аждый непонятный шелест. И
Романа обрадовало ее появление, он прямо расцвел при виде старушки и тоже
бросился помогать ей обустроиться.

* * *

В этот день нагрянула прорва гостей, все будто "по пути". Один Арман, без
зазрения совести нанесший второй визит за день, не притворялся, напротив,
всячески подчеркивал, что прибыл по приглашению, и всем своим поведением и
многозначительными словами давал понять собравшимся - мы с ним в особых
отношениях, подлец! То и дело что-то интимно шептал мне на ушко, мерзавец!
И такой хитрый, так умело демонстрировал нашу особую близость, что у меня
не было возможности его резко оборвать. Вот и Альбина Корецкая,
соседка-помещица, первая сплетница по уезду, уже стала поглядывать на нас с
любопытством, а этот наглец знай компрометировал меня напропалую. И все
напоминал о завтрашнем визите якобы для решения каких-то наших совместных
родственных проблем. Я твердо решила - непременно приглашу присутствовать
Эвелину и Романа.

А когда гости разъехались, мне пришлось опять садиться за письма, и я уже
который раз пожалела об отсутствии телефонов в этот дурацкий век. И все
время не давала покоя мысль о мытье головы. Следовало сразу же приняться за
нее, да не могла я сделать это сама, хотя и располагала кучей прекрасных
шампуней, до поры до времени вместе с другой косметикой упрятанной в
сундучок, задвинутый в дальний угол гардеробной, чтобы лишний раз не
травмировать Зузю. А для мытья головы вызвала парикмахера, известного
специалиста в наших краях.

Когда наконец пришло время ложиться, спать совсем не хотелось. Напротив,
захотелось есть, причем по-страшному. Вспомнила - ничего удивительного,
ведь за весь день, почитай, ничего не ела. Я уже не говорю о втором
завтраке с Гастоном, когда мне было не до еды, но и позже, угощая
многочисленных посетителей, сама к еде не притронулась, слишком была
взволнована. И все из-за паршивца Армана Гийома.

Что же делать? Весь дом давно спит, я допоздна засиделась над письмами,
будить прислугу не стоит. Сама справлюсь, привыкла.

Не раздумывая долее, погасила лампы и в кабинете, и в спальне и вышла в
темный коридор. Ну не совсем темный. С тех пор, как еще при жизни мужа один
из гостей, известный выпивоха пан Коморовский, украдкой отправившийся ночью
на поиски так полюбившейся ему нашей смородиновки, с ужасным шумом свалился
с лестницы, сломав притом ногу и вызвав панику среди гостей и
преждевременные роды у впечатлительной многодетной баронессы Щепанской, я
ввела в своем доме обычай оставлять на ночь освещение - малюсенькие
лампочки, фитилек, опущенный в баночку с растительным маслом. Распорядилась
установить их на всех переходах, поворотах коридора и у всех лестниц.
Однако даже теперь, выйдя после освещенной спальни в темный коридор,
несмотря на мягкий огонек в коридоре, какое-то время вынуждена была
постоять, привыкая к темноте и одновременно вслушиваясь в ночную тишину.
Нигде ни света, ни звука, все давно спят. Возможно, только Зузя не легла,
но задремала в ожидании моего звонка, чтобы уложить барыню в постель.

Привыкнув к слабому свету масляной коптилки, я осторожно двинулась по
коридору к лестнице, стараясь не ступать на скрипучие половицы и гадая, что
найдется в кухне перекусить. По дороге заглянула в столовую, надеясь найти
там остатки шоколадных конфет и печенья или еще что, оставшееся от
угощения, однако заботливая Мончевская все заперла, а ключи от буфета так у
нее и остались. Да и не хотелось мне каких-то сладостей, мне бы что
посущественней. Даже если и в кухне все окажется запертым - сделаю себе
хоть яичницу. Пусть потом кухарка сколько хочет судачит о барыне, по ночам
тайком готовящей себе яичницу, мне наплевать.

