к.  Движение
было молниеносное, следом был стук, лязг, отвратительный скрип  сминаемого
железа. Северянин отвернулся и медленно побрел к коню, по дороге  подобрав
свой меч, а за его спиной Сигкурл покачнулся и медленно  осел  на  колени,
затем повалился набок. Передняя часть шлема была вмята вовнутрь, словно  в
нее угодили тараном, которым выбивают  ворота  крепостей.  Из  всех  щелей
текли густые темно-красные струйки.
     Владыка угрюмо молчал. А молодой священник вдруг  хлестко  припечатал
ладонь по лбу:
     -- Понял!
     -- Что? -- спросил владыка сухо.
     -- Что он говорил! Ну, еду-еду...
     -- Что же? -- спросил владыка  отстранено,  глаза  не  отрывались  от
ликования на арене, куда уже, прорвав  цепь  охраны,  выбежали  почитатели
северянина, а еще те, кто поставил на него деньги.
     - Я еду-еду, не свищу... так он сказал? А дальше: а как наеду  --  не
спущу!
     - Странная речь, - процедил владыка сквозь зубы. - Странный язык.
     - Это значит, - охотно перевел на понятный язык угодливый  священник,
- вобью в землю по уши, сдеру шкуру, размажу по стенам...
     - Довольно! - рявкнул владыка таким страшным голосом, что на три ряда
впереди послетали шапки, а один из сенаторов узнал знакомый голос атамана,
и начал вертеть головой, пытаясь увидеть того, с кем ни одного  толстосума
зарезали в молодости.
     Справа от них, тоже в третьем ряду, сидела бледная Росинка. Лицо было
измученное, а исцарапанные и в ссадинах руки прятала в скла  дках  платья.
Но улыбалась счастливо, глаза ее с любовью и надеждой  следили  за  каждым
движением молодого витязя.
     Не зря она позавчера ночью подстерегла ту змею цареградскую, а  когда
та на кладбище укрылась под могильной плитой, то голыми  руками  раскопала
гроб, сорвала крышку. Тыкать ножом бесполезно, знала от  стариков,  потому
поступила как любая ревнивая баба из их села: вытесала осиновый  кол  и  с
наслаждением вонзила в белоснежную грудь этой паскуде! Как вскрикнула, как
задергалась, как в бессильной ненависти скребла тонкими пальцами гибельную
осину... А потом глаза закрылись, дернулась пару  раз  и  стала  в  смерти
такой несчастной и уродливой, что на минутку даже жалко стало...
     А то, что милый бледен и печален, ибо та змея  не  приходит  уже  две
ночи, так это пройдет, как проходит сладкий, но все  же  темный  сон,  под
лучами утреннего солнышка!

     Глава 30

     Владыка в ярости повернулся к Игнатию. Тот  явно  отчаянно  завидовал
рапанам  и  мидиям,  что  могут  съежиться  и  спрятаться   под   толстыми
раковинами, ежился так, что посерел  и  сморщился,  как  лесное  яблоко  в
яростном лесном пожаре.
     -- Не сейчас, -- сказал  владыка  негромко.  Он  чувствовал  на  себе
устремленные  взгляды  из  соседних  парадных  лож,  с   усилием   выдавил
милостивую улыбку, все-таки уже душой занимается, а не режет кошельки, как
было... впрочем, это было давно. -- Вернемся, ты ответишь за все...
     Священника трясло. В Царьграде много подземных пыточных подвалов,  не
все принадлежат базилевсу и городским стражам.  Каждый  сановник  томит  и
терзает хотя бы пару своих недругов, схваченных тайно. А  у  князя  церкви
они обширные, а орудий там немало...
     -- Ваше преосвященство, -- взмолился он, -- но сперва я вам доложу  о
том северном  варваре...  Мы  было  потеряли  след,  потому  что  он  днем
отсыпался, а ночью выходил на промысел... А ночи сейчас как раз безлунные!
Но сейчас не ускользнет, не ускользнет!
     Владыка стиснул челюсти. С варваром шло как нельзя лучше.  Он  сдуру,
ослепленный роскошью города, сумел под самым носом городской стражи  снять
с городских ворот  щит,  как  он  думал,  их  легендарного  героя  прошлых
поколений Олега Вещего. Тут уже он  сам,  владыка,  удержал  руку  наемных
убийц, что уже окружили постоялый  двор,  где  остановился  варвар.  Самое
время проводить его с почестями и в полной безопасности до  их  варварских
земель, пусть там думают, что щит настоящий.  Если  вздумают  явиться  под
стены Царьграда с войском, то в нужный момент он сам, владыка,  явит  миру
подлинный  шит,  что  царьградцев  воодушевит,  а  среди  варваров  посеет
панику... Но проклятый дурак  перед  самым  отплытием  вмешался  в  драку,
бросился выручать совершенно незнакомого человека... Поступок, абсурдный с
точки зрения цивилизованного человека, но для варвара он обернулся если не
удачей... какая удача в том, что теперь наверняка  голову  сложит?  --  то
тем, что узнал правду о щитах.
