Ю.ЛАТЫНИНА

   ИНСАЙДЕР

   Ю.Латынина. Инсайдер.
   М., 1999, ОЛМА-Пресс, сс. 7-390.

   ОБЩИЙ ТЕКСТ  TEXTSHARE    http://textshare.da.ru       http://textshare.tsx.org


   СОДЕРЖАНИЕ

   Глава первая,
   в которой Киссур Белый Кречет попадает в  аварию,  а  первый  заместитель
министра финансов рассуждает о причинах прорухи в государственной казне.

   Глава вторая,
   в которой рассказывается о печальной истории Ассалахского  космодрома,  а
бывший первый министр империи находит себе нового друга.

   Глава третья,
   в которой Киссур обличает перед императором чужестранного  взяточника,  а
Тереке Бемиш получает в подарок роскошную виллу.

   Глава четвертая,
   в  которой  Киссур  рассказывает  инвестиционным  банкирам   о   способах
дрессировки разбойничьего коня,  а  Теренс  Бемиш  знакомится  с  очередными
претендентами на акции Ассалаха.

   Глава пятая,
   в которой Теренса Бемиша уговаривают отказаться от участия в конкурсе и в
которой Шаваш напоминает присутствующим, что не  знает  финансового  термина
"диктатура".

   Глава шестая,
   в которой компания  "Ай-Си"  представляется  своим  настоящим  именем,  а
господин  Шаваш  высказывает  несколько  неожиданных  мыслей  о  недостатках
демократии.

   Глава седьмая,
   в которой все трудности инвесторов разрешаются наилучшим образом.

   Глава восьмая,
   в которой Теренс Бемиш платит налоги прошлогодней листвой, а  на  стройке
выкапывают камень с древним предсказанием.

   Глава девятая,
   в которой начальник над бесами заключает союз с праведными людьми.

   Глава десятая,
   в которой Тереке Бемиш знакомится с жизнью имперских окраин,  а  господин
Шаваш предлагает оригинальный план реструктуризации государственного долга.

   Глава одиннадцатая,
   в которой заместитель Теренса Бемиша отправляется в  Иииссу  на  собрание
сектантов, а Киссур Белый Кречет шарит  по  Галактике  в  поисках  бесхозных
боеголовок.

   Глава двенадцатая,
   в которой император Страны Великого Света выражает недоумение тем, что он
узнает об  истинном  предназначении  Ассалахской  стройки  из  оппозиционных
газет.

   Глава тринадцатая,
   в  которой   повествуется   о   непредсказуемых   результатах   народного
волеизъявления.

   Глава четырнадцатая,
   или Премьер-министр в роли международного террориста.

   Глава пятнадцатая,
   в которой спасители Страны Великого  Света  проворачивают  самую  крупную
инсайдерскую сделку в истории Галактики.





   ГЛАВА ПЕРВАЯ,
   в которой Киссур Белый Кречет попадает в  аварию,  а  первый  заместитель
министра финансов рассуждает о причинах прорухи в государственной казне.

