ошло
на Земле, Севка не знал. Задание было выполнено.  Он  преодолел  трудности
почти немыслимые, а  последним  своим  ходом  -  с  госпожою  Тачч  -  мог
гордиться. Вот она вернется с Мыслящим Машки, и вы попляшете, о  почтенные
господа!



                                ЗЕМЛЯ. НОЧЬ

     На Земле шли тридцать девятые сутки  со  дня  появления  инопланетных
существ. Дела были плохи - хуже некуда.  В  Центре  это  знали  все  -  от
высшего начальства, членов комитета девятнадцати, до солдат  комендантской
команды. Кто не знал - чувствовал. Говорили полушепотом и надеялись, что к
полуночи хоть что-нибудь прояснится, когда прибудет с  вечерних  заседаний
начальник Центра. Каждый вечер он приезжал, принимал рапорты и  закрывался
в кабинете, чтобы заполнить очередную страницу рабочего дневника. Зернов с
военной аккуратностью проводил черту между событиями,  происшедшими  до  и
после полуночи. Дневник заполнен - значит, сутки прочь.
     Но полуночи ждать не пришлось. И вечерние  рапорты  не  состоялись  в
этот день. Зернов приехал совсем рано, в одиннадцатом часу вечера, и, ни с
кем не поговорив, ничего не спрашивая, поднялся к себе.  Дежурный  прикрыл
за ним дверь кабинета. И мгновенно по  обоим  этажам  особняка  пронеслась
тревога.  Молча,  без  слов,  из  глаз  в  глаза  пронеслась,  повисла  за
темно-синими окнами. Из переулка в приоткрытые рамы вкрадывалась румынская
плясовая - тихая,  надрывающая  душу,  чуть  повизгивающая,  как  ласковая
собака.
     Зернов закрыл окно. Задвинул штору так, чтобы из дома напротив не был
виден стол и сейф. Включил  настольную  лампу,  достал  из  сейфа  кожаную
тетрадь с замочком, педантично запер сейф, осмотрел замок  тетради,  отпер
его и спрятал ключи. Со вздохом поместился за стол, развинтил авторучку  и
так же педантично осмотрел перо. Он был готов к  худшему  и  хотел,  чтобы
сегодняшняя запись была исчерпывающей и  аккуратной.  Проставив  дату,  он
разгонисто, с хвостиками и латинской буквой "т", начал писать:
     "Сегодня решительно  подтверждено  сообщение,  что  с  радиотелескопа
Сьерра-Бланка послан вызов эскадре. Из тех  же  источников  сообщено,  что
премьер-министр  отменил  боевую  готовность  зенитной  обороны,  разрешил
отпуска  личному  составу  и  так  далее.   Выводы:   премьер-министр   и,
предположительно, командующий ВВС захвачены Десантниками.  Пользуясь  тем,
что их невозможно отличить от незараженных людей, они готовятся обеспечить
эскадре  спокойную  посадку.  Мы  предполагаем,   что   эскадра   еще   не
приземлилась (исходя из вышесказанного, а  также  по  данным  наших  служб
космического наблюдения)..."
     Зернов  перечитал  написанное.  Досадливо  сморщился  -  неистребимый
канцелярский стиль... "Исходя из вышесказанного!" Пишешь буквально  кровью
сердца, получается "к сему прилагаем". И он приписал:
     "Не  представляю  себе,  как  нашим  ВВС  справляться   с   кораблями
пришельцев, если они появятся над чужой страной и в тысячах километров  от
наших границ.  Впрочем,  это  вне  моей  компетенции.  Мы  выдвинули  свое
предложение (сегодня, в 21 час). Обратиться  по  радио  и  телевидению  ко
всему миру с  полным  изложением  событий.  Призвать  все  мировые  службы
зенитной  обороны  к  готовности.  Сейчас  наше  предложение   обсуждается
"наверху".
     Возможно, нам следовало обратиться к  миру  значительно  раньше.  Нас
удерживало то, что невозможно предусмотреть масштабы и последствия паники,
которую сообщение такого рода, несомненно, вызовет среди населения.
     Несмотря на все, я полагаю, что сегодня положение еще не  безнадежно.
Возможный выход заключается в создании  прибора,  способного  обнаруживать
Десантников так же легко и безболезненно, как счетчик Гейгера обнаруживает
излучение. И неограниченное число  раз,  в  отличие  от  имеющихся  у  нас
"посредников".  Подчеркиваю:  указанный  прибор...  -  Зернов   сморщился,
зачеркнул слово  "указанный",  -  ...прибор  для  обнаружения  Десантников
необходим во всех случаях. Если эскадра космических агрессоров приземлится
за  рубежом,  только  с  помощью  такого  индикатора  мы  сможем   создать
мало-мальски надежный карантин у своих границ.