До кухни я добралась благополучно. Здесь тоже горела дежурная коптилка, но
для моих целей требовалось освещение получше. Разыскала и свечи, и
нормальные керосиновые лампы. Выбрала свечи, чтобы руки не пахли керосином,
и принялась за поиски еды. Разумеется, тут тоже все позапирали, но я знала,
где кухарка прячет ключи, ведь ей приходилось вставать раньше экономки,
чтобы приготовить завтрак для прислуги. Раздув тлевшие в печи угли, я
поставила разогревать чайник, а сама принялась за холодную телятину с
хреном, заодно накормив и двух кошек, присоединившихся ко мне во время
странствий по дому. Закусив грушевым муссом, который тоже обнаружился в
отпертом мною чулане, я в ожидании чая от нечего делать, сидя за столом,
принялась перелистывать календарь, который из года в год выписывала для
прислуги. Боже, что за уморительные вещи там понаписали! Вот, к примеру, о
последних изобретениях. О телеграфе - вредная и опасная для человека вещь,
к тому же грех великий, ибо искра, которая движется по проводам, способна в
любую минуту вызвать пожар... И тому подобные глупости. Позабавили
рассуждения какого-то важного чиновника о бесперспективности новомодного
изобретения - самодвижущихся экипажей без лошадей. А вот советы насчет
откармливания домашней птицы можжевельником и миндалем - дельные. Ведь
известно, что мясо птицы пропитывается запахом ее корма.

И так увлекло меня чтение, что я опять засиделась, не заметив, как идет
время. И вдруг чей-то пронзительный крик заставил вскочить из-за стола. За
первым криком раздался второй, вот его подхватили другие голоса, и скоро
весь дом наполнился криками и суетой. Схватив горящую свечу, я выскочила из
кухни. Крики доносились сверху. На лестнице я столкнулась с прислугой и
увидела панну Ходачкувну в ночной рубашке, на которую был наброшен теплый
капот, в ночном чепчике. Пальцем указывая в сторону моих комнат, она не
помня себя кричала: "Пожар! Пожар!"

И в самом деле, оттуда тянулся дым. Я рванулась было туда, однако меня
перехватил Винсент, первым послав в ту сторону Франека. И вскоре мы все
услышали, как Франек, высунувшись наверху в какое-то окно, принялся диким
голосом кричать на всю округу: "Горим! Помогите!" Его наверняка услышали и
в конюшнях, а дворовые собаки подняли истошный лай.

Мончевская громко приказывала дворне носить воду со двора. Вернувшись
сверху, полузадохшийся Франек доложил, что из моих апартаментов тянется
удушливый дым, так что и подойти к ним боязно. Какая-то сообразительная
кухонная девка со скрежетом отпирала вторую дверь, чтобы впустить
подоспевшую из конюшни помощь. И вот уже буфетный мальчик первым пробежал
наверх с полным ведром воды. Однако отлегло от сердца лишь тогда, когда
появился Роман и принялся вместе с Винсентом организовывать тушение пожара.

Оба они решительно не допускали меня приблизиться к дверям собственной
спальни, уверяя, что именно там источник пожара, оттуда валит дым, а если
открыть в спальню двери, то сразу ее охватит огонь, потому что у меня
наверняка открыты окна, от сквозняка и займется.

Роман послал людей к моим окнам, велев им взобраться и ждать его приказа, а
Зузя упорно стояла на том, что только бы проникнуть в мою ванную комнату,
уж там воды вдоволь припасено.

И вот я увидела, как по приказу Романа распахнули дверь спальни и сразу
оттуда показались языки огня, который принялись заливать дворовые,
собравшиеся к тому времени в коридоре. От посланцев же на лестницы к моим
окнам пришло странное сообщение: все окна заперты, похоже, изнутри.

Дыма было столько, что и нам в коридоре невозможно было продохнуть. Но вот
вскоре по приказу Романа снаружи разбили одно из окон спальни, что
действительно усилило пламя, зато и дым стало вытягивать сквозняком, люди
смогли проникнуть в комнату и совсем погасить огонь.

Наконец и я получила возможность войти в собственную спальню. Велела зажечь
лампы и в их свете осмотрела пожарище. К моему удивлению, ущерб от пожара
оказался не столь уж велик. Мебель, стены, потолок даже не почернели.
Пострадал ковер на полу, вся моя постель с перинами, подушками и
занавесями, одно мягкое кресло. Ну и страшное впечатление производила куча
какого-то обгоревшего тряпья, валявшегося в черной луже, и обилие воды
везде, куда лили ее усердные помощники, а также всепроникающий
отвратительный запах гари. Много пройдет времени, прежде чем он выветрится.
К счастью, ни одна из керосиновых ламп не упала и не разбилась. Если бы в
огонь добавился еще и керосин - весь дом бы сгорел.

