атем створки бесшумно распахнулись. Часто кланяясь,
вошел молодой священник, глаза горят преданностью, жаждой служить  святому
делу.
     Князь поморщился.  Вместо  преданного  дурака,  искренне  верящего  в
святость их дела, предпочел бы  прожженного  проходимца,  с  тем  работать
проще, понимает с полуслова. Но в то же время  от  умного  проходимца  жди
подвоха, каждый мечтает спихнуть и сесть на  его  хлебное  место,  а  этот
чист, честен, благостен...
     Скрывая раздражение, князь милостиво улыбнулся:
     -- Рад, что ты явился так быстро. Но давай  сразу  о  деле.  В  твоем
приходе северная часть города, где Славянский квартал. Там и дома русов...
     Священник низко поклонился:
     -- Это ваша святость встала... я даже не знаю как рано. А я  лишь  на
рассвете...
     -- Вместе с солнцем, -- улыбнулся патриарх. -- Так что со  Славянским
кварталом?
     -- Русы того  квартала  уже  скупили  дома  в  соседнем,  --  сообщил
священник, он поклонился. -- Тот так и зовется теперь -- Русский. А следом
идет Армянский, но там своя церковь...
     Владыка поморщился:
     -- Раскольники, свое толкование... Ладно, что скажешь о русах?
     -- Купцы, -- ответил священник осторожно. -- Одни купцы, а  также  их
люди. Склады, товары... Постоянно  проживает  меньше  четверти.  Остальные
почти всегда в дороге. Возят товары взад-вперед. И морем, и  сушей.  Живут
порознь, но объединены в общину. Во главе -- купец Зверодрал, а  во  главе
собственной стражи... ну, забредают  когда  любители  побуянить,  то  русы
таких вышвыривают, не дожидаясь прихода городской стражи.
     -- Самоуправство?
     -- Да, но властей это устраивает. Русы сами  поддерживают  порядок  в
своем квартале, а налоги платят исправно. Во главе этой охраны стоит некий
Збыслав. Тот самый, что третий год побеждает на турнире..
     Князь церкви нахмурился:
     -- Язычник побеждает воинов, которые идут в бой под сенью креста?
     --  Ну,   --   сказал   священник   осторожно,   --   пути   Господни
неисповедимы... Возможно, он на что-то указывает нам.
     Патриарх покачал головой:
     -- Нет. О нем уже пошли слухи.  Слишком  восторженные!  Мы  не  можем
допустить, чтобы слава язычника была выше  славы  воинов  Христа.  Слушай,
брат Игнатий. Я хочу приблизить тебя  к  себе,  но  для  этого  ты  должен
выполнять кое-какие трудные дела... негласно. Не все, что  делает  церковь
во славу Господа нашего, должен знать простой люд.
     Священник рухнул на колени:
     -- Я все сделаю! Жизнь отдам...
     Князь милостиво улыбнулся, однако голос оставался жестким:
     -- Возможно, придется  отдать  большее,  чем  жизнь.  Тебе  предстоит
выдержать самое тяжкое: сомнения в правоте нашего дела!.. Да, такое бывает
со слабыми душами. Дело в том, что для  того,  чтобы  дойти  к  сверкающей
вершине,  иногда  надо  переправляться  и  через  реки,  полные  смрада  и
нечистот..  Словом,   тебе   предстоит   отыскать   среди   своей   паствы
чернокнижников, сатанистов, тайных язычников... Понимаю, они не заявляют о
себе так, иначе их ждет костер, но ты, верный  сын  церкви,  должен  знать
таких... Открою тебе, сын мой, что  свята  церковь  иногда  пользуется  их
услугами. К вящей лаве Господа, разумеется.
     Юный священник с недоумением посмотрел на главу церкви:
     -- Если я правильно вас понял...
     -- Да, -- ответил тот резко, досадуя на тупость  младшего.  Все  надо
разжевать,  назвать  своими  именами,  ткнуть  мордой,  хотя  удобнее   бы
остановиться на недомолвках, намеках. Слово опасно, когда  сказано  прямо.
Впрочем, этот может быть  не  простаком,  каким  прикидывается,  вынуждает
говорить прямо, чтобы потом: я, мол, только выполнял приказы. -- Сын  мой,
ты должен переговорить с таким человеком.
     -- Но ведь это грешно, -- возразил священник робко. -- Нечисть -- это
лики дьявола, а мы, святая церковь...
