дника.
   - Что? Что случилось после того, как вы сели в машину?
   Кейси безуспешно пытался  вспомнить.  Сейчас  выходило  так,  что  из
памяти у него выпал не просто  конкретный  факт  или  мельком  сказанная
фраза, у него вообще образовался  провал  между  отъездом  из  Кремля  и
посадкой  в  стратоплан,   заполненный   серым   туманом   и   обрывками
впечатлений.
   Причем, если  бы  не  тщательный  допрос  Шульгина,  заставивший  его
разложить события дня по минутам, он  мог  бы  вообще  не  догадаться  о
потерянном куске жизни.
   Основные-то впечатления у  него  сохранились:  вызванное  встречей  с
контрразведчиком волнение, торопливые сборы  в  номере,  страх  случайно
встретиться в коридоре или  холле  с  Новиковым,  дорога  до  аэропорта,
облегчение, когда он занял свое место в салоне.
   Нормальное восприятие жизни  восстановилось  только  после  взлета  и
выпитого в баре стаканчика виски.
   Шульгин взял его за плечи, уперся зрачками в зрачки, зашептал странно
звучащие слова.
   После короткого приступа головокружения с сознания Кейси словно махом
сдернули пелену. События второй половины  дня  вновь  засверкали  яркими
красками, как  те  заснеженные  поля  и  перелески  Подмосковья,  сквозь
которые нес его автомобиль, когда вдруг выглянуло  из-за  туч  пока  еще
высокое солнце.
   Сидящий за рулем человек, до  этого  большую  часть  пути  молчавший,
повернул   к   своему   пассажиру   лицо,   выразившее   вдруг    острую
заинтересованность.
   - Вы, кажется, говорили, что господин Ньюмен оставил в  Мельбурне  на
хранение свою яхту. Как, хорошая?
   - Великолепная, - машинально ответил Кейси,  до  того  погруженный  в
собственные мысли о так грубо  прерванном  путешествии.  Он  рассчитывал
провести здесь еще не меньше месяца, потому и не  спешил,  тратил  время
удивительно нерационально.  А  теперь  уезжает,  не  увидев  большинства
музеев, не побывав в Петрограде, о котором слышал  столько  восторженных
отзывов. Может быть, еще удастся сюда приехать. Если  его  не  внесут  в
какие-нибудь "черные списки" нежелательных иностранцев. - Я таких раньше
и не видел. Как в кино из жизни старинных аристократов.
   - И что теперь с ней будет?
   - Как что?
   - Ну, если хозяин не явится за ней больше. Может такое случиться?
   "Даже так? - подумал Кейси. - Что же они на господина Ньюмена  имеют?
Может быть, он действительно  шпион,  а  все  его  книги  и  рассказы  -
чрезвычайно хитрая легенда? Какой в ней смысл, я не знаю,  но  если  все
же..."
   А водитель продолжал  гнуть  свое,  и  постепенно  Кейси  становилось
понятно, что его аккуратно подводят  к  мысли  забрать  яхту  себе.  Вот
именно так, как он и попытался это сделать.
   Следующий шаг  после  временного  задержания  экипажа  с  последующей
депортацией из страны беспаспортных бродяг (законы на этот счет  четкие)
- вывести "Призрак" в море, тщательно просмотреть судовые документы, все
лишнее уничтожить и в другом порту, в той  же  Аделаиде,  объявить,  что
яхта обнаружена в море без экипажа за пределами территориальных вод.
   По  известному   морскому   закону   она   автоматически   становится
собственностью первого, поднявшегося на борт. Вот и все.
   Очевидно, водитель машины был очень сильный гипнотизер, если, забыв о
самом  факте  внушения,  Кейси,  прибыв  в  Мельбурн,  немедленно  начал
действовать по предложенной схеме и опоздал совсем ненамного.
   Теперь Шульгину было понятно все, и претензии к Кейси снимались  сами
с собой. Противостоять кодированию  такой  интенсивности,  проведенному,
возможно, с использованием неизвестной аппаратуры, он, конечно, не  мог.
Мало того, ему еще дана была, как фанатичному проповеднику,  собственная
сила убеждения.
   Вряд  ли  обычному  человеку  так  просто  было  за  несколько  часов
мобилизовать на противоправные действия еще четверых, в принципе к таким
авантюрам не склонных.
   Остается их отпустить. Без извинений, конечно, но по-хорошему.