Я радовалась, что двери в гардеробную и будуар оставила закрытыми,
благодаря чему эти помещения не провоняли дымом, иначе хоть выбрасывай
одежду. Ну и сундучку с драгоценной косметикой тоже ничего не сделалось.

Я приказала быстро собрать воду, все прочее оставить на утро, а мне
приготовить одну из комнат для гостей, где и досплю остаток ночи. Можно
было, конечно, воспользоваться бывшим супружеским ложем в апартаментах
покойного мужа, но я это ложе покинула после двух лет супружеской жизни и
более туда не заглядывала, да и в комнате для гостей не требовалось ничего
особенно приготовлять, они у Мончевской всегда были в состоянии готовности
на случай неожиданного приезда какого гостя.

И теперь, когда пожар потушили и все немного успокоились, настал час панны
Ходачкувны, ее звездный час. Ведь это она первая подняла тревогу, а когда
люди сбежались тушить пожар, удалилась в библиотеку и все время провела в
молитве перед старинным распятием, что висело в простенке между книжными
шкафами. И теперь, пребывая в полной убежденности, что именно ее молитвами
Господь меня спас, она, плача от счастья, принялась целовать мне ручки,
приговаривая:

- А уж я думала - пропала моя Катажинка, задохнется насмерть!

Не только меня интересовало, каким образом среди ночи панна Ходачкувна
оказалась в другом крыле дома, ведь будь в своем - дыму бы не почуяла. В
ответ на наши расспросы старушка пояснила, что с постели встала среди ночи
потому, что какой-то подозрительный шум услышала.

- Поначалу никак не могла в толк взять, что за шум, - охотно рассказывала
героиня дня, явно гордясь своим чутким сном и прекрасным слухом. - То ли
ставня скрипит, то ли кот по крыше ходит? Но вроде бы нет. Вот, накинув
капот и взяв свечу, отправилась я поглядеть, что такое. А тут аккурат
Катаринка из своих покоев вышла и вниз по лестнице спускаться стала. Тоже
тихонечко, да я услыхала. И я, понявши, что шум небось именно хозяйка наша
милая произвела, успокоенная, повернулась да и к себе направилась, а тут
она, Катажинка, через пару минут и воротилась к себе в спальню.

- Через пару минут? - не поверила я своим ушам.

Точно помню - зачитавшись календарем, проторчала в кухне не меньше часа.
Невозможно, чтобы все это время старая панна Цецилия проторчала со свечой у
меня в коридоре, не заметив времени. Значит, кто-то другой поднялся по
лестнице, так же легко и тихо, как я хожу. Кто же?

А панна Цецилия взволнованно подтвердила:

- Я еще постояла, послушала, к себе ли идет моя хозяюшка, а как убедилась -
к себе, вот и дверь в спальню за собой прикрыла, не требуется ей, значит,
никакая помощь, так и я к себе пошла, да только уснуть никак не могла. Все
сдавалось - не только кошки по крыше да чердаку гуляют, но как и еще чьи-то
шаги, уж их от кошачьих я с легкостью отличу. Да и в другом месте слышатся.
Взявши свечу, я вдругорядь вышла послушать, а потом еще дальше пошла,
казалось мне - шаги из другого коридора слышатся, и тут я словно дым
почуяла, но еще сомневалась, не хотелось попусту народ на ноги поднимать.
Забежала к себе, потеплее на всякий случай оделась и отправилась искать
место, отколь дым тянется. И оказалось - от Катажинки, благодетельницы
моей! Езус-Мария-святой Юзеф! А там Катажинка, закрывшись, сладким сном
почивает и не ведает, бедная, что огонь в ейной спальне занялся! А может,
уж и не дышит, потому как оченно сильный дым из-под ее дверей выбивался.
Подойти невозможно, спасти не могу по старости и немощности, ну я крик и
подняла...

Права панна Цецилия, если бы я действительно спала у себя, не быть мне в
живых, дым выбивался из спальни кошмарный, в коридоре мы от него
задыхались. Но ведь окно-то я оставила открытым, уж это я наверняка помню.
Хотя... при открытом окне огонь мог усилиться, и тогда бы я не задохнулась,
а сгорела. Одно другого не лучше.