     Я считаю себя виновным в  том,  что  до  сих  пор  не  создан  мощный
научно-исследовательский коллектив для разработки индикатора Десантников".
     Он еще раз перечитал запись. Вклеил в тетрадь  конспекты  сводок,  на
которые ссылался в тексте, и черновик обращения ко всему  населению  мира,
подготовленный нынешним вечером. Посмотрел на часы -  совещание  "наверху"
еще не могло закончиться. Он запер замочек дневника, положил его в сейф на
видное место, запер сейф и запечатал.  Подумал,  не  поехать  ли  домой  -
послать хотя бы два-три часа, и снова устроился за столом. Он  вдруг  стал
спокоен. Будто высыпал в тетрадку дневника свою тревогу, страх,  отчаяние.
Нет смысла в отчаянии. Когда наступит критический момент, не отчаивайтесь,
ждите. Ищите мелочь, деталь, хвостик событий, за который можно ухватиться.
     Он распечатал пачку сигарет, третью  с  утра.  Когда  дым  заклубился
вокруг настольной лампы, как вокруг жаровни с шашлыком, Зернов поднялся  и
посмотрел в пустынный ночной переулок. Ровно тридцать  лет  назад,  теплой
летней ночью, он смотрел через зеркальные стекла на серые каменные плиты -
двор "имперской канцелярии".
     Ему был двадцать один год.  Жизненный  опыт:  два  курса  Московского
института иностранных языков и полугодовая спецшкола... На нем  был  серый
мундирчик  с  бархатным  воротником,  лаковые  сапоги,  пояс  с  кинжалом,
обручальное кольцо и перстень от мюнхенского  ювелира.  Усики.  Трещали  и
лаяли  зенитки,  в  черном   берлинском   небе   торчали   желтые   столбы
прожекторного света.
     Так начиналась его карьера разведчика. Теперь она  кончилась.  Зернов
был не из тех, кто боится правды. Он потерпел  поражение.  Как  никто,  он
знал людские слабости, ибо пользовался  слабостями  врагов  и  боролся  со
слабостями друзей. Но все же  ему  было  безмерно  жаль  каждого  из  трех
миллиардов человек - слабых  и  сильных,  ничтожных  и  великих  и  просто
никаких. Всем им грозило  нечто  страшное,  потому  что  Михаил  Тихонович
Зернов не выполнил свой долг. Выпустил Десантников за рубеж. "Мне чересчур
везло все тридцать лет. Уверенность  в  себе  слишком  легко  переходит  в
зазнайство", - подумал он. Проводил глазами такси, въехавшее в переулок со
стороны Садовой. Машина была с областным номером и затормозила у соседнего
дома, в двадцати шагах от подъезда  Центра.  Машинально  отметив  это,  он
продолжал думать о своем. Почему-то мысли возвращались  к  юности.  Юность
кончилась, когда он шагнул в дверцу "ЛИ-2" и, крутясь в  жестком,  ледяном
воздухе, стал падать в черную пустоту на берег Эльбы. "Эвих ферлорен  либ,
ихь  гролле  нихьт".  Навек  потерянная  любовь,  я  не  ропщу...   Мечтал
переводить Гейне -  сделался  разведчиком.  Потом  -  контрразведчиком.  И
провалил самое крупное свое дело.
     Он покосился на телефонный аппарат. Молчит... Совещание "наверху" еще
не кончилось, Было тридцать две минуты двенадцатого.
     Опустив руку  с  часами,  Зернов  еще  раз  взглянул  в  окно.  Такси
отъезжало от тротуара, а пассажир шел к подъезду Центра. Он поднял голову.
Бесстрастный огонь уличного фонаря осветил толстые усы  и  двумя  звездами
вспыхнул в стеклах очков.



                                  ПОВОРОТ

     -  Приятно,  когда  прогнозы  исполняются,  -  сказал  гость.   -   Я
рассчитывал застать вас, Михаил Тихонович.
     Гость  сидел  на  диване.  Рядом,  не  спуская  с  него  глаз,   весь
напряженный, пристроился Ганин. Напротив, в кресле, - адъютант  Зернова  с
пистолетом.  Все,  как  требовала  инструкция.   Сам   Зернов   официально
расположился за письменным столом.
