила - уже не так рьяно, понял: ты
предпочитаешь Гастона. Наверняка уверен, что сумеет его одолеть.

- Может распроститься со своими иллюзиями! Если Арман мне и нравился, то
лишь с самого начала и то недолго, пока не появился Гастон. А Армана,
признаюсь откровенно, я даже боюсь. Не знаю почему, просто интуитивно
боюсь.

Эва задумалась.

- Знаешь, в этом что-то есть, - сказала она, помолчав. - Ты его не просто
интересуешь, и даже... даже если предположить, что он голову потерял, все
равно что-то не так. Он от тебя ни на шаг, ты заметила? Где ты, там и он,
хотя знает, что тебе это неприятно. Вот ты появилась в Трувиле - и он тут
как тут, а тебя не было - и его я не видела. Да вот взгляни, вроде бы не
лезет к тебе, а глаз не сводит.

Мы с подругой лежали в тени зонтика на пляже, настырный преследователь
расположился по соседству.

- Знает, сейчас подойти к нам бестактно, ждет, когда я в воду полезу, там
обязательно пристанет, - раздраженно заметила я. - А выкупаться страшно
хочется, солнце невыносимо припекает. И куда подевались все наши мужчины?
Где твой Шарль?

- Пошел отдать пленку, чтобы проявили и отпечатали. Кажется, вместе с
Гастоном пошли. А Филип здесь. Пригласим его окунуться?

Любой хорош, лишь бы не оставаться наедине с Арманом. И Эве я чистую правду
сказала - я побаивалась Армана, сама не знаю почему. Не скажу, что
панически боялась, но страх какой-то испытывала точно, а это было очень
неприятное ощущение.

Захватив Филипа и Эву, я бросилась в море. Арман, ясное дело, сразу вскочил
и устремился за нами. К его большому разочарованию, я не поплыла подальше
от берега, осталась плескаться с друзьями на мелководье, хотя для меня это
не удовольствие и не купанье, но зато лишила Армана возможности побыть со
мною наедине.


Вот уж не ожидала, что мою неприязнь к Арману и даже исходящую от него
неясную угрозу полностью разделяет Роман.

Воспользовавшись пребыванием в Трувиле, Роман приступил к систематическому
обучению меня вождению машины. Он настаивал на том, чтобы это делалось
втайне ото всех моих друзей. Ездить мы должны были на рассвете, едва
взойдет солнце, якобы по той причине, что в столь раннее время все
окрестные дороги пусты, машин нет и полиция нас не отловит. Ведь по законам
ученику полагалось ездить с дипломированным инструктором, в особой машине с
большой буквой L на крыше. Все эти сложности нам ни к чему, согласна, но, с
другой стороны, не могла же я ограничиться умением водить машину лишь в
пустыне, следовало считаться с тем, что гораздо чаще придется лавировать
среди других машин и транспортных средств, не говоря уже о пешеходах.

Мои робкие возражения Роман решительно пресек.

- Пусть пани графиня положится на меня и поступит, как все здравомыслящие
люди. Пани сдаст экзамен, получит права и потом уже спокойно и без спешки
научится по-настоящему водить машину. Уж я о том позабочусь, не
сомневайтесь. Не знаю ни одного человека, который обучился бы на курсах
по-настоящему водить машину, все набирались опыта потом, постепенно. А
солнечный восход - лучшее время, обычно тогда все спят.

Не могла я на это ничего возразить, действительно, на рассвете лучше всего
спится, в том числе и мне. Но разве можно спорить с Романом? А он вдруг
ошарашил меня совсем уж неожиданным требованием:

- И еще у меня просьба к пани графине - не выходить из дома нормально,
через дверь, а вылезти через окно, что выходит на задний двор.

Уж не хватил ли Роман лишку? Или я его не так поняла? И тут же спохватилась
- ни разу в жизни не доводилось мне видеть Романа пьяным, во всяком случае
он не позволял такого в разговоре со мной. Скорее уж я могла быть слегка
выпивши, но в данный момент и этого не было.

- К чему такое? - подозрительно поинтересовалась я. - Уж если Роман
запрещает мне выходить через парадный выход, я, так и быть, могу выйти
через черный ход. Зачем же непременно лезть в окно да еще спросонок?

