четыре года - глубокая старина.
     Не успел альбом кончиться, как вернулся Эрик Гримсон - и разверзлись врата ада.

ГЛАВА 10

     В 6.19, через час после захода солнца, Джим поднял окошко своей комнаты и вылез наружу. Полчаса назад он поужинал тем, что украдкой принесла ему мать.
     Ева пришла домой за несколько минут перед мужем и принялась готовить ужин. Она попросила Джима убавить звук в радио, и он убавил. Он ничего ей не сказал о своих дневных несчастьях. Эрик Гримсон заявился в полшестого, краснорожий и изрыгающий такой перегар, что дракона мог бы свалить. Первым делом он выключил радио, проорав, что не потерпит этого дерьма, когда он дома. А потом, конечно, прицепился к Джиму. Ева никак не могла понять, в чем дело, пока муж не рассказал ей о телефонном звонке из полиции, о том, что Джим подрался с Фрихоффером-младшим и пришел весь в блевотине.
     Где одно, там и другое - так всегда бывает - и вскоре отец и сын вовсю кричали друг на друга. Мать стояла у плиты спиной к ним, сгорбив плечи, и молчала. Только вздрагивала порой, точно что-то внутри кусало ее. Наконец Эрик велел сыну отправляться в свою комнату. И черта с два ты будешь сегодня ужинать, добавил он.
     Теперь в доме настала тишина. Джим взял с полки потрепанную пожелтевшую книжку в мягкой обложке - "Франкенштейн" Мэри Шелли, и попробовал почитать. Точнее, перечитать. Он как раз был настроен на эту историю о монстре, созданном из мертвых человеческих тел, об изгое, ненавидимом всеми и ненавидящем всех, об отверженном, убивающем людей, рожденных естественным путем, а в конце концов и своего создателя, в некотором смысле своего отца. Но по-жуткому старомодный язык, которым была написана книга, всегда мешал ему, а в этот раз определенно раздражал. Джим бросил книгу на пол и стал бродить туда-сюда по тесной комнате. Вскоре в гостиной заверещал телевизор. Эрик Гримсон сидит там, с банкой пива в руке, и пялится в ящик для идиотов. Через несколько минут в дверь к Джиму постучали. Он открыл и увидел мать с подносом.
     - Не могу я допустить, чтобы ты остался голодным, - прошептала она. -Держи. Когда доешь, поставь под кровать, я приберу - ну, ты знаешь...
     - Знаю. Спасибо, мама. - Джим принял у матери поднос и поцеловал ее потный лоб.
     - Хотелось бы мне...
     - Я знаю, мама. Мне бы тоже хотелось. Только...
     - Все могло бы...
     - Может, когда-нибудь...
     Вот так они обычно и говорят друг с другом - обрывками. Джим не знал почему. Может, потому, что давление, оказываемое на них, вынуждает их к этому. Кто его знает.
     Джим закрыл дверь и умял картофельное пюре с подливкой, поджаренную ветчину, бобы, сельдерей и черный венгерский хлеб. Спрятав поднос под кровать, он потихоньку вышел в холл и воспользовался ванной. А через час после заката вылез из окна. Если отец обнаружит, что его нет, тем хуже.
     Днем температура держалась на семидесяти и выше, но теперь упала ниже шестидесяти. Хотя пронизывающий западный ветер немного утих, в воздухе все-таки чувствовался холод. Начинали собираться тучи. Половинку луны затягивала тонкая дымка. Хорошая ночь для Хэллоуина.
     Джим пригнулся, проходя мимо окна гостиной. Телевизор продолжал верещать. Выйдя на тротуар, под яркий свет фонаря, Джим увидел, что трещины на цементе стали шире.
     Он не знал, когда это случилось, но ему показалось, что их больше и они шире, чем когда он входил в дом. Правда, тогда он был слишком взвинчен, чтобы обращать на них внимание. Ему встретилась компания ребятишек, одетых ведьмами, демонами, клингонами <Злобные инопланетяне из сериала"Звездный путь".(Примеч. ред.)>, скелетами, привидениями, Дракулами, чудищами Франкенштейна, роботами, Дартами Вэйдерами, а один вырядился панком: раскрашенное лицо, сережки, гребень на голове - так, наверно, его родители представляют себе монстра. Другой был одет, как гигантский мозг, и Джиму эта идея понравилась. Все самое ужасное, что есть на этом свете, кроется в человеческом мозгу.
