же со мной
приключилось. Или вообще свет перевернулся? К тому же я не сомневалась -
Зузю взяла с собой. Иначе кто же меня раздел вчера и в постель уложил? И
укладки мои распаковал?

- Так какая же горничная мне вчера прислуживала? - как можно спокойнее
поинтересовалась я, всеми силами стараясь скрыть от слуги свое состояние. И
с этой же целью добавила: - Вчера до того умучилась - ничего не помню.

Кучер вежливо пояснил:

- Так здешняя горничная и обслужила пани графиню. Та, что дежурство имела.
А пани еще сразу же распорядилась и чаевые ей выдать, потому как с утра
другая на дежурство заступала.

- Сколько?

- Сто франков. Очень довольна была.

Я думаю! Еще бы ей не быть довольной! Где это слыхано - сто франков чаевыми
для горничной девушки! Небось, за год столько не зарабатывает. Однако
упрекать кучера не стала, возможно потому, что от возмущения голос
потеряла.

Впрочем, я скоро отошла. В конце концов, не обеднею из-за ста франков,
благодарение Господу, состояние у меня приличное, а силы душевные мне
понадобятся для того, чтобы вынести неведомо как свалившуюся на меня
напасть. Ладно, бог с ними, ста франками. О карете и лошадях тоже расспрошу
Романа немного опосля, сейчас займусь главным.

И я стала отдавать распоряжения Роману: вызвать для меня горничную, чтобы
помогла мне собраться в дорогу. Это первое, а затем позаботиться о том,
чтобы поскорее добраться до "Ритца", - там меня ждут неотложные дела.
Попутно распорядиться о вещах, пусть снесут вниз, ну и соответственно
вознаградить прислугу.

Уж не знаю почему, но я поняла - сама по себе прислуга в этой гостинице ни
о чем не позаботится, а общаться с нею я как-то инстинктивно
воздерживалась, вот и взвалила все на Романа, своего человека. Он
поклонился и вышел.

И тут, должна признаться, меня одолело любопытство, ведь я еще далеко не
все рассмотрела в своей комнате, а уже догадывалась, что в этом "отеле",
как его назвал Роман, меня ждет много неожиданностей.

Мебель, как я уже заметила, была совсем простая, словно в мужицкой хате,
правда очень удобная и чистая. И постель, хотя и без привычных занавесей и
балдахина, но весьма мягкая и покойная. По обе стороны ложа стояли
низенькие светлые шкафчики, а на них... ну что может стоять на прикроватных
шкафчиках? Должны быть лампы, хотя я помнила, что с вечера вслед за мной в
номер внесли свечи. Ладно, пусть лампы, но в них же нет резервуара, куда
наливается керосин. Я заглянула под абажур одной из них - абажур совсем
простой, даже примитивный - и никакого сосуда для керосина не обнаружила.
Зато увидела какой-то непонятный стеклянный пузырь, продолговатый и не
прозрачный, а молочно-белый. Возможно, теперь во Франции лампы наполняют
вот такой неизвестной мне жидкостью. А что это лампа - я не сомневалась.
Что же другое могло стоять на прикроватном шкафчике?

Зато совсем сломала голову, разгадывая предназначение другого непонятного
предмета рядом с лампой. Ничего не решив, заметила наконец, что стоит он на
бумаге, на которой что-то написано. По-французски.

Три раза прочла я текст на бумажке и ни слова не поняла. То есть слова-то
как раз были понятны, французский я знала отлично, с детства овладела им,
раньше, чем родным польским. Но вот смысл слов... телеком, связь
внутренняя, выход в город, нумерация... Вот, скажем, что означает фраза
"набрать номер"? Как можно номер "набрать"? Отыскать комнату с нужным
номером? Так ведь каждому дураку понятно, зачем писать об этом? И выход в
город. Через входную дверь, наверное? Зачем при этом какие-то цифры?

Далее следовали более-менее понятные сведения: кафе, ресторан,
обслуживание. И цифры при них. Будь здесь колокольчик, я бы еще поняла,
значит, в обслуживание звонить девять раз... Что? Аж девять? Нет, такое
невозможно, никто в здравом уме не сможет считать все эти звонки, не говоря
уже о том, что никаких колокольчиков-звоночков нигде не было. Господи,
значит, я попала-таки в сумасшедший дом.

