одно  лекарство.  Не  менее
чудодейственное.

Глава 11

   К концу этого сумрачного  и  холодного,  унылого  дня,  готового  уже
перейти в ранние сумерки, выставленное Славским по все  правилам  боевое
охранение на чердаке главного корпуса дачи заметило  три  движущихся  по
приморскому шоссе со стороны города автомобиля.
   Разболтанный, сильно дымящий грузовой "Ганомаг",  брошенный,  похоже,
за ненадобностью еще немцами в 1918 году, и легковые открытые "Рено".  В
бинокль было видно, что они заполнены вооруженными людьми с  различимыми
на плечах шинелей погонами.
   Часовой поднял тревогу.
   Конечно, можно было с большой долей вероятности предположить, что это
следует по назначению всего лишь очередная смена караула на дальнобойные
береговые  батареи  Люстдорфа,  но   сторож   дачи,   человек   бывалый,
забеспокоился не на шутку.
   - На батареях - моряки, они в черном ходят, а это -  армейцы.  Не  по
вашу ли душу? Давайте-ка, господа хорошие, сюда ходите, а я  сам  гостей
встречу, если что.  -  Сторож  торопливо  отпер  дощатую  дверь  в  углу
коридорчика, указал рукой:
   - Там в углу  лючина  подвала,  а  за  бочками  -  лаз  в  катакомбы.
Прячьтесь и ждите.
   Если обойдется - я позову. Если нет - сидите, пока не  уедут.  Только
далеко, упаси  вас  бог,  не  ходите...  За  оставшиеся  две-три  минуты
Славский успел отдать команду своим людям  по  возможности  свести  дело
миром,  выдавая  себя  за  беженцев,  прибившихся  на   пустующую   дачу
пересидеть осень-зиму.
   Шульгин же в это время  стремительно  натянул  на  фон  Мюкке  штаны,
свитер и куртку, пару одеял и две  свои  походные  сумки  сунул  в  руки
Славского и велел ему бежать в указанное место.
   Немца он понес на руках уже тогда, когда  с  улицы  громкий  жестяной
голос в мегафон предлагал всем  скрывающимся  на  даче  приготовиться  к
проверке документов, выходить к воротам по одному, имея при себе оные, а
оружие заранее сложить на веранде.
   В  случае  малейшего  сопротивления  комендантская  служба  одесского
гарнизона стреляет без дополнительного предупреждения.
   Протолкнув капитана в начало тесного, едва полтора на  метр,  лаза  в
углу подвала, Шульгин метнулся  обратно.  На  такую  удачу  он  даже  не
рассчитывал.
   Пока он добрался до прихожей, у ворот громыхнул первый выстрел.
   У помощников Славского нервы не выдержали, или контрразведчики первые
пошли на обострение, разбираться было некогда.
   Выстрелы гремели уже не переставая.  Под  кроватью  у  Шульгина  была
спрятана еще одна сумка, с "большим комплектом выживания". Под  матрасом
- автомат.
   Он  дернул  последовавшего  за  ним  Славского,  пытающегося   что-то
рассмотреть в приоткрытую дверь, за рукав.
   - Бежим, спасаться надо, иначе всем конец!
   Славский было попробовал упереться, не совсем понимая,  что  лучше  -
последовать ли паническому призыву британца или поддержать своих людей.
   А с улицы надрывался мегафон:
   - Я - начальник центральной полицейской части! Немедленно  прекратить
стрельбу, иначе отдам приказ на полное уничтожение! Со мной целый взвод.
Все бандиты будут убиты на месте.  Бросайте  оружие  и  сдавайтесь.  Три
минуты на размышление!
   - Вы идиот, Славский? Черт с вашими людьми! Этих  трех  минут  нам  и
хватит, бежим!
   При должном напоре и  хорошо  аффектированной  энергетике  панические
настроения можно передать почти каждому.
   Славский тоже поддался. Накинул железный крюк на петлю входной  двери
и устремился за Шульгиным.
   Потом они торопливо завалили ящиками и пустыми бочками изнутри  дверь
чулана.
   Вспомнив какой-то приключенческий фильм с подобной  коллизией,  Сашка
пропустил в люк погреба Славского, нагреб на крышку  всякого  подручного
мусора и, придерживая ее одной рукой, протиснулся  в  оставленную  щель.
Так, чтобы при беглом осмотре в темноте или  при  свете  ручных  фонарей
показалось, что никакого люка вообще нет или, в крайнем случае, он давно
не открывался.