     Конечно, их порубят на куски, во дворце не стража, а львы  в  людской
шкуре,  а  воинов  больше,  чем  в  легионах  на  границе,  но  мудрый  не
пренебрегает  никакой  возможностью  уничтожить  врага  еще   на   дальних
подходах!
     Он процедил, едва двигая губами:
     -- Где он?
     -- Я все выяснил, ваше преосвященство.
     -- Где? -- бросил тот раздраженно.
     -- По слухам, в Славянском квартале. Но туда  вход  нам  затруднен...
Особенно, после неудачи на турнире...
     -- Оставь, -- поморщился  владыка,  лицо  передернуло  судорогой.  --
Говори о деле.
     -- Наши осведомители донесли, что этот варвар условился  с  одной  из
местных женщин о встрече. Она его ждет завтра к обеду.
     Владыка вскинул брови:
     -- Ого! Это неплохо. Выслать туда засаду.
     -- Уже распорядился.
     -- Кто?
     Священник поклонился еще ниже, сказал сладким смиреннейшим голосом, в
котором даже самое опытное ухо не уловило бы скрытой угрозы:
     -- Красный Нож, ваше преосвященство.
     Владыка застыл с открытым ртом. На скулах  заиграли  желваки,  кулаки
стиснулись до скрипа. Красный Нож был его младшим  напарником,  когда  он,
будущий владыка, собирался подыскать менее опасное  занятие.  Не  то,  что
надоело грабить по мелочи, хотя и это было важно, а то, что в  самом  деле
душа потребовала чего-то огромного, великого. Он чувствовал в себе мощь, и
вот теперь правит душами империи. На самом деле его власть даже выше,  чем
у императора, но пока что не сумел, не  сумел  вырваться  из-под  железной
пяты, как это удалось его коллегам во второй столице империи, Риме... Даже
это ничтожество чувствует над ним власть, ибо разнюхал о его прошлом.  Для
развращенного Рима плевать кем был раньше,  там  раскаявшаяся  блудница  в
самом деле ценится выше дуры, что сохранила девственность лишь потому, что
никто на нее не покусился, а здесь нравы не то,  что  чище,  а  не  прошли
перерождения в огне и муках...
     -- Продолжай, -- обронил он сдержанно.
     -- Красный Нож и четверо его подручных, -- сказал священник  все  так
же  смиренно.  На  этот  раз  владыка  уловит  тщательно  упрятанное  злое
торжество. -- Ну, Черторыл, Анбал, еще два отпетых... Они не знают осечек.
А  оба  варвара  ничего  не  подозревают...  Их  можно  будет   подождать,
схоронившись за шторами. А потом разом перехватить глотки прежде,  чем  те
успеют моргнуть.
     Владыка наклонил голову. Красный Нож еще не стар. Даже с одиночку  он
мог зарезать с десяток героев, а если с ним еще и Мокрый Нож... Но в  этом
случае пусть людей окажется больше, чем их не хватит.
     -- Добро, -- сказал он. -- Что за женщина?
     Игнатий поклонился:
     -- К нашему удивлению, она  из  высокого  сословия.  И  состоятельна.
Недавно овдовела, мужем был сенатор Рогикус, владелец поместий  на  юге...
Чем ее заинтересовал этот северянин --  неизвестно,  но  мы  уверены,  что
явится со своим хозяином. У них, варваров, странные взаимоотношения. Раб и
хозяин могут быть почти друзьями, вместе пьют и едят одно и то же.
     Владыка просил напряженно:
     -- Как ее имя?
     -- Синтина.
     Он с нечеловеческим трудом  удержал  лицо  бесстрастным,  хотя  волна
горячей крови ударила в голову, окрашивая мысли в кровавые тона. Та  самая
Синтина, которая с презрением отвергла... Но не раскопал ли  этот  проныра
нечто больше... Похоже, за его маской  простодушного  простака  скрывается
сволочь редкостная и пронырливая... Если не кончит на дне Золотого Залива,
то выбьется в иерархи церкви.
     -- Благородное имя, -- произнес он  как  можно  бесстрастнее.  --  Ты
уверен, что эти двое... явятся вместе?
