дтвердить точность сопряжения".
   "Даниель  Бондари,   судья-танатор,   в   лечебном   отпуске.   Контакт
подтверждаю".
   "Мы уполномочены задать тебе несколько вопросов  относительно  операции
шестнадцатого июня. Переслать тебе коды доступности?"
   "Не надо. Я знаю, кто ты".
   "Опиши прохождение акции".
   "Я делал это уже несколько раз во время допросов в больнице".
   "Это не имеет значения, опиши прохождение акции".
   "Подробно?"
   "Да".
   "Мы заняли намеченные позиции. У каждого  был  свой  защитный  кокон  и
автоматный  ход.  Мы  должны  были  ждать  там  до  момента  начала  атаки
воздушными силами".
   "Что входило в твое задание?"
   "Поскольку я был завербован в штурмовое  подразделение  из  танаторских
формирований, в мою задачу входила  стрельба.  Я  должен  был  стрелять  в
коргардов и охранять группы, выполняющие другие задачи".
   "Какие задачи?"
   "Не знаю. Операция была совершенно секретной".
   "У тебя есть какие-либо предположения?"
   "Я не должен был ничего предполагать. Я должен был стрелять".
   "Ты наверняка что-то воображал, что-то додумывал. Прошу ответить".
   "Думаю, в нашу задачу входило ввести  в  форт  ученых  и  информатиков,
кажется, в группе были и врачи. Не знаю зачем. В  таких  боях  раненых  не
бывает. Либо живешь, либо гниешь".
   "Не понял".
   "Поговорка моего начальника еще по Департаменту Права. Ты  когда-нибудь
дрался?"
   "Это не относится к делу. Как проходил штурм?"
   "Когда наши  машины  отбомбились,  нам  дали  приказ  наступать.  Тогда
удалось нейтрализовать их защитное поле. Появился проход, через который  я
проник на территорию форта".
   "Что ты там видел?"
   "Ничего. Я погиб прежде, чем добрался до запора.  Мое  тело  нашли  уже
после боя".
   "Ты можешь повторить ответ на вопрос: что ты видел внутри форта?"
   "Повторяю: ничего. Я дал дуба по дороге".
   "Почему ты решил перейти из Департамента Права на службу  в  регулярную
линейную часть?"
   "Было такое предложение. Оно показалось мне интересным. Если  проверите
мои личные данные - а я не сомневаюсь,  что  вы  это  уже  сделали,  -  то
узнаете, что мой контракт кончался. Танаторы уходят через семь лет службы.
Солдаты - через двенадцать. Я еще хотел бороться с коргардами".
   "Какими побуждениями ты руководствовался?"
   "Я люблю стрелять, господин Браневич. Я просто люблю стрелять".
   "В кого? По чьему приказу?"
   "Во врага. По приказу того, кто укажет мне врага".
   "Ты не думал поработать в Департаменте Общественной Безопасности?"
   "Это допрос или предложение сотрудничать?"
   "Быть может, и то, и другое. Как  ты  оцениваешь  успех  осуществленной
вами операции?"
   "У меня не очень обильная информация, как  вы,  вероятно,  заметили,  я
несколько изолирован от внешнего мира, ну а  две  недели  вообще  не  жил.
Думаю, это была удачная операция".
   "Удачная? Потери составили больше полутора тысяч человек".
   "Мы уничтожили их форт. Значит, мы в состоянии их изгнать".
   "Одновременно  превратив  в  руины   половину   континента.   Тебе   не
безразлично, кто разрушит твой дом, коргарды или мы сами?"
   "Я  думаю,  господин  Эванс,   что   мы   ведем   войну.   Я   подписал
профессиональный контракт. Я - солдат. Я зарабатываю много денег и получил
дополнительное количество электорских пунктов. Убивать и риск быть  убитым
- часть моей работы".
   "Теперь несколько контрольных вопросов. Имя отца..."
   "Дирк".
   "Гражданство?"
   "Гладианское".
   "Дважды три?"
   "Шесть, если мне память не изменяет".
   "Без комментариев, мы проверяем наши записи.  Количество  убитых  тобой
людей?"
   "Людей в соответствии с каким определением?  Я  стрелял  в  киборгов  и
мутированных клонов".
   "Определение человеческой расы по солярному кодексу?"
   "Тридцать восемь".
   "С учетом генетических вариантов?"
   "Сорок девять".
   "С учетом технологических вариантов?"
