дымная августовская жара.
     Гостей на одиннадцатом дне рождения Мага было множество.
     Там  было двадцать  мальчиков  и  семнадцать  девочек. Там  было  много
коротко стриженных блондинов в одинаковых темно-синих костюмах и с кобурами.
Там была толпа официантов,  которые  привезли мармелад, печенье и  чипсы. Во
главе процессии грузовиков гордо ехал антикварный "бентли".
     "Удивительные Гарви  и  Ванда"  (Детские праздники  --  наш  профиль!),
однако,  не  приехали. У  них  вдруг  что-то  случилось с желудком, но очень
удачно, хотя и неожиданно, тут же нашлась замена -- иллюзионист.
     У  всех есть  свое  хобби. Как  его  ни отговаривал  Кроули,  Азирафель
намеревался продемонстрировать свое.
     Он очень гордился своими  магическими способностями. В 1870-х  годах он
даже брал уроки  у знаменитого Джона Маскелина и больше года практиковался в
ловкости  рук  и  фокусах с исчезновением  монеты и  выуживанием кроликов из
шляп. Ему казалось, он весьма в этом преуспел. Проблема, однако, была в том,
что  хотя  Азирафель был способен на трюки, при  виде которых небезызвестный
Кружок  Волшебников тут же удрученно сдал бы свои волшебные палочки в музей,
он никогда не применял  свои, так сказать, скрытые таланты  при демонстрации
ловкости рук. Это грозило крупными неприятностями. Азирафель начинал жалеть,
что бросил репетиции.
     Хотя,  размышлял  он,  это  все  равно  что  ездить  на  велосипеде  --
разучиться  невозможно.  Волшебная  мантия  немного  запылилась,  но  сидела
по-прежнему  безупречно.   Он  даже  смог  вспомнить   некоторые  выражения,
приличествующие случаю.
     Дети  смотрели на  него с  выражением  нескрываемого  и  презрительного
непонимания. Кроули,  напяливший  белую  куртку  официанта,  выглянул  из-за
стойки с чипсами, и поежился -- ему стало неловко за бедного ангела.
     --  Итак, юные господа  и дамы, перед вами этот  старый цилиндр! Что за
отвратительная  шляпа,  скажете  вы!  Как  видите,  в  ней  ничего  нет.  О,
подождите-ка, а  это что за подозрительный субъект? Ба, да это  наш мохнатый
дружок, кролик Гарри!
     --  Он  был  у  вас в  кармане,  -- Маг  пальцем показал  на фокусника.
Остальные дети согласно кивнули. За кого он их держит? За малышню?
     Азирафель вспомнил, что говорил Маскелин по поводу реплик из зала.
     --  Обратите  все в шутку, недотепы, -- говорил  он, обращаясь к  своим
ученикам,  -- и вас, мистер Пергамент (Азирафель тогда взял  себе именно это
имя), я тоже имею в виду! Заставите их смеяться -- они все вам простят!
     --  Ха-ха-ха,  разгадали  фокус со шляпой, -- добродушно рассмеялся он.
Дети бесстрастно смотрели на него.
     -- Полное фуфло, -- сказал Маг. -- А я мультики хотел.
     -- И он прав,  -- согласилась  малышка с  хвостиком  на затылке. --  Вы
полное фуфло. А может, и гомосек к тому же.
     Азирафель  в отчаянии оглянулся на  Кроули. По его мнению, юный Маг без
всякого сомнения подвергся  тлетворному инфернальному влиянию, и чем  скорее
объявится Черный Пес и можно будет убраться отсюда, тем лучше.
     -- Хорошо, а  нет ли у  вас  при  себе, юные друзья мои,  монеты  в три
пенса? Нет, дружок? А что это у тебя за ухом...?
     --  У  меня на дне  рождения  были  мультики, --  заявила юная особа  с
хвостиком.  --  А  еще  трансформер  --  а  еще  маленький  пони  --  а  еще
десептикон-трансформер -- а еще...
     Кроули  застонал.  Детские  праздники,   безусловно,  были   тем  видом
мероприятий,  само  упоминание  о котором  должно вызывать  нервную дрожь  у
любого ангела,  в ком есть хотя  бы капля здравого смысла. Визгливые детские
голоса  стали особенно невыносимы,  когда  их  обладатели пришли в  циничный
восторг при виде Азирафеля, уронившего три сцепленных кольца.