     -- Абсолютно! --  поклялся  Игнатий.  --  У  этих  варваров  странные
обычаи. Чтоб хозяин и раб ели из одной миски?
     -- Удвой награду за их головы, -- бросил владыка  с  неожиданной  для
помощника страстностью. -- Пусть Красный Нож старается, как никогда.

     В корчме, которую Рагдай называл то таверной, то шинком,  воздух  был
тяжелым от запахов прогорклого сала,  жареного  лука.  Дым  плавал  сизыми
волнами, из-под столов пахло псиной и мочой. Рагдай и  Залешанин  неспешно
трапезовали, а солнце за окном  опускалось  очень  уж  неспешно,  все-таки
Царьград, даже дни длиннее, а ночи короче...
     Залешанин пошарил по карманам, вытащил серебряную монетку:
     -- Последняя... Ладно, если вернемся, то что-нибудь нам да  кинут  на
лапу. Мне серебряную гривну, а тебе, как благородному,  дадут  две...  Аль
золотую?
     Рагдай сказал мечтательно:
     -- Зачем богатства?.. Меня ждет самое большое сокровище...
     Он замолчал, лишь сладко улыбался. Залешанин смутно  догадывался,  но
спросил для верности:
     -- Баба?
     -- Эх ты, -- ответил витязь  беззлобно.  --  Ничего  ты  в  жизни  не
знаешь...
     -- Ну да!
     -- Если не любил -- не знаешь, -- сказал витязь убежденно. -- Если не
любил -- вовсе слеп. Меня ждет лучшая женщина на всем  белом  свете.  Ждет
уже... Это ж сколько она  ждет?  Но  это  моя  последняя  работа...  Когда
вернемся, я сразу же поведу ее к столбу Велеса.  Мы  уже  обручены  с  нею
несколько лет! Волхвы повяжут наши руки рушниками, и я отведу  ее  в  свой
дом.
     -- Ого, у тебя есть дом?
     -- Будет. Деньги уже собрал. Сразу же сыграем свадьбу.  Дело  в  том,
что...
     Он замялся, бросил короткий взгляд на  Залешанина,  потом  на  коней,
словно собирался перевести разговор на них, но Залешанин быстро спросил:
     -- Ну-ну, кроме нас только звезды. Говори, мы с тобой уже сроднились.
     Витязь ерзал, никогда Залешанин не видел его таким смущенным,  сказал
с еще большим смущением:
     -- Понимаешь, волхвы нагадали...
     -- Думаешь, врут?
     -- Не знаю. Уж больно много напророчили! А я не больно доверчив.  Сам
знаешь, в нашей жизни лучше быть слишком подозрительным, чем поверить иной
раз там, где надо остеречься.
     Залешанин спросил:
     -- Так что же тебе нагадали?
     -- Да так... Сказали, что в первую же брачную  ночь  мы  зачнем  двух
близнецов, которые великие подвиги совершат еще в младенчестве... А от них
пойдет род великих воителей,  мудрецов...  Чудно,  я  сразу  засомневался.
Разве могут быть воители и мудрецы в одном роду? Я думаю,  либо  то,  либо
другое...
     Залешанин пожал плечами:
     -- Когда-то же должно случиться?
     -- Думаешь, случится на мне?
     Залешанин окинул его хмурым взглядом:
     -- Почему нет? Если только у бога теленка не  спер...  А  так  ты  не
последний на свете дурак, если честно. А что силой не обижен, тоже  видно.
Ты платил волхвам?
     -- Нет, -- ответил Рагдай встревожено. -- А что?
     -- Если бы платил, -- рассудил Залешанин, -- то нагадали бы  то,  что
тебе хочется. А так просто они правду сказали... Черт, как время  тянется!
Так и будем сидеть до ночи?
     -- Сегодня  последняя,  --  ответил  Рагдай,  он  все  еще  счастливо
улыбался. -- Если добудем щит, то утром уже будем в дороге. Так что терпи.
     Залешанин хлопнул себя по лбу:
     -- Кстати... Я тут обещал зайти к одной. Девка -- ягодка! Да что  там
ягодка -- ягодица! Зайдем, перекусим, водицы попьем... Надеюсь, у нее есть
не только водица. С виду бойкая такая, живая...
     Рагдай с сомнением оглядел  Залешанина  с  головы  до  ног.  Прост  и
незатейлив, как сапоги, в которых ходит,  но  так  же  крепок  и  надежен.
Возможно, какая из свободных  и  независимых  обратила  свое  внимание  на
крепкого как молодой дуб, варвара. Такие в  толпе  худосочных  царьградцев
видны за версту...
