ться задним ходом к  месту  поворота,  к  развилке,  где  он
ухитрился уйти с собственного следа.
   Сейчас ему  казалось  невероятным,  как  он  мог  так  увлечься,  что
перестал смотреть под ноги.
   Сашка опять взглянул на часы. С момента начала его экспедиции  прошло
уже сорок минут. Время идет неестественно быстро. Все предыдущие мысли и
переживания в нормальном режиме не могли занять больше пяти-семи минут.
   Теперь - спокойствие. Только эксперимент и точный расчет.  Он  извлек
из-за голенища ботинка универсальный десантный нож, несколькими  ударами
высек на мягком ракушечнике стены косой крест, рядом нацарапал дату, час
и текущую минуту.
   Посмотрим, как у нас дальше получится.
   Усмехнулся, опять вспомнив Смока  Белью.  "Рулетка  -  сама  по  себе
система, и любая другая система против нее бессильна".
   Откуда он пришел, сомнений не вызывало. Не спеша, придерживаясь левой
рукой  стены,  он  вернулся  назад  на  метров  пятьдесят,  до   первого
ответвления, которого, ей-богу, на своем пути сюда не заметил.
   Пусть так.
   Шульгин подобрал  несколько  небольших  камней,  положил  их  поперек
прохода, вроде шлагбаума, нанес очередные кресты перед боковым штреком и
за ним, двинулся дальше.
   Аналогичную  операцию  проделал  еще  возле  двух  коридоров  и  вот,
кажется, вышел к основному стволу.
   По   крайней   мере,   здесь   он   увидел   отпечатки    собственных
ботинок-вездеходов.
   Значит, нужный выход просто-напросто перекрыт каменным монолитом, как
это делалось в египетских пирамидах для грабителей.
   Или, если исходить из привычных  невероятностей,  искривлена  метрика
пространства. Специально для него.
   - Славский, эге-гей! - закричал он, сложив ладони рупором. Эха мягкие
пористые стены не отражали, но через несколько секунд из тоннеля донесся
хотя и искаженный, но знакомый голос.
   Делая отметки на стенах  каждые  пятнадцать-двадцать  шагов,  Шульгин
добрался до бивуака.
   Поначалу Славский не поверил.
   - Вы что, хотите сказать, что заблудились на расстоянии трехсот шагов
от входа?
   - Трехсот, пятисот - не суть важно. Выхода я  не  нашел.  Сколько  на
ваших часах?
   Золотой брегет Славского показывал шесть.
   - Шесть - чего? - ядовито поинтересовался Шульгин.
   - Как чего, утра, конечно.
   - Я бы не был так категоричен. Но - ваше счастье,  у  меня  хронометр
более подходящий к данной ситуации, - Сашка  показал  Славскому  часы  с
двадцатью четырьмя делениями циферблата и календарем. - Пока  да,  шесть
утра 2 ноября 1921 года. Но вас не удивляет,  что  я  бродил  почти  три
часа, хотя тоже вполне уверен, что прошел не более километра в  ту  и  в
другую сторону? И вы согласитесь,  не  слишком  похоже,  что  с  момента
нашего погружения "ин профундис"
прошло более 12 часов... Славского это и в самом деле  удивило.  Но  тут
подал голос и фон Мюкке,  положение  которого  и  без  того  было  самым
невыгодным из всех присутствующих, а теперь как бы и совсем осложнилось.
   - Не удивляйтесь, господа. В море такое случается сплошь  и  рядом  -
компас врет, карты врут, в тумане черт водит,  тайфун  несет  неизвестно
куда, и в результате оказываешься в Патагонии вместо Камеруна.
   - Так то же в море, - сказал  Шульгин,  испытывая  очередной  приступ
симпатии к этому моряку, явно  не  своей  волей  оказавшемуся  в  центре
совсем не нужной ему интриги.
   - Я и говорю - в море. А уж под землей... Простите,  любезнейший,  не
оставите ли вы меня с сэром Ричардом наедине?
   Славский, нечто невразумительно-недовольное  пробурчав,  выбрался  из
пещерки.
   - Только не отходите за пределы видимости фонаря, - крикнул ему вслед
Шульгин. - А то ведь, сами понимаете... Что у вас? - спросил  он  немца,
когда они остались вдвоем.
   - Прошу прощения, конечно, - засмущался капитан, - но  вы  вроде  мой
врач. Мне бы по нужде как-то организовать... У этого  господина  просить
неудобно.
   Проблема  действительно  была  не  такой  уж  простой   по   нынешней
обстановке, но Шульгин ее благополучно разрешил.
