зглядами,
они ничего ему не сказали. Он  было  улыбнулся  им,  но  бросил,  когда  это
казалось вспугнуло их. В джунглях он поискал и нашел такие же плоды и орехи,
как те что ела русалка. Желтый плод был  на  вкус,  как  грушевый  пирог,  а
мякоть внутри псевдококосового ореха напоминала на вкус очень  нежное  мясо,
смешанное с мелкими кусочками  грецкого  ореха.  После  он  чувствовал  себя
вполне удовлетворенным, за исключением одного: он жаждал выкурить трубку. Но
табак был единственным, что, кажется, отсутствовало в этом раю.
   Следующие несколько дней он обитал в джунглях или  же  проводил  время  в
океане или поблизости от него. К тому времени пляжники  привыкли  к  нему  и
даже начали смеяться, когда он появлялся по утрам. Однажды несколько  мужчин
и женщин набросились на него и, буйно  хохча,  стащили  с  него  одежду.  Он
кинулся за женщиной, убежавшей с его брюками, но она удрала в джунгли. Когда
она появилась вновь, то оказалась  с  пустыми  руками.  Теперь  он  уже  мог
говорить достаточно хорошо, чтобы его поняли, если  он  медленно  произносил
фразы.  Годы  преподавания  и  изучения  дали  ему  очень  большой   словарь
древне-греческого языка, и ему  требовалось  только  овладеть  интонацией  и
множеством слов, отсутствовавших в его ?аутенрейте?.
   - Зачем ты это сделала? - спросил он прекрасную черноглазую нимфу.
   - Я хотела посмотреть, что ты  прячешь  под  этими  уродливыми  тряпками.
Голый ты уродлив, но  эти  штуки  на  тебе  заставляют  тебя  выглядеть  еще
уродливей.
   - Непристойно? - осведомился он.
   Она не поняла этого слова.
   Он пожал плечами и подумал: ?В чужой монастырь. . . ?.  Только  это  было
больше похоже на Сад Эдема. Температура  днем  и  ночью  была  комфортной  и
разнилась примерно на семь градусов. Тут  не  возникало  никаких  проблем  с
получением  разнообразной  пищи,   не   требовалось   никакой   работы,   не
существовало никакой арендной платы, никакой политики, никакого  напряжения,
за  исключением  легко   облегчаемого   сексуального   напряжения,   никакой
национальной или рассовой вражды.
   Не нужно было оплачивать никаких счетов. Или  нужно?  Основным  принципом
вселенной Земли являлось положение, что за так  не  получали  ничего.  Былли
здесь он тем же самым? Кому-то полагалось бы заплатить по счету.
   Ночью он спал на куче травы в большом дупле дерева. Это было только  одно
из тысяч таких дупел в деревьях особого типа, предлагавших это  естественное
пристанище. Вольф, однако, не оставался в постели по утрам.  Несколько  дней
он вставал как раз перед рассветом и наблюдал как прибывает солнце.
   "Прибывает? было более подходящим словом,  чем  ?восходит?,  ибо  солнце,
безусловно, не восходило. По другую сторону моря находился  огромный  горный
кряж, настолько пространный, что Вольф не видел  ему  конца.  Солнце  всегда
выходило из-за горы и было высоко, когда выходило. Оно следовало прямо через
зеленое небо и не тонуло, а исчезало только когда уходило  за  другой  конец
горного кряжа.
   Час спустя появлялась луна. Она тоже выходила из-за горы,  проплывала  на
том же уровне по небесам и ускальзала за другую сторону горы. Каждую  вторую
ночь, целый час шел сильный дождь.
   Вольф тогда обычно  просыпался,  потому  что  воздух  становился  немного
холоднее. Он зарывался в листья и дрожал, пытаясь вернуться ко сну.
   С каждой последующей ночью он находил, что  сделать  это  становится  все
трудней. Он думал о своем собственном мире, об имевшихся там у него друзьях,
работе и развлечениях и о жене. Что поделывала теперь Бренда?
   Она, несомненно, горевала по нему.
   Хоть она и была слишком часто злой, скверной и скулящей, она его  любила.
Его исчезновение будет ударом и потерей. О ней, однако, хорошо  позаботятся.