С бумажкой в руке я села на постели и с трепетом душевным принялась изучать
следующие записи. Как баран на новые ворота уставилась я на коротенькую
фразу: "Как связаться с Европой". И глагол "связаться", и слово "Европа"
были мне знакомы, а вот их сочетание... Ну как можно связаться с Европой,
сидя на постели в Шарантоне?! Может, это следует понимать в переносном и
даже политическом смысле? Далее перечислялись европейские страны: Германия,
Дания, Италия, Польша... Что?! Польша?

Я глазам своим не верила, снова и снова перечитывая коротенькое название
собственной родины. Ведь со времен разделов между Пруссией, Австрией и
Россией Польши, как самостоятельного государства, не существовало. Та
часть, где находились мои поместья, вместе с Варшавой давно принадлежала
России. Неужели французы не признают разделов и назло этим державам считают
Польшу самостоятельным государством? Да нет, французы всегда держались
вместе с Россией. А что там дальше? Австрия, Венгрия, Чехия, Словакия... И
Габсбурги это позволили?.. Болгария, Албания... А где же Турция? Ага,
Турция тоже нашлась, но уже без этих стран, сама по себе.

Эх, напрасно я углубилась в политику, не бабьего ума это дело, да и времени
в обрез. Об этом подумаю потом. А пока...

И я затуманенным взором обвела комнату. Что еще осталось не обследованным?

У стены стоял небольшой белый шкафчик, в замочной скважине которого торчал
ключик. Повернув его, я потянула к себе, догадавшись, что это дверца шкафа.
Так и оказалось. Дверца открылась, и я увидела небольшой аккуратный
чуланчик, на полках которого и даже в самой дверце стояли небольшие
бутылочки с хорошо известными мне напитками. Надписи на них были знакомыми,
свойскими: вино, коньяк, пиво, виски... ага, это английская водка, мне
приходилось слышать о ней, а вот и просто водка. В самом низу лежала на
стеклянной полке большая бутылка шампанского и пакетики с какими-то
орешками и печеньем. Я сразу прониклась уважением к хозяину постоялого
двора, такая забота о путешествующих! А поскольку мой собственный организм
явно нуждался в подкреплении, без колебаний вынула я из кладовки
малюсенький флакончик с коньяком - не больше лекарственной дозы - и закрыла
дверцу чуланчика. Памятуя батюшкины наставления, двумя пальцами я
ухватилась за верхнюю металлическую часть коньячной бутылочки и с силой
повернула ее. А что было делать, если нет прислуги? И пожалуйста, отлично
справилась сама! Негромко фукнув, пробочка уже совсем легко прокрутилась и
отвалилась. Вылив содержимое в стакан, я выпила все без остатка и сразу
почувствовала себя лучше. В голове прояснилось, вернулись присущая мне
энергия и даже мужество. Теперь я чувствовала себя в силах заняться
одеждой.

Скоро ехать, а я все еще в пеньюаре. Бросилась к распакованной укладке и
первое, что увидела, был мой корсет. Боже, как же я справлюсь без
горничной, ведь он зашнуровывается сзади! И зачем я только оставила Зузю,
без нее как без рук.

Не успела я опять пасть духом, как увидела второй корсет, с застежками
спереди. Ах, какая же умница Зузя! Знала, как мне тяжело придется без нее,
и положила запасной корсет. Ну, с этим я как-нибудь справлюсь.

Тут мне опять пришло в голову выглянуть в окно, чтобы посмотреть, как одеты
парижские дамы. Наверняка я в своем захолустье отстала от европейской моды,
а уж от парижской и подавно. Да и некогда мне было последние два года
следить за модой: сначала долгая болезнь мужа, потом его смерть, траур и
эти кошмарные хлопоты по приведению в порядок имущественных дел. А что,
если мода изменилась и я в своих платьях трехлетней давности буду выглядеть
как белая ворона?

И я, собравшись с силами, опять подошла к окну.

Долго стояла я, стараясь не смотреть на ужасные самодвижущиеся экипажи, все
внимание посвящая пешеходам. К сожалению, как назло, не увидела ни одной
женщины, сплошные мужчины. Среди них много юношей, изящных и пригожих,
насколько можно было разглядеть сквозь окно третьего этажа, но уж больно
странно одетых, как-то слишком пестро. Сразу припомнилась итальянская
опера, хор селян, пастушки и пастушки.