     Ребята шли к их дому, поэтому Джим прибавил шагу. Отец на звонок не выйдет, но мать может заметить сына, когда будет бросать с веранды конфетки "Херши" детям в мешочки. (В этом квартале много не соберешь.) Мужу-то она ничего не скажет, если он только не спросит, видела ли она Джима. Тогда она сочтет себя обязанной сказать правду. Иначе святые, не говоря уж о нечистой силе, могут ее наказать.
     Сэм Вайзак ждал его на передней веранде своего дома. Он курил сигарету - значит, его мать чем-то занята на задах дома и не видит его. Детей наделит леденцами, не в пример Эрику Гримсону, отец Сэма. Он будет ворчать, что ему не дают смотреть телевизор, но все-таки выйдет к ним. Ему наплевать, что сын курит - лишь бы его самого не трогали по этому поводу.
     Сэм дал и Джиму сигарету, и они зашагали по улице, обсуждая драку со Щелбаном и его дружками. Потом Сэм сунул Джиму допинг. Джим чувствовал себя как никогда вправе подвинтить настроение и нервы. Наркотик проник в самый центр его мозга, как ядерная ракета, поразившая цель. Никогда еще на Джима не действовала так внезапно и так сильно такая маленькая доза. Он раскрылся нараспашку - стены замка рухнули, и часовые уснули. Несколько дней спустя он сумел восстановить лишь отдельные ломти того, что происходило в последующие шесть часов.Весь остальной кошмарный пирог пропал -его съели "черные красотки", самокрутки с марихуаной, пиво, виски и "ангельская пыль", щедро предоставленные ему друзьями. Раньше Джим, как бы велико ни было искушение, всякий раз отказывался даже попробовать "ангельскую пыль" -фенциклидин <Транквилизатор для животных. Очень мощный и весьма токсичный наркотик. (Примеч. ред.)>. У троих его приятелей от этой дряни начались конвульсии, а потом они впали в глубокую кому. Но более легкие наркотики и спиртное смыли весь страх.
     Джим и Сэм зашли сначала к Бобу Пеллегрино и дождались Стива Ларсена и Плана Дилларда, а потом все вместе сели в "плимут" Боба 1962 года, который, как ни странно, еще бегал. На пути в кафе Родфеттера Боб открыл четвертушку самогона "Белый мул", а Стив представил шестибаночную упаковку "Будвейзера", которую купил ему старший брат. Они уже истребили половину самогонки и все пиво, когда с воплями и улюлюканьем подкатили к кафе.Еще они выкурили половину самокрутки, и каждый проглотил по "черной красотке".
     Заведение Родфеттера, драйв-ин, было только для своих, для детей работяг, которые учились в Центральной. Несколько часов Джим и его друзья хохмили там и валяли дурака. Но в машину, не в пример другим, почти ничего не заказывали. Вне их маленькой группы ни друзей, ни даже близких знакомых у них не было. Они были парии, неприкасаемые и несносные, и делали вид, что гордятся этим.
     Джим не помнил, сколько они там пробыли. За этот расплывчатый промежуток времени он опять курил травку и пил теплое пиво, которое Пеллегрино достал из багажника. Потом заявились Вероника Паппас, Сандра Мелтон и Мария Тамбрилл. Вероника была солисткой "Хот Вотер Эскимос", Мария - ее дублершей, а Сандра - менеджером группы. Ее кличка была "Чокнутая", но близкие друзья пользовались прозвищем только в отсутствие Сандры, иначе она обижалась. Если только не находилась в одной из своих густо-черных, очень густых и очень черных, депрессий, - глубже, чем на илистом дне Тихого океана, дальше, чем на мертвой холодной планете Плутон.
     Этим вечером она пребывала в очень разговорчивом и крайне переменчивом настроении, Где-то в течение вечера, когда одни сидели на капоте "плимута", а другие опирались на него, Стив Ларсен показал им несколько кусочков сахара с ЛСД.
     - Я их копил, - сказал он. - Берег для особого случая. Сегодня как раз та ночь - Хэллоуин. Полетим на метлах вместе с ведьмами до самой луны.
     Джим еще, помнится, сказал, что это галлюциноген, хотя ему стоило труда это выговорить.
     - То есть он вызывает видения, и ты видишь четырехмерные миры, вещи, которых нет, жуткие вещи, и время сливается с пространством. Мне это ни к чему. У меня глюки и так бывают, и они мне не нравятся. Нет уж, спасибо.
