он
слишком устал от суматошного дня, или и  в  самом  деле  отключился.  Шел,
насвистывал мотивчик  -  тут,  в  Олларе,  встречались  довольно  красивые
мелодии.
     Крики он услышал, когда до  дома  оставалось  всего-ничего  -  пройти
небольшую улочку и повернуть. И сперва не обратил внимание - мало ли кто и
зачем кричит? В Олларе это не редкость. Может,  хозяин  бранит  слуг,  или
мужики, выйдя из пивной, чего-то не поделили. Это  ведь  только  в  первый
месяц все казалось интересным, достойным внимания. Экзотика. Он сам не мог
понять, когда вся эта _э_к_з_о_т_и_к_а_ надоела хуже горькой  редьки.  Но,
видимо, очень скоро.
     Все же Хенг решил поглядеть, в  чем  тут  дело.  Перекинув  поудобнее
перевязь, он зашагал быстрее.
     И увидел прижатую к забору Алосту. Тогда он еще не знал, как ее звать
- просто девчонка  с  соседней  улицы,  ничего  особенного.  Возле  Алосты
суетилось четверо незнакомых парней - двое держали ее за руки,  а  третий,
чертыхаясь, рвал на ней платье.
     Думать и прикидывать было некогда. И так ясно, что к чему. Сбросив  с
плеча сумки, он прыгнул в холодный вечерний воздух. Дальше  все  пошло  на
автомате. Короткие рубящие удары обеими руками сразу, под основания шей  -
и двое, отпустив девчонку, барахтаются в сугробе, хрипло  воя,  безуспешно
пытаются встать. Коленом в низ живота, тут же круговой в висок - и  третий
парень,  тот,  что  рвал  ей  платье,  в  соседнем  сугробе.  С  четвертым
разбираться и не пришлось - он вовремя задал стрекача.
     Отбежав на безопасное расстояние, тот обернулся и крикнул:
     - Ну, сволочь приблудная, ты мне еще попадешься! Я тебя еще потрогаю,
шлюшка! И с тобой, пацан, встретимся!
     - Это уж точно, - негромко ответил Хенг и, подобрав обломок  кирпича,
запустил  им  вслед  убегающему.  Судя  по   яростному   воплю,   стыковка
состоялась.
     И тут мозги у него прояснились, он начал  соображать.  И  соображения
были столь неприятны, что, схватив Алосту за руку, он крикнул ей:
     - За мной, быстро! Без разговоров!
     Они рванули. С ходу промчались целый квартал, а потом,  прислонившись
к чьему-то сараю, тяжело дышали. И, хоть здесь  так  не  положено,  первым
нарушила молчание она:
     - А  я  тебя  знаю.  Ты  с  Медвежьего  вала,  у  господина  старшего
инквизитора в услужении, да? Спасибо тебе. Я даже не представляю,  что  бы
они со мной сделали, если бы не ты...
     - Да ладно, пустяки какие, -  ответил  Хенг,  стараясь  говорить  как
можно небрежнее. Но голос получился сдавленный и  булькающий,  сумасшедшая
пробежка давала себя знать. Он смущенно отвернулся.
     - А ты здорово дерешься! Где это ты так наловчился?
     - Да так... С бродягами поскитаешься  -  еще  и  не  тому  научишься.
Жить-то надо. А что? Я один, что ли, такой?  -  Хенг  старался  как  можно
тоньше обойти эту тему. Очень уж не хотелось ей врать. А пришлось.  И  так
уж засветился.  Если  за  ним  сейчас  велось  наблюдение  -  жди  крупных
неприятностей. Не знают здесь, в этом мире, Боевых Искусств. А если где  и
знают, то сие пока что неизвестно. Ладно, девчонка в этом, понятное  дело,
не разбирается, но что, если их кто-то видел?
     - Да ладно, я же только спросила. А как тебя звать?
     - Хенг я. А тебя как?