   А окно из второй комнаты флигеля в сад он распахнул  еще  раньше.  То
есть  вломившиеся  в  домик  контрразведчики  скорее  всего  решат,  что
запершиеся изнутри люди успели бежать именно  этим  путем  и  давно  уже
пробираются под обрывом вдоль пляжа или просто уплыли на лодке.
   Тут  Шульгин  даже  слегка  заигрался  в  стремлении   к   абсолютной
убедительности и правдоподобности.
   Его ведь на самом деле совсем не интересовало, что подумают посланные
полковником Максиным опера.
   Но так он привык - если делать дело - чтобы комар носа не подточил.
   Больше  всего  его  раздражали  приблизительные,  надуманные   сюжеты
американских, да и многих отечественных боевиков, где непрерывно хочется
плеваться  от  непрофессиональных,  а  то  и  просто   глупых   действий
персонажей.
   - Бегом, бегом, быстрее, - торопил он  Славского,  -  надо  отойти  в
глубь пещеры хоть метров на сто, тогда нас найдут не сразу или вообще не
найдут.
   Неизвестно, бывал ли  Славский  вообще  в  одесских  катакомбах,  или
слышал о них что-нибудь.
   Пожалуй, если да, Шульгину не удалась бы его провокация.
   Предоставив  ротмистру  нести  непослушное,  полупарализованное  тело
немца, сам он  спешил  впереди,  с  двумя  тяжеленными  сумками,  словно
набитыми  двухпудовыми  гирями,  через  плечо,  болтающимся   на   ремне
автоматом и сильным электрофонарем в вытянутой руке.
   Штрек был достаточно высоким  и  вел  в  глубь  каменного  массива  с
небольшим наклоном, идти было нетрудно, несмотря на груз, метров  двести
они отмахали за четыре-пять минут. И ни выстрелов за спиной, ни топота и
криков преследователей пока не услышали.
   Только когда каменный  потолок  начал  ощутимо  снижаться  и  сначала
пришлось  просто  головы  втягивать  в  плечи,  а  потом  уже  и  сильно
пригибаться, Шульгин остановился.
   Ушли они достаточно далеко. Тем более что как  раз  здесь  находилась
приличных размеров квадратная камера,  из  которой  подземные  ходы  шли
сразу в трех направлениях.
   - Уф-ф! - сказал Шульгин, садясь. - Кажется, здесь нас уже  точно  не
найдут.
   А в крайнем случае - позиция отличная. Можно  и  бой  принять  -  без
света противник не сунется, а на огонек я берусь снять первой  же  пулей
любого, кто появится  вон  из-за  того  поворота...  Осмотрелся  вокруг,
поковырял ногтем рыхлый ноздреватый камень.
   - Ну и подземелья. Я такие видел только внутри египетских пирамид и в
храмах Элоры. Это в  Индии,  недалеко  от  Аурангабада,  -  счел  нужным
пояснить он. - А как вы себя чувствуете, друг  мой?  -  спохватился  он,
обращаясь к фон Мюкке. - Вас не слишком растрясло?
   - На удивление прилично, - ответил немец. - Вы бы лучше спросили, как
себя  чувствует  господин  Славский,  который  пронес  мои   восемьдесят
килограммов наверное, целую милю... -  Нормально  чувствую,  -  Славский
никак не мог отдышаться, но держал фасон.
   Минут десять они, каждый по-своему, приходили в себя,  потом  Шульгин
налил всем виски в пятидесятиграммовую крышечку от фляжки.
   Выпили, окончательно успокоились, закурили.
   Воздух в штреке был достаточно свежий, хотя и сыроватый,  прохладный,
едва ли больше, чем градусов десять по Цельсию.
   На полу лежал густой слой каменной пыли,  но  главное  здесь  было  -
тишина.
   Тишина стояла вокруг совершенно нечеловеческая. Стоило  замолчать,  и
она буквально обрушивалась не только на уши, на все органы чувств сразу,
хотя в принципе такого не могло быть.
   Однажды Сашка уже посещал катакомбы, правда, расположенные  с  другой
стороны города, у села Нерубаевского, где был устроен мемориальный музей
защитников Одессы И, конечно, читал одноименный роман Катаева, когда  он
еще назывался, в первом издании, "За власть Советов".
   Поэтому и радовался сейчас. Теперь  партнеры  были  полностью  в  его
власти, он знал прикуп и имел вдобавок четырех тузов в рукаве.