     -- Святая церковь истребила нечисть  в  Римской  империи,  --  сказал
патриарх резко. -- Но часть ее затаилась... А мы уже настолько сильны, что
вреда она нам не причиняет. Более того, мы даже используем их злые чары на
пользу и благо церкви! Ты должен найти  путь...  достойный  церкви,  чтобы
обезвредить этого Збыслава. Не убить, не зарезать -- это лишь вызвало бы к
нему симпатии, а он должен проиграть бой на турнире, что  состоится  через
две недели!  Проиграть  нашему  герою,  который  выйдет  на  поединок  под
знаменем Христа, а перед боем прилюдно поцелует крест.
     Молодой слушал истово, преданные, как у пса, глаза не  отрывались  от
грозного лица князя церкви.
     -- Да, это послужило бы на славу церкви...
     -- Кроме того, мы заинтересованы ослабить защиту Русского квартала...
Нам не нравится, что засылаемых нами  людей  находим  на  дне  бухты...  с
камнями за пазухой. Когда этот Збыслав будет побит, нам  легче  установить
свой контроль. А святую церковь сперва утвердить в их квартале, а затем  и
на их дикой Руси.

     Глава 6

     Священник часто кланяясь, словно  сатрап  персидского  царя,  пятясь,
отыскал задом дверь и неслышно растворился в полумраке коридора.  Патриарх
раздраженно откинулся на спинку кресла.
     Вера верой, но простому народу нужны простые проявления  мощи  нового
бога. Говоря проще, чудеса. Сами священники могли  только  рассказывать  о
том, как их бог ходил  по  воде,  одним  хлебом  накормил  толпу,  исцелял
больных прикосновением, но  народ  грабил  и  жег  церкви,  где  не  могли
подкрепить  россказни  чудом.  Тогда-то  Фома  Аквинский,  сам  в  прошлом
начинающий маг, обратился к своим прошлым собратьям по  ремеслу  с  тайным
посланием, в результате чего тысячи магов сделали вид, что  приняли  новую
веру, стали во главе церквей и епархий, творили чудеса уже от имени нового
бога, сами становились святыми, ибо именно их мощи после смерти оставались
нетленными,
     Сама по себе новая религия, нетерпимая к любому мнению помимо  всего,
требовала искоренения любого язычества. Но учение Христа -- одно,  а  сама
церковь -- другое. Даже, если бы в ряды первосвященников и высших иерархов
церкви не влились маги и колдуны, все равно ей  пришлось  бы  считаться  с
могучим старым миром. А так, служа новому учению, маги потребовали,  чтобы
оставили в покое тех собратьев, что не приняли новое учение. Это  книжники
и чудаки, не принявшие жестокие реалии нового мира,  пусть  доживают  свой
век, они не угроза. А вот польза от них быть может...
     Сейчас был как раз тот случай, когда стоило не просто поискать мелких
чернокнижников, чем займется этот священник -- для него это лишь  проверка
на крепость веры, -- а пора обратился к верховному магу.

     Башня  архимандрита  Василия  была  высока,  едва  ли  не  выше  всех
остальных.  Раньше  принадлежала  верховному  магу,  но  магия   объявлена
нечестивой и богомерзкой, башню  собирались  вовсе  снести  при  торжестве
учения Христа, однако дальновидные  отцы  церкви  спохватились  вовремя...
Кто-то догадывался, что дело нечистое, но мало кто знал, что отцами церкви
стали как раз те из магов, кто вовремя поняли силу нового бога, перешли на
его сторону и потому успели захватить все ключевые места в новой  огромной
нарождающейся организации.
     Новый бог отрицал начисто любые чудеса, что  затрудняло  внедрение  в
народ веры. Простому народу нужны простые  и  зримые  чудеса:  он  не  мог
понять, чем священник, рассказывающий со слезами умиления  о  мощи  своего
бога, сильнее простого деревенского колдуна, способного отогнать  грозовую
тучу от их села к соседскому, вылечить своих  коров  или  наслать  мор  на
приезжих?
     Первые священники все же творили  чудеса,  тем  самым  укрепляя  мощь
Христа. Они были объявлены чудотворцами,  хотя  только  узкий  круг  отцов
церкви знал, что это были  маги  в  церковных  ризах.  Постепенно  церковь
укреплялась, в  магах  надобность  отпала,  но  все  же  полностью  их  не
истребили, не вытеснили. Так, на всякий случай.