Время подгоняло, и, потеряв терпение, я уже собралась отойти от окна, как
увидела наконец особу женского пола. По всей видимости, она вышла из моего
"отеля" и шла по улице, так что я видела ее со спины. Но и этого было
достаточно, чтобы опять прийти в ужас.

Юбка кошмарно узкая, прямо обтягивающая бедра, и короткая - до земли не
доходила, так что половина ноги была на виду. Поскольку юбка развевалась
при ходьбе, спереди наверняка должен был быть большой разрез, иначе женщина
не смогла бы так широко шагать. На ногах у нее... Боже, что же такое было у
нее на ногах? Ботинки? Черные, невероятно огромные и широкие, на толстой
подошве. Ага, должно быть, те самые сабо, о которых приходилось слышать, но
ведь их носят лишь крестьянские бабы, что ходят за скотиной. Как же это? С
трепетом переведя глаза на верхнюю часть странной женской фигуры, я узрела
на ее плечах нечто вроде болеро, обшитого кисточками, тоже развевающимися
при быстрой ходьбе и подскакивании на неудобных сабо. Кстати, они тоже
деревянные или просто черным покрашены? И что самое ужасное - женщина была
без шляпы! Да, да, шла по улице без головного убора! И без перчаток. Нет,
это не дама, должно быть, какая-нибудь судомойка выскочила из гостиницы и
поспешила по поручению хозяина. И все равно непонятно, служанка без чепца и
шагу не ступит, если же это баба из деревни - платком покроется. Наверняка
что-то случилось и женщина в спешке выскочила в чем была.

Обескураженная, не зная что и подумать, стояла я у окна. И тут увидела
вторую женщину. Эта была одета по-другому: юбка тоже короткая, зато
широкая, в складку, обувь на ногах тоже странная. Не сабо, а какие-то вроде
бы утренние светлые тапочки. На женщине была пестрая размахайка, и вся она
сильно смахивала на круглую бесформенную копну сена, ничто в ней не
подчеркивало женской фигуры. На руке у нее на тонком ремешке висело нечто
вроде плетеной корзинки. И она тоже была без шляпки!

Что ж, возможно, мне на глаза попадалась только прислуга моего же "отеля".
Я не успела до конца додумать эту мысль, как в дверь постучали и опять
вошла горничная...

Вот когда я лишилась не только способности соображать, но и вообще всех
способностей. Стояла наподобие той самой копны сена и еще небось и рот
раскрыла!

Вошедшая горничная была негритянкой. Неужто меня какой-то
сверхъестественной силой забросило в черную Африку? Или Франция за это
время перешла на рабство? Минутку, рабство было в Америке и вроде бы они
там с ним покончили. О, моя бедная голова!

- Мадам сегодня покидает нас? - мелодичным голосом поинтересовалась
негритянка.

Я не верила своим ушам. Вопрос был задан на отличном французском, а не на
каком-то наречии племени тумба-юмба. Что ж, надо покориться судьбе. И если
вот сейчас в зеркале я и себя увижу в облике африканской негритянки - не
удивлюсь уже ничему. Значит, так надо. Искать помощи мне не у кого, могу
рассчитывать лишь на себя, на свой здравый рассудок и силу воли. Все,
решено - отныне ничему не стану удивляться и никаких вопросов задавать не
буду. И да поможет мне Бог!

- Да, - как можно спокойнее ответила я. - Комнату освобождаю уже сейчас.
Попрошу помочь мне закончить одеваться, а мой слуга заберет багаж.

При этом я старалась не смотреть на негритянку, хотя она была приличней
одета, чем та, утренняя. Голубой шелковый халатик до колен, на ногах черные
чулки и опять сабо. Хорошо, на этой хоть чулки надеты. Хотя... Господи, это
же ее собственные черные ноги!

Негритянка же в ответ на мою просьбу в удивлении вскричала:

- Закончить одеваться? Мадам считает, что она еще недостаточно одета?!

Ну ясное дело, недостаточно, еще бы! Ведь на мне была лишь рубашка с
кружевами да длинная нижняя юбка. И что же, я должна была выйти на улицу в
одном нижнем белье? Издевается надо мной эта черномазая, или я
действительно угодила в сумасшедший дом?