   "Шестьдесят два".
   "Это все, благодарю за беседу".
   Гидронян постепенно выплывал из летаргии. Браневич сидел рядом, держа в
руке пустую кружку из-под воды. Стоящий перед ним  монитор  демонстрировал
ряды цифр, вычерчивал кривые и фигуры.
   - Здесь все. - Браневич ткнул в прибор пальцем.  -  К  счастью,  у  нас
записан сравнительный материал, все сверим в лаборатории.  Конечно,  масса
помех, затуханий сигнала. Чертовы непосредственные  сопряжения  прямо-таки
сводят с ума. Копаться в мозгу этого типа  -  все  равно  что  раскапывать
превращенное в развалины  здание.  Ведь  Бондари  две  недели  был  мертв.
Однако, похоже, он сказал нам правду.
   - Как и все остальные, - буркнул Гидронян,  убирая  в  сумку  прибор  и
кабели.



        "2"

   На первую прогулку он выехал спустя две недели. Коляска легко  катилась
по тротуару. Левая рука и нога Даниеля покоились в эллипсоидальных коконах
их  биоорганического  материала.  Внутри  коконов  все  еще   продолжалась
регенерация тканей. Уже  восстановились  ощущения.  Немного  зудела  левая
рука, и ему казалось, что он, пожалуй, может напрячь мускулы  левой  икры.
Почти полностью прижились присадки кожи, которыми покрыли  все  ожоги.  Он
внимательно осмотрел в зеркало свое лицо - ему даже  показалось,  что  оно
выглядит немного моложе, чем перед боевой акцией.
   - На кой черт я записался в армию, - отвечая  на  его  вопрос,  смеялся
Карлсон, - а не в танаторы? Разумные осьминоги сожгут мне морду, я  попаду
в военную клинику и мне не придется тратиться на частных восстановителей!
   - Угадал, я вдобавок  еще  заказал  себе  новую  левую  руку  с  шестью
пальцами и рецепторами магнетизма.
   - А может, тебе встроили и биолокатор дамочек, у которых  ты  вызываешь
аппетит!
   - Боюсь, еще долго я не вызову аппетита ни у одной дамочки.
   - Что ты знаешь о женщинах! - возмутился Карлсон. - В  средневековье  у
придворных  карликов  всегда  была  масса  наложниц.  Монстр,   диковинка,
чудо-юдо какое-нибудь - это их привлекает.
   - Благодарю, друг, - сказал Даниель и включил сервер головизора.
   -  Ха,  ну  конечно...  -  бормотал  себе   под   нос   Карлсон,   явно
обескураженный.


   Первой девушкой, которую он встретил на прогулке,  оказалась  Дина.  На
ней было облегающее,  длинное,  до  земли,  платье,  по  которому  плавали
разноцветные тени. Немного авангардная  мода  -  живые  ткачи  беспрерывно
ползали  по  материалу,  поедая  его,  а  на  съеденные   места   вплетали
разноцветные нити. Благодаря этому платье изменялось день  ото  дня.  Дело
тут было вовсе не в  экономии  -  платье  из  живых  тканей  стоило  целое
состояние.
   Девушка шла медленно, наклонив голову,  словно  задумалась.  Ее  прямые
черные волосы падали на  лицо,  заслоняя  имплантаты  в  районе  глаз.  На
коляску Даниеля она обратила внимание, только когда  между  ними  осталось
всего несколько метров. Вначале она  Даниеля  не  узнала,  отошла  к  краю
тротуара, чтобы не мешать коляске проехать.
   - Привет! - сказал Даниель.
   Она вздрогнула от неожиданности.
   - Это... - Она понизила голос. - Это ты?!
   - Я, - кивнул он, поудобнее усаживаясь в коляске  и  чувствуя,  как  ее
спинка подстраивается к форме спины, а поручни подлаживаются к рукам.
   - Что с тобой?
   - Жучья судьба. Пришли, оторвали лапки и обломали крылышки.
   - Ты был там?
   - Это где же - "там"?
   - Ну, участвовал в штурме форта?
   - А как  же,  был.  И  мне  еще  повезло.  Три  четверти  моих  дружков
испарились, не считая тех, которые были спрессованы в лепешки  толщиной  в
полмиллиметра.
   - Это было бессмысленно! Вся ваша операция! - Дина  повысила  голос.  -
Погибло так много мирных граждан.
   - Война, дорогая соседушка. Люди погибают.