     Кроули  отвернулся,  и  его взгляд  упал на стол, заваленный подарками.
Посреди  стола  возвышалась странная  пластиковая  конструкция, и  из нее на
Кроули смотрели два маленьких, как бусинки, глаза.
     Кроули внимательно изучил  их, ища  следы красного  отблеска. Ни в  чем
нельзя  быть  уверенным, когда  имеешь дело  с  адской  бюрократией.  Всегда
остается шанс, что они пришлют тебе тушканчика вместо собаки.
     Это и был тушканчик, но самый обычный, и он сидел в замечательной башне
из каких-то трубок, шаров и беговых колес. Нечто подобное могли бы придумать
испанские инквизиторы, если бы получили доступ к штамповочному прессу.
     Он  проверил  часы.  Ему  еще  ни  разу не  пришло  в  голову  заменить
батарейку,  которая  высохла три года  назад,  но они все  равно  показывали
точное время: без двух минут три.
     Азирафель занервничал.
     -- А нет ли, по чистой случайности,  у  кого-нибудь из  числа уважаемой
публики в  кармане носового  платка? Нет?  -- Во  времена  королевы Виктории
выйти  на  улицу  без  носового  платка  было  немыслимо,  а  делать фокус с
волшебным появлением голубя,  который уже  исклевал Азирафелю всю  руку, без
носового платка невозможно. Ангел попытался привлечь внимание Кроули, но это
ему не  удалось,  и он в отчаянии обратился к  одному из охранников, который
смущенно переступил с ноги на ногу.
     -- Вот вы, дорогой мой, подойдите-ка сюда. Посмотрите у  себя в кармане
-- я уверен, что вы храните там замечательный шелковый платок.
     --  Нет, сэр. Никак нет, сэр, -- отчеканил  охранник, глядя прямо перед
собой.
     Азирафель  безнадежно  подмигнул  ему.   --  Ну  же,  молодой  человек,
взгляните, пожалуйста...
     Охранник  засунул  руку  во  внутренний карман, на его  лице  появилось
удивленное  выражение,  и он  вытащил  оттуда платок,  темного сине-зеленого
цвета, с кружевами ко краю. Азирафель почти сразу же понял, что кружева были
лишней  деталью, потому что пистолет, который в  них  запутался,  вылетел из
кармана,  вращаясь, перелетел  через весь зал  и тяжело опустился  в блюдо с
мармеладками.
     Дети разразились восторженными аплодисментами. -- А вот это неплохо, --
заявила юная особа с хвостиком.
     Маг уже ринулся через зал, и схватил пистолет.
     -- А ну, козлы, воткнули руки в небо! -- радостно завопил он.
     Охрана не знала, что делать.
     Некоторые полезли  за оружием; другие начали осторожно двигаться -- кто
к Магу,  кто от него.  Остальные дети  принялись жаловаться, что  тоже хотят
пистолеты, и  некоторые, развитые не по  годам, уже пытались выхватить их из
рук тех охранников, которым хватило ума вытащить их на всеобщее обозрение.
     Потом кто-то бросил в Мага мармеладку.
     Тот  взвизгнул и  нажал на спусковой курок. У него в руках  был "магнум
32",  стоящий на вооружении  в  ЦРУ -- серое,  тяжелое, не  понимающее шуток
орудие, способное разнести человека в клочки с тридцати шагов, и не оставить
от  него  ничего,  кроме  кровавого   пятна,  лишней  работы  уборщикам,   и
предписанного уставом отчета.
     Никто и глазом не успел моргнуть. Кроме Азирафеля.
     Из  дула "магнума" вылетела  тонкая струйка  воды, и  ударила  в  спину
Кроули, который как раз смотрел в окно, пытаясь разглядеть в саду  огромного
черного пса.
     Азирафель смущенно огляделся.
     И ему в лицо ударил кремовый торт.
     Было почти пять минут четвертого.
     Махнув рукой, Азирафель обратил остальные настоящие пистолеты в водяные
и вышел из зала.
     Кроули  догнал его за воротами, где он рылся  в многочисленных складках
своего плаща.
