вертолету, к лесенке, спущенной с борта на землю.
     А в вертолете произошло свое движение. Один наблюдатель стал смотреть
вверх, а второй скрылся, и вместо него появился новый -  без  кителя  и  с
пистолетом в руке.
     Федор выругался. Седой тоже. Человек с пистолетом высунулся из дверцы
и крикнул:
     - Полковник Ганин! На месте!
     Полковник остановился.
     - Прошу доложить их ответ, товарищ полковник.
     - Требуют девяносто минут на эвакуацию, - нетерпеливо сказал Ганин. -
В чем дело, капитан?
     -  Вам  приказано  оставаться  здесь.  Проследить  за  эвакуацией,  -
торопливо проговорил капитан и дверцу захлопнул.
     Взвыли винты. С полковника Ганина  сдуло  фуражку,  вертолет  прыгнул
вверх, и сейчас же экран погас. Федор  злобно  сплюнул.  И  они  с  Линией
уставились друг на друга. Потом одинаковым жестом выплюнули "микрофоны"  в
ладони. Я отошел - на всякий случай.
     - Что скажете? - выдохнул седой.
     - Один-ноль в их пользу, - сказал гитарист. - Слушай, Линия,  так  же
не  бывает!  _Н_е_  б_ы_в_а_е_т_!  Предположим,  Портнов  сообщил   насчет
пересадок Мыслящих. Еще о чем-то...
     - И о засылке резидента с "посредниками", а?
     - Вот и я про то же! Откуда им было знать? Ты гляди, все как по нотам
- городишко обкладывают, бомбардировку готовят и этого, -  гитарист  ткнул
пальцем в экран, - этого послали подальше.
     - Думаешь, где-то капает? - спросил седой.
     - Думаешь... Э... Замкнутые?
     - Да! Ты обязан доложить Расчетчику, Линия восемнадцать...
     - Ба-алван! - лениво протянул седой.  -  В  Расчетчике  сейчас  шесть
Линий - они дурей тебя, думаешь? Уйдем в маршрут - закатим общую  проверку
всех Десантников. Сейчас все равно проверку не устроишь, идет  операция...
Сейчас задача - дать наводку.
     Я  жадно  слушал.  Вот  оно  что!  Они  хотели  заслать  Ганина   как
постоянного шпиона, резидента...  И  еще  -  с  "посредниками".  Чтобы  он
превратил в пришельцев и других людей. "Сорвалось, сорвалось!" -  думал  я
злорадно. И больше не ощущал себя одиноким, брошенным, нет!  Наверно,  эти
мысли что-то изменили в моем лице. Седой показал на меня:
     - Вишь, глазами бы так и съел... Не ищи сложных причин, Угол. Причины
все простые, К Портнову  прибегала  какая-то  девчонка,  до  сей  поры  не
отыскали... А, вот и Квадрат!
     Сверху спускался Квадрат сто три.
     - Оружие унесла собака, - доложил он. - Пес Эммы Быстровой,  Угол  ее
знает. (Киселев кивнул.) Около часа назад он погнался за Девятиугольником,
у входа в "зону" подхватил чехол с оружием и унес.
     - Блюдце послал?
     -  Сделано,  Линия  восемнадцать.  Женщина  с  собакой  обнаружена  у
совхоза, оружия при них нет. Сейчас их перехватит Шестиугольник  пятьдесят
девять с "посредником". Через  десяток  минут  все  узнаем  об  оружии.  Я
распорядился: Десантнику в собаке оставаться, оружие доставить к наводчику
и там включиться в охрану.
     - Одобряю, - сказал седой.  -  Угол,  едем!  Заводи  свою  молотилку.
(Киселев повернулся, побежал по откосу.) Квадрат, с мальцом решили  вопрос
положительно. Выполняй. Данные хорошие, чтобы  к  старту  было  нормально,
смотри! - с этими словами он исчез, и  тут  же  глухо  зафыркал  мотоцикл.