   - Возможно,  солдатам  так  и  положено.  Это  ваша  профессия.  Но  вы
отправили на тот свет простых людей.
   - А вы в одну неделю подчинились  без  борьбы.  Что,  целовать  задницы
солярным чиновникам приятнее?
   - Да ты... - Девушка наклонилась над коляской. Ее лицо оказалось  рядом
с лицом Даниеля. - Не тебе поучать меня, жук!
   - Почему же? - Впервые он  видел  ее  лицо  так  близко.  Видел  тонкую
серебряную сеточку, прикрывающую глаза девушки. У Дины были  ровные  белые
зубы, тонкие губы и, возможно, немного пухловатые щечки. Ее лицо, несмотря
на  странное  выражение,  создаваемое  имплантатами,  можно  было  считать
интересным.
   - Тебя послали на смерть! Велели драться с врагом, хоть у тебя не  было
никаких шансов выжить! Вы не  пожелали  воспользоваться  помощью,  которую
могли получить! И ты еще говоришь, что все, мол, в порядке? Иди спроси  об
этом у тех людей, у которых ударной волной снесло дома. Если они выжили...
   - Мы уничтожили коргардский фронт!  Их  можно  побеждать!  Нам  удалось
всыпать им! А что в это время делали твои,  стоящие  навытяжку  по  стойке
"смирно",  дружки?   Устраивали   заговоры!   Комбинировали!   И   наконец
перехватили власть и добились своего. Сделали то, о  чем  всегда  мечтали.
Преподнесли нас Доминии. Неужели ты не понимаешь?! Они впустили сюда чужих
солдат, отдали находящиеся  под  нашей  опекой  колонии,  уничтожили  нашу
систему власти! Это предатели!
   - Нет, это ты меня послушай, солдатик! Всю жизнь ты сидишь в  казармах,
тебя возят на спецскользерах, о  твоей  безопасности  заботится  армия.  А
знаешь ли ты, что творится на Гладиусе? Ты видел город, охваченный паникой
эвакуации? Ты жил не неделю и даже не год, а пятнадцать лет  с  сознанием,
что в любой момент может появиться что-то, что уничтожит твой  дом,  твоих
близких и твою жизнь?! Если нет, то не говори глупостей о свободе.  Теперь
- у нас свобода. Свобода от страха. - Она взглянула на часы. - А вообще-то
мне надо идти. Привет!
   Она повернулась и пошла прочь.
   - Эй! - еще успел крикнуть ей вслед Даниель,  размахивая  заточенной  в
кокон рукой. - Эй! Ты забыла спросить, как я себя чувствую!


   Даниель всегда  с  изумлением  замечал,  насколько  люди  податливы  на
пропаганду. И не мог понять, как интеллигентный,  практичный  в  жизненных
вопросах человек может ничтоже сумняшеся принимать глупость  за  мудрость.
Пропаганду Даниель считал  модным  оружием,  а  на  тех,  кто  овладел  ее
секретами, поглядывал с недоверием.
   Еще совсем недавно ситуация на Гладиусе выглядела следующим образом:  в
Совете Электоров преимущество всегда было на стороне приверженцев строгого
следования положениям поселенческого кодекса двухвековой давности.  Иногда
случалось,  что  перевес  ослабевал  либо  Совет  позволял  себе   немного
свободнее подходить к таким вопросам, однако после очередных  выборов  все
возвращалось на круги своя. Традиционалисты твердо стояли за независимость
Гладиуса,  соблюдение  статуса  других  планет   системы,   патронат   над
свободными  колониями  и  контроль  над  гиперпространственным   проходом,
расположенным в четырех световых месяцах от Мультона. Они  не  соглашались
на поблажки при присуждении электорских  пунктов.  Стремились  к  строгому
ограничению  допустимых  преобразований  организма  и  требовали  контроля
генетических изменений. Наконец, что было особо важно для  танаторов,  они
требовали соблюдения поселенческого кодекса также и по линии законности  и
наказания преступников.
