Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
бортом в хранилище, будет катастрофа, Стенки сферы лопнут, как мокрая
бумага, и весь запас жидких газов вырвется в космическую пустоту.
Гигантский убыток! Запас гелия для одного корабля создается около сотни
местных суток. Но потеря газа - еще полбеды. Кислород и водород вместе
составляют гремучую смесь. Собственно, это самая эффективная взрывчатка в
природе, и она может ахнуть от пустяковой причины. Швартовочные работы
затруднены тем, что проделываются в темноте, на ночной стороне планеты, -
солнечные лучи нежелательны. Смесь кислорода с водородом взрывается и от
солнечного света. Дьявольская штука эта смесь... Да, в часы швартовки и
заправки Полный командор, начальник Холодного, с лихвой расплачивался за
свою почетную должность. Командор Пути обменялся с ним церемонным салютом
- до конца заправки они не увидятся более.
Нурра доложил - прошли контрольный пункт, идут по трюму. И явился
другой Полный командор - шеф летного состава. Командор Пути утвердил
пилота-буксировщика: Тафа, инженер-пилот третьего класса. Простолюдин,
лучший ракетный водитель Ближнего Космоса. Шеф-пилот бережно спрятал
пластинку с назначением и осведомился:
- Ваша предусмотрительность пойдет на буксировщике?
- Разумеется. Во имя Пути!
- Во имя Пути!
Шеф летного состава исполнил особо почтительное приседание. Все
знали, что командор Пути - пилот но из слабых. Очень хорошо, что он всякий
раз берется подстраховать буксировщика.
А Севка подумал: может быть, пилот третьего класса Тафа будет
последним живым существом, которое я увижу. Жаль. Честное слово, ему
совсем не хотелось умирать, и все же он совершит задуманное. В момент
швартовки чуть добавит тяги, корабль чуть развернется и ударит кормою в
хранилище. Возможно, взрыва не будет. Газовое облако должно еще накопиться
и прогреться - на это нужно время. Но Великому Диспетчеру, наблюдающему
швартовку на экране, нужно всего две секунды, чтобы понять, кто виноват в
катастрофе. И еще две секунды, чтобы приказать: "Смерть ему!" Великому
Десантнику понадобится на десяток секунд больше. Он прежде прикинет,
выгодно ли ему крикнуть: "Смерть!" И пилот ударит. И охранники, грохоча
башмаками, бросятся к люку, с холуйской радостью выволокут тело командора
Пути, прошитое лучом, и...
Об этом не думай, сказал себе Севка. Брось. Корабль выйдет на сто
суток позднее, вот что важно. Сто суток! А если взорвется, то еще
шестьдесят. Не меньше шестидесяти уйдет на постройку нового хранилища. Ты
все равно не удержишься. Найдется Машка или нет - ты нажмешь сектор тяги.
Я тебя знаю.
Нурра доложил:
- Мы в камере. Приступаем...
Явился шеф Космической Охраны со списком чинов, допущенных к
заправке. Первыми стояли три старших офицера, те самые, что приставлены к
люку буксировщика. Командор Пути приложил браслет к списку. Утверждено.
Он вдруг подумал, что Нурра ходил на "бупах". Опытный пилот...
Пустить разве его за штурвал и приказать... устрой, мол, очередное
"щелк-щелк", а я, мол, пойду на корабле как пассажир и обеспечу твою
безопасность? "Нет, об этом и думать не смей, душу вытрясу!" - прикрикнул
Севка на Джала, словно тот подсунул скверную мыслишку. Очень удобно,
оказывается, иметь под собой второе сознание. Вали все на него.
Защититься-то оно никак не может...
- Возвращаемся, - сказал в наушнике голос Нурры.
- Как оная! - крикнул Севка.
- Возвращаемся, - повторил голос.