Уехали.



                              КВАДРАТ СТО ТРИ

     Я вообще-то кисляй. Так меня Степка ругает, и он прав. В том  смысле,
что я теряюсь, когда надо действовать решительно. Удивительно, как у  меня
утром хватило решимости пойти за гитаристом, но тогда очень  уж  разобрало
любопытство.  А  сейчас,  когда  я  второй  раз  увидел   бывшего   Сурена
Давидовича, со мной случилось что-то странное. Я просто осатанел -  сердце
колотилось тяжелой кувалдой, лицо немело все больше, и я всех  Десантников
ненавидел. Даже несчастного полковника Ганина, который совершенно уж ни  в
чем не был виноват, которого  послали  по-честному,  как  военного  посла,
передать честное предупреждение. И от ненависти я стал хитрым  и  быстрым.
А,  вам  мало  захватить  весь  мир!  Вы  со  мной  еще   "решили   вопрос
положительно", и вам нравятся мои данные...
     Нет! Я твердо  знал:  лучше  разобью  себе  голову  об  их  проклятый
корабль, но ничего не дам с собой сделать! Я, как собака, чуял, что делать
хотят нехорошее. И чутьем понимал, что единственное спасение  -  держаться
как можно  дальше  от  "посредников".  Насмотрелись  мы  со  Степкой,  как
действуют эти "посредники", так что я твердо знал одно: они  действуют  не
дальше, чем в нескольких шагах. "От корабельного бластера не  убежишь",  -
подумал я и ответил себе вслух:
     - А плевать, пусть жжет...
     - Ты о чем? - мирным голосом спросил Квадрат сто три.
     Он выглядел как Сурен Давидович и говорил как Сурен Давидович,  но  я
отскочил, когда он шагнул ко мне. У меня только вырвалось:
     - Что вы хотите со мной сделать?
     Он все понимал. Он всегда и везде  понимал  все  насквозь  и  сейчас,
конечно, раскусил мой план - держаться от него подальше. Поэтому он уселся
на корабельную опору и не стал меня догонять. Я  заметил,  что  Десантники
при каждом удобном случае старались прикоснуться  к  "посреднику"  либо  к
кораблю.
     Он сказал:
     - С тобою надо начистоту, Алеша. Я понимаю. Ну, слушай...
     И стал меня уговаривать.
     Я старался не слушать, чтобы не дать себя заговорить, утишить,  чтобы
не потерять ненависти и не прозевать ту секунду, когда  он  подберется  ко
мне с "посредником". Кое-что я запомнил  из  его  речей.  Через  небольшое
время их основные силы захватят столицы великих держав,  и  вся  Земля  им
покорится. Но тогда получится "трагическое положение", как  он  выразился,
потому  что  дети,  лет  до  пятнадцати-шестнадцати,  не   могут   принять
Мыслящего. Для Десантников это неожиданность, однако  они  уже  придумали,
как исправить положение. У них есть такие штуки,  излучатели,  от  которых
все растет страшно быстро.  Все  живое.  В  корабле,  внутри,  есть  такой
излучатель, и если я зайду  внутрь,  то  за  несколько  часов  вырасту  на
несколько месяцев. Это будет первой пробой, а потом они меня дорастят и до
шестнадцати лет.
     Я видел, он врет про излучатель. Я сказал:
     - Не пойду. Не хочу.
     - Но почему, скажи?
     - Я вас ненавижу.
     Он стал объяснять снова. Говорил, что вся Земля станет  счастливой  и
здоровой, что люди будут жить до трехсот лет, и не будет войн,  и  у  всех
будут  летательные  аппараты  и  механические  слуги,  и  все  дети  будут
вырастать до взрослого за несколько месяцев. Он сказал:
     - Вот какие будут замечательные достижения! И  учти,  Алеша:  корабль
стартует, а  ты  будешь  внутри  и  сможешь  смотреть  через  иллюминатор.
