предназначения работу, которую больше некому и до-
верить,  приходится самому шелестеть по дряблой листве, размывать сле-
жавшуюся  хвойную подстилку и гадкими ледяными струйками шарить у меня
за воротом.
     И конечно, поднимался от размякшей земли удушливый грибной дух, и
мне хотелось плакать,  как будто сейчас тот день,  да, собственно, так
оно и было, глянув вниз, я обнаружил на себе серенькие тесные джинсы с
покоробившейся заплаткой на левом колене,  и понял, что надо бежать от
шоссе вглубь леса,  бежать,  ни о ч„м не думая,  потому что уже слышны
становятся крики Голошубовской команды, их распал„нное дыхание и нече-
ловеческий гогот.
     И я действительно кинулся было в т„мный провал леса, но зацепился
за  еловый  корень и об него же и расплющил бы сво„ лицо - не сгруппи-
руйся в последнюю секунду,  приземлившись на согнутые в  локтях  руки.
Тогда и утянулось наваждение,  и вновь была на мне пятнистая камуфляж-
ка,  на груди болтался тупорылый автомат, и мо„ отделение окружало ши-
рокую, придавленную низким небом поляну.
     Оттуда несло горьковато-кислым дымом, и слышалась странная, моно-
тонная музыка.  Она казалась похожей сразу на все известные мелодии, и
в то же время я не мог сказать, чтобы ноты сменяли друг друга. Да это,
собственно,  и музыкой трудно было назвать - скорее, некий хор подзем-
ных карликов в„л ритуальную песнь.
     Конечно, карлики - плод моего изд„рганного воображения,  там,  на
поляне, происходило нечто куда более гнусное. Там действительно совер-
шался Большой Осенний Ритуал,  и мне,  к сожалению,  известны были его
гадкие подробности.
     Потом, в залитых люминисцентным светом камерах следственного изо-
лятора, Рыцари окажутся жалкими перепуганными людишками, - или, напро-
тив, спокойными, преисполненными какого-то вес„лого презрения - но вс„
равно обычными подданными Великой Державы,  простыми как таблица умно-
жения.
     Но это потом,  а сейчас они - нечто иное, они поворачивают реаль-
ность, к ним уже, судя по времени, сошла сила.
     Сейчас они опасны как никогда, но только сейчас их и можно брать,
- таков один из неприятных парадоксов нашей профессии.
     Сейчас... Вот около раскидистого вяза сжались две тонкие  фигурки
- наверное,  Игор„к Канер и Л„ха Соколов. Метрах в двадцати от них за-
мерли Копылов с Курилкиным,  а ещ„ правее, почти уже у самого края по-
ляны - Санька Пургин с Андрюшкой Гусевым.  А дальше, ломаным кольцом -
я их, разумеется, не вижу, но знаю - другие, готовые мгновенно распря-
миться,  едва лишь я подам голос. Жаль, не воспользуешься рациями - но
если уж Большой Осенний Ритуал, техника бесполезна, сколько е„ ни свя-
ти.  Добро ещ„, огнестрельное оружие действует. Хотя вс„ равно Рыцарей
надо брать живыми.
     Сейчас... Я сам не понимал,  почему медлю,  ведь уже пора, но тем
не  менее  застыл в тоскливой неподвижности,  музыка обволакивала меня
невидимой глазу липкой паутиной, и даже, как временами приходило мне в
голову,  - вплетала в себя.  Тягучая,  монотонная,  такая же безнад„ж-
но-серая,  как этот мелкий дождик или прогибающееся от своего  т„много
веса небо, она парализовала меня. И то же самое - я знал - происходило
сейчас и с другими.  Музыкальная шкатулка - вот как это называется  на
нашем профессиональном жаргоне.  Слышать про не„ приходилось,  но лишь
сейчас - вляпались.
     С каждой секундой музыка становилась вс„ тяжелее и  противнее.  И
кроме того,  затылком я чувствовал чей-то любопытный взгляд, хоть умом
и понимал,  что такого быть не может,  чудится всякая хренотень,  ведь
Рыцари  -  вот они,  впереди,  на поляне,  сгрудились возле синеватого
костра. Но тем не менее взгляд буравил мне спину, и не ощущалось в н„м
даже и ненависти, а лишь - вес„лый какой-то интерес.
     Не было сил обернуться.
     И вс„-таки  я обернулся.  Резко д„рнулся,  с кровью отдирая музы-
кальную паутину от кожи,  собрав последние ошм„тки воли, через "не мо-
гу",  сквозь  заросли цепкого страха,  сквозь буреломы гнилых мыслей -
прорвался вс„ же, пролез.