     - А меня звать Алоста. Мы тут с тетушкой на  Змеиной  живем.  Прядем,
вяжем, этим и кормимся. А знаешь, почему наша улица Змеиной называется?
     - Нет. А правда, почему?
     - Про это даже сказка такая есть. Или легенда, я не  знаю.  В  старые
времена был богатырь, он однажды отправился в горы и встретил там  девушку
неописуемой красоты. Пал он перед ней на колени, хочу, дескать, тебя взять
в жены. А та ему отвечает: "Ты же ничего обо мне не знаешь,  не  пожалеешь
потом?" А он ей говорит, о чем ты? Мое сердце, говорит,  отдано  тебе.  Ну
ладно, отвечает красавица, ступай домой, я сама к тебе приду скоро.  А  ты
жди меня, к свадьбе готовься. Ну, богатырь домой отправился, ждет. И вот в
полночь как-то раз грохот раздается, трясется земля. Выскакивает  богатырь
из дому с мечом, видит - огромная змея ползет, все на своем пути  сметает,
дома рушатся, люди выбегают, бабы ревут,  дети  плачут  -  ну,  кошмар,  в
общем. "Кто ты, чудовище? - закричал богатырь. - Как ты  смеешь  тревожить
людской покой! Я зарублю тебя этим мечом!" А змея ему и говорит:  "Как  же
не узнал ты своей суженой? Я же и есть та  девушка,  что  ты  полюбил.  Да
только не знал ты, что я - дочь змеиного царя. Днем я - человек,  а  ночью
должна превращаться в змею. Ну как, принимаешь свою невесту?"
     А богатырь вскричал: "Врешь, чудище, я  давал  слово  девушке,  а  не
змее!". И бросился на нее с мечом. Ну, он сильный богатырь был,  отсек  ей
голову. И как только откатилась ее голова, смотрит богатырь - а перед  ним
лежит прекрасная девушка. Мертвая.
     Вот такая сказка. А еще говорят, что все это в нашем городе  было,  и
улицу, по которой змея ползла, так и назвали потом Змеиной.  А  уж  что  с
богатырем дальше было, я не знаю.
     - Наверное, ему памятник поставили, - помолчав, буркнул Хенг.  -  Как
спасителю населения. А потом он женился на толстой бабе,  и  она  нарожала
ему десять крикливых детей.
     - Наверное. Слушай, мне пора. Может, пойдем уже?
     - И в самом деле. Эти парни, видать, уже очухались и уползли.  Только
я на всякий случай тебя провожу.
     - До самого дома?
     - Могу и до самого дома. Только как бы твоя  тетушка  нас  вдвоем  не
увидела.
     - Да что она, съест тебя, что ли? - негромко рассмеялась Алоста. - Ты
ее не бойся. Она добрая.
     ...Он проводил ее до самого дома. И лишь там, на пороге, вспомнил про
перевязь с сумками, опрометью бросился искать. Разумеется, на месте  сумок
не  оказалось.  Побитые  молодцы,  видимо,  прихватили  их  с  собой   как
компенсацию за ущерб. А может, соседи постарались. С них станется.
     И пришлось идти домой без сумок, с понурым видом  объяснять  Старику,
что напали  бродяги,  отняли  и  были  таковы.  И  конечно,  после  долгих
распеканий Старик снял со стены плетку. Целую неделю Хенгу пришлось  спать
на животе.
     Вот тогда все у них с Алостой и началось.



                                    3

     Опасения оказались напрасными. Старик сегодня запаздывал,  и  до  его
прихода Хенг управился с делами. И сидел на кухне, на дочерна прокопченной
лавке, не зная, чем бы себя занять. Кухарка Митрана, бормоча  что-то  себе
под нос, возилась у плиты.
     - Тебе, может, помочь чего? - время  от  времени  спрашивал  Хенг.  -
Помои вынести, или как?