     - Это ведь не то, что героин или кокаин, - сказал Стив. - К нему не возникает привычки. И потом, у тебя уже сколько лет не было твоих видений.
     - Ладно, почему бы и нет? - сказал Джим. - Что мне терять-то, кроме ума - а у меня и так его нет.
     - Это билет в рай, - сказал Стив. - Я там еще не бывал, но вот эта фигня доставит туда с гарантией.
     - Говорят, облетаешь всю Вселенную со скоростью выше световой, - сказал Пеллегрино. - И на обратном пути встречаешь себя самого.
     Джим съел кубик и глубоко затянулся коричневой самокруткой. Они передавали ее по кругу, пока от нее не остался короткий окурок, который Стив сунул в карман пиджака. Кажется, где-то после этого кто-то и предложил поехать в яблоневый сад старика Думского и перевернуть ему нужник. Это была старая хэллоуинская традиция - сваливать эту шаткую деревянную будку. Или хотя бы пытаться это сделать, поскольку успеха добились немногие. Раньше ферма Думского относилась к графству, но с ростом Бельмонт-Сити вошла в черту города.
     Стояла она на конце грунтовой дороги в полумиле от главного шоссе и была обнесена изгородью из колючей проволоки. Дом давно уже сгорел, и Думский жил один в сарае. Город одно время пытался заставить его построить новый дом с водопроводом и канализацией. Но старый отшельник не поддался и подал на городские власти в суд.
     У него имелась огромная собака - ротвейлер, черный с подпалинами, большеголовый, страшный пес из тех, кого снимали в фильме "Омен". Эта зверюга разгуливала по ферме днем и ночью - привязывали ее только на время сбора урожая. С тех пор как Думский завел эту собаку, на его землю перестали вторгаться.
     - Есть у кого-нибудь тормозные пилюли? - спросил Джим. - Напихать их в гамбургер да скормить псу. Он уснет, а мы залезем.
     Это были последние здравые слова, сказанные в ту ночь. Боб Пеллегрино купил большой гамбургер без лука, начинил его дюжиной таблеток, завернул, и они отчалили, набившись ввосьмером в "плимут", как клоуны в цирке, со смехом и визгом, а ВИЭК гремела во всю мочь "День из жизни", и звуки песни, как ртутные шарики, взрывались в юных душах. "Битлз" спели ее двенадцать лет назад и потрясли ею мир, положив начало эпохе рока - Джиму тогда было всего пять лет. Следом Боб Хинмен (Гуру), старый диск-жокей, любивший седую древность (как и Джим), поставил "Мэйбиллен" Чака Берри, с которой, по словам Гуру, начался рок-н-ролл.
     Вероника сидела сзади у Джима на коленях. Ему смутно помнилось, что она возилась с его ширинкой, но что произошло, когда Вероника ее расстегнула, он забыл. Скорее всего, ничего. У него не вставало уже две недели, вот в какой он был депрессии. А ведь считается, что семнадцать лет - это пик сексуальной активности.
     Яблоневый сад Думского находился по ту сторону Золотого Холма. На дорогу у них ушло минут двадцать - так часто они попадали на красный свет, хотя Боб иногда и проскакивал. Потом они выехали на шоссе, и в свете фар по бокам стали мелькать деревья. Ни встречного, ни попутного движения не наблюдалось.Джим все ждал, когда начнутся галлюцинации, но они не приходили. А может, уже пришли? Может, весь этот мир - одна сплошная галлюцинация?
     Боб притормозил, но недостаточно быстро. Они уже проскочили поворот к Думскому. Когда Боб подал машину назад и повел ее по грунтовой дороге, Санди сказала:
     - Может, выключим радио? Оно так орет, что и мертвого разбудит!
     Но все запротестовали, потому что Боб Дилан как раз пел "Улицу Отчаяния", и все хотели дослушать. Сошлись на том, чтобы убавить звук. Как только классический хит кончился, Боб выключил приемник. А секунду спустя и фары. Лунного света, льющегося сквозь тонкие облака и в прогалы между ними, было достаточно, чтобы рассмотреть дорогу.
     Машина медленно свернула с обсаженного деревьями темного проселка и остановилась перед воротами в проволочной изгороди.

ГЛАВА 11

     Джим немногое помнил из того, что было после их отъезда из кафе. Многие подробности гораздо позже рассказал ему Боб Пеллегрино, который не так напился и накачался наркотиками, как все прочие, поскольку вел машину. Но и Боб был не в том состоянии, которое можно было назвать химически ненасыщенным.