   Традиционалисты,   которых    именовали    "несгибаемыми",    неизменно
пользовались поддержкой  большинства  граждан  и,  уж  во  всяком  случае,
большинства электоров, имеющих право голоса. Однако СМИ находились в руках
противников.  Это   была   чрезвычайно   влиятельная   группа   лоббистов:
художников, виртуальных актеров, журналистов, занимающихся  головизионными
и  сетевыми  передачами,   руководителей   различных   религиозных   сект,
молодежных "идолов", наконец, идеологических добряков, считавших, что  они
приносят миру добро. Отдельные группы делали упор  на  другие  проблемы  и
боролись с различными  -  в  их  понимании  -  угрозами.  Были  среди  них
сторонники неограниченного вмешательства  в  организм  человека,  "нырки",
проводившие всю жизнь в виртуальных имитациях, были  противники  наказания
преступников,  сторонники  генетического  совершенствования   человеческой
расы,  противники  господствовавшей  на  Гладиусе   электорской   системы,
спятившие пророки, "звезды" виртуалов,  бойцы  за  равноправие  клонов,  а
также люди, воспевшие  блага  объединения  с  Доминией,  которых  называли
"покорными".   Все    вместе    взятые    они    составляли    огромнейшую
артистическо-политическую  группировку,  присвоившую  себе  монополию   на
безгрешность, культурность, изысканность и моральность.
   Они-то и  были  "выразителями  общественного  мнения",  а  одновременно
являли собой привлекательный  в  смысле  общения  слой  населения.  Нельзя
сказать, что эта стихия управлялась каким-то единым центром. Тем не  менее
группа  влиятельных  людей,  несколько  медиальных  звеньев,   пара-другая
организаций сплачивали вокруг себя целый ореол аколитов и  последователей,
которые не покладая рук трудились над осуществлением идей своей  группы  и
ее руководителей. Подчеркивали свои заслуги, сами себя  провозглашали  при
поддержке различных  СМИ  "людьми  года"  или  "этическими  авторитетами".
Беспардонно используя  при  этом  правоверных  и  достойных  уважения,  но
наивных людей. Многие колеблющиеся позволяли  поймать  себя  на  прелестно
звучащие и  несомненно  благородные  лозунги,  прикрывающие  силой  своего
авторитета  значительные  массы  карьеристов  и  ловкачей.   Пропагандисты
силились вдолбить простым людям, что если те не примут их идей и не станут
поклоняться  их  гуру,  то  скатятся  в  бездну  невежества,  ненависти  и
ханжества. Многим юным журналистам и артистам, пытающимся найти свое место
в информационном  либо  развлекательном  бизнесе,  казалось,  что,  только
присоединившись к всемогущей братии, они смогут обеспечить себе дальнейшую
успешную карьеру.
   Бондари с  возрастающим  беспокойством  наблюдал  за  социотехническими
махинациями "покорных" и за их влиянием на взгляды гладиан. Взять хотя  бы
громкое в последнее время дело спятивших сектантов, нападавших на людей  и
убивавших их, вырезая из тела имплантаты. В СМИ таких  называли  не  иначе
как "крайние традиционалисты" или "несгибаемые экстремисты",  намекая  тем
самым на то, что именно к таким  изуверствам  неизбежно  должно  приводить
слепое следование правовым ограничениям,  касающимся  переделывания  тела.
Либо все чаще случающаяся "охота и травля", в спонтанность  и  случайность
которой  было  трудно  поверить.  Копались  в  биографии  жертвы,  пытаясь
выискать друзей, которые уже в школьные годы имели о  ней  самое  скверное
мнение,  стремились  разглядеть  в  ее  глазах   признаки   психопатии   и
мстительности. Использовались  в  обращении  гадости  и  грубости,  обычно
выряженные в умелые и шутливые  слова.  "Забывали"  обо  всех  достижениях
преследуемого. Тех, кто брался защищать, также подвергали преследованию, а
их аргументы игнорировали.