     Ему было жаль  старуху  Митрану,  похожую  на  бурую  тощую  мышь,  с
красными,  слезящимися  от  вечного   дыма   глазами.   Старуха   страдала
ревматизмом, поясницей и еще по меньшей мере дюжиной неприятных  болезней,
но плакаться не любила. А может, боялась накликать беду.
     - Сиди уж, сам, поди, наработался, - добродушно ответила  Митрана.  -
Подожди, сейчас я вот тебе оладушек напеку, пожуешь, пока хозяин не видит.
     - Да ладно, перебьюсь я,  не  делай  лишнего.  Скоро  инквизитор  наш
заявится, так и так ужинать будем. Что я, с голоду помираю?
     -  Ну,  от  миски  оладушек  вреда  не  будет,  -  когда   появлялась
возможность  его  покормить,  Митрана  проявляла   неожиданную   для   нее
твердость. - Ты молодой, тебе расти надо. Что ж это за безобразие, кожа да
кости. Не мальчик, а просто жердина какая-то.
     Послушать Митрану, Хенгу стоило бы  брать  пример  с  борова  Вукуту,
который предназначался под нож к зимнему празднику.
     - А я что, не расту? - удивился Хенг.
     - Растешь, да только не в ту сторону, - решительно заявила Митрана. -
В тебе же и весу никакого нет, один рост. Жердина, она и есть  жердина.  И
что за мальчик такой...
     - Какой я тебе мальчик, - обиженным голосом, стараясь скрыть  улыбку,
буркнул Хенг. - Мне уже семнадцать. Скоро будет. Мальчики  -  это  которые
вон по улице без штанов бегают.
     - Ну, мужичок, прости. Забыла я, ты-то в штанах.  Только  я  не  твоя
девочка, не Алоста. Я же  старая  бабка,  для  меня  вы  все  мальчики  да
девочки...
     Митрана вздохнула и молча принялась за тесто.  Хенг  тоже  затих.  Он
знал, о чем она сейчас думает. Ее  сыну,  Гонсору,  сейчас  тоже  было  бы
семнадцать. Могло бы быть.  Судьба,  однако  же,  решила  по-другому.  Это
случилось три года назад, когда  Митрана  с  сыном  жили  в  Куягу-Сол,  в
вотчине князя Ашла-лоса. Мелкий князек, захудалый, но  у  себя  в  родовых
владениях держался царем вселенной. Митрана мыла полы в княжеском  тереме,
а Гонсор  прислуживал  князю  за  трапезой.  И  в  один  злосчастный  день
умудрился пролить тарелку  супа,  забрызгав  княжеский  бархатный  кафтан.
Князь  Ашла-лос  в  гневе  распорядился  отправить  мальчишку  на  псарню,
запороть воловьими жилами до смерти, а если оклемается - бросить в  волчью
яму. Была у князя такая. Сажени три глубиной, сверху -  решетка,  а  внизу
двое  или  трое  голодных  волков.  Их  полагалось  изредка  подкармливать
объедками - если не случалось более сытной пищи.
     Все,  что  велел  князь,  было  аккуратно  исполнено.  Ей   позволили
взглянуть на сына - перед тем, как поднять решетку и столкнуть в  яму  то,
что от него осталось. Это стоило  Митране  золотой  монеты,  единственной,
припасенный на черный день.
     После этого она ушла из Куягу-сол. Точнее  говоря,  сбежала.  Просила
милостыню, скиталась, в конце концов добрела до имперской столицы,  а  тут
мыкалась, покуда судьба не столкнула ее со  Стариком.  Тот  повел  себя  в
высшей степени достойно. Принял  ее  на  должность,  даже  плату  назначил
(мизерную, конечно). Год назад возникло дело - Митрану случайно увидели на
базаре княжеские  слуги,  посланные  в  столицу  по  какой-то  надобности.
Крикнули стражу - дескать, беглая крепостная, держи ее!  Стража,  понятное
дело, не решилась хватать  служанку  господина  старшего  инквизитора,  ее
отпустили домой, но неугомонные княжеские посланцы заявились и туда.