   - Посидим, я думаю, здесь до утра, а потом кто-то из нас двоих сходит
на разведку, -  беспечно  сказал  Шульгин.  -  Если  наверху  все  будет
спокойно - в  машину  и  немедленно  к  румынской  границе.  Без  дорог,
напрямик. Хватит с меня российской экзотики.
   -  Надеетесь,  машина  уцелеет?  -  внешне  небрежно  поинтересовался
Славский. - Ваш слуга не вмешается в драку?
   - Сам? Ни за что. Он парень дисциплинированный и осторожный. Без моей
команды будет сидеть как мышь. И день, и два, и неделю. В чужой стране в
чужие разборки не ввяжется.
   - А если при повальном обыске соседних дач его все же обнаружат? - не
отставал жандарм.
   - Если,  если...  Русского  языка  он  не  знает,  но  знает  законы.
Предъявит паспорт и будет требовать переводчика и  британского  консула.
Пусть это вас пока не волнует. Поговорим о другом - откуда  здесь  вдруг
взялись полицейские? Все же профессор выдал, или?..
   Славский снова начал закипать. Наглая настырность собеседника надоела
ему хуже горькой редьки. И он  разразился  тирадой  в  том  смысле,  что
профессор сам по себе,  а  вот  совершенно  дурацкая  выходка  господина
Мэллони (сэром его на этот раз Славский не назвал), который ни с того ни
с сего поперся шляться в одиночку по незнакомому  городу,  вполне  могла
привести к подобному  итогу.  Подцепил  при  своей  вызывающе  нездешней
внешности "хвост", какого-нибудь скучающего филера, и пожалуйста.
   - Оставьте, господин Славский. Я полмира обошел и объехал, и  никаких
"хвостов" не цеплял. Значит, страна у  вас  такая,  и  вы  все  здесь...
Азартный межнациональный спор, в меру сил поддержанный  и  немцем,  угас
после того, как Шульгин налил всем еще по второй и по третьей. Запас еды
и напитков у него в сумках был небольшой, но  для  троих  на  пару  дней
достаточный, поэтому он соорудил каждому по доброму сандвичу с  колбасой
и сыром. После чего сошлись на том, что искать виноватых несвоевременно,
а лучше поспать.
   Тем более что Шульгин наконец сообразил выключить фонарь. Он  хоть  и
был аккумуляторный, рассчитанный на сутки  непрерывной  работы,  но  кто
знает, как оно повернется еще.
   Впрочем, "как" - Шульгин имел соображения.
   Одно шерстяное одеяло, сложенное втрое, постелили  на  землю,  вторым
закутали фон Мюкке, как младенца в пеленку, подмостили  ему  под  голову
сумку, и, согревшись, капитан быстро уснул.
   - А нам-то как? Холодновато здесь, оказывается, - сказал Славский.
   - Да, пожалуй, - согласился Шульгин, хотя сам был  одет  куда  теплее
его.
   Сашка под плотным твидовым костюмом имел  еще  и  шерстяное  егерское
белье, и крупной вязки пуловер.
   - Могу вот предложить походную  печку  с  сухим  спиртом.  Пещеру  не
нагреет,  а  руки  над  огнем  подержать  тоже  неплохо.  И  свет,  хоть
какой-нибудь.
   Действительно, голубоватый дрожащий огонь  четырех  крупных  таблеток
сразу создал ощущение походного уюта.
   - До утра не так уж долго, уважаемый. Каминчик вот, полфляжки виски у
нас еще есть, в крайнем случае побегать-попрыгать можно. Не пропадем.  И
не такое бывало. А расскажите мне лучше, откуда такие  пещеры  под  этим
городом, кто их прорубил и какой  в  них  смысл,  -  обратился  Сашка  к
невольному товарищу по несчастью.
   Славский об истории катакомб знал крайне мало, однако сказал, что  на
протяжении не то двухсот, не то всей  тысячи  лет  таким  образом  здесь
добывали белый ракушечник, из которого и выстроен  город  Одесса,  а  до
него, возможно, безымянные греческие и готские колонии.  И  что  тянутся
они якобы на десятки и десятки верст.
   -  Не  слишком  понятно.  Отчего  же  не  добывали  камень   открытым
способом?
   Сделали бы нормальные каменоломни на площади  в  один-два  гектара  и
работали бы как люди... А здесь?  Пилить  камень  в  темноте  и  духоте,
таскать его ползком за километры... Абсурд какой-то.
