святила ему уйму времени.
   - Ты любишь растения?
   - Порой больше, чем людей. Особенно в последнее  время.  У  растений  нет
амбиций. - Она замялась. - О боже, что за банальные слова.
   - Действительно, не очень новаторские.
   - А для тебя что-нибудь может быть новаторским? -  Она  присела,  указала
ему рукой на другое кресло. К счастью, она сумела взять себя  в  руки.  Даже
немного злилась на слабость и неловкость, охватившие ее полминуты назад.
   - Не понимаю. - Живая татуировка у него  на  щеке  понемногу  изменялась.
Дракон превратился в птицу, а та - в разноцветного паука.
   - Ну, ты ведь живешь в Сети. У тебя доступ ко всем данным, всем  знаниям,
всем произведениям искусства. Любая мысль, которую когда-либо записывали или
сканировали в Сеть, тебе  доступна.  Так  разве  кто-нибудь  случайно  может
застать тебя врасплох.
   - Часто. Чаще, чем ты думаешь. - Танкред  протянул  руку  к  тарелочке  с
печеньями. - Однако твой вопрос, честно говоря, достаточно типичен.
   - Искренне прошу простить, ваше превосходительство, за скучную беседу.
   - Отнюдь, отнюдь... - Салерно  понемногу  отхлебывал  напиток.  -  Говоря
предельно просто: тот факт, что  я  постоянно  подключен  к  Сети,  конечно,
облегчает мне доступ почти к любой информации. Но не надо думать, будто  вся
она у меня здесь, в моей голове. Я могу очень быстро ее получить и мгновенно
усвоить, но это вовсе не означает, что  я  знаю  все.  Если  тебе  приспичит
ознакомиться с жизненным циклом софорионских дебрей, то через минуту я смогу
тебе о них рассказать. Но это вовсе не значит, что пятью минутами  раньше  я
знал о софорионских дебрях что-либо еще, сверх того,  что  они  представляют
собою самую любопытную форму жизни в известном людям космосе.
   - Ты хочешь сказать, что я тоже в любой момент могу связаться с  Сетью  и
получить всю необходимую информацию, просто  на  это  у  меня  уйдет  больше
времени?
   - Верно. Однако различие не только в этом. Ты  можешь  представить  себе,
как выглядят эти дебри, почувствовать условия,  царящие  на  любой  планете,
даже поиграть в игру, имитирующую ощущения  летника,  пробивающегося  сквозь
бурю на Спате. Я же восприму больше  раздражителей:  скан  мозга  одного  из
летничьих мэтров,  показания  измерительных  зондов,  ныряющих  в  атмосферу
газового  гиганта,  все  исторические  данные,  связанные   с   колонизацией
Софориона, и сотни других факторов,  рапортов,  фиксаций.  Но,  если  на  то
пошло, ты тоже их получишь, если посвятишь этому  больше  времени,  встроишь
себе специальные сопроцессоры и так далее.
   Он отставил фужер. Встал. Дина снова почувствовала тепло. "Еще не сейчас,
- мысленно твердила она себе, - еще не сейчас, дай мне побольше времени!"
   Танкред наклонился к ней, протянул руку.
   - Потанцуем? Или на свиданиях ты всегда беседуешь только о серьезном?
   Она впервые почувствовала его руки на своем теле. Он держал ее в объятиях
уверенно, двигался изящно, обладал чувством ритма.
   - Всегда, когда договариваюсь о свидании с сетевиком.
   - И который же это раз?
   Он не пытался прижимать ее к себе, даже следил за тем, чтобы его лицо  не
оказалось слишком близко от ее щек. От него шел приятный запах.
   - Первый.
   - И не последний.
   - Увидим...
   -  Увидим.  -  Теперь  он  обнял  ее  крепче,   закружил   сильнее.   Она
непроизвольно прильнула к нему. Это было очень приятно.
   - Зачем ты это делаешь? - Она не хотела спешить, хотя уже знала, чем  все
кончится,  и  понимала,  что  он  тоже  знает.  Сейчас  надо  радоваться  не
достижению цели, а стремлению к ней, едой, а не поспешным пожиранием  торта.
- Ты - везде, ты можешь придумать, что  угодно,  построить  в  своей  голове
любой мир, не менее реальный, чем  тот,  который  окружает  нас.  Ты  можешь
испытывать любые удовольствия. Брать все.
   Они танцевали медленнее, но уже не  позволяли  себе  отдаляться  друг  от
друга. Сосочки укрытых тонким материалом грудей Дины  то  и  дело  ненадолго
касались его тела. О да, очень приятно.