     Старик вышел им навстречу с тростью и велел убираться вон. И вдобавок
передать князю,  что  Священное  Ведомство  весьма  интересуется  чистотой
княжеской веры. Что поступили очень занятные материалы. И наверное, вскоре
блистательному князю Ашла-лосу придется направить  свои  стопы  в  столицу
Империи, чтобы дать в Священном Ведомстве подобающие объяснения.
     После чего прогнал слуг тростью.



                                    4

     Старик  заявился  домой  лишь  когда  зеленая   полоска   на   западе
растворилась в теплой, болотистой жиже сумерек. В час, когда, по  здешнему
выражению, вещи и тени меняются местами.
     Он был необычно молчалив, и, как показалось Хенгу, чем-то  расстроен.
Буркнув что-то вроде приветствия, Старик сунул ему в руки трость и  шляпу,
а потом, не сняв форменного синего плаща, забрался по  скрипучей  лестнице
наверх, в свои покои. И надолго там застрял. Видно, молился.
     - Не в духе он сегодня, - задумчиво протянула Митрана. - Не след  ему
сейчас под руку попадаться. И с чего бы оно?
     - Ну, мало ли у старика нашего  служебных  неприятностей,  -  ответил
Хенг. Он наконец нашел себе дело, вооружившись шилом и  суровыми  нитками,
чинил порвавшиеся туфли. - Знаешь, мудрые не любят сидеть  высоко.  Падать
оттуда болезненно.
     - И где ты этих выражений  понабрался?  -  вздохнула  Митрана.  -  Не
вздумай при хозяине такое ляпнуть. У нас вот иначе  говорили,  в  деревне:
"Мал язык был, да горяч, от него пожар случился..."
     - Да ладно тебе, - сказал он хмуро и  добавил:  -  Главное,  мне  тут
торчать, пока его благобдение инквизитор не соблаговолит откушать.  А  он,
между прочим, не торопится. А у меня, между прочим, дела.
     - Знаю я твои дела, - тут же заворчала Митрана.  -  Мал  ты  еще  для
таких дел. Подрасти бы еще надо. Подождать.
     - Уж не до восьмидесяти лет? - ядовито поинтересовался Хенг.
     Митрана не успела ему ответить. Раздался тяжелый стук шагов.  Старик,
переваливаясь словно откормленная утка, спускался с лестницы.
     - Ну, и долго я буду ждать ужина? Будут меня кормить в этом доме, или
как? - мрачно сказал он, входя нам кухню. - Вы я вижу, тут прохлаждаетесь,
вместо того, чтобы, как надлежит...
     - Да у меня все готово, ваше благобдение, -  засуетилась  Митрана.  -
Извольте пройти в трапезную палату, сейчас в  один  момент  все  будет  на
столе.
     - Ну, смотрите у меня, - явно смягчившись, заявил Старик.


     Насытившись, он некоторое время сидел молча, видимо, прислушиваясь  к
своему животу. Все такой же грузный, мрачный,  седой.  Хенг  снова  поймал
себя на мысли, что жалеет его. В принципе, Старик не так уж  и  плох.  Тем
более, он болен и одинок. И (Хенг знал это)  постоянно  думает  о  смерти.
Готовится. Тоскливо, наверное,  если  лишь  этим  голова  забита.  Но  что
поделаешь - профессия  сказывается.  Священнослужитель  четвертого  ранга,
старший инквизитор столичного Ведомства.
     - Как показался вам  ужин,  -  ваше  благобдение?  -  робко  спросила
Митрана, желая разрядить обстановку.
     - Как всегда, неплохо.  Весьма,  да...  Впрочем...  Хм-м...  -  мысли
Старика были заняты чем-то другим.
     - Что-нибудь случилось, ваше благобдение? - поинтересовался Хенг. Ему
и в самом деле стало интересно: как среагирует Старик на  такую  дерзость.
Слугам не полагается проявлять любопытство к хозяйским делам.