   После чего, поправив постель, поудобнее устроил  раненого  и  еще  на
полчаса застегнул на его запястье браслет.  По  его  расчетам,  примерно
через сутки фон Мюкке сможет попробовать встать на ноги. Для начала.
   Услышав хруст щебня под ногами Славского, немец шепнул:
   - Пошлите теперь его на разведку, а мы поговорим... -  Ну  и  что  мы
теперь будем делать? - спросил Станислав Викентьевич, который по  запаху
понял, что никакого заговора не имело места. -  Как  кому,  а  мне  пить
хочется все сильнее.
   Шульгин с ним согласился. У него в  сумке  был  крошечный  НЗ  -  две
пол-литровых  алюминиевых  банки  газированного  тоника  и  одна   банка
"Алказельцера", то есть содовой воды с аспирином, припасенные совсем  на
другой случай,  но  расходовать  их  без  крайней  необходимости  он  не
собирался. Как минимум сутки  жажду  терпеть  можно.  А  уж  тогда...  -
Знаете, коллега, у меня есть моток шелкового шнура - триста метров. Нить
Ариадны, если угодно. Привязав его  здесь,  можно  спокойно  исследовать
окрестные ходы на указанный радиус. Отметив  засечками  или  копотью  на
стенах крайнюю точку, перевязать веревку и продвинуться еще  на  столько
же. Не займетесь? Как мне кажется, судя по  геологии  данной  местности,
здесь должна быть вода. Хотя бы просачивающаяся  с  поверхности  в  виде
капели со сталактитов. Или ручьи, или колодцы... Попробуйте. Не  найдете
- будем думать дальше.
   Не скрывая  недовольства,  Славский  тем  не  менее  взял  протянутую
Шульгиным бухточку не шелкового, конечно, а кевларового крученого шнура,
толщиной в карандаш, но выдерживающего на  разрыв  нагрузку  более  двух
тонн.
   - Сразу б вы его у входа привязали, и никаких проблем бы не было... -
А что ж вы мне не сказали, куда нас направляете? - парировал Шульгин.  -
Роман Жюля Верна "Черная Индия" не приходилось читать?
   - Увы, нет. А если воду найду, куда ее собирать прикажете?
   Шульгин задумался лишь на секунду.
   - Вот, пожалуй складной стакан. Вмещает полпинты. А вот  -  резиновый
чехол от медицинской аптечки. Сюда можно налить  литра  три  воды.  Если
сумеете наполнить  -  покроете  себя  бессмертной  славой.  Вперед,  мой
капитан, сорок веков смотрят на вас из этих подземелий...  Выматерившись
сквозь зубы, Славский удалился в глубь штрека, разматывая шнур.
   - Зачем вы его злите? - поинтересовался  фон  Мюкке,  которому  после
оправки  стало  совсем  хорошо,  а   действующий   браслет,   нормализуя
внутреннюю среду, приглушил и чувство жажды.
   Здесь, кстати, крылся сильно интересующий  Шульгина  вопрос:  ну  вот
защищает эта  машинка  постоянство  гомеостазиса,  способна  даже  почти
разорванного на куски человека вылечить, а  если  вот  просто  так,  как
сейчас, - ничего особенного не происходит, просто воды нет и не будет, и
ты  готовишься  подыхать  от  жажды?  Что  браслет  может  сделать   при
достаточно строго поставленном эксперименте? Ну, какое-то время он будет
оптимизировать  расходование  тканевой  жидкости,  производить  гидролиз
жиров, как у верблюда, а дальше? Все же  допустит  постепенное  усыхание
или переведет меня на усвоение атмосферной влаги через  кожу  и  легкие?
Интересно бы исследовать этот вопрос вплотную... Впрочем,  тьфу-тьфу,  -
Шульгин натурально сплюнул, не жалея драгоценной влаги.
   - Из принципа. Он мне не нравится.
   - А я?
   - А вы нравитесь. Несмотря на то, что он мой соотечественник, а вы  -
исторический враг.
   Здесь Шульгин, что называется, пальнул в темноте и навскидку.  Просто
ему  давно  начало  казаться,  что  Славский  все-таки  не  русский   по
происхождению.
   Сначала он перебирал разные варианты, примеривал на него  и  польскую
личину, и немецкую (из  хорошо  обрусевших  остзейцев),  а  потом  вдруг
сообразил, что все-таки Славский - англичанин.
   Или американец, пусть даже сильно обрусевший. Возможно  -  много  лет
изображавший русского. Как "японец" - штабс-капитан Рыбников, или "араб"
- полковник Лоуренс.