   Стены гостиной были затянуты голубым шелком, а  углы  аккуратно  заложены
шестигранными  изразцами,  что  превращало  комнату   в   благоприятствующий
жизненному  успеху  восьмиугольник  и  сглаживало  все  углы  в  судьбе   ее
владельца. На шелке были  вышиты  картины  -  цветущие  лотосы  с  листьями,
опущенными от жары,  распускающиеся  сливы,  белоснежная  утка  в  заводи  и
весеннее солнце. Светильник, похожий на прозрачный перевернутый гриб, свисал
почти до самого пола, и по ободу его шли золотые медальоны  с  изображениями
различных зверей.
   Возле светильника стоял маленький столик с запотевшим кувшином и рядом  -
кресло. В кресле сидел человек лет тридцати, в  шелковых  штанах  и  куртке,
перехваченной поясом из крупных серебряных блях. У него было очень красивое,
но жестокое лицо с голубыми, навыкате, глазами и взлетающими вверх  уголками
бровей, и перстни тонкой старинной работы странно выглядели  на  его  хищных
пальцах с нестрижеными ногтями. Волосы его были скручены в пучок и  заткнуты
черепаховым гребнем. В левом углу на толстой золотой ножке стоял  трехмерный
трансвизор.
   Человек время от  времени  переливал  содержимое  кувшина  в  пятигранную
чашечку, закрывал чашечку лакированной  крышкой  с  продетой  сквозь  крышку
соломинкой и вставлял соломинку в рот. И глядел в трансвизор.
   По левую руку от человека, в рамке из  собольего  меха,  висел  небольшой
рисунок с изображением больного воробья в снегу -  очень  красивый  рисунок.
Под рисунком стояла  подпись  самого  императора.  Это  был  личный  подарок
императора хозяину кабинета. Тут же висели два золотых  кольца  для  цветов,
увитых  орхидеями  и  клематисом.  Поверх  трансвизора  торчало  заячье  ухо
сонарной антенны, и  за  антенной  стоял  посеребренный  горшок,  где  цвело
бледно-розовыми цветами растение с изысканным названием "нахмуренные  бровки
красавицы".
   Картинка в трансвизоре решительно отличалась от изображений  на  шелковых
свитках, украшающих комнату. Трансвизор не рисовал ни больных  воробьев,  ни
цветущих  слив.  По  трансвизору  шла  пресс-конференция.  Говорил   важный,
породистый  землянин  с  поросячьими   глазами,   привычно   щурящимися   от
фотовспышек. Перед землянином топорщился целый табунок микрофонов.  Землянин
добросовестно  пытался  заглянуть  в  комнату  через  экран,  и,   вероятно,
чувствовал себя чужим в окружении цветущих слив и золотых колец для цветов.
   Человека на экране что-то тоненько спросили, и он благосклонно ответил:
   - Ни в коей мере не вмешиваясь в дела суверенного народа  и  не  оказывая
никакого давления на правительство, Федерация Девятнадцати приветствовала бы
решение императора о проведении первых в истории вашей страны  парламентских
выборов, как свидетельство еще одного шага вашего народа на пути  интеграции
в галактическое сообщество.
   Человек, сидящий в кресле, вылил в чашку остатки из серебряного  кувшина.
Затем он несильно размахнулся и влепил кувшином  прямо  в  лоб  улыбающемуся
господину на экране.  Тот  перестал  улыбаться  и  потух.  Экран  крякнул  и
разлетелся на мелкие кусочки. "Нахмуренные бровки" с шумом обрушились  вниз,
и в комнате отвратительно завоняло жженой пластмассовой требухой.  Расписные
двери раздвинулись,  и  в  комнату  вкатился  пожилой  дворецкий  в  голубом
кафтанчике.
   - Убери это, - сказал, не повышая голоса, человек в кресле.
   Дворецкий всплеснул руками и сказал:
   - Ах, господин Киссур, ведь это уже третий за неделю!
   Киссур выскочил из кресла, хлопнул дверью - и был таков.
   В комнате дворецкий сунул руку в  пустой  кувшин,  поскребся,  облизал...
Господин даже не был  пьян,  ну,  почти  что  не  пьян,  -  в  кувшине  было
слабенькое пальмовое вино, щедро разведенное абрикосовым отваром. Киссур мог
напиться, напиться выше глаз, до страшной драки и разрубленных тушек  собак,
а то и людей - но только на веселой пирушке с дюжиной приятелей. Один Киссур
не пил никогда.
   Киссур, задыхаясь, сбежал вниз по  лестнице,  и  выскочил  во  внутренний
двор. Была уже ночь. Пахло мятой из загородных садов, бензином  и  лошадьми.
Вокруг дворика с трех сторон поднималась городская усадьба с плоской  крышей
и острой, изящной, как лист осоки, башенкой при  левом  крыле,  изукрашенной
резьбой  в  виде  виноградных  листьев.   Раньше   такие   башенки   строили
высокопоставленные вельможи, дабы  те  трогали  пальчиками  небо  и  служили
лестницей, по которой к их владельцу  нисходила  удача.  Про  такие  башенки
раньше говорили, что выше их - только  шпили  государева  дворца  и  звезды.
Теперь этого сказать было никак нельзя, потому что чуть подальше  на  черном
небе вырисовывался строительный кран, собранный  из  стальных  спичек,  -  и
стало быть, небо пальчиком  трогал  именно  он.  Киссур  в  бешенстве  ткнул
кулаком вверх и полетел, топоча, по освещенной луной дорожке.
   На заднем дворе, перед  воротами,  увитыми  бронзовым  виноградом,  стоял
слуга в синей курточке и любовно мыл длинный глянцевитый автомобиль,  словно
заплетал лошади хвост. Черные бока машины блестели в лунном свете,  и  сбоку
сверкали серебряные жабры воздухозаборников для водородного двигателя.