   - Подождите еще немного, я скоро вернусь.
   Шульгин вышел в коридор, пригласил в свою каюту  своих  "помощников".
Теперь это слово можно  было  смело  ставить  в  кавычки.  Но  вида  он,
разумеется, не подал.
   Осведомился о результатах проведенных ими опросов.
   Все сходилось. Каждый из четырех участников акции поодиночке  говорил
почти то же самое. Причем никто из них о дальнейших планах Кейси понятия
не имел.
   Первый этап операции предполагал только задержание членов  команды...
-  Что  ж,  -  сказал  Шульгин.  -  Будем  считать  всех   их   жертвами
добросовестного заблуждения. Сейчас подойдем к берегу, высадим  рядом  с
первым же населенным  пунктом,  и  все  на  этом.  С  Кейси  пусть  сами
разбираются...

ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА

   Ноябрь 2055 г.
   Москва.

   Наконец-то случилось то, к чему я так стремился все последнее  время.
Мы с Ириной остались по-настоящему  одни.  И  при  этом  -  спокойны  за
друзей.
   Шульгин с Анной плывут на яхте и появятся не раньше чем через месяц.
   Вот ирония судьбы - организовывал морское путешествие я и для себя, а
пользуются этим благом другие.
   Впрочем,  двух  недель  под  парусами  мне  хватило,   чтобы   слегка
рассеяться, жаль только, что безмятежность отдыха несколько  осложнилась
посторонними обстоятельствами.
   Зато теперь... Господин Суздалев мне  последнее  время  не  надоедал.
После  того  как  мы  с  ним   достигли   принципиального   согласия   о
сотрудничестве,  он  себя  практически  никак  не  проявлял.  Предложил,
правда, для нашего  удобства  переселиться  из  "Националя"  в  гостевые
комнаты его особняка, на что мы, подумав, согласились.
   Действительно  удобнее,  безопаснее,  бесплатно  к  тому  же,  а  что
касается подсматривания и подслушивания, так  при  его  возможностях  мы
нигде не были избавлены от такой вероятности.
   Да и что нам скрывать? Наша личная жизнь его вряд ли интересовала, на
сексуального  маньяка  он  никак  не  походил,  противоправительственной
деятельностью мы не собирались заниматься тем более.
   Зато в нашем распоряжении, кроме двух спален и гостиной, оказался еще
и рабочий кабинет, оснащенный системой всемирной компьютерной  связи,  и
обещанные помощники с  высшим  библиографическим  образованием  в  любой
момент доставляли всю необходимую в работе литературу.
   Георгий Михайлович, по-прежнему  не  интересуясь  подробностями  моих
исторических изысканий, попросил только, чтобы в момент, который я сочту
подходящим, поделился с ним своими выводами.
   При этом совершенно необъяснимым было поведение Суздалева в  ситуации
с Мельбурном и Кейси. Обо всем, имевшем там место, Шульгин  передал  мне
по "портсигарной связи", абсолютно  защищенной  от  перехвата  имеющейся
здесь аппаратурой.
   Я не видел абсолютно никакой логики в том, чтобы сначала закодировать
человека  на  пиратскую  акцию  и  через  несколько  часов  оказать  мне
требующую гигантских расходов помощь в предотвращении захвата  яхты.  Те
же соображения,  которые  мне  все-таки  в  голову  приходили,  казались
слишком уж заумными.
   Было сильное искушение спросить  Г.М.  прямо  и  в  лоб,  но  я  себя
сдержал. Раз он молчит, буду молчать и я. До поры.
   Либо мы с Сашкой до чего-нибудь докопаемся,  либо  все  решится  само
собой, как бывало уже не раз.

***

   Так мы и жили.
   Автомобиль с шофером всегда был к нашим услугам, и, чтобы развеяться,
мы совершали ежедневные прогулки по улицам Москвы и Подмосковью.  Он  же
отвозил нас обедать и ужинать в рестораны, каждый день разные.
   Конечно, прежде всего мы посетили  те,  что  существовали  и  в  наше
время. Их оказалось не так много,  причем  большинство,  за  исключением
"Славянского базара" и "Балчуга", носили здесь другие имена.
   В ресторанах нас интересовала не кухня и  не  уровень  сервиса,  хотя
нельзя не признать, что они были великолепны. Интересны  были  люди,  их
отношения, манеры и стиль поведения  в  столь  подходящих  для  изучения
местах.