   Сашка даже восхитился и своей догадливостью, и  изяществом  ситуации:
он, косящий под британского потомственного рыцаря, и противник (не  враг
пока, а просто противник в игре),  англичанин,  талантливо  изображающий
русского.
   Нет, это прямо здорово. Может завязаться такая комбинация... Даже  на
филологическом уровне.  Он,  правда,  с  помощью  Сильвии  и  всей  мощи
аггрианской обучающей техники сейчас  знает  наизусть  восьмисоттысячный
словарь  Вебстера  со  всеми  фразеологизмами  плюс  несколько  словарей
сленгов. Смог бы, при необходимости, писать стихи в стиле Киплинга,  где
одновременно  используется  оксфордский  английский,  жаргон  лондонских
доков XIX века и пиджин-инглиш Южных морей.
   А знает ли господин Славский наизусть словарь  господина  Даля,  язык
палубы   балтийских   броненосцев   и   изысканный   стиль   пересыпских
биндюжников, раз уж мы в Одессе? Знает, нет - не суть важно, но  за  дни
их знакомства пока не допустил ни одного  прокола...  -  Что?  Славский,
по-вашему, - англичанин?
   - А по-вашему - кто? - Тут же, для поддержания разговора и якобы  для
лечения, он подал капитану маленькую голубоватую таблетку, две галеты  с
вложенным между ними кусочком ветчины и хорошую стопку виски.
   - Я как думал, так и думаю,  что  русский.  Меня  с  ним  познакомили
именно как с русским и заверили, что  во  время  моей  миссии  он  будет
оказывать мне всю необходимую помощь, по  преимуществу  негласно,  но  в
случае необходимости... Как это и случилось.
   Голубая таблетка из специальной аптечки Шульгина, предназначенная для
очень  мягкого,  аккуратного  развязывания  языков,   когда   собеседник
начинает выбалтывать тайны, не видя в этом ничего необычного,  напротив,
считая, что именно так и следует поступить из неких высших  соображений,
начинала действовать.
   Сейчас  немец  вообразил,  что,  во-первых,  они  оказались  в  таком
положении, что друг Ричард должен  наконец  узнать  правду.  Неизвестно,
удастся ли им спастись, а позволить хорошему человеку умереть,  даже  не
понимая, отчего он оказался в подобном положении, - непорядочно.
   Во-вторых, если они выберутся, то на лучшего соратника, чем  Мэллони,
нечего и рассчитывать, он это уже доказал неоднократно.
   В-третьих, фон Мюкке имел не только право, а и  обязанность  по  ходу
дела вербовать себе помощников.
   Ничего  этого  Шульгин  капитану  не  внушал,  в  том  и  заключалось
коварство  препарата,  что  заставлял  мозг  пациента   по   собственной
инициативе находить убедительные  обоснования  необходимости  немедленно
поделиться своей тайной.
   И  за  следующие  полчаса  фон  Мюкке  наконец-то  признался   своему
спасителю, что еще в начале этого года он был не то чтобы завербован,  а
приглашен  на   службу   в   одну   могущественную   организацию   резко
националистического толка, ставящую своей целью возрождение самосознания
германской нации и реванш за позорный Версаль.
   - Это что же, "Стальной Шлем", или  партия  Гитлера  -  Штрассера?  -
поинтересовался Шульгин - А может быть,  наоборот,  сторонники  Вальтера
Ратенау?
   То есть вопрос в чем? Вы собираетесь идти к реваншу с Россией  против
Антанты или с Антантой против России? И с какой Россией  вам  больше  по
пути, с красной или с белой?
   - Сложные вы мне вопросы задаете, - с некоторой даже тоской в  голосе
ответил фон Мюкке. - Понятно, что вы мой спаситель, и я вам должен,  как
обещал, правду сказать. А как я вам ее скажу, если и сам  не  знаю.  Вот
хотите верьте, хотите нет, а я ведь по-прежнему  всего  лишь  моряк.  Не
торговец я машинами и котлами, хотя, если сумею продать, кое-что с этого
поимею. А вообще-то мне была  обещана  помощь  очень  высокопоставленных
людей из окружения Кемаля-паши, чтобы устроиться служить на  "Гебен".  Я
ведь, честно признаться, больше ничего и не умею. А тут есть шанс  стать
даже и командиром. Как  мне  сказали,  многим  турецким  деятелям  нужен
противовес слишком уж усилившемуся  влиянию  русских...  -  Так.  Это  и
вправду интересно. Но  разве  сейчас  все  подобные  посты  не  занимают
русские офицеры? Я читал... - Да, пока занимают. Но уже  и  в  ближайшем
окружении Мустафы Кемаля зреет недовольство.