     -- Куда же он делся? -- бормотал Азирафель.
     -- Он в рукаве, -- сказал Кроули, и вытащил на свет быстро остывающий и
весьма  потрепанный  птичий  трупик.  --  Вот что  получается, когда  фокусы
продолжаются  слишком  долго.  -- Он  вдохнул  жизнь  в  голубя,  тот что-то
благодарно проворковал, и, осторожно оглядываясь, улетел.
     -- Да не голубь,  --  раздраженно сказал ангел. -- Пес. Его  до сих пор
нет.
     Кроули задумчиво покачал головой. -- Посмотрим.
     Он  открыл  дверку  машины  и включил  радио. --  ...выбросить  тебя из
головы,  и не  выбросить  тебя  из головы,  -- защебетала  Кайли Миноуг,  --
выбросить тебя из ПРИВЕТ, КРОУЛИ.
     -- Привет. Алло, кто это?
     --  ДАГОН,  ПОВЕЛИТЕЛЬ МУК, ХРАНИТЕЛЬ  ЛИЧНЫХ ДЕЛ,  ПОДКНЯЖИЙ  СЕДЬМОГО
КРУГА. ЧЕМ МОГУ БЫТЬ ПОЛЕЗЕН?
     -- Адский пес... просто проверяю. Он нормально отбыл?
     -- ВЫПУСТИЛИ ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД. А ЧТО? ПРОБЛЕМЫ? НЕ ПРИБЫЛ?
     -- Нет-нет, никаких проблем.  Все нормально. А, вот  он,  вижу. Хороший
пес. Отличный пес. Все круто. Отлично вы там внизу работаете, ребята. Ладно,
рад был поговорить, Дагон. Увидимся...
     Он выключил радио.
     Они посмотрели друг  на друга. В доме раздался выстрел, и одно  из окон
разлетелось вдребезги. -- Какая досада, - проворчал Азирафель, воздерживаясь
от  более  крепких  выражений  с легкостью, которая достигается только после
шести тысяч лет воздержания от более крепких  выражений, и становится второй
натурой. -- Видимо, один не заметил.
     -- А пса нет, -- сказал Кроули.
     -- Пса нет, -- подтвердил Азирафель.
     Демон тяжело  вздохнул. -- Садись в  машину, -- сказал он. -- Это  надо
обсудить. Нет, погоди, еще...
     -- Что?
     -- Счисти сначала крем.

x x x

     Безмолвная августовская жара нависла  не  только над Лондоном. Вдали от
него,  вдоль  дороги  в  Тэдфилд, пыль  тяжело садилась  на  заросли высоких
лопухов.  Над живыми изгородями  жужжали пчелы. Воздух пах так, словно вчера
его забыли убрать в холодильник, а с утра подогрели в той же сковородке.
     Над пустынной дорогой разнесся странный  звук -- словно тысяча железных
глоток одновременно собирались рявкнуть "Слава!", но вдруг заткнулись.
     На дороге стояла черная собака.
     Это точно была собака. Во всяком случае, с виду. Если смотреть издали.
     Есть собаки, которые с первого взгляда напоминают  вам, что несмотря на
тысячи лет искусственного отбора, любой пес  отошел от волка не  дальше, чем
на две кормежки. Они надвигаются на вас неторопливо и целенаправленно -- зов
предков во плоти, клыки желты,  из пасти смердит, а их хозяева жизнерадостно
кричат  с безопасного расстояния, что  "он  душка, просто отгоните его, если
будет  надоедать",  и  в   зелени  его  глаз  плещется  алый  огонь  костров
плейстоцена...
     Но при виде этого пса даже такие собаки бесстыдно забились бы под диван
и притворились, что в  данный момент в  этом  мире их не  интересует ничего,
кроме резиновой косточки.
     Он уже рычал, и  в этом рыке слышалась свернутая тугой пружиной угроза.
Такой рык рождается глубоко  в глотке, а выбравшись наружу, не теряет  даром
ни секунды, и умирает в первой попавшейся по соседству глотке.
     С челюстей пса капала слюна и с шипением падала на асфальт.
     Пес шагнул вперед и понюхал недвижный воздух.