Севка вскочил. Сел. Непонимающими глазами уперся в экран, где
разворачивалась картина подготовки к великому событию, выпуску корабля из
Главного дока. Один за другим перечеркивались синими косыми крестами
планетные космодромы - все ракеты приняты в шахты. Оставался зеленым
прямоугольник космодрома Охраны - патрульные ракеты запаздывают со
взлетом. Но тотчас на зеленом поле вспыхнула пульсирующая белая звезда -
старт звена из трех ракет. Командор автоматически перевел взгляд на экран
орбит Ближнего Космоса. Там полз белый треугольник - звено выходило на
орбиту. А с космодрома уже стартовала следующая тройка, и контур его стал
голубым. Еще две тройки - стал красным. График багровел, как закат Малого
Солнца. Севка подумал - цвет войны. Где же Нурра, что они медлят?
На пластинке, которую он все время держал в руке, появился новый
текст: "При выходе в Космос прошу держать при себе искусственное тело без
Мыслящего".
Странный совет, подумал командор Пути. Распорядился подготовить пита.
Обдумывать, зачем Учителю оказался нужен пит, да еще без Мыслящего, ему
было некогда.
По орбитальному экрану поехал ромбик - буксировочная ракета подается
на корабль. Холодный доложил о конце подготовки. В этот момент
робот-привратник в кабинете командора Пути, повинуясь неслышному приказу
снаружи, подскочил к крышке люка и поднял ее.
ЗЕМЛЯ. ИНВЕРТОР ПРОСТРАНСТВА
От стен пахло сосновой смолой. Шелевка на стенах была новая,
золотистая. В широкое светлое окно лезли сосновые ветки и заглядывал
любопытный щегол. А посреди затоптанного, давно не мытого и не метенного
пола этой превосходной комнаты - в верхнем этаже туровской дачи -
помещался аппарат, такой же неуместный в сосновой тиши, как пулемет
посреди клубничной грядки. Он был похож на груду лома. Удивленный глаз
выхватывал из хаоса деталей то старый радиоприемник на побелевшем от
времени шасси, то гирлянду полупроводников, то медную спираль. В глубине
отсвечивала зеленым керамика шестизарядного "посредника". Все это
теснилось вокруг рупора, спаянного из консервных банок и направленного в
потолок. Мастер не дал себе труда вылощить все жестянки на одну сторону, и
поверхность рупора была пятниста, как карта Африки. Среди полей белой
жести синели обрывки слов: "тлант", "посол" и "ская прян". И еще волна,
сеть и рыбий хвост.
"Сельдь атлантическая пряного посола", - понял Зернов и спросил с
сомнением в голосе:
- Это и есть ваш инвертор?
- Это инвертор пространства, - ответил Иван Кузьмич.
Зернов хмыкнул. Осторожно заглянул в рупор - там лежала пыль
недельной, по крайней мере, давности. В глубине спала ночная бабочка -
бражник.
Учитель не обращал внимания на важного гостя. Равным образом не
замечал и своих сторожей - двух офицеров, приставленных к нему Центром. Он
топтался у инвертора, то и дело засовывая голову внутрь, между двух
алюминиевых тарелок. Такие тарелки подают а скверных столовых.
Все это казалось мистификацией, нарочитым розыгрышем. Но трое суток
назад мистической представлялась и схема детектора - устройства,
обнаруживающего Десантников...
Начальник Центра сел в уголке, закурил, поглядывая на затылок
Десантника. Он робел, и это не удивляло его и не унижало. Последние трое
суток многому его научили. Той памятной ночью Иван Кузьмич вместе с
Благоволиным перевели схему детектора на земной технический язык -
начертили на листе ватмана, Ученые-электронщики бросились осмысливать эту
схему, а Иван Кузьмич немедля вернулся сюда, на дачу. Центр не смог той
ночью откомандировать с Учителем кого-нибудь из инженеров. На дачу
протянули телефон и приставили охрану. Но Десантник не пытался бежать -
неотрывно топтался у инвертора, почти не ел и не заснул даже на минуту, -
ждал сообщений от своих разведчиков. Тем временем в Н... кипела работа.