- Ну как же! - нетерпеливо возразил Роман, дивясь моей тупости. - Черный
ход тоже выходит на набережную, а через окно пани вылезет аккурат на улицу,
что идет за домом, пройдя двор, и я усиленно советую пани графине именно
так поступить.

- А почему? - не унималась я.

- А потому, - ничуть не раздражаясь пояснил Роман, - что вчера, когда мы
возвращались, некий тип за нами следил. И совсем не нужно, чтобы видел, как
мы отправляемся на тренировку. Раз уж учимся водить машину втайне, так уж
втайне, и чего пани графиня так насчет окна возражает? Без обиды будь
сказано, для пани графини в окно вылезать не впервой, уверен, и навыков
пани не потеряла, так что нечего. А как я пани с детства знаю, приходилось
не раз видеть...

Роман знал, что говорил. Не очень-то послушной барышней я росла. Нет,
родителям хлопот не доставляла, боннам и гувернанткам тоже, но девчонкой
была своенравной, а к тому же слишком живой, энергия меня так и распирала.
Не желая входить в конфликт с чопорными гувернантками и покорной барыне
дворней, сколько раз на заре я выбиралась из родительского дома через окно,
чтобы поплавать вволю, когда над душой никто не стоит и бонна квочкой не
бегает по берегу пруда, охая, ахая и грозясь рассказать барыне, что я не
желаю вылезать из воды. Или верхом помчаться в дальний лес, через поля и
овраги, и опять же никто не станет мне препятствовать. А то подкрасться к
расположившемуся неподалеку цыганскому табору и, затаившись в траве,
подглядывать за такой интересной, ни на что не похожей жизнью. И почему-то
меня тогда не удивляло, что на обратном пути я обязательно встречала
Романа. Только теперь до меня дошло - знал Роман о моих проказах и издали
оберегал несмышленую девчонку, потому все мои выходки, "вылазки" в окно и
заканчивались благополучно.

И все же... Одно дело - двенадцатилетняя девчонка, не знавшая, куда девать
распиравшие ее жизненные силы, и совсем другое - взрослая женщина. Где это
видано, из собственного дома в окошко вылезать, чтобы скрыться... от кого?

- Так кто же этот подозрительный тип? - не выдержала я.

- Месье Арман, - сухо ответил Роман. - Думаю, для пани графини не секрет,
что он проявляет к пани повышенный интерес?

Услышав ненавистное имя, я отбросила сомнения. Взрослая, не взрослая - раз
Арман, значит, нужно.

Роман оказался прав - приобретенные в детстве навыки я не забыла и в окно
вылезла без труда.

В тот первый день я сразу многому научилась. Роман усадил меня за руль,
велел включить мотор и самостоятельно выбраться из лабиринта узких улочек
за город, после чего уже на другой скорости помчаться по шоссе, да еще при
этом то и дело поглядывать в зеркальце заднего обзора, не преследует ли нас
кто. Думаю, для женщины смотреть одним глазом вперед, а другим куда-нибудь
в сторону вообще труда не составит, сколько раз в жизни приходилось так
делать. Правда, смотреть одним глазом вперед, а другим - назад посложнее
будет. А тут еще Роман назидательно бубнил:

- Запомните, шофер должен видеть, что происходит вокруг его машины, когда
едет, впереди, сзади, со всех боков. Недаром существует такая поговорка,
что у водителя глаза вокруг всей головы...

Когда после этого ужасного урока я, чуть живая, вернулась домой и опять
влезла в дом через окно во дворе, Роман специально подвел меня к окну в
гостиной, выходящему на набережную, и показал Армана, прятавшегося на пляже
среди лежаков и зонтов. Один! На пустом пляже потому что было еще слишком
рано и держалась утренняя прохлада! А он уже там торчал, следил за мной.
Ох, видимо, есть какие-то причины для моего интуитивного страха перед этим
человеком.