Она всегда настаивала на том, чтобы он вносил на страховку  больше,  чем  он
мог себе позволить, это не раз приводило к  ссорам  между  ними.  Затем  ему
пришло в голову, что она долгое время не  получит  ни  цента  из  страховки,
потому что придется представить доказательства его смерти. И все же, если ей
придется подождать, пока его не объявят по закону умершим, она могла прожить
на соцобеспечении. Это будет означать резкое понижение ее образа  жизни,  но
этого будет достаточно, чтобы поддержать ее.
   Он, разумеется, не имел ни малейшего  намерения  возвращаться.  Он  вновь
обретал юность. Хотя он хорошо питался, он  терял  в  весе,  а  его  мускулы
становились все сильнее и тверже. У него появилась пружинистость в  ногах  и
чувство радости, потерянное где-то в двадцать с небольшим. На  седьмое  утро
он потер скальп и открыл, что тот покрыт легкой щетиной. На десятое утро  он
проснулся с болью в деснах.
   Он потирал распухшую челюсть и гадал, предстоит ли  ему  заболеть.  Он  и
позабыл, что существовало такое понятие, как болезнь,  потому  что  сам  был
крайне здоров, и никто из пляжников, как он их называл, никогда не болел.
   Десны продолжали изводить его  всю  неделю,  пока  он  не  принялся  пить
естественно  перебродившую  жидкость  из  ?пунш-ореха?.  Орех  рос  большими
скоплениями  высоко  на  вершине  стройного  дерева  с  короткими,  хрупкими
лиловыми ветвями и табачнообразными желтыми  листьями.  Когда  его  дубленую
кожуру вскрывали острым камнем, он выделял запах винного пунша.
   На вкус он был, как дыня  с  тоником  и  примесью  вишневой  настойки,  и
действовал, как стаканчик токильи. Он работал отлично, убивая боль в  деснах
и вызываемое болью раздражение.
   Спустя девять дней после того, как у него впервые возникли затруднения  с
деснами, сквозь кожу начали резаться десять крошечных белых  твердых  зубов.
Более того, золотые пломбы в других выталкивались возвращением естественного
материала.
   Его плешивая прежде башка покрылась густой порослью.
   И это еще не все. Плаванье, бег и лазанье по деревьям растопили весь жир.
Выступавшие старческие вены снова утонули под гладкой твердой плотью.
   Он мог бегать на длинные дистанции, не запыхавших, не чувствуя себя  так,
словно его сердце вот-вот лопнет. Все это приводило его в восторг, но не без
мыслей о том, почему или как это произошло.
   Он спросил нескольких из пляжников об их кажущейся всеобщей юности.
   У них был один ответ: ?Такова воля Господа?.
   Сперва он  подумал,  что  они  говорили  о  Творце,  что  показалось  ему
странным. Насколько он мог судить, у них не существовало никакой  религии  и
уж, разумеется, никакой с какими-либо организованными подходами,  ритуалами,
таинствами.
   - Кто такой Господь? - спрашивал он.
   Он думал, что наверное он не правильно понял их  слово  вапакс,  что  оно
могло иметь слегка иное значение, чем то, которое находишь у Гомера.
   Ипсевас, зебрилла, самый  умный  из  всех,  кого  он  покамест  встретил,
ответил так:
   - Он живет на вершине мира, за пределами Океаноса.
   Он показал вверх и через море на горный кряж по другую сторону его.
   - Господь живет в прекрасном и неприступном дворце на вершине мира.
   Именно он - тот, кто создал этот  мир  и  создал  нас.  Бывало  он  часто
спускался повеселиться с нами. Мы поступаем, как говорит Господь, и играем с
ним. Но мы всегда испытываем страх. Если он рассердится или будет недоволен,
то вероятно убьет нас. Или еще хуже.
   Вольф улыбнулся и кивнул. Так значит Ипсевас  и  другие  имели  не  более
рациональное объяснение происхождения и функционирования  своего  мира,  чем
народ его мира. Но у пляжников было одно явление, отсутствовавшее на  Земле.
У них имелось единообразие мнений.
   Все, кого он спрашивал, давали ему тот же ответ, что и зебрилла.
   - Такова воля Господа. Он создал мир, он создал нас.
   - Откуда ты знаешь? - спросил Вольф.
   Задавая этот вопрос, он не ожидал чего-нибудь  большего,  чем  получал  в
ответ на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.
   - О, - ответила русалка Пайява, - так нам рассказывал Господь.
   Кроме того, мать мне тоже рассказывала. А ей следовало бы знать.  Господь
создал ее тело.  Она  помнит,  когда  он  сделал  это,  хотя  это  было  так
давно-предавно.