   Киссур вышиб шланг из руки раба и прыгнул за руль. Колеса  взвизгнули,  -
раб едва успел отскочить. Стражник в будочке  у  ворот  в  ужасе  ударил  по
кнопке на пульте, ворота задрались вверх, и машина вылетела на  пустынное  и
мокрое ночное шоссе. "Когда-нибудь он не успеет поднять  ворота,  -  подумал
Киссур, - и я сломаю себе шею о свою собственную стену".
   Машина, урча, жрала водород - удивительное дело, лошадь ест тогда,  когда
отдыхает, а эта черная железяка ест тогда, когда едет, а когда отдыхает, она
ничего не ест. Да! Семь лет назад, когда тоска, бывало, съедала душу, Киссур
брал черного, с широкой спиной и высокими ногами коня и скакал до рассвета в
императорском саду, в балках, заросших  травами  и  кустами,  -  где  теперь
императорский сад? Загнали,  продали,  как  девку  на  рынке,  под  какую-то
стеклянную дылду, стыдно говорить, - ведь то самое место, где стоял кран  из
стальных  спичек,  не  кто  иной,  как  сам  Киссур  продал  какой-то  ихней
корпорации...
   Шоссе внезапно кончилось у вздувшейся речки: Киссур едва не кувыркнулся в
воду с обрывка понтонного моста. А все-таки эта штука скачет  быстрее  коня,
хотя и воняет железом. Раньше  железом  пахло  только  оружие,  а  теперь  у
каждого чиновника в доме стоит этот бочонок  и  воняет  железом,  и  страшно
подумать,  сколько  родины  чиновник  продал  за  этот   бочонок...   Киссур
развернулся и медленно поехал обратно. Шагов  через  сто  от  шоссе  уходила
налево залитая бетоном дорога. В лужице,  собравшейся  у  поворота,  плавали
ошметки луны. "Что за дорога?" - заинтересовался Киссур и свернул.
   Через десять минут дорога кончилась. Свет фар выхватил из темноты высокий
бетонный  забор  с  козырьком  из  колючей  проволоки  и  сторожа,   одиноко
маявшегося на вышке. Слева темнело неогороженное поле, и по этому  полю  бил
желтый  луч  прожектора.  Киссур  вышел  из  машины  и  пошел  по  полю,   к
экскаватору, возвышающемуся, как заводной крот, над недоеденным холмом. Поле
все было продавлено траками и колесами, в  глиняных  колеях  блестела  вода.
Экскаватор был огромный, выше тополя  -  одна  из  тех  чудовищных  машин  с
гусеницами  в  пол  человеческого  роста,  которые   заглатывают   глину   и
привезенные издалека добавки, тут же все переваривают и извергают  из  нутра
уже готовые строительные блоки.
   Киссур вскарабкался по крутой лесенке  на  экскаватор.  Карабкаться  было
долго, лесенки изламывались, шли горизонтально, превращались в узкие проходы
между стальными  кожухами  механизмов  и  наконец  закончились  у  крошечной
кабины. Кабина была заперта, сквозь стекло на Киссура глядели россыпи  синих
огоньков на дремлющих пультах.
   В этот миг луна опять высунулась из облаков,  -  далеко  внизу  мелькнула
Пьяная Река, и над ней - цветная башенка моста Семи  Облаков.  Киссур  вдруг
узнал это поле, -  здесь,  у  Семи  Облаков,  восемь  лет  назад  он  догнал
мятежника Ханалая, когда тот уже собирался войти в столицу, -  догнал,  и  с
пятьюстами  всадниками  утопил  в  реке  тысячи  четыре   бунтовщиков...   У
предводителя отряда на шее было гранатовое  ожерелье:  Киссур  очень  хорошо
помнил, как одной  рукой  срубил  ему  голову,  а  другой  сунул  за  пазуху
ожерелье.
   Киссур повернулся и стал спускаться вниз по скользкой, пахнущей мазутом и
химией лесенке. Его машина тихо урчала и жаловалась из-за незакрытой дверцы.
Охранник в своем гнезде нерешительно  топтался:  что  такое?  Начальство  ли
приехало ночью  на  таком  шикарном  бочонке  поглядеть  на  стройку?  А  на
грабителя непохоже... И взять хоть тот же экскаватор, это  ж  с  ума  сойти,
какая машина дорогая: ростом в три этажа, что твой кипарис, сама ходит, сама
в землю тычется, сама за собой  плиты  складывает...  Говорят,  стоит  такая
машина втрое больше чем вся деревня, в которой охранник родился и  вырос,  и
даже дороже императорского жезла, разукрашенного каменьями  и  золотом.  Ну,
это уж брешут, наверное,  императорский  жезл  -  средоточие  мира  и  опора
власти, стукнет император своим жезлом, и от стука этого цветы расцветают, а
птицы начинают вить гнезда, - как его можно с  какой-то  железякой  равнять?
Нельзя его с железякой равнять, вот и  злятся  люди  с  неба,  хихикают  над
жезлом: мол, враки все это, и  весна  не  оттого  наступает,  что  император
жезлом об пол в Зале Ста Полей  бьет,  а  оттого,  что  планета  Вея  как-то
по-другому свой бок к солнцу поворачивает. А может, и не брешут люди с неба.
Может,  и  вправду  их  экскаватор  против  императорского  жезла  посильней
будет...
   - Эй, - сказал Киссур, - что тут строят?
   - Не могу знать-с, - ответил  испуганно  охранник.  -  Говорят:  мусорный
завод.
   - Кто строит?
   Охранник озадаченно молчал.
   - Я, господин, знал, только имя такое трудное...
   - Земляне?
   - Земляне.
   Прожектор с вышки бил Киссуру в глаза, бесстыдно  затмевая  луну.  Киссур
покачался на каблуках, кинул сторожу монетку, сел в автомобиль и уехал.
   Ему было совершенно все равно, куда ехать, но колеса сами вывезли  его  к
Яшмовым  Холмам,  самому  дорогому   пригороду   столицы.   За   тротуарами,