     Сарай зловеще чернел в прерывистом лунном свете. Если Думский там, то либо у него нет света, либо ставни плотно прилегают к окнам. Ротвейлера не было ни видно, ни слышно. Сортир - говорили, что в нем три дырки, - смутно маячил футах в восьмидесяти от сарая, слева от них. Далековато от сгоревшего дома, который высился в глубине двора, как могильник. Старому Думскому будь здоров сколько тащиться до нужника.
     Все вывалились из машины. Боб предупредил их, чтобы не шумели, но План уже хлопнул дверцей. Не успел Боб ему выговорить, как Плана стошнило. Он отбежал назад и залез в придорожные кусты, чтобы заглушить издаваемые им звуки. Даже и теперь они казались чересчур громкими Пеллегрино, ставшему нянькой для всей компании. Он уже собрался пойти заставить Плана заткнуться, но остановился. Из тьмы по ту сторону изгороди послышалось глубокое рычание. Все мигом притихли.
     Лихорадочно шаря глазами во мраке, они рассмотрели за воротами громадного пса. То, что он только рычал и едва вырисовывался в ночи, делало его еще страшнее. Пеллегрино, бормоча: "Ну, собачка.. Хорошая собачка!" -подошел к нему поближе.И перекинул через ворота припасенный гамбургер. Он шлепнулся на землю, и через пару секунд Боб обернулся и прошептал: "Готово, сожрал".
     Санди Мелтон по дороге подбавила в гамбургер еще и ЛСД. Вот интересно, сказала она, какие галлюцинации могут быть у собаки. Джим вспомнил это, потому что тогда ему стало очень смешно. Пес все рычал. Потом, через несколько минут, рычание стало слабее, он, спотыкаясь, побрел прочь и футов через тридцать свалился.
     Створки ворот скрепляла тяжелая цепь, запертая на большой замок.Джим перелез через ворота, обмотанные сверху колючей проволокой, помог перелезть Пеллегрино, потом они вдвоем помогли Сэму и Стиву. Все они раскровянили себе руки, но боли не чувствовали.
     - Мать честная! - сказал Сэм. - Гляньте, сарай превратился в замок!
     Он весь из стекла и бриллиантов, так и мерцает при луне!
     Никто не сообразил сказать ему, что сейчас луна как раз спряталась.
     У Джима зрительных галлюцинаций не было, зато он чувствовал, что ноги у него выросли, точно в сказке о семимильных сапогах, и он может добраться до сортира одним прыжком. Его отвлекли девушки, отказавшиеся лезть через ворота. Они видели колючую проволоку и видели, как оборвали себе одежду ребята.
     - И потом, - сказала Санди Мелтон, - надо же кому-то позаботиться о Плане. Вдруг нам придется улепетывать - не бросать же его.
     - И то верно, - согласился Боб. - Ладно, мы скоро, да вы нам и ни к чему. Посадите Плана в машину.
     Трое парней пошли по усыпанной гравием дорожке, ведущей от ворот к темной груде бывшего дома, потом свернули к сортиру. Когда они подошли к этому пахучему сооружению, из разрыва в тучах на них хлынул лунный свет. Видно было даже полумесяц, вырезанный на двери.
     Джима удивило то, что Боб, Сэм и Стив тоже добрались до уборной одним прыжком. У них-то ноги не вырастали. Потом Боб спросил:
     - А где Сэм?
     Джим хотел показать, что вот он, Сэм, около него. Но Сэма там не оказалось. Он так и остался на полпути между воротами и сортиром, пяля глаза на сарай. После Джим сообразил, что ему только казалось, будто Сэм идет рядом. А может, рядом с ним шел кто-то другой, неизвестный?
     - Ладно, - сказал Боб. - Без него обойдемся. Только не забыть захватить его на обратном пути.
     Они зашли с северной стороны сортира и принялись все трое толкать его. Будка качалась взад-вперед, но не переворачивалась.
     - Да эта штука тяжелее, чем мамины пончики! - сказал Боб. - Погодите.
     Надо ее раскачать, выйти на нужную частоту колебаний, а потом, по моей команде, наваливайтесь что есть мочи!