   - Насколько я  помню,  аналогичные  катакомбы  имели  место  во  всех
городах-государствах древности. Нам этого  и  вправду  не  понять.  Иная
психология, или иные  экономические  условия.  Допустим,  труд  рабов  в
катакомбах стоил дешевле, чем пахотная  земля  на  поверхности...  Мысль
Славского показалась Шульгину здравой.  Нет,  явно  не  дурак  был  этот
мужчина.
   - Может быть, может  быть.  А  еще  можно  предположить,  что  камень
начинали добывать, так сказать, по месту строительства. Углублялись  под
землю, сразу выпиливали блоки нужного размера и укладывали в стены, пока
не заканчивали здание. И тут  же  начинали  следующее,  -  продолжил  он
мысль. - Но в этом случае массив под городом на самом деле изгрызен, как
трухлявый пень древоточцами. И почти каждый  дом,  следовательно,  может
иметь с катакомбами сообщение. Интересно бы исследовать  эти  подземелья
систематически... - Как повезет, - зевнул Славский. - Но давайте все  же
попробуем уснуть. Хоть ненадолго. Сядем спина к спине, пока спирт горит,
и вздремнем. Устал я за минувший день.
   Но тут же снова вдруг оживился.
   - Не покажете ваше оружие поближе? Еще с Севастополя любопытствую,  а
все  случая  не  было...  Шульгин  охотно  протянул  ему  "ППСШ".  Вынув
предварительно сдвоенный магазин и проверив патронник. Не потому, что не
доверял, а по привычке, въевшейся в кровь и спинной мозг.
   - Интересно... Я до этого видел только автомат  Федорова  и  немецкий
"рейнметалл". Этот куда проще будет. И где делают?
   - По слухам - в Екатеринославле. Но  лично  я  купил  у  похожего  на
"махновца"
   (это слово он  с  трудом  произнес  по-русски)  человека  на  станции
Батайск.
   Недорого, а в употреблении удобен, и бой хороший. Главное  -  патроны
всегда доступны. Что для "кольта", что для "маузера", что для этого... -
Любите оружие?  -  со  странной  подначкой  спросил  Славский,  довольно
грамотно разбирая автомат на детали. Ничего сложного в этом, кстати,  не
было.
   Конструкция, рассчитанная на солдата с начальным образованием. А то и
на неграмотного бойца из стран "третьего мира".
   - Думаете, задали умный вопрос? Можно провести двадцать лет в походах
по Африке и Азии, не считая оружие частью своего тела? Однажды в Бирме я
оказался на вершине пагоды с хорошим "снайдером"  и  сотней  патронов  в
поясе. Вокруг - почти столько же туземцев. Правда  -  с  луками.  Но  на
двести метров их стрелы дюймовую доску пробивали... - И что? -  Ротмистр
выказал неприкрытый интерес.
   - Пришлось двое суток держать их на вдвое большем  расстоянии.  Всего
лишь.
   Пока мне на помощь не пришел эскадрон  сипаев.  Патроны  у  меня  еще
оставались, а вот воды и виски - уже нет.
   Поговорив еще с полчаса на разные интересные темы, они все же  легли,
с двух сторон прижавшись к тихо похрапывающему  немцу,  и  действительно
сумели заснуть.
   Военные все-таки люди.
   Но проснулись окончательно замерзшие, с затекшими  руками  и  ногами,
когда светящиеся стрелки шульгинского "Лонжина" показывали без  четверти
три.
   Глухая ночь или раннее утро. Как кому нравится. Один  только  капитан
продолжал мирно посапывать в своем теплом коконе.
   - Черт, пить как хочется, -  пробормотал  Славский,  хлопая  себя  по
щекам. - У вас вода есть?
   - Вот чего нет, того нет, не обессудьте. Водой не запасся.  Да  и  не
беда.
   Сейчас я проберусь обратно, к подвалу,  послушаю.  Если  все  тихо  -
наверх выгляну.
   Там и напьемся. Не в Сахаре мы, слава богу, в этом климате  от  жажды
не умирают.
   Посветите мне... При свете фонаря  Шульгин  тщательно  осмотрел  свой
автомат, не напортил ли  чего  Славский,  проверил,  как  ходит  затвор,
дослал патрон в патронник.
   - Ну, я пошел. Если задержусь - покормите Гельмута, продукты здесь, -
он указал на меньшую из сумок. - Только придется на ощупь,  фонарь  я  с
собой возьму.
   - Ничего, у меня спичек полный коробок, и  можно  еще  вашу  таблетку
зажечь... - Правильно. А с оружием у  вас  как?  Славский  показал  свой
револьвер.
   - А кого здесь бояться?