     -- Точно пригласила?
     -- Точно! -- поклялся Залешанин.
     -- На какое время?
     Залешанин задумался, почесал в затылке:
     -- Как-то вылетело из головы. Утром?.. Вроде бы не  утром...  Ага,  к
обеду. Время было обеденное, когда мы встретились, она видела,  что  я  не
прочь перекусить... а перекусить я был готов рукоять боевого топора...
     Рагдай посмотрел на красное  солнце,  что  уже  опускалось  за  крыши
домов, покачал головой. Русича издали видно по повадкам.

     Черторыл  начал  постанывать  после  двух-трех   часов   сидения   за
портьерой, потом принялся  шевелиться,  устраиваясь  поудобнее.  К  вечеру
вовсе заскулил, но старший цыкнул, и он испуганно замер. За  голову  этого
варвара из Гипербореи им заплатили как  за  убийство  сенатора,  заплатили
вперед, и старшой не потерпит, чтобы что-то сорвалось.
     За другими  портьерами  было  тихо.  Опытные  Анбал  и  Марчан  умели
затаиваться часами, рядом будет олень пастись, едва не наступая им на уши,
не заметит, даже дыхание умеют пускать так, что все запахи уходят в землю.
За сутки до дела не едят ни жареного лука, ни  чеснока,  до  которого  так
охочи все жители их восточных земель.
     К вечеру сам старшой, опытный убийца-наемник по  имени  Красный  Нож,
ощутил, как затекли ноги, а тело  начинает  терять  гибкость.  Правда,  их
здесь пятеро, варвар не успеет и рта открыть, но вон шевелится портьера  и
в том месте, где прячется в согнутом  положении  как  хищный  зверь  перед
прыжком, Злыдон, умелый со всеми  видами  оружия,  но  сам  предпочитающий
удавку.
     Из-за окон доносились голоса, стук колес,  иногда  издали  раздавался
звон железа, приближался, слышался тяжелый шаг городской стражи,  потом  и
они удалялись в другую сторону, снова напряженный слух ловит  все  шорохи,
звуки, голоса гуляк, уличных торговцев.
     Когда начало темнеть, из-за ближней портьеры донесся свистящий шепот:
     -- Красный!.. У меня спина затекла.
     -- Злыдон, -- ответил Красный Нож негромко, -- потерпи еще чуть.  Что
ты хочешь от варвара? Вдруг у них там обедать садятся с заходом солнца?
     Из-за портьеры донеслось злобное:
     -- Дикари.
     -- Что делать... Потерпи.
     Темнело мучительно медленно. В помещении  тьма  сгустилась,  наконец,
настолько, что глаза перестали различать предметы.  Из  темноты  донеслось
тревожное:
     -- Красный! А если он с улицы не увидит света?  Подумает,  что  девка
его обманула. И вовсе не зайдет?
     -- Дьявол и его прихвостни, -- выругался Красный Нож.
     Спотыкаясь в темноте, он почти на ощупь  пробрался  к  чулану.  Засов
застрял, в темноте  сбил  палец  до  крови,  пока  отодвинул.  Из  темноты
раздался испуганный женский голос:
     -- Что? Вы решили убить и меня?
     -- Дура, -- прошипел Красный Нож. -- Зажги светильники. Быстро!
     Когда вспыхнул первый слабый огонек, Красный Нож ощутил, как задубело
его тело от долгого стояния недвижимо. В ногах чувствовалась слабость, а в
руках не было прежней силы, с которой он хватался за острый нож.
     Девушка зажгла последний светильник. По комнате  потек  слабый  запах
оливкового масла. Красный Нож наблюдал за ней  с  угрюмой  злостью.  Такие
всегда почему-то отворачивались от него, зато с какой легкостью пригласила
к себе варвара!
     -- Садись за стол, -- велел он. -- Нет, вон на тот стул.  Чтобы  тень
падала на занавеску у окна. А я сяду на пол... Не вздумай ничего, поняла?
     Она часто закивала. Глаза был перепуганные:
     -- Я ничего-ничего...
     -- Я с тебя глаз не спущу, -- пригрозил он на всякий случай.
     -- Только не убивайте!
     Он скривился, кто же убивает женщин, их используют иначе,  а  вот  ее
гость кому-то очень важному перешел дорогу.