   Даниель прекрасно помнил события десятилетней давности, в  определенной
степени коснувшиеся его.  СМИ  всегда  выдавали  танаторские  операции  за
варварский негуманный  метод  обращения  со  злоумышленниками.  Однако  во
времена, предшествовавшие  прибытию  коргардов,  а  также  в  первые  годы
оккупации эти обвинения  не  находили  сколько-нибудь  широкого  одобрения
общественности. Возможно, потому, что операции, в которых могла бы принять
участие небольшая группка правительственных полицейских судей, практически
не случались. Танаторское формирование в  принципе  было  элитной  группой
десантников  специального  назначения,  используемой   в   особо   опасных
полицейских операциях. Физическая же ликвидация преступников, что являлась
основной обязанностью танаторов, случалась чрезвычайно редко. Да  и  тогда
органы  СМИ  незамедлительно  поднимали  шумиху,  вещая  о  жестокости   и
безграмотности "правительственных убийц",  что,  впрочем,  было  одним  из
самых мягких эпитетов. Когда на Гладиусе высадились  коргарды  и  началась
широкомасштабная миграция, крупные волнения и заметное снижение жизненного
уровня,  тогда-то  преступность,  в  том  числе  организованная,  расцвела
махровым цветом. Возникли гангстерские кланы, грабившие опустевшие дома  и
посадки,  нападавшие  на  беженцев,  требовавшие  выплаты   разного   рода
откупных. Дошло также  до  серии  покушений,  организованных  радикальными
сторонниками подчинения Гладиуса Доминии. Полиция и суды не справлялись со
стихией. Тогда командор  Гельсинг,  тогдашний  командир  танаторов,  отдал
приказ,  обязывающий  подчиненных,  не  колеблясь,  использовать  права  и
выполнять  обязанности,  предписанные  им  поселенческим   кодексом.   Это
означало увеличение численного состава формирования, расходов на  обучение
и    вооружение,    наконец,    предоставление    танаторам     полномочий
безапелляционной ликвидации преступников.
   Что тут началось! Гельсинга  и  его  подчиненных  сравнивали  с  самыми
мерзкими убийцами, ахали и охали над судьбами  их  будущих  жертв,  пугали
возможностью ошибок и гибели  невинных  людей,  заявляли,  что  расширение
компетенции судей - первый шаг к нарушению гражданских свобод Гладиуса.
   Никто  не  желал  слушать  аргументов   Гельсинга,   заявлявшего,   что
государство сейчас должно бросить все силы на  борьбу  с  коргардами.  Что
эвакуационная  машина  на  всей  территории  континента  должна   работать
исправно и безопасно. Что когда под угрозой находится  жизнь  и  имущество
простых, порядочных граждан, государство обязано встать на их защиту, а не
на сторону преступников. Впустую! Кто-то сравнил одетого в боевой скафандр
и перемещающегося внутри силовой сферы танатора с навозным  жуком.  С  той
поры во  враждебных  "несгибаемым"  средствах  массовой  информации  судей
называли не иначе как "жуки".
   Первой танаторской  операцией,  проведенной  в  соответствии  с  новыми
принципами, была ликвидация  группы  сектантов  из  "Коргардской  Церкви",
ответственных за уничтожение нескольких эвакуационных машин во время одной
из коргардских акций. Эта Церковь исходила из того, что  агрессоры  -  дар
Божий и сопротивляться  им  не  следует.  Больше  того,  наоборот,  самому
стремиться  к  слиянию  с  ними.  Сектанты   уничтожили   колонну   машин,
направленных на помощь эвакуированному городу Колькорт. Однако как  только
они увидели "панцирки" Чужаков - тут же постарались сбежать. И чем же  они
впоследствии объясняли свое бегство? Проще  простого:  адептов  Церкви  на
свете слишком мало, чтобы они могли вернуться в лоно "Коргардской Матери".
Нет, они должны жить на Гладиусе, распространяя свою веру.
   Танаторы, руководимые самим Гельсингом, настигли драпающих сектантов  и
вынесли им приговор на основании того, что те косвенным образом привели  к
смерти тех колькортцев,  эвакуационные  машины  которых  были  уничтожены.
Приговор был приведен в исполнение и получил одобрение большинства жителей
Гладиуса. Но  контролируемые  оппозиционерами  центры  развернули  крупную
акцию, рисующую танаторов в самом мрачном  свете,  почти  уравнивающем  их
действия с коргардскими жестокостями.
   Те же самые механизмы наблюдал Даниель  и  теперь.  Все  громче  в  СМИ
звучал тезис, сводящийся к тому, что в  сложившейся  на  планете  ситуации
повинны традиционалисты. Тотально критиковалась последняя операция,  а  ее
руководители и штабники обвинялись в  саботаже,  глупости  и  бездарности.
Большая часть жителей клюнула на эту чепуху, не потрудившись подумать, что
обвинение в бездарности и одновременно в саботаже лишено смысла.  Но  (что
Даниель  знал  уже  давно)  в  пропаганде  важен  не   смысл,   а   напор,
увлекательная подача материала и многократность повторения психоклипа.
   Он подозревал, что новое  руководство  Гладиуса  готовится  осуществить
крупные персональные  и  структурные  изменения  как  в  армии,  так  и  в
институте  гражданской  администрации.  Чтобы  получить  в