   Нужно заметить, что эта Россия нам с  Ириной  нравилась  все  больше.
Весьма высокий уровень и одновременно спокойный, даже слегка замедленный
темп жизни.
   Напоминает конец XIX или начало XX века. Люди тоже приятные  по  всем
параметрам.
   Доброжелательные, довольные собой и  не  испытывающие  комплексов  по
отношению к окружающим, примерно на одном уровне зажиточные. По  крайней
мере, ни особенно богатых, ни демонстративно бедных я здесь не замечал.
   Даже автомобили по Москве  ездили  практически  всего  двух  классов.
Именно классов, отличающихся дизайном моделей было  много.  Но  все  они
относились или к среднему между "Жигулями" и "Волгой",  или  к,  условно
говоря,  "полувысшему",  как  в  свое  время  "ЗиМ",  он  же   "ГАЗ-12",
промежуточный между "Победой" и "ЗиСом-110".
   Ни микролитражек, ни  представительских  "членовозов"  на  улицах  не
попадалось.
   А по качеству исполнения  и  комфорту  все  они  далеко  превосходили
пресловутые "Линкольны" и "трехсотые" "Мерседесы" наших дней.
   И вообще окружающая жизнь производила впечатление  самого  настоящего
коммунизма.  За  двумя  исключениями   -   отсутствием   соответствующей
идеологии и наличием денег и частной собственности.
   В  давние  времена,  начитавшись  романов  о  светлом   будущем,   от
Стругацких до Мартынова и Колпакова, я неоднократно  задумывался  -  все
это, конечно, прекрасно, но откуда вдруг  возьмутся  люди,  обитающие  в
пространстве романов Вскоре  после  обнародования  хрущевской  Программы
развернутого строительства коммунизма  в  обиход  вошло  выражение:  "Мы
таких в коммунизм не  возьмем".  В  смысле  угрозы  и  моральной  оценки
одновременно.
   Но, глядя на произносящих сакраментальную фразу, я, хоть и  было  мне
немного лет, всегда хотел спросить: "Как  будет  выглядеть  "невзятие  в
коммунизм"?
   Расстреливать будете или же устроите в Сибири заповедник  социализма?
Резервацию как бы".
   Здесь в "коммунизм" взяли всех.
   Но как это произошло? Первый слой ответа лежал на поверхности.  Здесь
просто не было "настоящего" социализма Революция случилась на год позже,
вдогонку за германской. Партия Ленина - Троцкого (без Сталина,  случайно
убитого во время "экса" в Тифлисе) захватила власть, но  удержать  ее  в
форме  диктатуры  пролетариата  не  смогла.  Крестьянские  восстания   и
волнения в армии начались почти сразу, и, не доводя дела до  Гражданской
войны,  коммунисты  предпочли  разделить  ответственность  с  эсерами  и
меньшевиками. Нэп начался примерно  как  и  у  нас,  в  1920-м,  но  без
"руководящей и направляющей"  очень  скоро  превратился  в  обыкновенный
госкапитализм социал-демократического толка.
   Ленин  скончался,  как  ему  и  полагалось,  в   двадцать   четвертом
(физиология везде физиология, политическая надстройка ей до фонаря),  но
Мавзолея не удостоился, был похоронен на старой территории Новодевичьего
кладбища, примерно там, где "у нас" покоятся жертвы катастрофы  "Максима
Горького".
   Без всякой коллективизации и сталинской индустриализации Россия мирно
жила и развивалась вплоть до конца прошлого века. Не было Второй мировой
войны, поскольку не  было  фашистской  Германии  и  СССР,  Версальского,
Брестского и Трианонского мирных договоров.
   Избранный и здесь президентом САСШ  Рузвельт  предложил  создать  ООН
(которая по уставу и функциям больше напоминала  НАТО)  для  поддержания
миропорядка и стабильности не в 1944-м, а в 1935 году. И с этого  рубежа
началась эпоха мира и сопроцветания коалиции держав Свободного мира.
   Войны, безусловно, продолжались, но это были  локальные  войны  между
странами с диктаторскими  режимами,  вроде  ирано-иракской,  гражданские
войны  в  Азии,   Африке   и   Латинской   Америке,   миротворческие   и
антитерорристические интервенции ООН.
   Суммарное количество жертв в этой  реальности  за  минувшее  столетие
хотя и составляло миллионов 30-40, но все равно это  как  минимум  вдвое
меньше, чем в нашей, и практически все они приходились на  "мир  Хаоса",
как здесь иногда называли не  входящую  в  Свободный  мир  часть  земной
территории.