   - В самом деле? - переспросил Вольф.
   Он гадал, не вешает ли она ему лапшу на уши, и думал также, что  было  бы
труднорасквитаться, сделав с ней то же самое.
   - И где же твоя мать? Я хотел бы с ней поговорить.
   Пайява махнула рукой на запад.
   - Где-то там.
   "Где-то? могло означать тысячи миль, потому что он понятия не  имел,  как
далеко простирался пляж.
   - А насколько давно? - поинтересовался Вольф.
   Пайява наморщила свой прекрасный лоб и поджала губы.
   "Очень целовабельные, - подумал Вольф. - И это тело! ? Возвращение юности
приносило с собой сильное осознание зова тела, пола.
   Пайява улыбнулась ему и сказала:
   - Ты-таки проявляешь интерес ко мне, не так ли?
   Он покраснел и ушел бы прочь, но хотел получить ответ на свой вопрос.
   - Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? - снова  спросил
он.
   Пайява не могла ответить. Слова ?год? не было в ее словаре.
   Он пожал плечами и быстро ушел, исчезнув за  дико  колоритной  листвой  у
пляжа. Она кричала ему вслед сперва лукаво, а  потом  сердито,  когда  стало
очевидным,  что  он  не  собирался  возвращаться.  Она   сделала   несколько
уничижительных замечаний о нем по сравнению с другими мужчинами. Он с ней не
спорил - это было бы ниже его достоинства и, кроме того, сказанное  ею  было
правдой. Хотя его тело и быстро возвращало себе молодость и  силу,  оно  все
еще страдало от сравнения с окружавшими его почти совершенными образчиками.
   Он бросил эту линию размышлений и обдумал рассказ Пайявы.
   Если бы он смог обнаружить ее мать или ее ровесников, он  возможно  сумел
бы побольше узнать о Господе.  Он  не  подвергал  сомнению  рассказ  Пайявы,
который на Земле был бы невероятным.  Эти  люди  просто-напросто  не  лгали.
Вымысел был для них чужд. Такая правдивость имела свои преимущества, но  она
также означала, что они были решительно ограничены в смысле воображения и не
обладали большим юмором или остроумием.
   Смеялись они достаточно часто, но  по  очевидным  и  мелким  поводам.  Их
комедия не поднималась выше фарса и грубых розыгрышей.
   Он выругался из-за того, что ему  трудно  было  оставаться  в  намеченном
русле размышлений. Его сложности с сосредоточением, казалось  становились  с
каждым днем сильнее. Итак, о чем он думал, пока не сбился на свое  несчастье
из-за плохого приспособления к местному обществу? Ах, да, о матери Пайявы!
   Некоторые из старейшин могли бы  просветить  его,  если  бы  он  смог  их
обнаружить. Да только как их опознать, когда все взрослые  выглядели  одного
возраста? Имелось очень немного  юнцов,  наверное,  трое  на  несколько  сот
покамест встреченных им существ. Более того, среди многих здешних животных и
птиц - некоторых довольно странных, к тому же -  только  полдюжины  не  были
взрослыми.
   Если было мало рождений, то весы сбалансировало отсутствие смерти.
   Он видел трех мертвых животных - двух погибших в  результате  несчастного
случая, а третье во время  боя  с  другим  из-за  самки.  И  даже  это  было
несчастным случаем, так как потерпевший поражение самец, антилопа  лимонного
цвета с четырьмя изогнутыми в виде восьмерки  рогами,  повернулся  бежать  и
сломал шею, перепрыгивая через бревно.
   Тело мертвого животного не имело шанса разложиться и издавать вонь:
   Несколько вездесущих существ, выглядевших похожими на маленьких  двуногих
лисиц с белыми носами, отвисшими, как у такс,  ушами  и  обезьяньими  лапами
сьели труп за какой-то час. Лисы рыскали по джунглям и убирали все -  плоды,
орехи,  ягоды,  трупы.  У  них  было   пристрастие   к   гнилому,   они   бы
проигнорировали свежие плоды ради побитых. Но они не являлись кислыми нотами
в симфонии красоты и жизни. Даже в Саду Эдема необходимы сборщики мусора.