     - А, что у нас может случиться, - махнул рукою Старик. -  Все  у  нас
как всегда. Работы вот только  с  каждым  днем  все  больше  -  с  головой
зарываюсь, и конца-края не видать.
     "Ишь ты, - мысленно присвистнул Хенг. - Видно, и впрямь  умотался  он
будь здоров.  Ни  тебе  лекций  о  должном  поведении,  ни  напоминаний  о
благодарности... Интересно."
     - Сегодня ведьму допрашивал, - помолчав, сказал вдруг Старик.
     - Ну, и как, призналась? -  вновь  полюбопытствовал  Хенг,  стараясь,
правда, придать голосу надлежащую почтительность.
     - В том-то и дело, что нет, - устало буркнул Старик. - Значит,  опять
долгая возня... Опять писанины гора, опять по ночам работа.
     -  А  что  же  вы  лично-то  допрашиваете?  -  совсем  уже  забыв  об
осторожности, продолжал задавать вопросы Хенг. - У вас, никак,  помощников
чуть ли не сотня.
     - Ну да, помощники, - старик мрачно ухмыльнулся. - Это, знаешь, такие
помощнички, что лучше уж все самому. Им только дай... Они тебе за два часа
протокол сляпают, заключеньице - и на  костер.  А  чтоб  разобраться,  как
положено, на такое они не горазды. А там кто ее знает,  может,  она  и  не
ведьма вовсе. Бывали такие случаи, да,  бывали.  Вот  помнится,  лет  пять
назад...
     Старик внезапно замолчал, удивленно  глядя  перед  собой  водянистыми
усталыми глазами. Точно он  на  мгновение  забыл,  где  находится,  с  кем
говорит - и мучительно вспоминал. Потом  он  весь  побагровел,  ударил  по
столу кулаком так, что посуда загремела.
     - Вот отсюда! Все вон! Знайте свое место, свиньи!



                                    5

     Сумерки сгустились, и все вокруг заволокло  плотной,  тяжелой  тьмой.
Скрылись дома, мостовые, и лишь тусклые,  далекие  огоньки  чьих-то  окон,
казалось, говорили о том, что где-то есть  еще  люди.  Ночью  пространство
жило своей, странной  и  неприятной  жизнью.  Все  расстояния  необъяснимо
вытянулись, углы  заострились,  камни  мостовой  норовили  зацепить  ногу.
Ватная тьма спрятала почти все звуки - у Хенга  временами  было  ощущение,
что он идет по морскому дну.  Сколько  ни  живи  здесь,  а  все  равно  не
привыкнешь. То ли воздух такой, то ли сама атмосфера этих мест  -  гнилая,
мертвая, и в то же время хищная, затаившаяся перед прыжком.
     До Змеиной улицы идти было всего-ничего, но это -  днем.  Сейчас  же,
после первой стражи, приходилось шагать осторожно.  Иначе  запросто  можно
наткнуться на какое-нибудь  бревно,  брошенную  пустую  бочку,  угодить  в
сточную канаву. Или того хуже -  привлечь  внимание  городской  охраны.  И
доказывай потом, что ты не грабитель, не вор, и вообще.
     Наконец он добрался до небольшого, глубоко  вросшего  в  землю  дома.
Алоста должна быть сейчас одна, тетка  ее,  наверное,  все  еще  торчит  у
соседки. Она иногда и заполночь там засиживается. А Алоста  все  равно  не
ложится, ждет ее. Или его.
     Хенг остановился. Что-то было не  так,  что-то  его  смущало.  Спустя
секунду он понял - в доме темнота. Ни лучика света. А ведь  обычно  Алоста
сидит при свече. А то и масляную лампу жжет, если, конечно,  масло  у  них
есть. Но сейчас дом казался черной глыбой,  сгущением  тьмы.  Странно  все
это. Очень странно.