Если и так, тем большее спокойствие должна я проявлять, зная, как опасно
раздражать ненормальных людей. Поэтому, ни слова не говоря, я взяла в руки
свое дорожное платье из мясистого, почитай совсем немнущегося шелка и
попросила девушку застегнуть мне его сзади. Какая жалость, что, подобно
запасному корсету, у платья застежка не оказалась спереди, тогда я была бы
избавлена от риска и не подвергалась бы опасности, прибегая к услугам таких
сомнительных личностей.

Горничная, однако, выполнила мое желание сноровисто и с явным
удовольствием, вежливо улыбаясь (я наблюдала за ней в зеркало, опасаясь, не
питает ли она по отношению ко мне каких злокозненных намерений. Выходит, не
питала). Затем я велела упаковать укладки, что она тоже сделала весьма
ловко и быстро. Тут я даже подумала - а не велеть ли ей меня причесать, но
зная великую трудность сей процедуры, отказалась от нее, ограничившись тем,
что заплетенную на ночь косу я собственноручно оплела вокруг головы и
заколола, прикрыв затем голову самой скромной из своих шляп с небольшой
вуалькой. Поскольку я так и не поняла, что же со мной приключилось, разумно
решила для начала как можно меньше бросаться в глаза, для чего весьма
кстати оказались носимые мною после траура неброские цвета - серые,
лиловатые, придымленные.

Так, теперь вроде бы все. И я велела позвать Романа.

Роман пришел, собрал в кучу чемоданы. Ему помогала горничная. Можно и
выходить, а меня вдруг великий страх обуял. Страшно было покидать комнаты,
выходить во внешний мир, чужой, непривычный. И что меня там ждет? А с
комнатой я уже немного свыклась, могла бы и пожить здесь. И вместе с тем
какие-то суетные мысли теснились в голове, вроде чаевых для горничной. Не
хотелось, чтобы и этой Роман отвалил целое состояние, что я могла сделать,
не зная еще цены денег? Да и не обеднею я из-за одного дня, даже если сто
таких чаевых раздам.

Больше медлить было нельзя, и я, собравшись с силами, шагнула в коридор.
Огляделась. Коридор как коридор. Я не торопясь направилась к лестнице.
Рядом внезапно материализовался Роман и почтительно поинтересовался:

- Не соблаговолит ли ясновельможная пани воспользоваться лифтом? - Ну вот,
ни на минуту нельзя расслабиться! И подумать только, на сей раз оглоушил
меня собственный доверенный слуга! Каким-таким лифтом советуют мне
воспользоваться? Памятуя собственное решение ничему не удивляться, я
двинулась в направлении, указанном мне Романом. Передо мной раздвинулась
какая-то узенькая дверца, ведущая в крохотную комнатушку. Вряд ли я
добровольно шагнула бы в эту клетку, меня сбило с толку зеркало, в котором
я отразилась во весь рост, от серых ботинок до пера на шляпе. И вроде бы
это перо не туда загнулось. Ну конечно, перед выходом я позабыла взглянуть
на себя в зеркало.

Два шага к зеркалу я сделала бессознательно. Роман втиснулся следом за
мной, какая наглость! А ведь никогда не позволял себе ни малейшей
бестактности по отношению ко мне. Не успела я рта раскрыть, чтобы должным
образом отчитать слугу, как вдруг у меня из-под ног поплыл пол, я ощутила,
как вместе с комнатой проваливаюсь куда-то. Обладая всегда крепким
физическим здоровьем и немалым присутствием духа, я не шлепнулась в
обморок, лишь вскрикнула от испуга не своим голосом и изо всей силы
вцепилась в Романа.

- Что с пани? - удивился тот.

Он еще спрашивает! Эта дьявольская клетка тащит меня вниз со страшной
силой, неизвестно, что еще меня ждет, а он... Я стояла, боясь пошевелиться,
в ожидании полной катастрофы, и лишь молила своего ангела-хранителя уберечь
мою грешную душу. Вдруг проклятая клетка прекратила свое ужасное падение,
дверцы опять раздвинулись - а я и не заметила, когда они задвинулись, и я,
отпустив Романа, выскочила наружу.

По всей вероятности, мы оказались в нижнем, приемном помещении "отеля".
Само помещение тесное, но за его огромными, под потолок, окнами виднелась
улица, где ярко светило солнце и двигались люди. О, сколь прекрасен мир
Господень!