     Патриархи уже магии не знали, но правая рука, архимандрит по  дальним
приходам, обычно покровительствовал изолированным общинам старых магов.  А
эту  башню,  выстроенную  знаменитым  магом  древности   Зокреном,   потом
верховным магом всего Востока, он занимал сам. Для  кого-то  это  казалось
блажью, но лишь самые близкие знали, что он и был  верховным  магом  всего
Востока.
     Легкий ласковый ветер шевелил волосы, чувствовалось дыхание  близкого
моря. Верхняя площадка была под открытым небом, достаточно  просторная,  а
вид отсюда открывался на весь  Царьград.  Справа  виден  Золотой  Залив  с
множеством кораблей, самых разных, а зачастую столь удивительных, что иной
оглядывался пораженно: как на таком чудище плавают?
     Он с жадностью вдохнул свежий чистый  воздух.  Чувствовалась  влажная
соленость моря, теплого и ласкового, даже словно бы донесся  запах  горных
цветов...  хотя  горы  далеко,  а  весь  Царьград  внизу   пропах   рыбой,
нечистотами, пряностями, душистыми маслами, и только  здесь  воздух  чист,
как улыбка юной девушки.
     За каменным парапетом  далеко  внизу  простирался  самый  огромный  и
богатый  город  на  белом  свете,  не  зря  прозванный  Царьградом.  Самый
могущественный город, в  котором  живут  самые  могучие  правители,  самые
могучие  маги,  самые  талантливые  полководцы  и  стратеги...  Здесь  все
самое-самое.
     Василий подставил лицу ветерку, грудь приподнялась, набирая как можно
больше свежего воздуха с запахом моря. В синей дали покачиваются крохотные
кораблики, толстые и узкие, под парусами косыми и прямыми, иные  только  с
веслами в два-три ряда, странные и  причудливые,  прибывшие  из  неведомых
земель... Все больше приходит с загадочного  севера.  Совсем  недавно  там
были только непроходимые болота, но за последние две-три тысячи лет -- что
они для империи? -- болота подсохли, на их месте наросли дремучие леса,  и
там, в чаще, не видя солнца, возникли странные и  чересчур  могучие  люди,
столь же дикие, как и леса.
     В груди потяжелело, даже яркий солнечный свет слегка померк. Те дикие
люди слишком  быстро  создают  в  своих  непроходимых  лесах  королевства.
Крохотные, бедные, которые слепит блеск и богатство империи.  И  они  шлют
дружины и войска на завоевание империи. Да, гибнут без счета, но с  каждым
походом их мощь растет. А империя уже ничего к  своей  мощи  прибавить  не
может...
     Высоко в  небе  он  заметил  красноватую  точку.  В  размерах  быстро
увеличилась, не сдвигаясь с места. Василий понял, что двигается  прямо  на
него. Когда точка разрослась до цветного пятна, он различил быстро летящий
в его сторону ковер, а на ковре человека в цветном халате.
     Ковер снизился над башней, на миг завис над полом,  мягко  опустился.
Василий вскрикнул гневно:
     -- Терн, ты что делаешь?.. Тебя могли заметить!
     Человек, которого он назвал  Терном,  живо  вскочил  с  ковра,  глаза
смеялись:
     -- Царьградцы? Разве они варвары? Только варвары  еще  сохранили  дар
любоваться сказочными закатами, нежными  восходами.  Варвары  знают  сотни
звезд, а  взор  царьградца  устремлен  только  вперед,  дабы  не  упустить
выгоды... Приветствую тебя, властитель. Я к твоим услугам.
     Василий раздраженно отмахнулся, потому что прямо из парапета неслышно
выступил  как  тень  немолодой  человек  в  серой   одежде,   безликий   и
неприметный. Лицо было коричневое, словно  всю  жизнь  провел  под  жарким
солнцем. Василий всмотрелся, но так и не сумел увидеть ни  глаз,  ни  рта,
хотя вроде бы человек как человек, никакого  беспокойства,  только  всякий
раз не мог вспомнить облика этого человека, его имени, даже его слов.
     -- Приветствую тебя, -- сказал он коротко, избегая  называть  Василия
по имени.
     --  И  тебя,  --  кивнул  Василий  раздраженно,   --   приветствую...
достойный..
     А про себя добавил, чего достоин этот дурак, блюдущий свою  кажущуюся
независимость! Даже по имени  не  зовет,  ибо  имя  архимандрита  означает
царственность. Ну как такое перенести! Дурак совсем не видит,  что  их  не
уничтожают лишь  потому,  что  еще  пользуются.  Но  с  каждым  годом  все
меньше...