   - Вам виднее. А вдруг меня наверху схватят и за вами направятся?
   - Много тут восемь патронов помогут... Так что лучше не попадайтесь.
   - Сделаю все, что в моих силах... Удалившись от бивуака  на  полсотни
метров, Шульгин включил фонарь. В одиночку он почувствовал себя  гораздо
увереннее.
   Естественно, пока он будет проводить свою  рекогносцировку,  Славский
непременно тщательнейшим образом обыщет  его  багаж.  И  пусть  его.  По
крайней мере окончательно успокоится. Вещи там подобраны с  умом,  чтобы
создать именно то впечатление, которое требуется.
   Сашка шел  по  штреку  уверенно,  обдумывая,  что  именно  собирается
сделать наверху и каким  образом  будет  держать  себя  по  возвращении,
потому что именно тогда игра вступит в решающую фазу - или  ему  удастся
без  каких-либо  эксцессов  разговорить  этих  ребят  и  убедить  их   в
неизбежной необходимости принять искателя приключений в свою компанию на
равных, или... Но коридор тянулся и тянулся, вышло  разумное  время,  за
которое он должен был подойти к нужному проходу, но его не было. Шульгин
остановился, поглядел на циферблат часов, осмотрелся по сторонам.
   Все так - шел он уже целых девять минут, а  прошлый  раз,  с  грузом,
этот путь занял вдвое меньше. Вокруг - те же самые тесаные стенки с явно
видимыми следами пиливших некогда камень инструментов. Только на полу  -
ни единого следа человеческих ног. А ведь они точно были, он  специально
обратил внимание и даже мельком вспомнил известную песню насчет  пыльных
тропинок далеких планет.
   Значит - он элементарным образом заблудился? Неужели проскочил нужный
лаз еще в то время, когда не включил фонарь?
   Забавно.
   Собирался  напугать  своих  партнеров  именно   этой   опасностью   и
шантажировать ею, а на крючок попался сам? И где -  на  полукилометровом
отрезке практически прямого штрека?
   Так не бывает.
   И Сашка сразу почувствовал себя в  своей  тарелке.  Вот  и  началось.
Вернее - проявилось окончательно и безусловно. Он с самого начала  ждал,
что никакой новой, самостоятельной, независимой от  прошлого  жизни  ему
начать не удастся. Не позволят.
   Кто? Это  уже  другой  вопрос.  Кто-нибудь.  Начиная  от  Держателей,
Антона, той же Сильвии, если ей заблагорассудится.
   Он все время готовился и ловил признаки чужого вмешательства  в  свои
планы?
   Вот сейчас вроде бы нашел. И сразу стало легко и понятно.
   Именно в  этом  режиме  они  жили  последние  годы,  отрезок  времени
относительной независимости воспринимался Даже с некоторым удивлением...
Теперь нужно подумать.
   Когда он бежал с фонарем от виллы  в  глубину  катакомб,  то  отлично
помнил все, до них касающееся. В том числе и  слова  экскурсоводши,  что
даже партизаны Отечественной  войны  старательно  отмечали,  обозначали,
огораживали  все  окрестные  ходы  и  штреки,  поскольку  заблудиться  в
катакомбах мог любой, как угодно хорошо их знающий человек.
   Действительно, то, что он успел  увидеть  за  двухчасовую  экскурсию,
внушило ему должное почтение, но  чтобы  заблудиться  вот  так,  как  он
сейчас... Зрительная память у него была если  не  абсолютная,  то  очень
хорошая. Все четыре поворота, которые ему пришлось сделать, он запомнил.
Как и то, что по сторонам главного хода он видел пять или шесть  боковых
ответвлений. Обратно он шел известным маршрутом, ни в один из этих ходов
не сворачивал, и тем не менее... Был бы с собой компас... А что  компас,
что бы он показал? Дача стояла на берегу моря. Флигель смотрел  на  него
окнами задней комнаты. Значит - строго на  юг.  Соответственно,  вход  в
катакомбы из подвала был ориентирован  примерно  на  восток.  И  что  из
этого?
   Шульгин  попытался  сосредоточиться.  Против  желания,  несмотря   на
достаточно отчетливое понимание ситуации, им овладел  неожиданный,  пока
еще не соответствующий обстоятельствам страх.
   Иррациональный.
   Клаустрофобия, можно сказать.
   С иррациональной,  а  значит,  скорее  всего  со  стороны  наведенной
эмоцией можно и должно бороться.
   Из точки, в которой он сейчас  находится,  следует  неторопливо,  без
паники верну