Я даже подумала - не сказать ли об этом Гастону? Не знаю, как в теперешнюю
эпоху обстоит дело с поединками, но не хотелось мне подвергать опасности
любимого мужчину. К тому же у нас так мало было времени, когда мы
оказывались наедине, что я не хотела тратить на разговоры ни одной минуты.
Не разговоров, не поучений и советов жаждало мое сердце, оно хотело любви и
получало ее, и мне не хотелось лишаться даже ее самой малой частицы. Потом,
вспоминая проведенные с Гастоном минуты, я сколько раз краснела всем телом
и невольно думала: а не так ли куртизанки верных мужей от их законных
супруг отрывали, разрушая семейное счастье? Не уподобляюсь ли я тем
продажным тварям, которые лишали мужчин рассудка, а вместе с ним - и
состояния? Как скоро лишилась я моральных устоев, а ведь уверена была -
закована в них как в броню. Оправдывало меня лишь одно - я любила, любила
впервые в жизни, и отдавалась любимому и любящему человеку совершенно
бескорыстно, к тому же не отрывая Гастона от законной супруги, поскольку ее
просто не было. При виде Гастона все во мне наполнялось счастьем и
ликованием, а в его глазах я видела горячее ответное чувство. Как хорошо,
что судьба занесла меня в это время!

О будущем я не думала. Похоже, Гастон тоже. Однажды он мне сказал:

- Никогда раньше не встречал я такой девушки. Есть в тебе что-то такое...
такое... мне трудно сформулировать, но иногда ты кажешься мне просто
какой-то нереальной. Я уже не говорю о твоей красоте и всех прочих
достоинствах. Увидел тебя - и сразу потерял голову, до сих пор не пойму,
как такое могло со мной случиться. Может, ты скажешь, что же в тебе такое
кроется? А что кроется - это я чувствую и готов на чем хочешь поклясться!

Еще бы не крылось! Девятнадцатый век со всеми его недостатками и
достоинствами. Но не могла же я сказать об этом любимому!


Я и оглянуться не успела, как Роман купил вторую машину для меня, немного
поменьше "мерседеса", и теперь я попеременно ездила то на одной, то на
другой. И по-прежнему на рассвете, и по-прежнему вылезая в окно на заднем
дворе.

И вот как-то Арман сообщил, что едет в Париж. С утра он собирается заняться
там накопившимися делами, чтобы вечером вернуться в Трувиль. Короче, его не
будет весь день. Я сама видела, как он уезжал, смотрела вслед, пока не
исчез из глаз моих, и только тогда почувствовала, какой же тяжелый камень
свалился у меня с сердца. С каким наслаждением наутро я вышла из дома
нормально, через дверь!

А потом пришлось пережить ужасные минуты.

В этот день у меня все очень удачно получалось, даже Роман хвалил, а он не
слишком щедр на похвалу. Вернувшись домой, я поспешила на пляж, радостно
встретилась с друзьями. Были и Гастон, и Филип. Помахав им, я поспешила
окунуться. Как же я люблю плавать и как редко у меня в последнее время
появляется возможность спокойно, без раздражения заплыть далеко-далеко и
так на спине легко покачиваться на волнах! Все купальщики остались у
берега, оттуда доносится разноголосый, чуть приглушенный шум, я же лежу на
спине и чувствую, как тело покидает усталость, а голова освобождается от
всех забот.

Вот так покачивалась я на волнах и наслаждалась, как вдруг почувствовала,
как что-то схватило меня за ногу и тянет в глубину морскую. Я сразу
погрузилась в воду с головой.

К счастью, я не крикнула, тогда наверняка бы захлебнулась. В легких
оставался запас воздуха, силой воли я заставила себя преодолеть панику,
каким-то чудом оттолкнулась от чего-то под собой, с силой вынырнула из воды
и вот теперь заорала изо всех сил. Тут меня опять ухватили за ногу и
потянули вниз, свободной ногой я опять в это что-то ударила, оттолкнулась,
выскочила из воды и снова закричала. Ухватив меня и за другую ногу, кто-то
втянул меня под воду в третий раз, я раскрыла глаза, хотя никогда в море не
ныряла с открытыми глазами, и увидела нечто такое ужасное, что от одного
вида должна была на месте окочуриться. На меня напало неведомое мне
чудовище, черное, страшное, с огромными глазами навыкате, не похожее ни на
рыбу, ни на человека. И этот ужасный лупоглазый монстр, ухватив меня своими
щупальцами, поволок в глубину морскую!

От ужаса я испытала прилив сверхчеловеческих сил и попыталась оттолкнуть
страшилище, одновременно следя за тем, чтобы не глотнуть воды и не
захлебнуться. Силы были неравны, я явно слабела и наверняка чудовище
уволокло бы меня в бездонные глубины моря, если бы не помощь. Услышала
громкий всплеск воды и увидела, как кто-то свалился в море рядом со мной.
Тут же ощутила ослабление мертвой хватки, зажавшей мои ноги, из последних
сил оттолкнулась и как ошалелая выскочила на поверхность моря, широко
разевая рот. Не для того, чтобы опять закричать, - воздуха вдохнуть! И
ринулась к берегу, отчаянно работая руками и ногами. Краем глаза увидела,
как рядом болтается на волнах доска с парусом, а ее владелец как раз
вынырнул из воды и ухватился за деревяшку, что-то прокричав мне вслед. Так
это он меня спас?