     Или меня протащили...
     Впереди никого не оказалось - лишь давно не мытая,  в бурых пот„-
ках стенка, по которой расползались бесформенной сетью ниточки трещин.
Я почему-то сразу понял,  что это  -  монастырская  келья.  Но  только
что-то в ней было не так.
     Потом стало ясно,  что же именно.  Здесь не обнаружилось ни одной
иконы, видно, чья-то лапа давным-давно похозяйничала, оголяя стены.
     Впрочем, келья вообще зияла первобытной пустотой.  Лишь воткнутый
в медное кольцо возле низенькой двери, чадил догорающий факел. А в уз-
ком окне, ощерившимся пыльными остатками стекла, серел мокрый рассвет.
     Кажется, время ощутимо ускорилось.
     Над ухом у меня заполошно взвизгнул комар, я отмахнулся - и вдруг
застыл,  чувствуя,  как  холодный  камень пола становится затягивающей
трясиной. Потому что келья изменилась.
     Теперь здесь был низенький колченогий столик,  а на н„м - неправ-
доподобных размеров стальное блюдо с выщербленными краями.
     С блюда  уставилась на меня пустым оловянным взглядом собачья го-
лова - та самая, иссине-ч„рная, в клочьях свалявшейся шерсти, и гнилая
пасть вновь раззявилась,  и змеился между ж„лтых клыков распухший т„м-
ный язык, облепленный сонными, с бронзоватым отливом мухами.
     Губы мои привычно д„рнулись, но я вдруг с тоскливым отчаянием со-
образил,  что  не  помню ни одной молитвы.  Спасительные слова,  точно
обернувшись юркими тараканами, разбежались по пыльным углам.
     Единственная оставшаяся в голове мысль,  точно подстреленная пти-
ца,  билась о стенки черепной коробки: бежать! Немедленно бежать отсю-
да, пока не случилось того, о ч„м я, если и знал, то запрещал себе ду-
мать.
     И однако  же  я стоял,  тупо глядя в бесцветные м„ртвые глаза,  и
дождался-таки,  идиот:  бурый язык шевельнулся,  челюсти сдвинулись, и
плотную тишину разодрали царапающиеся слова:
     - А теперь грибочков покушай!
     Я сжался,  понимая, что ещ„ одна е„ фраза - и прид„т смерть. Нет,
не стоит себе врать - нечто гораздо худшее. Заткнуть, заткнуть ухмыля-
ющейся гадине пасть!
     И опять что-то изменилось.  Неуловимо быстрое движение, мелькнув-
шая за окном тень - и запыл„нный футбольный мяч, выдавив острые оскол-
ки, ворвался в келью - прямо в оскаленную собачью глотку.
     Но резко сжались гнилые челюсти,  клацнули зубы, и вот - мяча уже
нет и в помине, а довольная тварь опять смотрит на меня. Только теперь
в е„ глазах я заметил что-то новое - не то злость, не то страх.
     И ещ„ - смотрела она не столько на меня, сколько вперилась в пра-
вую мою руку,  на которой что-то прерывисто бь„тся - нет,  не пульс, а
компас налился вдруг свинцовой тяжестью - как только выдерживает кожа-
ный ремешок!  - и стрелка бешено вращается,  точно пропеллер  древнего
самолета,  но что самое странное,  вс„-таки это был не компас, а часы,
круглый циферблат приблизился вдруг,  став огромным, точно он вделан в
грубые валуны Северной кремл„вской башни, и разразилсятаки серебрянным
переливчатым боем. Колокол надрывался, гудел, рвал вокруг меня остатки
ночной одури - и я разлепил слезящиеся глаза.
     Солнце заливало комнату, золотило прожилистое дерево стен, и пля-
сала на полу рябь от колыхавшейся за окном бер„зовой листвы.
     Где-то вдали бухал колокол - по всему видать, звонили к литургии.
     Храм, как это чаще всего бывает, внутри оказался гораздо простор-
нее,  чем  если  глядеть  с  улицы.  Точно открылись в н„м неожиданные
пространства,  заполненные гулким прозрачным воздухом, в котором пере-
мигиваются друг с другом беспокойные огоньки свечей. Плыл повсюду л„г-
кий,  смолистый аромат ладана,  и мне на какую-то секунду  показалось,
что я стою среди залитого полуденным солнцем старого соснового бора.