   - Ты снова за свое. Нет, не могу. В том-то  и  дело,  что  не  могу.  Это
называется "парадокс Кранха", его обнаружили во времена Виртуальных Смертей.
А в действительности... еще раньше, у наркоманов, погружающихся в свои миры.
Если я войду в реальность, в которую поверю  на  сто  процентов,  это  будет
означать, что я сотру свое прошлое. Исчезнет сознание того, что я нахожусь в
виртуале, что все ощущения - лишь имитация, порожденная корой  моего  мозга.
Но если я не помню своего прошлого, значит, я уже не я.  Образовалась  новая
личность. Если же сохраню знание о том, кто я в действительности, то  всегда
буду знать, что участвую в имитации, представляющей собою фокус, порожденный
мною  либо  иными  сетевиками.  Что  общаюсь  с   бытиями   с   ограниченной
автономностью действий. Контакт с настоящим человеком  -  совершенно  другое
дело. Он реален. Здесь игра реальна. Моя победа будет  полной,  поражение...
настоящим проигрышем.
   - А для тебя существует различие между истинным и фантоматическим мирами?
Я всегда считала, что для сетевиков это равноценные сферы реальности.
   - В определенном смысле да. А в определенном - нет.
   - Весьма конкретный ответ.
   - Другого быть не может. Конечно, "парадокс Кранха" не помешал  миллионам
людей умереть в мирах ВР. Провести жизнь в преодолении электронных  проблем,
победах в  военных  кампаниях,  осуществлении  наиболее  странного  секса  и
исполнении кровавых  обрядов.  Но  я  -  не  обычный  человек,  пользующийся
виртуальностью. Я - в Сети. И я прекрасно  знаю,  что  есть  правда,  а  что
иллюзия.
   - И ты желаешь этой правды? -  Дина  провела  рукой  по  спине  Танкреда,
подушечками пальцев прошлась вдоль позвоночника.
   - Да, - ответил он и поцеловал ее. Губы у него были холодные и сухие.
   "Рамзес будет доволен", - в самый неподходящий момент пронеслась у Дины в
голове идиотская мысль. Она стояла посредине комнаты,  наполовину  раздетая,
целуя красивого, хоть наверняка опасного,  вызывающего  страх  мужчину.  Она
чувствовала возбуждение, заполняющее ее бедра, соски грудей, внутренности...
Она хотела этого мужчину.
   И однако воспоминание, вернувшееся одновременно с этой мыслью, вызвало  в
ее сознании картины, имеющие мало  общего  с  физической  любовью  и  жаждой
ощутить блаженство. "Рамзес будет доволен".
   Брат когда-то сказал  это  во  время  одного  из  многочисленных  споров.
Бессмысленных, не приводящих ни к чему. О, как  же  он  тогда  разозлил  ее!
Потом она пожалела об  этом.  Рамзес  приехал  поделиться  своими  заботами,
посетовать,  поискать  поддержки  у  единственного  человека,  которому  мог
по-настоящему довериться.
   Политика пожирала его. Договоры и альянсы -  игра  за  власть  и  влияние
отнимали у него время, необходимое для строительства того, что  всегда  было
его целью: нового общества, гуманных законов, справедливого раздела  благ  и
власти. Сколько она себя помнила, этого он жаждал. Забирал ее на  совещания,
где осуждали танаторов, на манифестации, на которых  люди  требовали  равных
избирательных прав для всех жителей Гладиуса, на выборы,  благодаря  которым
от власти должны были быть  устранены  консерваторы.  И  вот  наконец-то  он
достиг цели. Заплатил за это высокую  цену.  Отказался  от  многих  идеалов.
Допустил то, что когда-то сам осуждал. Это была цена. Ничто не дается даром.
Ничто. И вот теперь, когда он уже заплатил, он хотел реализовать свои идеи -
идеи тех многих, с которыми вместе осуществлял  власть.  Но  оказалось,  что
цена слишком высока, что правительственный механизм значительную часть своей
энергии тратит на то,  чтобы  поддерживать  собственное  существование.  Что
многие из бывших коллег изменились, добравшись до вершин власти. Другие  же,
постоянно ссылаясь на временный и особый период, не колеблясь,  использовали
методы, ими же самими ранее сурово осуждаемые. Быть может,  Рамзес  смирился
бы, признал правоту своих былых спутников. Но именно  она,  Дина,  постоянно
нарушала покой его совести, напоминала,  ранила,  требовала.  Да,  она  была
причиной его забот. Но - парадокс! - именно хорошие  отношения  с  Танкредом
Салерно могли стать очень важным фактором, укрепляющим позиции брата.