Итак, я перла к берегу, но, кажется, уже не кричала. Увидела, как мне
навстречу плывут люди, первым подплыл Гастон, с тревогой спрашивая, что
случилось. Я не могла говорить, думая только об одном - скорее к берегу,
подальше от чудища!

Наконец я почувствовала ногами дно, встала и с плачем бросилась на грудь
Гастона, не отвечая на его расспросы.

Меня окружили и знакомые, и незнакомые люди, услышавшие мой крик. Все
хотели знать, что произошло. Я все еще не могла говорить.

Обняв за плечи, Эва вывела меня из моря и усадила под зонтиком, кто-то
сбегал к киоску за бокалом коньяка, выпив который залпом я наконец
перестала клацать зубами и смогла более-менее связно рассказать о
случившемся. Услышав о лупоглазом черном чудовище, ухватившем меня своими
щупальцами и пытавшемся затащить в глубину моря, большинство наверняка
подумало, что от пережитого страха я лишилась рассудка или мне это чудище
привиделось, у страха, как известно, глаза велики. Но Шарль догадался -
наверняка это был кто-то из ныряльщиков с аквалангом, в специальном
костюме. Бывает, что некоторые из этих типов устраивают себе развлечение,
пугая купающихся.

Немного успокоившись и придя в себя, я с ним согласилась. Да, меня
смертельно напугало черное чудовище, ни на человека, ни на рыбу не похожее,
но я вспомнила, что видела таких ныряльщиков в телефильмах, а со страху
этот показался мне особенно ужасным. Неужели этим идиотам и в самом деле
приходит в голову таким вот образом путать людей? Да ведь от одного страха
можно умереть! Хотя... не будь я уверена, что Арман уехал в Париж, его я
могла бы заподозрить в глупой шутке. Он уже неоднократно проявлял
склонность пошутить, и всегда это было не остроумно, а напротив, как-то
противно, нелепо и безмозгло. Есть люди, склонные к глупым шуткам, которые
не доставляют удовольствия никому, кроме них самих.

Постепенно все, кто заинтересовался этим происшествием, разошлись, я
слышала, как говорили, что шутник так и не появился на берегу, должно быть
побоялся всеобщего осуждения.

Я совсем успокоилась, но купаться мне почему-то расхотелось. Да и все из
моей компании посоветовали мне не заплывать больше далеко в море, раз здесь
водятся такие вот негодяи. Ничего не поделаешь, придется, как это делают
многие купальщики, плескаться у берега, хотя такое купанье не доставляет
мне ни малейшего удовольствия.


Мы с Романом позанимались на обеих машинах всего четыре дня, когда месье
Дэсплен сообщил, что полиция освободила мой дворец, можно возвращаться.
Место преступления полиция оставила незапертым, значит, доступным всем.
Никаких указаний полиция не дала моему поверенному, из чего следует, что
мои дом перестал полицию интересовать.

И я немедленно отправилась в Монтийи с Романом и, ясное дело, Гастоном.

* * *

Жуткая вонь уже почти целиком выветрилась, потому что прекрасная погода
позволяла день и ночь держать окна нараспашку и даже устраивать сквозняки.
Правда, неприятный запах еще сохранился в складках ткани, поэтому я
распорядилась снять и отдать в стирку все занавески и шторы. А потом что-то
придется делать и с мягкой мебелью, но это потом. Впрочем, в буфетной или
кабинете экономки, уж не знаю, как эту комнату и назвать, мягкой мебели
было немного: диван, кресло, три полумягких стула и несколько декоративных
подушек на диване.

Месье Дэсплену явно не хотелось заниматься вместе со мной осмотром места
происшествия.

- Уж и не знаю, что мадам надеется здесь найти, - брюзжал он. - Полиция
провела обыск, а уж она сделала это профессионально. И тщательно, я уверен,
они очень надеялись обнаружить здесь хоть что-то, что помогло бы им выйти
на таинственного любовника Луиз