выложенными синим сукном, потянулись расписные стены, за стенами  замелькали
деревья и репчатые башенки флигелей,  на  перекрестках  замигали  светофоры,
освещая призрачным светом статуи богов и дорожные знаки.
   Киссур проехал по улице с односторонним  движением  в  сторону,  обратную
дозволенной, свернул на запретный знак и, не находя нужным снижать скорость,
помчался через ночные перекрестки.  Два  раза  он  благополучно  проехал  на
красный свет, а  на  третий  раз  ему  не  повезло:  из-за  беленого  забора
вывернулся   серенький,   похожий   на   землеройку   с   острой   мордочкой
электромобиль. "Дакири", последняя модель, производство республики Гера.
   Киссур крутанул руль до отказа, еще раньше, чем тугодумные биоэлектронные
потроха автомобиля учуяли опасность. Тормоза обеих машин нехорошо  запели  в
ночи. Серенький "дакири" нырнул влево. Все бы обошлось,  если  б  не  мокрый
асфальт: серенький завертелся волчком и носом влетел Киссуру в правый бок.
   Раздался отчаянный скрежет металла, словно под старым клинком рассыпались
завитки кольчуги.
   Потом все стихло.
   Владелец "дакири" выскочил из  машины,  бросился  к  другому  автомобилю,
дернул дверцу и сунул голову внутрь. Вероятно, он ожидал найти в машине труп
или что-то раненное: лицо его изумленно вытянулось, когда он обнаружил,  что
виновник аварии сидит и вытаскивает из кармана бумажник. Тут Киссур взглянул
в зеркальце заднего вида, сдвинувшееся от удара, и заметил, что волосы  его,
закрученные в пучок, растрепались и гребень выскочил из пучка, как кнопка из
предохранителя. Киссур вынул гребень и стал расчесывать волосы.
   Лицо  другого  водителя  исказилось,  словно  в  трансвизоре  со   сбитой
настройкой: он поволок Киссура наружу и нехорошо зашипел на языке  людей  со
звезд:
   - Ах ты вейская обезьяна! Сначала слезь с дерева, а потом садись за руль!
   Улыбка медленно сползла с лица  Киссура.  Он  оставил  в  покое  гребень,
перехватил обеими руками запястья землянина, тянувшего его из машины,  вылез
сам  и,  несильно  размахнувшись,  поддал  землянину  коленом  в   солнечное
сплетение. Тот обмяк и сказал  "ой".  Громко  захрустела  красная  черепица,
прикрывавшая канавку на обочине, и землянин, задрав ноги, провалился  сквозь
черепицу вниз.
   Киссур усмехнулся, оправил рубашку и взялся за дверцу машины.
   В следующую секунду что-то мелькнуло  над  его  головой  и  отразилось  в
длинном оксидтитановом ребре автомобиля. Киссур мгновенно обернулся: Великий
Вей! Землянин выдрался из черепичной канавки и летел на Киссура, приплясывая
как гусь. Киссур, ошарашенный, успел уклониться от первого удара, но  второй
едва не своротил ему челюсть. Киссура  шваркнуло  в  угол  между  зеркальцем
заднего вида и дверцей. Зеркальце хрустнуло, и Киссур  заметил  правую  ногу
землянина в двух пальцах от своего  уха.  За  эту  ногу  Киссур  уцепился  и
повернул: но вместо того, чтобы улететь лицом  в  асфальт,  умелый  землянин
молодецки завопил, как-то чудно перекинулся в  воздухе  и  въехал  свободной
ногой Киссуру в брюхо. Киссур даже потерял на мгновение сознание:  а  открыв
глаза, обнаружил, что уже валяется на  дороге,  как  стручок  от  съеденного
боба, а землянин опять собирается бить его ногой. Киссур перекатился на бок:
землянин промазал, а Киссур, напротив, очень ловко  выбросил  ногу  и  попал
землянину прямо в то место, где у землянина рос его кукурузный початок:  тот
завопил уже не так весело. Киссур  подпрыгнул  спиной,  вскочил  на  ноги  и
ударил противника по морде, раз и другой: тот обмяк. Киссур пихнул его,  для
надежности, пяткой в пах, приподнял и шваркнул о ветровое стекло  серенького
"дакири". Слоеное стекло затрещало и пошло ломаться, землянин свесил  голову
и потерял сознание.
   Киссур стоял, тяжело дыша, моргая полубезумными глазами. Во  время  драки
Киссур был приучен терять над собой всякий  контроль:  предки  его  в  такие
минуты превращались в волков и медведей, и, будь у Киссура за спиной меч, он
непременно бы зарубил негодяя. Но меч теперь носить было бы глупо, а этих, -
с нулями, со светом, с газом, - словом, с дыркой  посередине,  как  у  бабы,
Киссур не жаловал. И  хотя  в  багажнике  машины  у  Киссура  лежал  веерный
трехкилограммовый лазер и еще какая-то шибко модная штучка, Киссур и сам  не
знал, зачем их возил. Так, все его друзья возили, и он возил.
   Киссур стоял, бессмысленно мотая головой и понемногу возвращаясь  в  мир.
Землянин лежал на капоте собственного автомобиля, как раздавленная  лягушка,
белая его рубашка и галстук были безнадежно  перепачканы  клюквенным  соком.
Светофор над перекрестком мигнул и переменил  свет:  фигурка  бога-хранителя
перекрестков засверкала зеленым.  Киссур  окончательно  пришел  в  себя.  Он
пошевелил губами и вытащил из кармана круглый  бумажник.  Киссур  не  уважал
чиповых карточек. Он  выгреб  из  бумажника  все,  что  там  было,  -  тысяч
двадцать, а может, пятьдесят, - по  его  смутным  воспоминаниям,  -  свернул
деньги трубочкой и сунул их землянину в  разбитые  зубы.  Ему  не  хотелось,
чтобы про него говорили, что он бьет людей даром.
   Потом сел в машину - и уехал.