   "Значит,  я  тебе  нужна?  Мне  просто  надо  добиться  симпатии   твоего
покровителя?"
   "Он мне не покровитель. И я ни к чему  тебя  не  принуждаю.  Помнишь  наш
последний  разговор  о  жертвах  режима?  Зачастую  ими   становятся   люди,
действующие внутри системы власти и проигрывающие  в  результате  внутренних
раздоров. Они образуют вторые  ряды  оппозиции.  И  новые  ряды  трупов.  Ты
хочешь, чтобы я стал  субъектом  с  обритой  головой  и  введенными  в  мозг
зондами?"
   "Значит, я  должна  пойти  с  ним  в  постель?  Ради  твоих  политических
амбиций?"
   "Не знаю, почему ты хочешь сделать мне больно? Я никогда тебя не  обижал.
Ты поступишь с этим человеком так, как захочешь. Сделаешь, что захочешь".
   "Если он вообще человек".
   "Тогда зачем тебе все это?"
   "Может, хочу забыть о Даниеле?"
   Сейчас Танкред Салерно ласкал  ее  и  целовал.  Она  знала,  что  вот-вот
случится. Она делала это не ради брата или кого-то еще. И не для того, чтобы
что-то выгадать или о чем-то забыть. Ей было хорошо. Просто очень хорошо.
   Он нежно гладил ей плечи, проводил  подушечками  пальцев  по  отвердевшим
соскам, целовал шею. Она прильнула к нему, прижалась животом к  его  животу,
бедрами к его бедрам. Сунула руку ему под сорочку. Через минуту он  уже  нес
ее на кровать, она чувствовала  его  руку,  двигающуюся  по  влажному  лону,
другую - гладящую ягодицы. Она начала расстегивать пуговицы его сорочки.
   И вдруг все оборвалось. Танкред вскочил. Он тяжело дышал, она видела, что
он возбужден, но в то же время на его лице отразились  уже  совершенно  иные
чувства.
   - Что случилось?
   Он опустился на колени рядом с кроватью. Коснулся рукой ее шеи.
   - Послушай, Дина. Я знаю,  это  неподходящий  момент,  и  знаю,  что  все
прозвучит по-идиотски. Но какое-то время мне необходимо побыть  одному.  Это
очень важно. Неожиданно.
   - Почему, ведь... - Обида, растерянность, возбуждение боролись  в  ней  с
яростью. И любопытством.
   - Не могу тебе ничего сказать. Никому  не  могу  ничего  сказать,  кроме,
может, трех человек на планете. Просто я вынужден уйти. Не знаю,  когда  это
закончится. Думаю - часа через два. Я взбешен, но ничего не  могу  поделать.
Если ты согласишься подождать меня...
   - Два часа? - Она села, начала поправлять одежду.
   - Знаю, это звучит глупо. Да, два.  Может,  час.  Может,  три.  Я  должен
уединиться. Я получаю слишком много  сообщений.  Происходит  что-то  важное.
Пожалуйста, останься здесь. Я очень этого хочу.
   - Очень?
   - Очень.
   Она коснулась пальцем его груди.
   - Ну, так иди. Там есть комната. Запрись, погаси свет.
   - Ты будешь ждать?
   - Буду.
   Спустя тридцать секунд его уже не было.
   А  спустя  еще  тридцать  секунд  включился  видеофон.  Изображение  было
расплывчатое, звук искажен. Однако она узнала его и поняла, что он говорит.
   - У меня есть кое-что для  тебя,  Среброокая.  Специально  для  тебя.  Ты
увидишь нечто прекрасное! Нечто страшное!  Ты  никогда  этого  не  забудешь.
Смотри! - Вердекс де Вердекс был  одет  во  все  белое.  У  него  за  спиной
танцевали культисты. Еще дальше, почти на  пределе  видимости  маячил  форт.
База коргардов изменялась с каждой секундой. Изменялась и росла. -  Это  для
тебя, Среброокая, - повторил Вердекс де Вердекс и переключил изображение.

13

   Она  не  знала,  какими   словами   это   назвать.   Необычно,   страшно,
увлекательно. Она смотрела, как форт изменяется и  разбухает,  как  одну  за
другой выплевывает из себя машины,  которые  принесут  смерть  какому-нибудь
далекому городу так, как когда-то уничтожили Пооороз.