Я не стала всенародно подчеркивать факт моего отсутствия в спальне, не
желая умалять заслуги панны Ходачкувны по спасению моей жизни. Если не мою
жизнь, так мой дом она наверняка спасла. Вот интересно, откуда мог взяться
огонь, камин ведь давно прогорел, лампы, как я уже говорила, все были
потушены. Разве что какую свечу оставила. Собравшиеся громко на все лады
обсуждали эту проблему, и большинство пришло к выводу, что, видать, какая
искра от свечи попала на ковер, недаром он сильнее всего пострадал. Однако
настаивать на этой версии прислуга не стала, боясь обидеть барыню. Один
лишь Винсент набрался храбрости, когда все разошлись, вполголоса высказал
предположение:

- Ясновельможная пани графиня могла оставить одну непогашенную свечу,
просто запамятовала теперь. Потому как у самой вашей постели упавшая на пол
свеча валялась, на выгоревшем коврике. От нее и мог заняться огонь, и ковер
тлел, отсюда столько дыму. А я свечу незаметно ото всех поднял и на место
поставил, чтоб лишнего не болтали.

Вот такая ночь была. Надо будет панну Цецилию вознаградить. А Винсенту я не
стала говорить о моих соображениях насчет причины пожара. С Романом
поговорю. Что бы придумать в качестве награды для панны Ходачкувны? Вот
интересно, если она прекрасно слышит вздохи котов на крыше и мчится на
всякий подозрительный шум, как я смогу пригласить к себе Гастона так, чтобы
никто об этом не узнал?

* * *

Под вечер следующего дня мы с Романом обменивались мнениями.

- Я бы не сомневался - это дело рук Гийома, - озабоченно докладывал Роман,
- если бы не то обстоятельство, что накануне вечером он отправился в гости
к графу Скупскому, в его резиденцию под Варшавой, да вы знаете, пани
графиня, их мокотовский дворец, и остался там на ночь.

- А это точно, что остался там ночевать?

- Так я же, почитай, лично расследование произвел и всех, кого мог,
порасспрашивал. Правда, на покой господа Скупские и их гости отправились
сразу после раннего ужина, а утром Арман Гийом был как штык на их позднем
завтраке, да это не сбило бы меня со следа, кабы не его конь. Несколько
человек подтвердили - всю ночь простоял в стойле, разве что негодяй другого
какого нашел. Мог и нанять, и украсть.

- И никто там поблизости не видел какого уезженного коня? - допытывалась я,
тоже уже поднаторевшая в полицейских расследованиях.

- Этого со всей очевидностью установить не удалось, - признался Роман. - Да
и вообще может пройти время, пока выяснится. Если же Гийом кому за лошадь
заплатил, так тот не пикнет. А насчет пожара я нисколько не сомневаюсь -
поджог, и пани спаслась лишь потому, что из спальни ушла...

Даже Роман не осмелился мне задать вопрос, где меня черти носят, но ему-то
я могла сказать правду. Откровенно призналась: голод меня погнал в кухню,
развлечение себе устроила. Роман вздохнул с облегчением.

- Как хорошо, что пани графиня мне это сказала! Ведь у нас там переполох.
Обнаружили - ночью в кухне кто-то был, буфеты и чулан открывал, свечи
зажигал, кошек кормил и грязную посуду за собой оставил. А хуже всего, что
заподозрили панну Цецилию. Я же, зная нахальство Гийома, подумал, что это
поджигатель такой наглый, еще и есть в этом доме не постеснялся.

Вы разрешите мне деликатно рассеять подозрения прислуги, нехорошо, чтобы
подозревали бедную старушку.

Естественно, я согласилась. В конце концов, имею право в собственном доме
делать что заблагорассудится, пусть думают о барыне - с причудами. А насчет
пожара мнения наши с Романом полностью совпадали. Об этом свидетельствовали
и запертые изнутри окна, и выпавшая из подсвечника на пол свеча. Ничего не
скажу, могла и выпасть, но не зажженная, уж я-то хорошо помнила - свет,
уходя, потушила, еще в темном коридоре постояла немного. А если бы это я
захотела кого-то дымом задушить, поступила бы так: сначала выждала бы, пока
весь дом не заснет...

Я рассуждала вслух, Роман внимательно слушал, кивая.