Как только схема была расшифрована, по городу помчались гонцы. В четыре, и
в пять, и в шесть часов утра будили специалистов, главных инженеров
заводов и институтов, снабженцев. Распечатывали склады. Машины свозили в
Центр картонные и пластмассовые коробки с полупроводниковыми приборами,
радиолампами, микромодулями, трансформаторами, колебательными контурами -
большую комнату заняли под склад. Бригада лучших радиомонтажников города
расположилась в нижнем этаже особняка. Начали сборку двух детекторов
сразу. Надо было успеть за сутки. Чудом каким-то Зернов отвоевал эти
сутки... Они начались в три часа ночи - официальным звонком "сверху", и
для Зернова открылся уже сущий ад. Опоздать было нельзя. После его
спрашивали товарищи: как ты, лихая твоя душа, рискнул на такое? Под
ничего, под неподтвержденные слова абсолютно темной личности, без твердых
доказательств остановил чрезвычайные мероприятия? Михаил Тихонович
отшучивался - победителей не судят... Одна лишь Анна Егоровна знала, чего
стоили ему эти сутки. Она тайком от всех каждые два часа измеряла ему
кровяное давление и делала уколы. Двенадцать раз на протяжении суток.
Двадцать четыре часа начальник Центра провел между телефоном и телетайпом,
- монтажникам не хватало то одного, то другого, и Зернов уговаривал,
приказывал, требовал, просил, рассылал еще гонцов и уполномоченных. На
сборку детекторов он отпустил двадцать часов, и ни минуты больше.
Радиотехники работали в лихорадочной спешке. Отдыхали, когда наступал
перебой в снабжении, - засыпали тут же, у столов, не выключая паяльников.
Тогда и Благоволин спускался в буфет за очередным термосом кофе. Дмитрий
Алексеевич, как и Зернов, не спал ни минуты. Его посылали отдохнуть, он
басил:
- А, пустое. Я же неделю спал - под арестом...
За двадцать часов не успели. Только через сутки, к трем часам ночи
сорокового дня, детекторы были готовы. Два экземпляра. Неуклюжие ящики,
размером со старинную радиолу, неподъемные. Илья Михайлович на бегу сказал
Зернову:
- Ничего, что тяжелые, Михаил Тихонович. Если они заиграют, сразу
начнем собирать портативные.
Под яркими лапами лица казались зелеными. Суетясь, мешая друг другу,
кибернетисты разматывали провода, подсоединяли приборы На тележках везли
огромные осциллографы. Пошла наладка детекторов. Зернов позвонил
председателю комитета и попросил отсрочки. Через пять часов он был обязан
доложить окончательно - можно рассчитывать на детекторы либо... "Да что
там! Тогда уже не будет никаких "либо", Михаил Тихонович", - сказал он
себе. Пошел в кабинет, выключил все телефоны, рухнул на диван и уснул.
Разбудил его Благоволин. Лицо физика было освещено кислым дождливым
светом - восемь часов утра. Время истекло.
- Почему не разбудили раньше?
- Не было нужды, Михаил Тихонович.
- Отладили?
- Отладили. Надо испытывать.
- Передайте - начинаем в восемь двадцать.
Но крыше гудел дрянной, бесконечный дождь. Морщась, Зернов принял
утренний укол. Позвонил Георгию Лукичу - доложил о начале проверки. В
дверь сунулась официантка с завтраком - Зернов так посмотрел на нее, что
она исчезла мгновенно. А он извлек из сейфа шестизарядный "посредник" и
вызвал по селектору двух младших офицеров из опергруппы.
Грязную работу нужно делать самому, подумал он. Лейтенанты вызвались
добровольцами на опасное задание. В чем оно заключается, лейтенантам не
сообщили. Просто - опасное задание. Такова уж была работа в Центре -
непрерывные, изнуряющие душу хитрости, уловки, обманные ходы. Эти двое
даже не знали, что детекторы изготовлены, и тем более что сейчас начнутся
испытания.
Они отрапортовали: "Лейтенант такой-то явился по вашему приказанию".
Зернов предложил им сесть, поднял "посредник" и, как встарь, блеснул
мгновенной реакцией - дважды дернул длинную нить. Офицеры не успели
понять, что у него в руке. Уронили головы и очнулись Десантниками.
- Я - Линия девять, - напористо сказал Зернов. - Я прорвался. Во имя
Пути!
- Во имя Пути! - ответили Десантники.