   Психологическая и историческая инерция, знаете ли.  Ведь  большинство
турецких офицеров, их отцы и деды привыкли  видеть  в  русских  извечных
врагов, а в европейцах - советников, финансистов, военных инструкторов и
так  далее.  Пусть  даже  русские  помогли  выиграть  последнюю   войну,
полгода-год - слишком малый отрезок времени по сравнению с  веками.  Все
еще  можно  отыграть  назад.  Далеко  не  всем  нравится,  что   русские
фактически контролируют  проливы,  строят  свой  город  на  подступах  к
Стамбулу... В общем, переплетается слишком много факторов, а в  итоге  -
лично у меня появляется редкостный шанс... - Я вас прекрасно понимаю,  -
кивнул Шульгин. - Грех не воспользоваться.
   Такой человек, как вы, прямо рожден для подобных авантюр.  А  я?  Как
видите вы мою роль в этой истории?
   - А вы, мой друг, можете стать моим ближайшим помощником и партнером.
С  вашим  опытом,  знанием  Востока,  надеюсь,  и  неплохими  связями  в
метрополии... - Почему бы и нет? Я уже занимался чем-то похожим в  Бирме
и Южной Америке, хотя и на уровне племенных вождей, а не правительств  в
недавнем прошлом великих держав. Но отчего не попробовать свои  силы  на
более высоком уровне. Только имеете ли  вы  соответствующие  полномочия?
Как все это будет выглядеть?
   - По правде сказать - пока не знаю. Но если мы доберемся до Стамбула,
я вступлю в  контакт  с  людьми,  к  которым  имею  рекомендации...  Там
посмотрим, а пока вы будете  числиться  именно  моим  близким  другом  и
напарником. Осмотримся, потом будем конкретизировать наши  позиции...  -
А...  -  собрался  Шульгин  задать  следующий  вопрос,  и  тут   услышал
отдаленные  шаги  Славского.  -  Все.  Пока  молчите,   Гельмут.   Позже
продолжим... Мне ваши тайны вообще ни к чему, но терпеть не могу дураком
себя чувствовать в чужих  играх...  ...Славский  вошел,  осторожно  неся
перед собой стаканчик.
   - Поздравьте с успехом, господа. Нашел. Там по стене сочится струйка.
Очень слабенькая, но все же. За час вот набралось.
   Он протянул стакан фон Мюкке, и тот, смакуя, выцедил ровно треть.
   - Пейте, пейте, ваша доля - половина. Я уже напился. И пристроил  там
мешочек. Часа через три, думаю, у нас будет приличный запас.
   Он уселся в углу, с наслаждением расправил затекшую  во  время  сбора
воды спину, закурил папиросу.
   - А вы чем без меня занимались?
   - Чем тут заниматься? Сделал вот Гельмуту массаж.  Он  явно  идет  на
поправку.
   Выбраться  бы  наружу,  попарить  его  в  содовой  ванне,   растереть
бальзамом на змеином яде, - подмигнув фон Мюкке, ответил Шульгин. -  Так
что принимайте вахту, а я отправлюсь на дальнейшие поиски.
   И - вот еще что, господин Славский, давайте-ка отойдем на минутку.
   За ближайшим поворотом он, до этого  вроде  бы  дружески  поддерживая
Станислава под  локоток,  внезапно  резко  сжал  пальцы.  Так,  что  тот
сдавленно зашипел от боли.
   - Вы что?..
   - Нет, я ничего. А  вы  себе  хорошо  представляете  наше  положение?
Заодно не забыли наш разговор в пивной? Так вот. Дурака я из себя делать
никому не позволю. - И тут же он перешел  на  стремительный  английский.
Шульгин говорил очень быстро, едва успевая языком за мыслями:
   - Дело ведь вот в чем. Дорогу наружу я могу  найти  и  один.  Один  и
уйду. Вы мне совершенно не нужны, если честно  сказать.  Скорее  -  даже
обуза. Долг чести, если он и был, я исполнил Дальше живите  как  хотите.
Не моя забота. А если желаете продолжать отношения - расскажите мне все:
для чего это все, кто вы, на кого  работаете,  сколько  могу  заработать
лично я. Ставки у вас идут на миллионы, чувствую.  Готов  получить  свою
долю. Или... Прервался,  наблюдая  за  реакцией  Славского,  начал,  как
всегда, выигрывая время и маскируя свои эмоции, прикуривать.