...дом и заснул, у меня одной долго горел свет, пожалуй, до полуночи. А
когда потух, я бы подумала - ну, наконец и она легла спать. Подождав
немного, я бы прокралась в спальню, чтобы поджечь кровать со спящей. Окно
распахнутое заперла бы, а принесенные с собою какие-то легко вспыхивающие
материалы разбросала у постели и подожгла, для виду сбросив на пол свечу.

Роман дополнил мой рассказ:

- Проникнул мерзавец изнутри, снаружи в окно спальни легко не залезешь, под
окном никакого дерева нет. И стена гладкая, ни карнизов, ни балкона.

Кивнув, я продолжала душить жертву. Хорошо было бы, убегая, запереть дверь
спальни, но запирается она изнутри, а вылезти в окно - сложно. Преступник
предпочел оставить запертым окно, сам вышел в дверь и сбежал. Рассчитывал,
видимо, еще и на то, что спасатели одновременно распахнут дверь и окно,
тогда сквозняком раздуло бы сильный огонь, и от меня осталось бы одно
воспоминание. Замечательно!

Преступление у меня получилось, но оставалась неясность: каким образом
убийца проник в дом? Скорее всего, поднимался снизу, раз панна Цецилия
слышала его шаги на лестнице, но ведь в нижнем этаже у нас на ночь всегда
запираются все окна и двери. Подумать же на кого-нибудь из дворни я никак
не могла.

И опять мы с Романом задумались. Помолчав, он высказал предположение:

- Вы уж не гневайтесь на меня, милостивая пани, однако же может и так
случиться, кто из прислуги окно незапертым оставит специально на тот
случай, чтобы незаметно ночью вылезть и к полюбовнице смотаться, а потом
опять же незаметно возвратиться. Или служанка какая для своего хахаля.

- Ну уж нет! - сердито возразила я. - У меня нет им необходимости
притворяться, в открытую могут с хахалями якшаться.

- Милостивая пани изволила малость перепутать времена, - только и сказал
Роман, но меня как обухом хватил.

Еще бы, спятила я, что ли? Так и в открытую? Да их ксендз всенародно в
костеле анафеме предаст, соседи меня осудят, а девка, уличенная в наличии
полюбовника, навсегда лишится шансов выйти замуж. Должно быть, на лице у
меня появилась растерянность, и Роман поспешил успокоить:

- Ладно, я и на этот счет порасспрашиваю.

В этот день, в связи с пожаром, мне удалось избежать непрошеных гостей, ибо
я встала позже обычного. И по этой же причине припозднилась на утреннюю
верховую прогулку с Гастоном.

По всему было видно, что он меня с раннего утра ожидал у шалаша дровосеков,
так что на прогулке я изрядно задержалась.

Хватило ума не бросаться сразу на шею любимому, ведь этот Гастон мог счесть
меня распутницей какой и дать от ворот поворот. Пришлось умеренно
дозировать чувства, а попросту говоря - прибегнуть к извечному кокетству и
женскому обольщению. В этом отношении я получила неплохое домашнее
воспитание, вот теперь пригодилось. Пригодился, однако, и опыт в этой
области, полученный в далеком будущем. Короче, время летело незаметно.

Завязать непринужденный разговор очень помог ночной пожар, сразу давая
простор соображениям и Гастону дополнительный повод тревожиться о моей
судьбе. Теперь ясно стало - этот, старосветский Гастон гораздо больше
озабочен моей безопасностью, чем тот, из Трувиля. На этот счет у меня чуть
было не вырвалось глупое замечание, да удалось вовремя прикусить язык.

Мы провели вместе несколько восхитительных часов, и я разрешила ему
приехать ко мне с визитом к вечернему кофе. Домой вернулась, когда
случайные гости, потеряв терпение, убрались восвояси, не дождавшись меня.
Раздосадованная их наездом, решила сама нанести им визиты, мимоходом
напомнив, что у меня приемные дни лишь вторники и пятницы.

Утренняя прогулка избавила меня и от встречи с Арманом, который заявился к
двенадцати, громко оповещая ожидавших меня соседей-шляхтичей, что он -
прямиком от господ Скомпских и что ему назначена аудиенция. Ненавязчиво
поинтересовался моим здоровьем. Ничего не подозревающая прислуга
простодушно отвечала, что здоровье барыни, должно