Неплохо, а?
     Теперь он говорил искренне, и  я  едва  не  попался  -  посмотрел  на
корабль и представил  себе,  как  он  поднимается,  а  я  внутри  не  хуже
Гагарина. А Квадрат уже вынул из кармана плоскую зеленую коробку.
     Я сразу очнулся и отскочил. Он поднялся и сказал очень нервно:
     - Уговоры кончены! Пять минут даю на размышления!  Через  пять  минут
включаю лучемет,  и  ты  станешь  маленькой  кучкой  пепла.  Придется  так
поступить - ты слушал переговоры штаба. Падешь жертвой, очень жаль...
     Было видно, что Квадрат не врет, что ему жаль меня. У  него  печально
оттопырились губы, но я крикнул:
     - Врете! Все врете!  В  иллюминатор,  да?  Сами  говорили,  там  одни
кристаллы и больше ничего, там и кабины нет!
     Он сказал с фальшивой бодростью:
     - Как ты соображаешь, Лешик! Прекрасно соображаешь! Кабины,  конечно,
в корабле нет. Ты будешь Мыслящим, а твое зрение подключим к иллюминатору.
     Мне стало так жутко, как ни разу еще не было за этот  страшный  день.
Он хотел меня превратить в кристалл? Меня! _М_Е_Н_Я_! Я стал пятиться,  не
спуская с него глаз. Запинаясь от ужаса, пробормотал:
     - Почему - меня?
     - Тебя выбрали, потому что  ты  знаешь  все  необходимое.  И  у  тебя
хорошая психика.
     Я молча прыгнул в сторону, и тогда корабль ударил меня лучом. Это был
не боевой луч, а слепящий, как горячая вода в глаза. Я вскрикнул и вслепую
бросился направо, к проходу, под защиту откоса, и  на  четвереньках  полез
вверх, цеплялся за кусты. Скатился, налетел на  упругую  стенку  защитного
поля, оно отбросило меня, я перевернулся через голову, и  Квадрат  схватил
меня, но при этом уронил коробку. Я стал рваться, сначала  вслепую,  потом
стал что-то видеть, а Десантник никак не мог освободить руку  и  подобрать
"посредник". Я рвался и смутно слышал, что он меня еще уговаривает:
     - Детская  солидарность...  Все  дети  мечтают   вырасти...   ты   их
предаешь... не хочешь им помочь вырасти...
     Я быстро терял силы. Он  повернул  меня  на  бок,  прижал,  освободил
правую руку и зашарил по откосу, подбираясь к "посреднику".  Выдрал  пучок
мха, отшвырнул его, поймал коробку и опять выпустил, когда  я  ударил  его
головой, - при этом из брючного кармана выскочил пистолет с прилепленным к
нему микрофоном.
     Десантник покосился на него  и  схватил  рукой  "посредник",  лежащий
рядом. Прижал меня коленом, освободил вторую руку, а я извернулся и поймал
пистолет за рукоятку, боком. И в тот момент, когда Десантник  поднялся  на
колени и нацелился на меня зеленой коробкой, я  попал  большим  пальцем  в
скобу и нажал спуск.
     Это  был  боевой  пистолет,  я  узнал  его.  Макаровский,  из   тира.
Полутонный удар его пули бросил Сурена  Давидовича  на  бок.  Он  лежал  в
спаленной, тлеющей куртке, как мертвый, и вдруг отчетливо проговорил:
     - Лешик... отсюда уходи. Бегом...



                                 ИНСТРУКЦИЯ

     Степан добрался к высоковольтной линии ровно в пять часов  дня  -  по
часам Вячеслава Борисовича. Большую часть пути  он  пробирался  низом,  по
оврагу. Потерял платок и едва разыскал его в  кустарнике.  Он  все  думал,
догадается  ли  Вячеслав   Борисович   воспользоваться   "посредником"   и
разгипнотизировать своих  сотрудников?  Насчет  "вишенок"  он  понимал  не
слишком ясно и называл все это дело гипнозом.