     Народу было  не  слишком  много - оно и понятно,  обычное воскре-
сенье, не великий праздник. В основном - пожилые т„тки, кое-кто с мла-
денцами на руках,  эти стоят поближе к Царским вратам,  ожидая причас-
тия.  Малышня постарше, способная передвигаться самостоятельно, именно
этим  и  занималась - детишки шныряли от иконы к иконе,  протискиваясь
между молящимися, точно между древесными стволами. Наверное, с их точ-
ки зрения сравнение с лесом куда как уместно. В общем, такая привычная
храмовая обстановка - как всюду, будь то шумная, суетливая Столица или
затянутая провинциальной ряской Тьму-Таракань.
     Рядом, у ослепительно-белой стенки, сидела на раскладном стульчи-
ке сосредоточенная старуха, едва заметно шевелила губами и мелко крес-
тилась невпопад.  Чем-то она неуловимо походила на т„тю Варю,  и мысли
мои тут же перескочили в завтрашний день,  когда я,  оставив позади  и
поезд, и старенький помятый автобус, не спеша пройду по извилистой по-
селковой улице,  толкну зел„ную калитку, и та протяжно скрипнет, пово-
рачиваясь на заржавленных петлях. Чуть больше суток осталось, думал я,
мысленно подпевая хору.
     Тот не старался поразить воображение прихожан торжественным  зна-
менным распевом,  на клиросе,  видимо,  помнили, что "устроение важнее
настроения" - и отч„тливо вытягивали слова,  лишь какой-то  неуловимой
интонацией подч„ркивая особо важные места.  Вот так же поют и у нас, в
Покровском соборе.  Будто и не уезжал я из Столицы ни в какой  Барсов,
будто сейчас, когда пропеты слова "всякое ныне житейское отложим попе-
чение", распахнутся Царские врата, и выйдет наш старенький настоятель,
отец Аркадий, испрашивая благословение у Господа на всех зде предстоя-
щих и молящихся.
     Но вышел,  конечно, не отец Аркадий - иллюзия схлынула, и я стоял
вс„-таки в соборе Петра и Павла,  в изнывающем от жары городе Барсове.
Впрочем, жара набирала сейчас силу там, за стенами, а в храме было да-
же слегка прохладно - точно дунул мне в лицо невидимый ветер.
     Из Царских врат вынесли похожую на копь„ высокую свечу, и появил-
ся священник.  Лет сорока, а может, и постарше, он был высок и светло-
волос.  Длинная его борода, смахивающая на наконечник стрелы, чуть за-
диралась кверху, а глаза смотрели, как мне вдруг показалось, чуть рас-
терянно.
     Это был,  разумеется, отец Николай, о котором давеча говорила мне
старуха Кузьминична.  Странное дело,  никогда раньше я не видел  этого
батюшку,  но почему-то возникло у меня чувство,  будто узнал его - как
узна„шь близкого человека,  с которым не виделся много лет.  Я сам  не
понял, с чего бы это.
     Служба меж тем шла своим привычным ходом,  отзвучал евхаристичес-
кий канон, окончилось причастие, а я вс„ думал - откуда же взялось уз-
навание?  И лишь когда,  в самом конце,  после завершительного псалма,
отец Николай вышел с крестом читать проповедь,  я понял вдруг, кого же
он мне вс„ это время напоминал.  Григория Николаевича,  кого же ещ„! И
хотя внешне ничуть они не были похожи,  Григорий Николаевич темноволо-
сый и щуплый,  а этот - точно богатырь из былины, но сходство не вызы-
вало у меня сомнений. Быть может, голосом, а вернее, манерой речи, они
неуловимо смахивали друг на друга.
     Когда проповедь завершилась, и народ потянулся ко кресту, мне да-
же захотелось остаться - поговорить с ним.  Непонятно,  с  чего  вдруг
возникло это желание.  Да и о ч„м говорить? Не хотелось мне выдумывать
искусственный повод, а естественного не находилось.
     Поцеловав старенький медный крест,  я поймал на себе взгляд  свя-
щенника - быстрый и почему-то настороженный.  Впрочем,  неудивительно.
Городок мелкий,  появление незнакомого человека в храме - само по себе
событие.  Но  не объяснять же ему,  кто я и откуда.  Да и что бы я ему
сказал - легенду или правду?
     И то, и другое говорить в равной степени не хотелось.

                        Глава 8. За чайничком.

     Я вышел из храма на площадь - и сразу же окунулся в пыльную,  до-
водящую  до бессильной злости жару.  И время-то - одиннадцатый час,  а
кажется,  будто заполдень - так печ„т одуревшая  звезда.  Она,  должно
быть, перепутала наши северные края с экватором.