   Вокруг нее несколько десятков человек пели, рыдали, молились  и  плясали.
Их темнеющие  в  вечерних  сумерках  тела  двигались  в  ритме  льющейся  из
динамиков хаотической музыки. Тут же стояли неподвижные и молчаливые зрители
- остекленевшие фигуры людей и животных,  застывших  во  время  коргардского
налета на Пооороз.
   - Смотри, Среброокая, - сказал Вердекс де Вердекс после долгого молчания.
- Смотри, потому что начинается мистерия. Красота богов распалится  в  наших
мыслях одновременно с криком и плачем их инструментов. А ты  пройдешь  обряд
посвящения.
   Культист  остановился  напротив  камеры.  Его  лицо  было   неестественно
большим. Близость объектива еще больше деформировала его и без того странные
черты. Вначале Дина думала, что камера укреплена на  голове  одного  из  его
последователей. Но Вердекс тут же развеял ее сомнения.
   - Твоим провожатым будет наш юный брат Амин. Как каждый кандидат  в  наше
содружество, он должен совершить паломничество, пока продолжается концерт. У
него в глазах имплантаты. Жаль, ты их не видишь. Они необыкновенные.
   Действительно, Дина не могла увидеть глаза, регистрирующие эту сцену,  но
когда Амин наклонил голову, на экране мелькнули части его  тела  предплечья,
ноги, торс. Нагую кожу Амина покрывала сеточка  синих  жилок,  что-то  вроде
татуировки. Это был передатчик регистрируемого глазами сигнала.  Кандидат  в
культисты раньше работал на репортерское агентство  в  качестве  "свободного
стрелка". Он старался побывать там, где происходит что-то интересное, и  тут
же передать это в центр. Он сам был и камерой, и трансмиттером, и  монтажным
модулем. Регистрировал, предварительно обрабатывал и передавал.  Сейчас  ему
предстояло сделать новую программу.
   -  Сколько  у  него  зрителей?  -  спросила   Дина,   что-то   неожиданно
предчувствуя.
   - Ты. Только ты, Среброокая, - ответил Вердекс. - Мы не делаем  программу
для голосервиса. Мы  почитаем  богов  и  позволяем  юному  участнику  нашего
содружества прикоснуться к их  могуществу.  Я  пригласил  тебя,  потому  что
связываю с тобой "большие надежды.
   - Какие надежды? - удивилась Дина. Вердекс де  Вердекс  был  сумасшедшим.
Его сумасшествие столь же восхищало, сколь  и  пугало.  Ей  было  его  жаль.
Однако она вовсе не хотела, чтобы ее втянули в какие-то культистские  обряды
и интриги.
   - Убедишься, узнаешь, почувствуешь. А теперь можешь смотреть. Амин пойдет
туда. В форт. Подойдет настолько близко, насколько ему позволят боги  и  его
собственная храбрость. Можешь сопровождать его. Без права голоса и без права
выбора. В качестве молчаливого спутника и наблюдателя. Хочешь?  Это  получше
любого виртуала! - Огромная  голова  Вердекса  дергалась  на  экране,  когда
культист приближался либо отдалялся от лица Амина.
   - Я не люблю  виртуалы.  Но  пойти  хочу.  Покажи  мне  все,  что  можешь
показать, Амин.
   - Он тебя не слышит. Знает, что ты там,  но  не  слышит.  Не  может,  это
нарушило бы обет одиночества и свело бы на нет испытание. Спрашиваю еще раз,
Среброокая, последний раз. Ты  хочешь  видеть  все  глазами  Амина?  Увидеть
страшное и прекрасное,  жестокое  и  нежное,  героическое  и  предательское.
Хочешь?
   Дина увеличила изображение, теперь лицо Вердекса занимало почти  половину
комнаты, просвечивая сквозь  многочисленные  стоящие  вдоль  стены  предметы
мебели.
   - Да. Хочу.
   - Ну, так будь готова. Начинай, Амин. Пора. - Вердекс легонько подтолкнул
оператора.
   Стояла  ночь.  Медленно  двигающиеся  по  небу  облака   заслоняли   либо
приглушали свет звезд. К счастью, Амин подстроил чувствительность камеры под
нужды своего единственного зрителя. Включил  также  компенсаторные  фильтры.