     Он вышел к  высоковольтной  линии  на  границе  совхозных  угодий,  у
плотины, за которой был пруд. В  одном  месте  через  плотину  пробивалась
тонкая струйка воды, и Степка напился и долго отплевывался  песком.  Мачты
высоковольтной были рядом. Теперь надо отыскать хорошее укрытие,  чтобы  к
нему нельзя было подобраться незаметно.
     Такое место нашлось сразу - сторожевая вышка  птицефермы.  Обычно  на
ней восседал сторож с двустволкой, "дед". Сегодня вышка была  пуста.  Даже
уток не видно на пруду.
     Степка зажмурился  и  одним  духом  оказался  на  вышке.  Знаете,  не
особенно-то весело за каждым поворотом ждать засады.  Ему  везде  чудилась
засада. Но вышка была пуста. На крытой, огороженной досками площадке стоял
табурет. В углу лежал  огромный  рыхлый  валенок.  Между  досками  имелись
превосходные широкие щели, -  сиди  на  полу,  на  валенке,  и  смотри  по
сторонам.
     Степан так и сделал. Огляделся на все  четыре  стороны  и  никого  не
увидел. Где-то за домиками ссорились птичницы, и на шоссе  урчала  машина.
Больше ничего.
     Теперь он мог спокойно прочесть инструкцию Портнова.
     "1. Иди к высоковольтной линии и спрячься как можно лучше. (Сделано -
отметил  Степка.)  Дождись  19  час.  30  мин.  и  только  тогда   начинай
действовать.
     Твоя задача: оставить телескоп без энергии к 19 час. 55 мин. Можно  к
19 час. 45 мин., но не раньше!"
     "Правильно! - восхитился Степан. - Чтобы  послать  сигнал  по  радио,
нужна электроэнергия, и она подводится к телескопу по этой  высоковольтной
линии. Ловко придумано, и как просто!" Он торопился дочитать до конца:
     "2. Ты должен порвать два провода высоковольтной линии между  городом
и совхозом. Одного провода тоже хватит, но два надежнее. Постарайся.
     3. Чтобы порвать провода, выбери один из двух способов:
     а) Разбей выстрелами гирлянду изоляторов на любой мачте, чтобы провод
упал  на  землю.  Стой  как  можно   дальше   от   линии   и   обязательно
перпендикулярно линии. Ближе 50 метров не подходи  -  убьет  током.  Стой,
сдвинув  ноги  вместе.  Уходить  после  падения  провода  надо  бегом,  не
торопясь. Следи, чтобы обе  ноги  на  земле  не  были  одновременно.  Если
придется встать, сразу ставь обе  ноги  вместе,  подошва  к  подошве.  Это
необходимо потому, что электричество пойдет по  земле.  Две  расставленные
ноги - два провода, по ним пойдет ток и убьет. Помни: на земле  одна  нога
или две ноги вплотную!
     б) Второй способ. У концевой мачты (совхозн. пруд) стоит белая будка,
к которой спускаются провода. Надо разбить выстрелами изоляторы, к которым
подходят эти провода (на крыше будки). Разбить две штуки как можно ближе к
крыше".
     Мачта высоковольтной  линии  маячила  верхушкой  как  раз  на  уровне
площадки - четыре косые голенастые ноги и шесть гирлянд коричневых, тускло
блестящих изоляторов. Под мачтой стоял аккуратный беленый  домик.  На  его
крышу, на три высокие изоляторные колонны, стекали с мачты яркие на солнце
медные провода. Все это хозяйство было как на ладошке -  щеголеватое  -  и
новое, и  от  него  далеко  пахло  металлом.  Мачта  блестела  алюминиевой
краской, в побелку домика наверняка добавили синьки, его  двери  -  ворота
были густо-зеленые, и даже плакаты с черепом и молниями выглядели весело и
приятно. Из домика сбоку  выходили  другие  три  провода  и  по  небольшим
деревянным столбам тянулись к совхозной усадьбе.