     Он тихонько постучал костяшками пальцев в перекошенную, просевшую  на
ржавых петлях дверь. Подождал. Ни звука. Хенг уже собирался  уходить,  как
где-то в глубине дома послышались тихие, слегка  шаркающие  шаги.  Это  не
Алоста, у нее шаги как у птицы, быстрые, легкие. Неужели  тетка  вернулась
раньше обычного? Видно, они уже легли. Ну, теперь будет...
     - Кто там? Кто? - послышался  шелестящий,  испуганный  голос  тетушки
Конинте-ра.
     - Это я, Хенг, - он старался говорить как обычно, но непонятно откуда
взявшаяся нервная дрожь исказила его голос. - Я слишком поздно,  наверное?
Тогда я пойду, простите. Я тогда завтра приду.
     - Нет, не уходи, - прошелестела тетушка. - Погоди, я сейчас.
     Она принялась греметь засовами, навесными  цепями,  и  спустя  минуту
приоткрыла дверь. На самую малость - так, что едва можно было войти.  Хенг
быстро проскользнул в сени, тетушка  тут  же  начала  накладывать  засовы,
после чего зажгла лучину. Тьма  немного  расступилась,  и  Хенг  удивленно
хмыкнул - тетушкино  лицо  было  бледным  точно  мукой  обсыпанное,  глаза
ввалились, плечи беззвучно тряслись. Такой Хенг ее никогда еще не видел.
     - Стряслось чего? - почему-то шепотом спросил он. Тетушка кивнула  и,
не слова не говоря, потащила его в свою комнату.



                                    6

     - Ну, так чего у вас? А где Алоста?  -  голос  его  был  спокоен,  но
склизкие, нехорошие предчувствия уже обволакивали сердце.
     Тетушка  Конинте-ра  помолчала,  всхлипнула,  а   потом,   решившись,
произнесла:
     - Алосту забрали.
     - То есть как это забрали? - удивленно спросил Хенг, но еще не кончив
говорить, понял - удивляться нечему. Не первый же день он тут, насмотрелся
всякого.
     - А вот так, забрали. Утром  еще.  Пришли  двое,  показали  бумагу  и
увели. А за что, почему - не сказали.
     - Да кто ее забрал? - едва не вскричал Хенг. - Кто это был?
     Тетушка вновь всхлипнула, отдышалась.
     - Священное Ведомство, кто же еще. Синие плащи. Да  и  на  бумаге  их
знак - орел с факелом.
     Хенг вздрогнул. Вот, значит, как.  Хуже  не  придумаешь.  Оттуда,  из
Ведомства, не возвращаются. Старик об этом говорил. Оттуда всего лишь  две
дороги. Виновен - на костер. А если и окажешься без вины -  в  темницу  до
конца жизни. Подозрение-то остается. Да и чтобы не болтал потом лишнего.
     - За что ж ее?
     - А кто знает? Эти разве скажут? Да и не их это дело,  объяснять.  Их
дело - тащить. А только я  думаю,  в  колдовстве  подозревают.  Не  иначе.
Скоро, думаю, и мой черед настанет.  Ихняя  метла,  она  чисто  метет,  ни
соринки не оставит.
     - Да какая же она колдунья? - Хенгу не пришлось стараться,  изображая
возмущение. Он и так еле держал себя в руках. - Разве колдуньи такие?  Они
же старые все, смуглые, с горбатыми носами.
     -  Маленький  ты  еще,  -  вздохнула  тетушка.  -   Сказкам   веришь.
Колдуньи-то, они всякими бывают. Алоста наша, конечно, ни сном ни духом, а
как докажешь? Я вот думаю, может, кто из соседей донес.
     - Это о чем еще?
     - Да было тут дело, - смущенно отозвалась тетушка. - У соседки нашей,
Гуарады, сынок маленький, Сидги, может,  знаешь.  Ну,  бегал  он  на  днях
где-то с ребятишками, ногу поранил. А рана-то  нехорошая  оказалась,  нога
опухла. И