     Он безразлично кивнул,  продолжая  изучать  лицо  гостя,  похожее  на
восточную каменную скульптуру - узкие глаза  с  толстыми  веками,  широкие
неподвижные скупы, толстые губы.  Каменная  мудрость  была  в  этом  лице.
Привычно улавливая малейшие оттенки мимики,  Зернов  подумал,  что  навыки
физиономиста в этом случае бесполезны. Лицо Учителя не выражало  мыслей  и
чувств пришельца. Лицо не смотрело - оно было  обращено  внутрь,  а  не  к
собеседнику.
     - М-да, превосходно, - сказал гость.  -  Вы  поняли,  откуда  вы  мне
известны, Михаил Тихонович?
     - Откуда же? - спросил Зернов.
     - От Дмитрия Алексеевича, разумеется. Позвольте полюбопытствовать, он
рассказывал обо мне?
     Нарушая элементарные правила допроса, Зернов ответил:
     - Не рассказывал.
     - Да, мы так и уговаривались, - заметил гость.
     - Почему так?
     - Чтобы не возбуждать в вас надежд, которые могли  не  реализоваться,
Михаил Тихонович. Я Десантник-инсургент.
     - В каком смысле вы употребляете это слово?
     - В обычном, - сказал  Учитель  и  назидательно  приподнял  ладонь  с
колеи.
     Офицер негромко предупредил:
     - Руки!
     - Да-да, простите... В обычном смысле, Михаил Тихонович. В нашем, так
сказать,  обществе  есть  недовольные,  составившие   тайную   организацию
Замкнутых. Мы имеем позитивную программу перестройки  Пути.  Впрочем,  это
нужно объяснить.
     - И вы принадлежите к недовольным? - сказал Зернов.
     - Да.
     - Кто вы?
     - Мое имя - Линия девять, - ответил гость.
     - Продолжайте.
     - М-да, спасибо... Путь! Система бессмысленная, как саранчовая  стая.
Плодиться, чтобы пожирать, и пожирать, чтобы  плодиться.  В  биологии  это
названо узкой специализацией - только размножение, только сохранение вида,
только старое! Тупик... Если провести  аналогию  с  человечеством,  у  нас
чудовищно затянувшееся средневековье, космический  феодализм.  Я  кое-чему
научился на вашей планете. - Каменное лицо сложилось в странную гримасу не
то улыбки, не то плача. -  Единство  противоположностей  -  какая  могучая
мысль!  Путь  давно  перестал  развиваться  в  социальном  плане.   Теперь
прекратилось  и  научное  развитие.  М-да...  Но   прежде   была   создана
военно-полицейская система, которая стремится к одному -  сохранить  самое
себя. Технические средства делают ее  всемогущей.  Благодаря  технике  она
проста и слишком совершенна в своей  простоте,  чтобы  оказаться  уязвимой
изнутри. И мы ждали момента, когда Путь потерпит поражение извне...
     - Вы - это Замкнутые? - внимательно переспросил Зернов.
     - Да-да... Мы ждали. На вашей планете это совершилось, и мы перешли к
активным, инсургентским действиям.
     - Вот как...
     - Я не ожидал, что вы поверите сразу, - сказал Десантник. - Позвольте
продолжить. С этой экспедицией, в числе Десантников, пошли двое Замкнутых.
Квадрат сто три позволил Алеше Соколову уйти из зоны корабля. Надеюсь, вам
это известно...
     Зернов вежливо улыбнулся.
     - ...Я же был оставлен в резерве операции "Вирус".  Руководитель  для
этой операции не назначается. Я - один из  старших  в  четырех  шестерках,
причем моя группа должна была закрепиться в Тугарине...
     - Только ваша? Или есть другие?
     -  Этого  я  не  знаю.  Каждая  из  Линий  получает   самостоятельные
инструкции.
     - Каковы были инструкции вашей группе?
     - Ничем себя не проявлять до удобного случая.  Дальнейшее  -  на  мое
усмотрение. Но произошла неожиданность. "Посредник"  с  моей  группой  был
вынесен из корабля вместе с прочими  утром.  К  середине  дня  функционеры
операции "Прыжок" начали размещать нас по телам... Простите  -  по  людям.
Для меня был назначен  Дмитрий  Алексеевич,  единственный  из  сотрудников
обсерватории,  не  покидавший  в  тот  день  своего  жилища.  Он  оказался
феноменом.  Он  сумел  заблокировать  свой  мозг.  В   него   пересаживали
последовательно всех Десантников из "посредника" -  он  не  впускал  их  в
сознание, их приходилось изымать... М-да, феномен! Наконец, меня подсадили
к нему вторично, и я пошел на риск. Объяснил ему,  что  я  Замкнутый.  Это
подействовало. Он согласился со мною сотрудничать.