     Отсюда, с вышки,  даже  скверный  стрелок  спокойно  мог  расстрелять
изоляторы. Хоть все три. У-ру-ру!
     - Не "у-ру-ру", а идиот, - пробормотал Степан. - Так тебе и дадут два
часа здесь отсиживаться. Все равно сгонят...
     Он всмотрелся в цепочку высоковольтной  передачи.  Мачты  и  провода,
массивные вблизи, казались вдалеке нарисованными пером на зеленой  бумаге.
Седьмая по счету мачта была выше предыдущих, потому что провода от нее шли
над совхозным шоссе, и Степка вспомнил, что рядом  с  шоссе  была  копешка
прошлогоднего сена. Маленькая, растасканная на три четверти коровами. Если
сгонят,  можно  там  и  спрятаться...  Ах,  дьявольщина!  Все  бы  ничего,
догадайся он захватить  запасную  обойму.  Если  бить  снизу,  то  два-три
патрона обязательно уйдут на пристрелку, и останется всего по две пули  на
изолятор. Если не  одна.  А  расстояние  будет  приличное.  Он  подсчитал,
пользуясь Пифагоровой формулой:  пятьдесят  метров  до  мачты  и  тридцать
высота... извлечь корень... Метров шестьдесят. Это при стрельбе  вверх  из
пистолета, понимаете? Будут недолеты, к которым не сразу приспособишься  -
белого поля вокруг изоляторов нет, как вокруг  мишени.  Даше  из  винтовки
едва ли попадешь сразу...
     - А еще научный сотрудник,  -  злился  Степка,  раздергивая  окаянное
платье.
     Дьявольщина! Вячеслав Борисович должен был рассказать ему  на  месте,
что требуется. Тогда он захватил бы не одну даже, а две обоймы в запас.
     Степан решил оставаться на вышке. У него дрожали руки от усталости  и
голода. Как стрелок он стоил копейку с такими руками,  стрелять  снизу  не
стоило и пробовать. А  если  пришельцы  такие  продувные,  что  догадаются
искать его, то найдут везде. Прекрасный план Вячеслава Борисовича висел на
волоске.



                              ВОЛОСОК ЛОПАЕТСЯ

     Через час Степку поднял на ноги  чрезвычайно  пронзительный,  громкий
женский голос. На дальнем берегу пруда  показались  две  женщины  в  белых
халатах, и одна распекала другую, а заодно всю округу.
     - А кто это распорядился-а? - вопила она. - Три часа еще свету-у!!  -
она набрала воздуха побольше. - А пти-ица недогули-инны-ы-яя!!!
     От ее пронзительного вопля задребезжали зубы  и  появилось  нехорошее
предчувствие. И точно: вокруг птичников поднялась суета, утки повалили  на
пруд, как пена из-под рук гигантской прачки... Степка плюнул вниз. По воде
скользил челнок с бородатым дедом-сторожем. Он причалил под вышкой. Степка
сидел как воробей - не дышал.
     - Тьфу, бабы... -  сказал  дед.  Потом  глянул  на  вышку  и  так  же
негромко: - Сигай вниз, кому говорено!
     И угрюмо,  волоча  ноги,  двинулся  к  лестнице.  У  самого  подножия
выставил бороду и просипел снова:
     - Нинка! Сигай вниз!
     Степан сидел, вжавшись в угол. От злобной растерянности  и  голода  в
его голове ходили какие-то волны и дудела неизвестно  откуда  выпрыгнувшая
песня: "Нина, Ниночка -  Ниночка-блондиночка!"  А  дед  кряхтел  вверх  по
лестнице. Он высунул голову из лестничного люка, мрачно отметил:
     - Еще одна повадилась... Сигай вниз! - и поставил валенок на место, в
угол.