   Временами Вольф смотрел через голубой с белыми барашками  волн  океан  на
горный кряж, Называвшийся Тайяфайявоэд. Наверно Господь жил там. Может  быть
стоило пересечь море и подняться на  грозную  кручу  на  случай,  что  будет
раскрыта какая-то тайна этой вселенной. Но чем больше он  пытался  прикинуть
высоту Тайяфайявоэда, тем меньше ему эта мысль нравилась.
   Черные скалы воспаряли все ввысь и ввысь,  пока  не  уставал  глаз  и  не
спотыкался ум. Никакой человек не мог жить на его вершине, потому что там не
было воздуха для дыхания.

Глава 3

   В один прекрасный день Вольф вынул серебрянный рог из потайного  места  в
дупле дерева. Пробираясь через лес, он пошел к валуну, с которого бросил рог
человек, назвавшийся Кикахой. Кикаха и  бугристые  твари  пропали  из  виду,
словно никогда не существовали, и никто, с кем он разговаривал,  никогда  не
видел и не слышал о них.
   Он вновь вступит в свой родной мир и даст ему  еще  один  шанс.  Если  он
сочтет, что  его  преимущества  перевешивают  достоинства  планеты-Сада,  то
останется там. Или, наверно, он  сможет  путешествовать  туда-сюда  и  таким
образом получит самое наилучшее от обоих. А  когда  устанет  от  одного,  то
устроит себе каникулы в другом.
   По дороге он на минутку остановился по  приглашению  Эликопиды  выпить  и
поболтать.  Эликопида,  чье  имя  означало  ?Яркоглазая?,  была  прекрасной,
великолепно сложенной дриадой. Она была ближе к ?нормальному? существу,  чем
все, кого он пока что встречал. Если бы не темно-пурпурные волосы,  то  она,
надлежащим образом одетая, привлекла бы к себе на Земле не больше  внимания,
чем то, какого обычно удостаивается женщина превосходной красоты.
   Вдобавок она была одной из очень немногих, кто мог  поддерживать  стоящий
разговор. Она не считала, что разговор состоит из безудержной  болтовни  или
громкого, беспричинного смеха и игнорирования слов тех, кто предположительно
с ней общался.  Вольф  испытывал  отвращение  и  депрессию,  обнаружив,  что
большинство пляжников и лесовиков предпочитали всем  видам  беседы  монолог,
как бы горячо они ни говорили и как бы общительны они ни были.
   Эликопида была иной, наверно потому,  что  не  принадлежала  ни  к  какой
?группе?, хотя было более вероятным, что причиной являлось обратное. В  этом
прибрежном мирке туземцы, не имея даже технологии австралийских  аборигенов,
и даже не нуждаясь в ней, развили  крайне  сложные  общественные  отношения.
Каждая группа имела определенные участки пляжа и леса с внутренними уровнями
престижа. Каждый был способен подробно разъяснить - и  любил  это  делать  -
свое горизонтально-вертикальное положение по сравнению со всеми личностями в
группе, численность  которой  обычно  приближалась  к  тридцати.  Они  могли
зачитать по памяти и зачитывали споры, примирения, достоинства и  недостатки
характера, атлетическую мощь и отсутствие таковой, ловкость во множестве  их
детских игр, и оценить сексуальные способности каждого и каждой.
   Эликопида обладала чувством юмора столь же ярким, как ее  глаза,  но  она
также обладала и некоторой чувствительностью.
   Сегодня она обладала добавочной привлекательностью: зеркалом  из  стекла,
установленным в золотом  обруче,  инкрустированном  бриллиантами.  Оно  было
одним из немногих виденных им здесь предметов материальной культуры.
   - Где ты его достала? - спросил он.
   -  О,  мне  его  подарил  Господь,  -  ответила  Эликопида.  -   Некогда,
давным-давно, я была одной из его фавориток. Когда бы он ни спускался сюда в
гости с вершины мира, он проводил много времени со мной. Мы с Хрисандой были
единственными, кого он любил  больше  всех.  Поверишь  ли,  другие  все  еще
ненавидят нас за это.  Вот  почему  я  такая  одинокая  -  не  то  чтобы  от
пребывания с другими было много помощи.
   - И как же выглядел Господь?
   Она засмеялась и сказала:
   - Ниже шеи он выглядел во  многом  так  же,  как  любой  высокий,  хорошо
сложенный мужчина, вроде тебя.
   Она обняла его одной рукой за шею и принялась целовать в  щеку.  Ее  губы
медленно перебирались к его уху.
   - А его лицо? - с усилием воли проговорил Вольф.