- Через полчаса летим в министерство. Изымем со спецхранения
одноместные "посредники" и Мыслящих и поедем в Генштаб. Пока ступайте в
лабораторию, в распоряжение Ганина. Я вас вызову прямо к машине. Все.
- Во имя Пути! - ответили Десантники и военным шагом двинулись из
кабинета.
Они присоединились к сотрудникам, собравшимся в передней комнате
лаборатории, - вместе с Десантниками здесь было двадцать человек.
Ганин раздал всем по картонному номерку, объяснил группе задание: из
соседней комнаты будут вызывать по порядку номеров. Вызванным входить, не
задерживаться, идти прямо, между капитальной стеной и временной, фанерной.
Выйти в противоположную дверь, сдав на выходе номерок.
Десантники не переглянулись - смотрели на полковника уставным прямым
взглядом. Они были специалисты высокого класса и понимали, что деваться
некуда. Будь они на сто процентов уверены, что их используют как
подопытных кроликов, они бы отказались идти. Не в правилах Десантников
помогать противнику. Но полной уверенности не было. Ведь начальник Центра
назвался Линией девятой, именем одного из старших в операции "Вирус"...
- Первый! - вызвали из-за двери.
...Детекторы помещались на столе, у фанерной перегородки. Лабораторию
густо заполнили люди, кто-то сидел на подоконнике, и всех, будто
стеклянный колпак, закрывала тишина. Зернову освободили кресло - он
шевельнул плечом, остался стоять. Илья Михайлович, руководивший
испытаниями, выкрикнул: "Первый! "
Номер первый прошел за перегородкой - каблуки простучали по
линолеуму, стихли. Илья Михайлович трясущимися пальцами поставил "галочку"
в протоколе.
Из двадцати испытуемых только двое будут Десантники.
Пошел второй. Благоволин, одной рукой схватившись за подбородок,
другой - сжимая отвертку, навис над приборами. Ничего. Неоновые лампы не
вспыхнули. Пошел третий.
Что-то звонко треснуло в лаборатории, и все шевельнулись, но лампа не
зажглась, а в руке Благоволина оказались две половинки отвертки. Сломал.
Кто-то спросил: "Добавим усиление?" Тишина. Прошел четвертый. Вызвали
пятого.
Как и остальные, Зернов не знал, под какими номерами пойдут
Десантники Услышав, как скрипнула дверь, он заглянул в мертвый глаз
прибора и первым заметил в глубине его желтый отблеск. Стало так тихо, что
явственно послышались голоса пенсионерок с улицы. Испытуемый шел по
коридору, и неоновый огонь следил за ним - разжегся до полной силы,
дрогнул, начал меркнуть и погас, когда закрылась выходная дверь.
Зернов выпрямился. Проговорил шепотом: "Поздравляю, товарищи" - и
секунду постоял, прикрыв глаза. В коридорчик уже входил шестой.
Осторожно ступая, начальник Центра выбрался из лаборатории. Надо было
освободить офицеров от Десантников. Детекторы "заиграли"! Земляне
научились распознавать пришельцев.
С этого момента Иван Кузьмич перестал быть сомнительным субъектом. Он
превратился в историческую личность, давшую Земле спасение от ужасов
неслыханных и небывалых, от потерь _с_е_б_я_, повторенных миллиарды раз.
Для такого даже нет слов в земных языках... Но практически, сиюминутно,
для Зернова мало что изменилось. Позавчера он ждал конца, сегодня -
испытаний детектора. Уже шесть недель кряду, каждый час, ждал самого
страшного - доклада ПВО об атаке эскадры. Последние сутки он двигался, как
механическая игрушка, в которой кончается завод пружины. И он бросил все,
бросил разворачивающееся производство детекторов и вот, зеленый, вконец
исхудавший, сидел перед машиной, похожей на перпетуум-мобиле сумасшедшего
изобретателя, и в окно заглядывал любопытный щегол.
Говорить не хотелось. Спрашивать - бессмысленно. За этой машиной был
целый мир, столь же недоступный, как Магелланово облако. Но служба есть
служба.
- Как же действует ваш инвертор? - спросил Зернов.