     А самое противное заключалось в том,  что заняться мне было реши-
тельно нечем.  Идти домой,  на Старопетровскую? Так Никитич ещ„ споза-
ранку  умотал по своим плотницким делам.  Воскресенье ли,  будни,  ему
сейчас поровну - заказчик жд„т.  А в здешней глуши, как давеча втолко-
вывал он мне,  халтура на дороге не валяется. Наш„л чего - зубами вце-
пись и землю рой. Вот он и роет.
     И вся пустота бездонного дня,  все его  долгие  предстоящие  часы
как-то  вдруг  сразу  обрушились  на  меня - будто набросили на голову
скучное,  пропахшее клопами ватное одеяло.  Уйма времени, которое надо
убивать - а не хочется пачкать руки.
     Ничего другого мне не осталось, как направиться в городской парк.
Как и вчера,  посижу где-нибудь там в тени, книжку почитаю, а потом...
Что-нибудь, наверное, будет и потом.
     Барсовский парк  действительно  оказался настоящим парком,  не то
что обозначаемые этим громким словом многочисленные чахлые скверики  у
нас в Столице.  Видимо,  в старину его творил какой-нибудь иностранный
архитектор по заказу сиятельного графа. Тот, надо полагать, облизывал-
ся  на западную культуру точно кот на сметану,  вот и не пожалел през-
ренного металла. Позднее, по всей вероятности, тряхнуло мошной и мест-
ное купечество - тоже,  понимаешь,  не лыком шиты,  не пальцем деланы.
Проходили тут народные гуляния,  свадьбы, раскидывали свои полотнянные
шатры заезжие циркачи.
     А ныне  здесь имела место площадка с аттракционами (Никитич гово-
рил,  когда-то они работали),  пара киосков, где продавали помятые ва-
фельные стаканчики мороженного, редкие будочки с квасом и, разумеется,
пивные ларьки,  оплот цивилизации.  Возле них было шумно и людно - ещ„
бы, воскресенье, законный выходной.
     Пива мне,  вообще говоря,  хотелось, но с другой стороны, незачем
выходить в народ - наверняка не один Никитич в курсе  вчерашних  собы-
тий,  городок маленький, новости расползаются как тараканы... Я напра-
вился дальше,  к пруду.  Оттуда доносился торжествующий детский  визг,
слышалась  нестройная  музыка - перекрывали друг друга разные станции.
Что поделать,  такой уж культурный обычай - раскинуться на пляже в об-
нимку с радиобубнилкой.  С той,  что изготовлена,  быть может,  руками
старательного радиомонтажника Л„хи Бурьянова,  имеющего квартиру, жену
Ленку и кое-какие личные проблемы.
     Пруд имел  внушительные размеры,  назови его озером - не так уж и
ошиб„шься.  Пологие берега, казалось, были смазаны плотным слоем заго-
рающего населения,  от воды летели брызги пополам с воплями, и вс„ это
сдабривалось музыкальными приправами.
     Появилось и у меня желание бултыхнуться  в  т„плые  гостеприимные
волны,  но по здравом рассуждении с этой идеей пришлось расстаться. Не
подумал я в сво„ время, не сделал поправки на жару, на возможное нали-
чие водо„ма - вот и явился в славный город Барсов без плавок.  А обой-
тись без оных не позволяла мне врожд„нная интеллигентность.
     Поэтому, отойдя подальше,  я обнаружил искомую скамеечку и распо-
ложился там с книжкой. И вроде бы неплохая книжка, Чалов - автор инте-
ресный,  хотя и с известными закидонами. Но видно, въехать в его роман
мне пока не судьба.  Ещ„ в пятницу я начал читать,  в поезде, а одолел
всего-то две первые главы.  Не лезли мне в голову  проблемы  художника
Черницкого  и его многочисленных женщин.  Прямо как в анекдоте - не до
грибов, Петька. Не то настроение.
     Я не знал,  как избавиться от угнездившейся внутри тягости,  да и
не понимал толком,  откуда она взялась.  Самое поганое состояние - бо-
лит,  а неизвестно что.  И где.  И зачем. Одно ясно, надо потерпеть до
завтра, а там, в Грибаково, все эти пиявки отвалятся сами собой.
     И тут  мо„ самокопание было прервано звуками ну явно уж посторон-
него происхождения. Захлопнув книгу, я поднял голову.
     Впереди, в кустах бузины возле огораживающего парк забора, слыша-
лась отчаянная возня.  Чей-то тонкий крик, пыхтение, ломающимися голо-
сами извергаемая матерщина.
     Ну вот и оно,  мелкое воскресное приключение. Похоже, пора вмеши-
ваться. Больше-то вс„ равно заняться нечем.