   - Не знаю. Я могла его коснуться, но  не  могла  видеть.  Меня  ослепляло
исходившее от него излучение. Когда он приближался ко мне,  мне  приходилось
закрывать глаза, таким оно было ярким.
   Она закрыла ему рот своими поцелуями, и вскоре он позабыл  свои  вопросы.
Но когда она лежала рядом с ним в полусне на мягкой траве, онподнял  зеркало
и посмотрел в него. Сердце его распахнулось от восторга. Он  выглядел  таким
же, как тогда когда ему было двадцать пять. Он это  знал,  но  до  настоящей
минуты был не в состоянии осознать это.
   "А если я вернусь на Землю, то состарюсь ли я столь же быстро, как  вновь
обрел свою юность? ?
   Он поднялся и некоторое время простоял в задумчивости.
   Затем он произнес:
   - Да кого я, собственно, обманываю? Я не собираюсь возвращаться.
   - Если ты сейчас покинешь меня, - сонно проговорила Эликопида, - то поищи
Хрисенду. С ней что-то случилось. Она убегает всякий раз, когда к ней кто-то
приближается. Даже я, ее единственная подруга, не могу к  ней  подступиться.
Она тебе понравится. Она не похожа на других. Она похожа на меня.
   - Ладно, рассеянно ответил Вольф, - поищу.
   Он шел, пока не остался один. Даже если он не  собирался  воспользоваться
вратами, через которые он прошел, он  хотел  поэкспериментировать  с  рогом.
Наверно, тут имелись и другие врата.
   Возможно, что врата открывались в любом месте, где трубили в рог.
   Дерево, под которым он остановился, было одним  из  многочисленных  рогов
изобилия. Оно было высотой в двести футов, тридцать  футов  толщиной,  имело
гладкую, почти маслянистую, лазурную кору и ветви толщиной  в  его  бедро  и
длиной, примерно, в шестьдесят футов. Ветви были лишены прутьев и листьев.
   На конце каждой из них имелся цветок с твердой скорлупой, восьми футов  в
длину и формой точь в точь как рог изобилия.
   Из  рогов  изобилия  на  землю  лились  непрерывные  струйки  шоколадного
содержимого. На вкус продукт этот походил на мед с  очень  легким  привкусом
табака - курьезная смесь, и все же она ему нравилась.  Все  лесные  создания
ели его.
   По деревом рога изобилия он протрубил в рог. Никаких ?Врат? не появилось.
Он попробовал вновь, отойдя на 100  ярдов,  но  без  успеха.  Он  решил,что,
значит, рог действовал только в определенных районах, наверно только  в  том
месте у поганковидного валуна.
   Затем он увидел уголком глаза голову девушки, которая высовывалась  из-за
дерева в тот первый раз, когда открылись врата.  У  нее  было  то  же  самое
овальное лицо, огромные глаза,  полные  алые  губы  и  длинные,  в  тигровую
полоску, черно-коричневые волосы.
   Он  приветствовал  ее,  но  она  стремглав  убежала.  Тело  у  нее   было
прекрасным, а ноги - самыми длинными по отношению к остальному  телу,  какие
он когда-либо видел у женщин. Более того, она  была  стройнее,  чем  другие,
слишком фигуристые и большегрудые женщины этого мира.
   Вольф погнался за ней. Девушка бросила один взгляд  через  плечо,  издала
крик отчаяния и продолжала бежать. Тут он чуть не остановился,  так  как  не
получал такой реакции ни от кого из туземцев. Первоначальное  отступление  -
да, но не чистая паника и предельный страх.
   Девушка бежала, пока не смогла больше удирать. С рыданием  хватая  воздух
открытым ртом, она прислонилась к мшистому валуну поблизости  от  маленького
водопада. Ее окружали желтые цветы в форме вопросительных знаков  по  голень
высотой. На вершине валуна стояла и моргая смотрела на них птица с совинными
глазами, перьями-штопорами и длинными, согнутыми вперед ногами. Она издавала
тихие крики:
   - Ви-ви-ви!
   Приближаясь медленно и с улыбкой Вольф проговорил:
   - Не бойся меня. Я не причиню тебе зла. Я просто хочу поговорить с тобой.
   Девушка показала трясущимся пальцем на рог и дрожащим голосом произнесла:
   - Где ты его взял?
   - Я получил его от человека, назвавшегося Кикахой. Ты его видела?
   Ты знаешь его?
   Огромные глаза девушки был