     Последние два мага поднялись снизу по ступенькам. Но хотя отдувались,
словно бежали снизу без  остановок  и  отдыха,  Василий  догадывался,  что
стража внизу вряд ли видела, чтобы кто-то  входил  в  башню.  А  эти  двое
коснулись разве что третьей  ступени,  считая  сверху.  У  магов,  которых
созвал,  все  еще  побольше  мощи,  чем  нужно,  чтобы  заставить  плакать
кровавыми слезами икону Богородицы или сделать  нетленными  мощи  умершего
митрополита.
     -- Приветствую неразлучных Опинкла и Опанкла, -- сказал он с натужной
веселостью.  --  Вы  все  еще  верите  предсказанию,  что   умрете,   если
разлучитесь?
     -- Мы еще живы, -- ответил уклончиво один из магов,  Василий  не  был
уверен, Опанкл или Опинкл, чересчур похожи, -- ты хотел нас видеть?
     -- Располагайтесь, -- он сделал широкий жест рукой.  --  Где  хотите,
для вас не сложно создать себе условия по вкусу..
     Оба мага, даже не переглянувшись, скромненько сели на узкой лавке для
троих. Они еще застали те времена, когда маги являлись в блеске  молний  и
грохоте ломаемых скал, великие и ужасные, окруженные ореолом,  но  уцелели
как раз потому, что сумели приспособиться к переменам.

     -- Дорогие  друзья,  --  сказал  Василий  мягким  голосом,  но  чтобы
слышали, что под мягкой тканью скрывается железный кулак, --  хочется  вам
этого или нет, но за убежище приходится платить. Вы получили кров и  стол,
а услуг, как было раньше, от вас  не  требуется.  Занимайся  себе  тайнами
магии, совершенствуйся в разгадке древних рукописей, пытайся  продвинуться
в прочтении скрытого смысла Книги Первых Магов.... Однако  иногда,  совсем
редко, святая церковь в своей милости позволяет оказывать ей услуги..
     Маг поклонился:
     -- Которые мы, конечно же, спешим предоставить.
     Василий улыбнулся краешком губ. От него  не  ускользнула  ирония,  но
негоже топтать ногами поверженного, а магов его церковь повергла  столетия
тому.
     -- Вот и ладно. Вам поручается сделать то, что святая церковь  просто
не берется сделать из-за... гм... излишней щепетильности.
     Кто-то не сдержался, громко хмыкнул. Мол,  знаем  эту  щепетильность.
Все веры как-то уживались,  только  вера  Христа  неумолимо  заявила,  что
только она хороша, а все остальные -- мерзость,  подлежат  уничтожению.  И
уничтожает так, что в  первые  века  кровью  были  забрызганы  стены  выше
головы,  сожжены  все  библиотеки,  университеты,  а  философов,   поэтов,
математиков, вообще ученых --  истребляли  так  яро,  что  все  земли  под
властью  Христа  погрузились  во  тьму,  и  там  не  осталось  ни  единого
грамотного....
     Василий метнул на него недовольный взор:
     -- Базилевс не совсем понимает, какая угроза исходит с  Севера...  Он
занят войной с арабами! Но с арабами мы воюем уже столетия,  почти  каждый
год там война, а на севере вроде бы  и  войн  еще  нет...  так,  отдельные
набеги... но эти набеги все  стремительнее,  все  страшнее.  Русландия  --
кроха по сравнению с империей, но эта кроха растет и мужает не по дням,  а
по часам.
     Второй маг кашлянул:
     -- Мы не базилевсы, знаем все  же  несколько  больше,  да  не  обидит
тебя...
     -- Не обидит, -- кивнул Василий. -- Пока мы понимаем друг друга.
     -- Что там сейчас?
     Карта упорно стремилась свернуться в рулон, Василий шелохнул  бровью,
и карта легла послушно, застыла как приклеенная. По  лицам  магов  заметил
удовлетворенно, что присутствие магии уловили:
     -- Вот примерно границы Русландии. Подлинные границы не знают даже  в
Киеве, ибо кордоны стремительно раздвигаются. Но для  нас  важнее,  что  в
самой Руси уже наметился  раскол...  Во-первых,  не  сломлен  Искоростень,
столица удельного княжества древлян. Еще бабка нынешнего князя сожгла  его
дотла, но древляне отстроили заново,  укрепили.  Сейчас  платят  дань,  но
дерзят, ждут случая, чтобы ударить в спину. Второе, что в  самом  Киеве  у
князя хватает врагов. Самые злейшие --  его  три  жены,  которых  он  взял
силой. Одну лишил невинности и чести прямо на трупах убитых им ее  братьев
и отца, а двух взял у братьев... При одной из них, княгине  Юлии,  которую
он взял у убитого им брата Ярополка, есть наш человек...