Иван Кузьмич оглянулся. Он выглядел еще хуже Зернова - щеки совсем
ввалились, лицо пожелтело, губы запеклись. Говорил он как будто с трудом.
Делал неожиданные паузы между словами.
- Действие? М-да... Важнее результат действия...
- Пожалуйста результат.
- Большой объем информации передается... М-да. Передается на любое
расстояние. Вне времени. Например, Мыслящий. Вы знаете, что Мыслящий
являет собой информацию, закрепленную на кристаллической основе. М-да,
основе... Ничего более. Информация о состоянии мозговых связей. Что?
- Я слушаю, продолжайте.
- Но это все. Инвертор передает Мыслящих на любое расстояние. Вне
времени.
- Что значит "вне времени"?
- М-да... Как бы это... - сказал Иван Кузьмич. - Вот... Предположим,
вы посылаете сигнал на Луну. Ответ вы можете получить не ранее чем две
секунды спустя. Это ясно?
- Конечно. Секунду занимает путь сигнала в одну сторону.
Учитель смотрел куда-то в середину инвертора.
- М-да, в одну сторону... К Венере это составит минуты, не помню,
сколько. А инвертор дает ответ _м_г_н_о_в_е_н_н_о_.
- То есть на прохождение сигнала не затрачивается время?
- Если хотите - не затрачивается. Парадоксы времени! Они, знаете, вне
логики.
- Так... А расстояние?
- Световые годы.
- Так зачем вам корабли?
Десантник надменно ответил:
- Корабли принадлежат Пути. Инвертор - творение Замкнутых. Путь его
не получит.
- Напрасно загадываете, - сказал Зернов. - Каждое изобретение рано
или поздно становится общим достоянием.
Десантник пожал плечами. В его жесте, кроме усталости и равнодушия,
было предупреждение: вы тоже не получите эту машину. Ваша планета тоже
населена отнюдь не ангелами... Зернов мысленно согласился с этим и грустно
подумал, что вместе с неоценимой помощью Линия девять задал ему массу
хлопот и поставил его перед проблемами, разрешать которые он не вправе.
Формально он обязан заполучить инвертор и не задумываться - добро или зло
он творит...
Помолчав, он спросил: "
- Вы говорили, что при помощи инвертора вам удалось переправить
Мыслящих двоих детей на базовую планету и что дети этого "пока не знают"!
Как это получается?
Иван Кузьмич ответил не сразу. В инверторе послышалось стремительное
стрекотание, щелканье, словно вдали дрались воробьи. Сооружение окуталось
белым туманом, и по нему побежали знаки. Затем туман скрыл Ивана Кузьмича.
Это продолжалось несколько секунд. Туман рассеялся. Иван Кузьмич
проговорил как ни в чем не бывало:
- Попытаюсь ответить на ваш вопрос о детях. Помните доклад Быстрова?
Он говорил о двух вариантах калькирования разумов? Что Путь практикует
вариант, при котором уничтожается оригинал - мозговые связи?
Зернов уже привык к тому, что Линия девять знает все, что видел и
слышал Благоволин до эпизода с мыльницей. Подтвердил:
- Так. Помню.
- Инвертор реализует более сложный вариант: калькирование без
разрушения мозговых связей. Инвертор снимает дубликат разума. М-да.
Дубликат, второй экземпляр. А первый простодушно резвится... Вот он.
Извольте!
За забором, подпрыгивая в велосипедном седле, прокатил мальчишка -
стриженный ежиком, крепенький, с решительным мужским подбородком. Через
секунду промчалась девочка, скорее даже девушка, в майке и шортах и с
густой, жесткой на вид копной черных волос.
- Извольте, - повторил Десантник. - Оба здесь. Резвятся.
- А дубликаты - там?
- Как я имел честь разъяснить.
- Тогда я не понимаю. Вы говорили, что обязаны вернуть детей. Но там
не дети, а дубликаты?
Линия девять поднял руку:
- Михаил Тихонович, мы чрезвычайно ценим сотрудничество с вами, я
говорю от имени Замкнутых. Не кое в чем, я должен сказать и это, вы не
можете нас понять. Вы отождествляете конкретную личность с конкретным
телом, ее носителем, забывая, что личность есть и