     - То есть он стал Десантником и старшим в группе?
     - О, не так  просто...  Схема  "Вирус"  отшлифована  столетиями.  Она
предусматривает  все,  даже  невероятное.   Поведение   Благоволина   было
абсолютно нестандартным. Следовательно, он  мог  проделать  невероятное  -
сохранить память о моих действиях. Расчетчик сейчас же отстранил  меня  от
"Вируса" и приказал включиться в операцию "Прыжок". Я уклонился.
     - Каким образом?
     - Несколько часов мы не могли двигаться.  Благоволив  перенес  тяжкую
психическую  травму  и,  в  сущности,  был  парализован.  Я  доложил   это
Расчетчику. М-да... При эвакуации я убедил своих оставить меня все-таки  в
"Вирусе", но одного, без группы. И еще одна  подробность.  Мы  с  Дмитрием
Алексеевичем потратили много часов на смычку. Действовать как единое целое
мы начали  только  здесь.  Поэтому  так  поздно  сообщили  об  одноместных
"посредниках". Дмитрий Алексеевич их не видел. Поверил мне,  так  сказать,
на слово...
     - Почему это выясняется только сегодня?
     - Михаил Тихонович, мы не могли рассчитывать на ваше доверие.
     - Однако сейчас рассчитываете.
     -  Разумеется,  -  сказал  гость.  -  Тогда  я  не  мог  говорить   о
Десантнике-инсургенте, о Замкнутых. Сейчас могу.
     - Почему?
     - Каждый заботится  о  своих  интересах.  Я  вынужден  был  учитывать
возможность проигрыша. Если Путь  захватит  Землю,  организация  Замкнутых
будет расконспирирована и уничтожена. У нас с вами разные начала  отсчета.
Для вас Земля - центр Вселенной. Для нас - эпизод. Важный, многообещающий,
и тем не менее... И  еще,  как  я  уже  говорил,  не  хотелось  пробуждать
надежду, которая могла не сбыться.
     - Значит, сегодня вы уже  не  боитесь  проиграть?  -  ровным  голосом
спросил Зернов.
     Он ждал, что Десантник ответит: "Теперь проигрыш невозможен". Но  тот
сказал:
     - Боюсь.  Просто  я,  как  говорится,  зашел  слишком  далеко.  М-да,
простите... Наша беседа записывается?
     - Предположим, - сказал Зернов. - Это важно?
     - То, что я имею сообщить, должно быть зафиксировано.
     Зернов  приподнял  со  стола  календарь  -  в  подставку  был  вделан
микрофон.
     - Весьма благодарен, - сказал гость.  -  Итак,  я  заявляю,  что  два
резидента подготовили плацдарм для высадки. Где -  не  знаю.  Они  послали
вызов  эскадре  и  дали  координаты  посадочного   коридора.   -   Учитель
продиктовал координаты. - Второе: я установил постоянную связь с Квадратом
сто три, то  есть  с  эскадрой,  которая  находится  на  орбите,  примерно
совпадающей с орбитой Венеры. Третье: эскадра благодаря действиям Квадрата
потеряла связь с базой. До восстановления радиоконтакта высадка  отложена.
- Он сделал паузу. Зернов сидел, спокойно сложив пальцы, и  ни  о  чем  не
спрашивал. - Четвертое: я послал на базовую планету Пути разведчиков.  Два
часа тому назад получил от них схему устройства,  отобранную  у  меня  при
обыске здесь, в Центре. Прошу немедленно начать  изготовление  прибора  по
этой схеме... - Гость облизнул  губы.  -  Устройство  должно  обнаруживать
Десантника в человеческом мозгу. Безошибочно и неограниченное  число  раз.
Первую пробу можете произвести на мне. Прошу  учесть,  что  эскадра  может
восстановить связь с базою в  любую  секунду,  после  чего  высадки  ждать
недолго. Около трех суток.



                                ДВА МАСТЕРА

     Оба офицера, присутствующие при допросе, в великом изумлении смотрели
на Учителя. Ну и враль! - было написано на их лицах. Зернов  чуть  заметно
улыбнулся. Проговорил не спеша:
     - Вы нас дезинформируете. Таково мое мнение.
     -  Тогда...  -  Учитель  оборвал  фразу.  Часы  в  вестибюле   гулким
колокольным звоном отбили полночь. - Тогда я требую, чтобы меня  доставили
к Георгию Лукичу. Беседа записывается. Вы не посмеете отказать мне!