     -- Кто?
     -- Священник Иван. Умен, хитер, мудр, к тому же  знает  немного  наше
искусство. А если учесть, что успел до принятия сана священника побывать в
ассасинах, воевал с арабами... словом, он может сделать многое.
     Он видел, что слушают его с озадаченным видом. Один решился  прервать
молчание, с недоумением развел руками:
     -- Не понимаю...
     -- Что именно?
     -- Почему церковь, тем более, мы -- маги...  Это  дело  рук  властей.
Если Русландия... никогда о такой не слышал!.. настолько опасна,  то  надо
туда послать войско! Ведь у нас самые  могучие  в  мире  войска?..  Или  я
что-то не так понимаю?
     Василий спросил остро:
     -- Ты боишься?
     -- Нет, но...
     -- Тогда отказываешься?
     -- Я не отказываюсь, -- ответил маг с той же твердостью в голосе,  он
не отвел взгляда, -- я хочу знать, почему нельзя поручить обычным  воинам.
Если не могут воины, то значит, на русов нельзя просто обрушить  дождь  из
стрел... Я мог бы подогнать такую тучку, но, как я говорил, проще  послать
обычное войско.
     Василий признался нехотя:
     -- Власть просто еще не зрит смертельной угрозы со стороны Русландии.
Арабы ближе, они кажутся опаснее. А церковь не желает огласки. Слухи могут
поползти очень тревожные. Отдельные  отряды  уже  посылали...  сейчас  там
белеют их кости. Да не на Руси, туда не дошли вовсе...  А  большое  войско
послать -- это объявить войну. Мы же с Русландией в  мире,  базилевс  этот
мир не нарушит.
     Один из магов вспомнил озадаченно:
     -- К тому же, как я помню...
     -- Ну-ну?
     -- Как помню, Русландия постоянно присылает  нам  войска  на  помощь!
Когда нужно подавить мятежи, отбросить врага от границ... Странно.
     Маги переглядывались, но самый старый из них, чьи предсказания всегда
сбывались, сказал медленно:
     -- А не оберегают ли империю от других, потому  что  присмотрели  для
себя?

     Глава 7

     К обеду над Киевом внезапно нагнало тучи. От  земли  до  неба  встала
серая блистающая стена воды. Еще не приблизилась к воротам, а в  небе  уже
показался дальний край черной тучи. Когда ливень обрушился во двор,  из-за
тучи выглянуло  умытое  солнце,  капли  дождя  засверкали  как  жемчужины,
разбивались на множество мелких брызг, почти пыль.
     Гридни и  бабы  не  прятались,  хохотали  и  перебегали  под  дождем,
выталкивали друг друга под толстые, как веревки, струи. Затем стена  ливня
стремительно отодвинулась,  пошла  через  терема  и  дворы  к  Борическому
взвозу, вслед глядели с сожалением: едва-едва пыль прибило!
     За воротами нарастал гомон. Во двор ввалилась толпа, во  главе  шагал
дородный разгневанный купец с длинной бородищей, но еще  молодой,  налитый
силой и наглой уверенностью. За ними поспешали еще двое,  явно  помощники,
следом торопились трое стражей, несколько зевак.
     Владимир спросил громко:
     -- Стряслось что? Молви как есть, суд князя скорый, но праведный.
     Купец встал внизу у крыльца  надменно,  расставив  ноги  и  вызывающе
выставив черную, как смоль, бороду. Чем-то походил на  богатого  хазарина,
вон даже пейсы на ушах висят, только хазары никогда  в  дремучие  леса  не
ступали, а этот явно из леса, повадки медвежьи,  голос  зычен,  за  версту
несет смолой и живицей, ими древляне пропитываются с колыбели.
     -- Обиды чинят твои люди, -- сказал купец  с  ходу,  умышленно  забыв
Владимира назвать князем. -- Мои товары отобрали при въезде!
     Владимир, нахмурившись, вперил грозный взор в стража, признав  в  нем
городского воротника:
     -- Так ли?
     Тот с готовностью подтвердил