Любопытство взяло свое, и я снова обернулась к узенькой двери хитроумного
устройства, в мгновение ока доставившего меня вниз с третьего этажа. Так
вот каков он, лифт! И вспомнилось мне, что доводилось и ранее сталкиваться
с чем-то подобным. В раннем детстве, года четыре мне было, ведь барона
Танского поднимало прямо в кресле наверх в гостиную его дома, поскольку по
причине ужасающей толщины пан барон не мог уже подниматься по лестнице.
Правда, там холопы крутили какие-то рукоятки, сбоку торчавшие, а здесь я
ничего такого не заметила. Вот интересно, а вверх такой лифт меня сможет
поднять? Очень хочется. Нет, одна - ни за что, только вместе с Романом, и
хотя сплетники непременно начнут говорить о моем панибратстве с прислугой,
не стану обращать внимания.

Роман же тем временем весьма настойчиво предлагал мне выйти из холла
гостиницы на улицу, придерживая стеклянную дверь. Пришлось выйти.

И тут лифт вылетел у меня из головы. Я все-таки втихую надеялась увидеть
свою пропавшую карету с лошадьми, а увидела вместо этого множество
самодвижущихся экипажей, мчавшихся в обе стороны улицы, причем некоторые из
этих экипажей вдвое, втрое превосходили карету и на дома были похожие. И
все мчались не только с бешеной быстротой, но и с шумом превеликим. Особо
оглушительный шум производила одна громадная молотилка ярко-красного цвета,
менее других торопившаяся, зато уж шумела за десятерых. И ни одной
лошади!!!

Люди были. Я увидела девушку... Ну, наверное, это была девушка, ибо волосы
распустила по плечам и формы вроде бы женские. И совсем нагая! Никакой
юбки, ноги до самого верха голые, потом коротенькие панталончики, потом
опять кусок голого тела, а верхняя часть туловища небрежно обмотана черной
тряпкой. Я не знала от стыда, куда глаза девать, а другие люди на улице
просто не смотрели на нее!

Уж не знаю, сколько бы я так простояла в остолбенении, если бы не услышала
голос Романа. Подавая мне руку, он что-то такое вроде бы открыл передо
мною, а тон его голоса очень напомнил те далекие времена, когда он меня,
еще девочку, обучал правилам верховой езды и требовал неукоснительного
выполнения всех его команд, поскольку от этого зависела не только
целостность моих конечностей, но и сама жизнь.

Вот и сейчас тоном, не допускающим возражений, Роман потребовал:

- Милостивая пани изволит немедленно занять место!

Только теперь я увидела, что он держит открытой дверцу плоского и низкого
экипажа с моими сундуками на крыше и требует, чтобы я залезла внутрь этого
ящика! Интересно как?! Головой вперед или ногами, совершенно непристойно
изогнувшись?

К счастью, в этот момент судьба ниспослала мне спасение в лице такого же
экипажа, остановившегося передо мной. И какая-то особа, наверняка мужеска
пола, ибо была в брюках, хотя и толщины неимоверной, сама распахнула дверцу
экипажа и без проблем внутрь проникла, причем сделала это так: сразу одну
ногу и половину своего седалища в плоский ящик впихнув, а затем подтянув и
остальное. Оглушенная и поторапливаемая Романом, я попыталась поступить так
же, да, к несчастью, насмерть позабыла о шляпе на голове. И одну ногу уже
благополучно перенесла с улицы внутрь экипажа, и поворот туловищем
произвела, чтобы ввинтить туда же остальное, да головы не пригнула, и меня
что-то с такой силой дернуло за косу, что я чуть всех волосьев не лишилась.
Хорошо, Роман, как в былые времена, проявил быстрый рефлекс: голову мою
вместе со шляпой из каких-то клещей вызволил и, крепко рукою прижав, с
силой почти отбросил ее внутрь экипажа с остальными моими членами.
Ухватившись обеими руками за очумелую голову и закрыв от страха глаза, я
как привалилась в углу на мягком сиденье, так и осталась там неподвижной -
жалкая тряпичная кукла, временно отключившаяся от всего внешнего мира.

Уж не знаю, сколько времени я провалялась безучастной ко всему. Первым
прореагировало тело на легкие толчки и встряхивания, из чего я заключила,
что карета...тьфу! что эта штука двинулась. Нет, никуда не скроешься от
ст