     - Не пойду! - свирепо огрызнулся Степан. - Буду тут сидеть!
     Дед неторопливо протянул руку и сжал коричневые пальцы  на  Степкином
ухе. Тот не  пробовал  увернуться.  Старик  был  такой  дряхлый,  тощий  и
двигался, как осенняя муха... Толкнуть - свалится. Степан  не  мог  с  ним
драться. Он позволил довести себя до лестницы и промолвил только:
     - Плохо вы поступаете, дедушка.
     - Кыш-ш! - сказал дед.
     Степан скатился на землю. Эх, дед,  дед...  Знал  бы  ты,  дед,  кого
гонишь...
     Он встряхнулся. Утки гомонили на пруду, солнце к вечеру  стало  жечь,
как оса.
     - Гвардейцы не отступают, - пробормотал Степка и мотнул вбок,  огибая
пруд по правому берегу, чтобы добраться  до  совхозного  шоссе,  а  там  к
седьмой мачте.
     Времени и теперь оставалось много, больше часа, но Степка от злости и
нетерпения бежал всю дорогу. На бегу он видел  странные  дела  и  странных
людей.
     Провезли полную машину с мешками - кормом для птицы, а наверху лежали
и пели две женщины в синих халатах.
     Целая семья - толстый дядька в джинсах, толстая тетка  в  сарафане  и
двое  мальчишек-близнецов,  тоже  толстых,  несли  разобранную  деревянную
кровать, прямо из магазина, в бумажных упаковках.
     На воротах совхоза ярко, в косых лучах  солнца,  алела  афиша  клуба:
"Кино "Война и мир", III серия". Вчерашнюю афишу про  певца  Киселева  уже
сменили.
     Большие парни из совхоза, в белых рубашках я галстуках бабочкой,  шли
к клубу. Степке казалось,  что  в  такой  хорошей  одежде  они  не  должны
ругаться скверными словами, а они шли и ругались, как пришельцы.
     Все эти люди шли в кино, несли покупки, работали в вечерней смене  на
фермах, вели грузовики на молокозавод, даже  пели,  как  будто  ничего  не
произошло.
     Пролетела  телега  на  резиновом   ходу,   запряженная   светло-рыжей
белогривой лошадью. Сбоку, свесив ноги, сидел длинный дядька в  выгоревшем
синем комбинезоне и фуражке, а лошадь  погоняла  девчонка  с  косичками  и
пробором на круглой голове, и лицо ее сияло от  восторга.  Занятый  своими
мыслями, Степа  все  же  оглянулся.  Лошадь  шла  замечательно.  Поправляя
платок, он смотрел вслед телеге и вдруг насторожился и перебежал  к  живой
изгороди, за дорогу.
     Перед ним было  вспаханное  поле.  За  его  темно-коричневой  полосой
зеленела опушка лесопарка, вернее, небольшого клина, выдающегося на правую
сторону шоссе. До опушке, перед молодыми сосенками,  перебегал  человек  с
пистолетом в руке. Он двигался справа налево, туда же, куда и Степка.  Вот
он остановился, и стало видно, что это женщина в брюках.  Она  смотрела  в
лес. Пробежала шагов двадцать, оглянулась...
     Погоня.
     "Опять женщина", - подумал Степан. Он давно полагал,  что  женщин  на
свете чересчур много. А пришелец не слишком-то умный - бегает с пистолетом
в руке. Еще бы плакат нес на папке: ловлю, мол, такого-то... Только почему
он смотрит в лес?
     Дьявольщина! Как было здорово на вышке!
     Загрохотало, завизжало в воздухе - низко, над самым лесопарком и  над
дорогой, промчался военный винтовой самолет. Были заметны крышки на местах
убранных колес и тонкие палочки пушек впереди крыльев.
     Женщина  на  опушке  тоже  подняла  голову  и  повернулась,  провож