   ***

   Машина медленно катилась вперед. Киссура слегка мутило,  из  носу  капала
кровь. Скверно будет возвращаться домой в таком виде.
   Киссур миновал еще несколько  особняков  и  остановился  перед  красивыми
бронзовыми воротами. На воротах сплетались в танце лошади и  павлины,  синяя
эмаль на хвостах лошадей искрилась в свете  фар.  Это  были  такие  красивые
ворота, что казалось, будто они ведут  с  земли  на  небо.  За  воротами,  в
темноте, сладко пах ночной сад, и из темной массы деревьев торчали  репчатые
башенки флигелей и боги, грустящие на плоских кровлях крытой дороги.  Сбоку,
на  воротах,  блестела  табличка  слоновой  кости:   "Шаваш   Ахди.   Первый
заместитель министра финансов. Вице-префект Небесного Города". Под табличкой
стояла маленькая фигурка бога-покровителя ворот. В руке у бога была корзинка
с рыбой. Под фигуркой бога-покровителя  стояла  мраморная  чашка  и  в  ней,
демонстрируя скромность хозяина и напоминая о тростниковых  хижинах  древних
чиновниках, горел кусок высушенного коровьего навоза, пропитанного жиром.
   Почему-то ворота были закрыты: вице-префект столицы не кормил сегодня  ни
чиновников, ни нищих.
   Киссур усмехнулся.
   Обладатель особняка мог бы написать на табличке множество разных  званий:
Хранитель  Благочестия,  Парча  Истины,  Цветник  Заоблачной  Мудрости,  Луг
Государственной Добродетели, и прочая,  и  прочая,  -  которые  он  довольно
регулярно получал от императора и которые полагается  писать  на  надвратных
табличках. Но обладатель особняка часто принимал людей со звезд, и,  видимо,
понимал, что Парча Истины и  Цветник  Мудрости  -  это  звания,  которые  не
очень-то вдохновляют чужеземцев.
   Киссур помигал фарами: вдруг ворота, безо  всякого  окрика,  раз