   Такая вот получалась геополитика. С одной стороны,  подобный  вариант
истории  мне  нравился,  но  ведь  с  другой  -   это   чистейшей   воды
неоколониализм, выражаясь в категориях марксизма-ленинизма.
   Мы, мол, чистенькие, вы - грязненькие, делайте что хотите, только  не
мешайте нам жить сытно и красиво А кто переступит предписанные вам рамки
- "охрана стреляет без предупреждения".
   Но это политика. Интереснее с экономикой.
   Почти до конца XX века Россия оставалась среднеразвитой страной с  не
слишком высоким  уровнем  жизни,  где-то  посередине  между  Францией  и
Италией.  А  потом  начался  труднообъяснимый  взлет,  за  двадцать  лет
выведший  страну  в  первую  тройку  по   всем   социально-экономическим
показателям.
   Тут тоже просматривалось не просто двойное, а тройное, если не более,
дно.
   То, что именно в России был изобретен хроноквантовый двигатель,  это,
конечно, случайность, а может быть, и нет. Наши люди  всегда  отличались
хитроумием в части всяческих штучек, не имевших аналогов в мире,  только
не умели доводить их до коммерческого  эффекта.  Начиная  от  телевизора
Зворыкина и до мощнейших ЭВМ шестидесятых годов,  которые  были  намного
лучше американских, но так и не превратились в массовые и всем доступные
ПК.
   А здесь наши земляки распорядились умненько.
   Запатентовали во всех цивилизованных странах идею двигателя,  рабочий
образец  и  каждый  узел  и  элемент  по   отдельности.   Некоторые   же
технологические  хитрости  засекретили,  тем  самым   став   абсолютными
монополистами.
   Грубо говоря, к звездам отныне могли летать только  те,  кому  "наши"
соглашались продавать готовые  движки.  Сама  же  Россия  могла  строить
столько звездолетов, сколько хотелось, снимать сливки с  новооткрываемых
планет и звездных систем.
   Одного этого уже хватило  бы  для  "красивой  жизни",  но  российские
бизнесмены   и   правители   продолжали   демонстрировать   изумительную
дальновидность и хватку.
   Следующие   десять   лет   стали   эпохой   избавления   от   тяжелой
промышленности.
   Часть производства переместили  за  границу  и  в  отдаленные  районы
страны, часть просто ликвидировали Сохранились и продолжали  развиваться
только военно-техническая, аэрокосмическая, компьютерная, еще  несколько
экологически почти безвредных супертехнологичных отраслей.
   Большая часть 400-миллионного населения страны занималась  наукой  (и
прибыльно  продавала  идеи  и   ноу-хау),   искусствами,   туристическим
бизнесом, внешней и внутренней торговлей, сельским хозяйством, летала  к
звездам... Воплощенная утопия, иначе не скажешь.
   Как пошло с Японской войны  небывалое  везение,  так  и  продолжалось
вторую сотню лет. Как говорят преферансисты - "прет карта"!
   Вот мы с Ириной и работали, порой по  десять  часов  в  сутки,  чтобы
разъяснить  загадку  не  просто  экономического  взлета,   смены   всего
национального менталитета, случившегося за исторически ничтожный срок  -
каких-то тридцать лет.
   Преимущество над туземными  историками  и  политологами  у  нас  было
колоссальное. Мы могли отслеживать ситуацию сразу и извне, и изнутри.
   Как бы поднявшись над двухмерной плоскостью в третье измерение.
   Человек, родившийся здесь и  выросший,  просто  не  представлял,  что
история России и мира может  быть  (еще  точнее  -  должна  быть)  иной,
поэтому любое историческое событие было для него объективно-закономерным
и, если так можно выразиться, равноценным. В смысле степени  воздействия
на существование реальности.
   Кстати, о чем я еще нередко задумывался, и сейчас и  ранее,  так  это
над поразительной слепотой и инертностью мышления наших, из  "настоящей"
реальности историков. А ведь казалось бы... Еще  в  пятьдесят  четвертом
году  был  написан  Азимовым  "Конец  вечности",  гениальная  в   смысле
провидчества книга, а ее словно бы и  не  заметили  все,  кроме  фанатов
фантастики. И продолжали твердить, как талмудисты в  ешиботе  : "История не знает  сослагательного  наклонения",  не
понимая простейшей вещи: если бы все  обстояло  именно  так,  откуда  бы
вообще взялось в языке это самое наклонение?