   - О чем  вы  говорите,  Ричард?  Я  не  понимаю.  Скажите  по-русски,
по-немецки... - в голосе Славского Шульгин уловил долгожданную слабину.
   И ответил опять по-английски:
   - Не понимаете? Тем хуже для вас. Лучше бы бросили валять дурака.  Вы
давно себя выдали. Родной язык от специалиста не скроешь.  Я  даже  могу
сказать, откуда вы родом, где учились и какими языками сверху маскируете
базовый. Что я, зря изучил лингвистику двенадцати языков?
   А выход из лабиринта я найду и без  вас.  Вы  мне  не  нужны.  Это  -
понятно? - помахал в воздухе ярко пылающей и рассыпающей искры  сигарой.
- Гуд бай, май лав, донт  край,  май  лав...  Отвернулся  от  Славского,
сделал шаг, второй и, резко присев, развернулся на каблуках.
   Станислав, оскалившись, тянул из-за пояса револьвер.
   Отлично, просто отлично! Как раз этого Сашка от него и ждал.
   - Ну давай, давай его сюда... Тыльной стороной левой  руки  он  отбил
руку  Славского  в  сторону,  правой  закатил  не  сильную,  но  звонкую
пощечину,  потом  отобрал  аккуратный  восьмизарядный   "кольт-38   арми
спешиал".
   Хорошая такая машинка, с откидным барабаном и полированными ореховыми
щечками рукоятки. Но профану что ни дай, толк  один...  -  Дурак!  Ну  и
подыхай в этой поганой пещере вместе со своим паралитиком!
   Сунул револьвер в карман, для полной достоверности мизансцены  плюнул
Славскому под ноги и не спеша пошел по штреку.
   Все это, как ранее отмечено, говорилось по-прежнему на  изысканнейшем
английском, на котором даже аналоги русских "дурак, подонок  и  сволочь"
звучали вполне по-джентльменски.
   Как ему казалось, все он сделал  более  чем  убедительно.  Оставалось
только ждать.
   И результат акции последовал незамедлительно.
   - Да подождите же вы, черт возьми! - Этот глас  вопиющего  в  пустыне
прозвучал на чистом языке их "общей" родины, туманного Альбиона.
   - Ладно, понимаю я ваш проклятый язык. Ну и  что?  Чего  вы  от  меня
хотите добиться?
   - Мой бог! Я вам уже десяток раз повторял. Что абсолютно  ничего.  Не
нужны вы мне и почти неинтересны. Это я вам все время для чего-то нужен.
Но раз вы дозрели, спрашиваю последний раз  -  в  чем  смысл  всей  этой
истории, кто вы, кто фон Мюкке и те люди, которые гоняются за нами?  Как
вы упорно не хотите понять,  что  судьба  свела  вас  совсем  не  с  тем
человеком, которым можно управлять втемную.
   Вот я вас сейчас немного поучил. Вы не  нашли  адекватного  ответа...
Какие у вас претензии?
   Даже при свете направленного в потолок  фонаря  Шульгин  увидел,  что
Славский пребывает в состоянии "плюнь - зашипит". Как раскаленный  утюг.
Этого он и добивался.  Разведчик  -  обязательно  перетерпит.  А  бывший
офицер, может и броситься невзирая на последствия.  Впрочем,  момент  им
уже упущен.
   Сашка сказал примирительно:
   - Плохо владеете собой, "мистер Лоуренс". - Это  имя  он  произнес  с
издевкой, подчеркивая разницу в классе. - Но вы сами  этого  добивались.
Обычно, когда на Ричарда Мэллони направляют револьвер, он стреляет сразу
и наповал. Сейчас я отступил от этого правила, поскольку кое-что нас как
бы связывает. Поэтому мой удар по вашему лицу прошу расценивать  не  как
оскорбление, а совсем наоборот.
   Естественный жест врача, приводящего  в  себя  пациента,  впавшего  в
нервический припадок. Успокойтесь. Все  будет  хорошо.  Возвращайтесь  к
нашему капитану, покормите его, поспите. Когда я найду выход, я за  вами
вернусь. Слово чести. Но вам советую хорошо подготовиться и на  заданный
мной вопрос дать искренний ответ.
   Договорились, Станислав Викентьевич?
   Скрипнул ли зубами Славский, Сашка не  услышал.  Но  тон  ответа  был
подходящий.
   Ничего, так с вами и разговаривать... Однако все же слишком хорош был
английский язык этого человека.
   Способности профессора Хиггинса, усвоенные Шульгиным через  обучающие
программы Антона, позволяли  уст