     И еще раз удивились офицеры. Их шеф,  казалось,  испугался.  Убрал  с
лица улыбку и проговорил по внутреннему селектору:
     - Илья Михайлович, с пленками ознакомились?
     - По диагонали, - хрипло ответил в  динамике  голос  кибернетиста.  -
Отдаленно похоже на высокочастотный локатор.
     - Сумеете изготовить прибор?
     - Сомнительно.
     - Почему?
     -  Прибор  содержит  несколько  тысяч  элементов.  Пока  нам  понятно
назначение трех. Я  нахожусь  в  положении  сапожника,  которому  показали
фотографический снимок внутренности телевизора и предложили собрать  такой
же, действующий.
     - Ясно, - сказал Зернов и повернулся к Десантнику. - Что  скажете  на
это?
     Руки его шевелились на  гладкой  доске  стола.  Десантник  ответил  с
недоумением, пожалуй, даже с замешательством:
     - Погодите... А Благоволин?..
     - А вы? - немедленно спросил Зернов.
     Что-то изменилось.  Зернов  и  Линия  девять  продолжали  разговор  о
чем-то, понятном только им двоим. Десантник сказал озабоченно:
     - Я должен вернуться к себе... Так... Через два часа, не позже.
     Не спрашивая, куда это "к себе" и зачем Десантник  должен  вернуться,
начальник Центра осведомился:
     - А на машине?
     - Так я и считал, Михаил Тихонович. Последняя электричка уходит через
полчаса.
     - Понимаю. Иван  Павлович,  распорядитесь  -  Дмитрия  Алексеевича  в
лабораторию. Да, ваше здешнее имя?
     - Иван Кузьмич.
     - Как же вы послали разведчиков на базовую планету, Иван Кузьмич?
     - Я построил инвертор пространства, - сказал Десантник. - Слабенький,
не чересчур ладный, м-да... Но действующий.  -  Он  доверчиво  смотрел  на
Зернова. Ганин высунулся за  дверь  и,  косясь  одним  глазом  в  кабинет,
передал распоряжение дежурному. А непонятный разговор между Десантником  и
начальником Центра продолжался:
     - Кто ваши разведчики?
     - Дети.
     - Та-ак... Сколько их?
     - Двое.
     - Дублируете?
     - Простите, Михаил Тихонович?
     - Послали их с параллельными заданиями?
     - К сожалению, нет. Я подчинился ситуации. Замкнутые держали  в  поле
зрения одного, г-м... одного функционера, который не расстается со  своей,
как бы сказать,  подругой.  Нечто  подобное  земной  семье,  но  другое  -
неважно. Я не мог  подсадить  разведчика  в  одного  из  них,  ибо  второй
немедленно заподозрил бы подмену и сообщил полиции.
     - Следовательно, вы послали туда  только  Мыслящих?  Так...  Впрочем,
надеюсь еще побеседовать с вами. Иван  Павлович,  проводите  гражданина  в
лабораторию. Желаю успеха!
     Ганин, все еще не оправившийся от изумления, увел Десантника.  Зернов
снял трубку  и  предупредил  помощника  Георгия  Лукича,  что  высылает  с
курьером пакет.  Написал  несколько  фраз  на  листке  именного  блокнота,
аккуратно вывел координаты посадочного коридора, заклеил в конверт.  Через
минуту отъехала  машина  с  фельдкурьером.  Теперь  Зернов  мог  вернуться
мыслями к Учителю и своим поступкам.
     Он знал,  что  действовал  правильно,  с  разумной  мерой  риска.  Но
сомнение  -  едва  ли  не  главная  составляющая  мысли.  Однажды  Зернова
спросили: почему он до сих пор  не  имел  неудач  в  работе?  Он  ответил:
"Везло". Но подумал: "И сомневался".
     Итак, прав ли он, что поверил Десантнику? Неделю назад, объясняя себе
поведение  Благоволина,  он  рассмотрел  три  версии.  Первая:  Благоволин
протащил в Центр  Десантника,  который  предъявил  несущественные  секреты
пришельцев, сам получил важные сведения о  работе  Центра  и  при  удобном
случае ушел, перейдя в Учителя.  "Посредник"  он,  по-видимому,  держал  в
металлической мыльнице, не прозрачной для рентгена.
     Эту версию Михаил Тихонович отверг. Сведения  Благоволина  определили
всю деятельность Центра.  Напротив,  пришелец  не  смог  получить  никакой
значащей информации. Программа защиты настолько проста и естественна, что,
по сути,  не  является  секретом.  Сверх  того,  после  встречи  с  Иваном
Кузьмичом Благоволин ни на йоту не изменил