     И они снова взялись за дело. Когда они наконец поднажали и нужник опрокинулся, раздался крик. Они повернулись посмотреть, что за шум, и тут выпалил дробовик, и заряд ударил по листьям ближнего дерева. Стив заорал и бросился бежать, а Пеллегрино упал и увлек за собой Джима. Вдвоем они провалились в яму, в самую жижу - упали ногами вперед и быстро погрузились по шею.
     Дробовик грянул снова. До Джима слабо донесся визг девчонок. Стива больше не было слышно. Джим и Боб громко взывали о помощи. После мгновенной тишины послышалось рычание, и к ним в дыру свалилась собака. Точно мщение, ниспосланное богами, она плюхнулась прямо перед ними, окатила их головы и открытые рты, выскочила наверх, как пробка, и начала барахтаться.
     Джим коснулся носками дна - он надеялся, что это дно. У Боба, который был повыше, торчала над жижей вся голова. Джим сидел по самый подбородок. Но обезумевшая собака задела его, и он ушел вглубь.
     Позже Джим выяснил, что ротвейлер как-то очухался и прибежал, а может, подошел, поскольку был еще слабым и осоловелым, к яме. Еще не совсем придя в себя, он то ли упал туда, то ли прыгнул.
     Теперь им с Бобом приходилось опасаться, как бы пес их не покусал - его мощные челюсти могли сдавить с шестисотфунтовой силой - как бы он не поцарапал их, колотя передними лапами, и как бы он их не потопил. Видели они все очень смутно, поскольку лунный свет в яму не проникал, а глаза им залепило. Потом Боба стошнило, что вызвало такой же рефлекс у Джима. Хуже им от этого не стало - хуже стать уже не могло - но и улучшения никакого не последовало. Наоборот, очень трудно уворачиваться от собаки, когда тебя выворачивает наизнанку.
     Наконец Джим, вложив в это последние силы, сгреб собаку за уши и с яростью погрузил с головой в жижу. В этот миг сверху сверкнул фонарик и надтреснутый старческий голос заорал:
     - Оставь собаку, не то пристрелю! Не трожь ее, ты!.. - Дальше Джим не понял: Думский перешел на польский.
     - Не стреляй, Бога ради! - крикнул Джим и выпустил собаку. Она выплыла, ворча и отфыркиваясь, но нападать на него больше не стала. Смекнула, что надо беречь силы, чтобы удержаться на плаву и не захлебнуться. Она бешено гребла лапами, только-только оставаясь на поверхности.
     - Дурак! - завопил Боб. - Ты ведь и собаку тоже убьешь!
     Собака мало его волновала, но у него хватило смекалки сообразить, что Думский не в себе от ярости, если не понимает, что может натворить в этой тесной дыре выстрел из дробовика.
     - Ой-ой! - сказал Думский. - Не уходите пока! Я сейчас вернусь.
     - Так и быть, подождем, - сказал Боб и простонал: - Господи, ну и вляпались!
     Думского не было что-то очень долго, хотя в самом деле, наверно, прошло не больше двух минут. Кряхтя и охая, старикан опустился на колени рядом с ямой. Потом что-то слегка задело Джима по лицу. Он не понял, что это такое, пока Думский не посветил вниз фонариком - это была веревка, которую старик им спустил.
     Вдали, но достаточно ясно, перекрывая крики девушек, послышался вой сирены - к ним ехала полиция.
     - Обвяжите собаку веревкой! - сказал Думский.
     - А мы? - завопил Боб.
     - Сначала собаку!
     - Да ты в своем уме? - выкрикнул Джим. - Как мы это сделаем? Он же нам руки откусит!
     - Вытащи нас отсюда! - подхватил Пеллегрино. - Мне дышать нечем!
     Темно в глазах! Я сдохну, если не выберусь отсюда сию минуту!
     - Так вам, засранцам, и надо. Обвязывайте собаку, а потом, глядишь, и вас вытащу.
     - Мы подохнем тут! - взревел Боб и поперхнулся - волна экскрементов, вызванная барахтаньем животного, захлестнула ему рот.
     - Обвязывайте собаку! - заорал в ответ Думский. - Да быстро, а не то уйду, и подыхайте себе!
     Этого просто нельзя было сделать без риска быть покусанными. Но тем временем сирена, завывавшая уже где-то вблизи, смолкла. Хлопнула дверца машины. Мужской голос что-то прокричал. Думский, пробурчав что-то, ушел. Джим подумывал о том, не потопить ли опять собаку. Дохлую ее легко будет обвязать. Но Думский застрелит их, если собака погибнет.
     Снова прош