   Зачем его придумали древние славяне, создатели нашего языка?
   Кстати, я обратил внимание, что  благодаря  сравнительно  спокойному,
поступательному  ходу  истории  не  только  в  России,  во   всем   мире
практически отсутствовала фантастическая литература. Кое-что издавалось,
конечно, но приблизительно столько же,  как  в  начале  наших  двадцатых
годов.
   Понять можно. Кто когда-нибудь читал толковую  датскую,  швейцарскую,
финскую  фантастику?   Она   ведь,   как   писал   Брандис,   литература
предупреждения, или, как считал я в СССР, - форма эскапизма.
   Ни для того, ни для другого почвы здесь нет.
   Здесь процветают детективы, боевики, солдатские  романы,  воспевающие
"несущих бремя белых". Киплинг пополам с Ремарком.
   Если кому интересно, могу добавить. Ремарк  "На  Западном  фронте..."
написать успел и издал в том же 1929 году, а больше - ничего. Не  о  чем
ему стало писать.
   Вот тут и подумаешь, а  что  лучше,  фашизм  и  десятки  великолепных
антифашистских романов или ни того, ни другого?
   Вторжение Наполеона и  "Война  и  мир",  покорение  Кавказа  и  книги
Толстого, Марлинского, Лермонтова или тишь, гладь и божья благодать?
   Да  и  "Тихий  Дон"  с  "Хождением  по  мукам",  нужны  они   мировой
литературе?
   Последний  вопрос,  чтобы  подвести  черту  под  этим   рассуждением.
Впрочем, "Хождение по  мукам"  я  в  библиотеке  нашел.  Называлось  оно
"Сестры", до момента побега Телегина из  плена  совпадало  с  оригиналом
почти дословно, а потом сюжет поворачивался кардинально.
   Ни в какую Красную Армию Иван Ильич не вступал,  равно  как  и  Вадим
Петрович  в  Белую,  Даша  уезжала  искать  Телегина  в  Берлин,   Рощин
участвовал в антибольшевистском перевороте, Катя была все время рядом  с
ним, а потом они все встретились и уехали в  Ниццу,  где  еще  до  войны
адвокат Смоковников купил жене домик, чтобы отдохнуть от потрясений.
   Но стилистически эта  книга  была  написана  гораздо  лучше  прежней,
поскольку "красный граф" обошелся без идеологии  и  ограничился  рамками
семейного романа в эпоху крутых перемен.
   Пока Ирина изучала документы XXI века, я продолжал зарываться в дебри
и хитросплетения событий начала прошлого.
   Я попросил Шульгина, и он из  Фримантла,  последнего  цивилизованного
города вплоть до Суэца, перебросил  мне  авиапочтой  несколько  книг  из
библиотеки "Призрака".
   Теперь  я  мог  квалифицированно  сравнивать  буквально  дни  и  часы
пресловутого 1903 года.
   И вот оно, открытие! Момент Истины.
   Не Шампольон я,  конечно,  расшифровавший  Розеттский  камень,  и  не
Шлиман, нашедший Трою, но все же, все же... Запись в  дневнике  здешнего
Николая Второго от февраля 1903 года.
   "Сегодня возвратились из Саровской пустыни. Настоятель монастыря отец
Алимпий дал мне прочесть  завещание  Святого  Серафима  и  его  Послание
будущим Самодержцам Российским.  Сначала  я  очень  расстроился  и  даже
плакал. Какая мудрость, какая глубина и как  страшна  предсказанная  мне
судьба. Не утешило даже грядущее причисление  меня  к  сонму  Святых,  в
земле Российской просиявших.
   Потом я перечитал Послание еще два раза и понял, что нужно делать. Не
обо мне, недостойном, речь, а о судьбах возлюбленной России.
   Милая Алике со мной согласилась. Господи, дай мне силы!"
   Вот она, точка поворота. В  моем  издании  царских  дневников  ничего
подобного не было. Вернее, было, только без двух  последних  абзацев,  а
именно они меняли не только смысл записи, но и грядущую историю.
   Наш царь, узнав о своем будущем,  отчаялся,  опустил  руки  и  бросил
руль, предоставив России нестись на рифы грядущего. Хотя,  говорят,  был
неплохим