Благодаря этому Дина моща видеть выразительное и  искусственно  подкрашенное
изображение  окружающего  камеру  мира.  Воспринимала  нарушения  светотени,
переходы  между  красками  были  слишком  резкими,   а   расцветки   немного
приглушенными, однако и поверхность местности, и руины домов, и  базальтовые
фигуры вырисовывались четко и резко. Принимала Дина и звуки.  Хруст  ботинок
по твердой почве, стук  осыпающихся  камней,  шепот  ветра,  мерное  дыхание
бегущего мужчины. Амин был хорошим специалистом, и здоровье у него тоже было
железное. Голооператоры  славились  своим  каскадерством.  Именно  это-то  и
ценилось в их профессии - они были смертными, а значит, если  оказывались  в
опасности, то она была реальной. Если чем-то восхищались, то  их  восхищение
тоже было человеческим. Автоматическая камера могла,  правда,  добраться  до
таких мест, куда  не  решился  бы  сунуться  человек,  пережить  катастрофу,
убийственную для живых  существ,  ее  было  труднее  повредить.  Однако  эти
преимущества определенной  группе  зрителей  казались  недостатками.  Многие
хотели бы отождествить себя с  наблюдаемыми  событиями,  почувствовать  себя
так, словно были там лично. Именно для них  работали  такие  операторы,  как
Амин.
   Аколит Вердекса де Вердекса бежал к форту. Светлеющая на линии  горизонта
конструкция то и дело подрагивала в голопроекции. Амин прежде всего  смотрел
под ноги, что было вполне логичным, раз бежать  приходилось  по  развалинам,
усеянным камнями и иссеченным провалами. Однако иногда он  останавливался  и
демонстрировал Дине широкую панораму, охватывающую и остающиеся позади руины
города Пооороза, и все более близкий форт. Сценки эти были слишком краткими,
чтобы девушка могла как следует рассмотреть крепость коргардов.  Однако  то,
что проскальзывало перед глазами за эти  краткие  секунды,  вызывало  у  нее
страх.
   В небо устремлялись столбы фиолетового фосфоресцирующего света, в которых
можно  было  заметить  перемещающиеся  вверх  утолщения,   перемешивающиеся,
казалось, без какой-либо логики, иногда  образующие  удивительные  картинки.
Туманные, нечеткие, они  быстро  расплывались,  так  что  она  не  могла  бы
однозначно сказать, видит ли реальные образы или ее разбуженное  воображение
пытается отыскивать знакомые формы в случайном дрожании света.
   Лицо человека  с  двумя  парами  глаз.  Космический  корабль,  движущийся
навстречу   метеориту.   Ребенок,   обхвативший   руками   мертвую   собаку.
Человеческий мозг с имплантированными в  него  чипами.  Растение  с  цветком
удивительной формы, возможно, какая-то разновидность орхидеи. Рука, прибитая
гвоздем к бревну.  И  другие,  множество  других,  которых  Дина  не  успела
рассмотреть,  потому  что  они  промелькнули  слишком  быстро.   Изображения
возникали в колоннах света  не  больше  чем  на  пять-десять  секунд,  потом
расплывались, система пятен перемещалась, образуя новые картинки.
   Все лучи исходили из расположенного на земле  центра,  тоже  искрящегося,
только более  многоцветного,  зыбкого,  как  бы  состоящего  из  гигантского
ртутного шара. Этот шар пульсировал, переливался с боку  на  бок,  временами
почти разделялся на две капли размером поменьше.
   В феерию красок и розблесков то и дело врывалась тень. Из ртутного пузыря
выскальзывали машины коргардов. Огромные, меняющие форму машины без  видимых
осей симметрии, с конструкцией,  которая,  казалось,  не  учитывает  законов
аэродинамики. Дина различила  несколько  типов,  появлявшихся  чаще  других.
Некоторые она уже видела в голосервисах.  Они  выплывали  из  купола  света,
охватывающего форт, и направлялись к северу.
   "Ольгория,  Сант  Темуджин,  Аристой"...  -  мысленно  перечисляла   Дина
наиболее крупные города, расположенные на-линии агрессии. Почти в  каждом  у
нее были друзья и знакомые. Она пыталась представить себе,  что  там  сейчас
происходит:  взлетающие   с   аэродромов   эскадры,   колонны   эвакуаторов,
транспортирующих тысячи  человек,  паника,  перемещение  боевых  орбитальных
станций, лихорадочная деятельность  созванных  посреди  ночи  членов  Совета
Электоров. Где сейчас  Рамзес?  На  какой  именно  встрече?  Может  быть,  с
участниками такого именно совещания сейчас сопрягается Танкред?
   Амин бежал по полосе, окружающей фору ничейной земли.  Девять