     Когда  раздался  требовательный  стук  в  двери,  Синтина  в  тревоге
оглянулась на своих незваных гостей. Красный Нож заснул прямо  на  столом,
уткнувшись лицом в тарелку с объедками, двое вдрызг пьяные лежали на полу,
только Анбал и Марчан,  так  они  себя  называли,  еще  пытались  выползти
наружу, но один  скребся  в  стену,  монотонно  упрашивая  какого-то  Яшку
отворить, другой ритмично стукался головой в  картину  на  стене  с  видом
горного озера, то ли решил искупаться, то ли вообразил себя в Пиренеях.
     -- Сейчас, -- торопливо вскрикнула она, -- сейчас открою!
     Отодвигая засовы, она торопливо шептала, что здесь  засада,  что  его
ждут наемные убийцы, уходи поскорее, спрячься, ты что-то  натворил,  таких
убийц за простыми варварами не посылают... За дверью  нетерпеливо  топало,
жаркое дыхание варвара она чувствовала даже через толстую  дубовую  дверь.
Он не понимал или не  хотел  понимать,  и  она,  нарочито  замешкавшись  с
последним засовом, сказала громче:
     -- Уходи, варвар!.. Здесь тебя ждет засада!
     Оглянулась в страхе, но в комнате лишь колебался трепетный свет, тени
прыгали  по  стенам,  слышался   монотонный   стук   лба   Анбала.   Дверь
распахнулась, Синтина вспикнула, очутившись в могучих руках, ее  внесли  в
комнату, она прижималась к широкой горячей груди, дыхание вылетело, с  губ
сорвался только вздох, комната  закружилась,  варвар  ее  даже  подбросил,
больно стукнув о высокий потолок, поймал и бережно опустил на пол.  У  нее
все тело растаяло, как воск на горячем солнце,  а  вместо  предостережения
вырвалось:
     -- Ох... ты весь как раскаленное железо...
     -- Угадала, весь, -- проревел могучий варвар.
     В помещение ввалилась целая толпа веселых мужчин, уже во  хмелю,  что
тут же стали рассаживаться за стол. Красного Ножа спихнули на  пол,  а  по
знаку богато одетого воина, что пришел с ее могучим варваром, всех пятерых
вышвырнули в окно.
     Варвар ревниво посмотрел вслед последнему. За окном глухо  шмякнулось
о каменные плиты. Всего лишь второй поверх, но  все  же  выбрасывали  вниз
головой...
     -- Похоже, -- сказал он ей на ухо с упреком, -- они у тебя тут  долго
пировали.
     -- Очень, -- ответила она тихо.
     -- Сколько?
     -- Двое суток.
     -- Ого!
     Она напомнила совсем тихо:
     -- Дорогой, ты обещал придти к обеду. Это было во вторник... А сейчас
полночь четверга. К  тому  же  ты  пришел  не  один,  а  с  оравой  пьяных
приятелей! Это у вас так принято... на Руси?
     Голос Залешанина стал слегка виноватым:
     -- Встретил друзей... Это знакомые моего  земляка.  Не  брошу  же  на
улице? Пусть пока накрывают на стол, мы с собой захватили мяса и вина, это
тоже очень по-русски, ты не волнуйся, это люди очень хорошие...
     Сзади прогудел такой глубокий бас, словно поднимался от самых  подошв
толстых сапог купца Зверодрала:
     -- Клянусь, хозяюшка, лучше нас и найти трудно!
     Он стоял за их спинами, огромный, как вставший дыбки жеребец, широкий
и массивный. От него повеяло несокрушимой силой, мужской статью, а  в  его
широкой улыбке было столько звериной жадности к ее телу, что Синтина сразу
ощутила по всему телу сладкие мурашки, что тут же  проникли  в  ее  плоть,
зарылись, щекоча внутренности и горяча кровь.
     -- Мне кажется, -- ответила она тающим голосом, -- это так и есть...
     Зверодрал неожиданно подхватил ее на руки, она вся поместилась на его
необъятной груди, подмигнул Залешанину  и  ногой  распахнул  дверь,  сразу
угадав, которая ведет в спальню.  Рагдай  оглянулся  на  Залешанина.  Тот,
потирая ладони, устремился с горящими глазами к столу. Двое веселых купцов
с повадками удалых кулачных бойцов подтащили лавку, один наметанным взором
зацепил на дальней полке два пузатых кувшина, а  второй  исчез  на  кухне,
откуда вернулся, держа в обеих руках широкий поднос и отворачивая морду от
широкого блюда с огромной жареной птицей, размером с лебедя, только толще.
     Рагдай пожал плечами, подвинул ногой стул и тоже сел за стол.

     Глава 31

     Когда Залешанин увидел, что  на  столе,  он  сел  так  осторожненько,
словно лавка была из соломы. Гла