     Я ухватил  сумку  за болтающийся наплечный ремень и,  стараясь не
шуметь, двинулся к кустам.
     Картина была ясная.
     К забору прижимался острыми лопатками конопатый пацан. На вид ему
я  не  дал бы больше двенадцати.  Двое оболтусов допризывного возраста
держали его за руки,  а третий,  мелкий шкет в канареечного цвета фут-
болке, деловито шарил по карманам жертвы.
     - Ну что я вам сделал? Пустите меня, - тоскливо, ни на что уже не
надеясь,  подвывал ограбляемый пацан.  Или, подумалось мне, правильнее
сказать, грабящийся. - Не лезь, я вс„ про вас Петровичу скажу!
     Но, как  я  у  кого-то  когда-то вычитал,  точно в землю уш„л его
крик.
     - А кстати,  на кой хрен именно Петрович?  -  поинтересовался  я,
раздвинув кусты. - Я, случаем, не могу его заменить?
     Парни д„рнулись.
     - Ты ч„, мужик? С прибабахами?
     - Вот что,  ребятишки,  - хмыкнул я, разглядывая обстановку точно
художник Черницкий очередную натурщицу.  - У вас  есть  два  варианта.
Первый - это вы тихо-мирно летите отсюда.  Только сперва верните маль-
чику содержимое карманов.  Второй вариант напоминает первый, но с поп-
равкой - вы полз„те, размазывая по щекам красные сопли. Вс„ вместе на-
зывается свободой выбора. Уяснили?
     - Шибко грамотный,  в натуре,  да? - вскинулся один из парней, на
вид помощнее.  В голосе его ощущалась известная доля неуверенности - я
был несомненно старше и сильнее.  Но очень уж не хотелось улеп„тывать,
тем более, что численный перевес - на их стороне, а они - не какие-ни-
будь хухрики. Качки, крутые ребята.
     Григорий Николаевич в сво„ время про  таких  говорил:  "И  волком
выть хочется, и хвост щенячий".
     - Ладно,  друзья.  Я так понял, что летать вы не собираетесь, ибо
рождены ползать. Ну, сейчас отправитесь в нижнюю позицию.
     Отвесив легкий,  воспитующий пинок мелкому шкет„нку,  я аккуратно
ухватил качков за локти и, не давая опомниться, столкнул их лбами. По-
том разд„рнул - и вновь столкнул. Процедуру я повторил раза три, после
чего,  сунув  каждому под р„бра,  отшвырнул обоих на усыпанную гравием
дорожку. Весь сеанс занял пару секунд секунды, но секунда - вещь отно-
сительная.  Для них - мгновение, для поручика УЗВ - время достаточное,
чтобы,  как говаривал у нас в Училище капитан Васильев, инструктор ру-
копашного боя,  и мировые проблемы решить, и чашечку кофе не спеша вы-
пить.
     - Ну вот,  дети,  - обернулся я к извивающимся в пыли шпанятам, -
вы сами выбрали способ передвижения. Так что передвигайтесь, и побыст-
рее, потому что я могу и рассердиться.
     Как ни странно,  эти гопнички местного разлива  оказались  весьма
сообразительны.  Шкет„нок  - тот смылся мгновенно,  унося на обтянутом
выцветшими трениками заду отпечаток моей кроссовки.  Впрочем, он лома-
нулся  не  столь уж далеко - вон,  выглядывает из-за соснового ствола,
ожидая решения старших.
     Старшие решили организованно отступить. Сделали они это неохотно,
с натугой,  бормоча в мой адрес кровавые угрозы. Но вс„ же догадались,
что ожидало их в ином случае.  Наверняка где-то у  кого-то  сохранился
ещ„  телевизор  с  видеоприставкой,  насмотрелись подпольных фильмов с
единоборствами и непотребствами.  Местная полиция,  ясное дело, не че-
шется. Вроде бы как не такое уж и страшное нарушение. Хотя, между про-
чим,  за подобные дела можно по закону и годик  исправительного  труда
схлопотать.  "Хранение, употребление и извлечение доходов из предметов
разлагающей секулярной культуры", статья пятьсот восемьдесят вторая.
     Ладно, в течение ближайшего получаса побитые отроки явно не успе-
ют  собрать народное ополчение.  Можно не напрягаться.  Я повернулся к
мальчишке.  Тот, ещ„ не отлепившись от забора, смотрел на меня тревож-
но-восхищ„нными глазами.
     - Ловко вы их,  - протяжно выдохнул он, подбираясь поближе.