     Его уши встали торчком.
     Он  услышал вдали голоса. Голос. Голос мальчишки, однако этот  пес  был
создан  именно  для  того,  чтобы  повиноваться  ему,  он  не  мог  ему   не
повиноваться. Если этот голос скажет "Рядом!", он пойдет рядом; если  скажет
"Убей!" -- убьет. Голос Его Хозяина.
     Пес  склонил голову  набок, словно сидел  перед  фонографом  на эмблеме
фирмы  грамзаписи  HMV.  Потом он перепрыгнул через  изгородь и  неторопливо
потрусил  по полю,  мимо пасшегося там быка. Бык насупился, вгляделся в пса,
взвесил шансы и торопливо отошел на дальний конец пастбища.
     Голоса слышались из неопрятной рощицы  поодаль. Черный пес оскалился  и
подкрался поближе.
     Один голос сказал:
     -- Да нипочем  не  подарит.  Ты  всю дорогу  говоришь, что  подарит,  и
ничего. Вот пусть тебе папа  кого-нибудь подарит. Кого-нибудь интересного. А
то ведь  будут какие-нито жуки жалючие. Вот тебе интересное -- так твой папа
думает.
     На морде пса появилось выражение, которое с  собачьего  переводится как
"недоуменная ухмылка",  но  он тут же потерял интерес к этим  словам, потому
что заговорил Хозяин, Центр Его Вселенной:
     -- Собаку, вот кого.
     -- Как же. Ты нипочем не знаешь, что  это собака. Никто не говорил, что
это  собака. А почем ты знаешь, что это  собака, если никто не говорил? Папа
твой будет ворчать, что он только и делает, что жрет.
     --  Кусты. Бирючину, к  примеру. -- Если  судить по голосу,  обладатель
третьего голоса  был гораздо аккуратнее, чем  первые  два.  Такой голос  мог
принадлежать  человеку,  который,  занявшись  сборкой пластиковой модели, не
только  тщательно  подсчитает  все  детали,  прежде  чем  начать,  но  и,  в
соответствии  с  инструкцией,  покрасит  все части,  подлежащие  покраске, и
оставит их  сохнуть на точно оговоренное время. Короче говоря, в этом голосе
проявлялись все качества, необходимые для успешной карьеры бухгалтера высшей
квалификации.
     --  Не  едят  они бирючину,  Уэнсли. Ты что, видел когда-нибудь,  чтобы
собаки жрали кусты?
     -- Я жуков имею  в виду. Они, кстати, довольно интересные.  Они поедают
друг друга, когда спариваются.
     Наступила напряженная, полная работы мысли тишина. Пес подполз поближе,
и понял, что голоса доносятся из большой ямы.
     Дело  в том, что деревья  скрывали старый  меловой карьер, который  уже
наполовину зарос  вьюном и терновником  --  старый, но  явно не заброшенный.
Повсюду  его  пересекали  тропинки;  на  гладких  склонах  виднелись  следы,
свидетельствующие о регулярных тренировках скейтбордистов  и  велосипедистов
на Стене Смерти, или,  по крайней мере, Стене Серьезно Поврежденных Коленок.
С  нависших над карьером  ветвей,  тех,  до  которых можно  было  добраться,
свисали  куски  изрядно  потрепанных  веревок.  Там  и  здесь  среди  листвы
виднелись укрепления из железных листов и старых досок.  Из зарослей крапивы
торчал выгоревший и проржавевший кузов монументального "триумф-геральда".
     Куча помятых колес  и скрученной  проволоки в дальнем углу карьера была
знаменитым  Затерянным  Кладбищем,  куда   приезжали   умирать   тележки  из
супермаркета.
     Если вы ребенок, это место -- рай. Взрослое местное население  называло
его Ямой.
     Пес  выглянул  из-за куста крапивы,  и увидел  четыре маленькие фигуры,
которые сидели посреди  карьеры  на  трибуне  из непременного атрибута  всех
потайных убежищ и секретных штабов: обычных ящиках из-под молочных бутылок.
     -- Да врешь!
     -- Не вру.
     --  Спорим,  врешь,  -- сказал первый  из говоривших.  Точнее,  первая,
поскольку некоторые нотки  ее голоса позволяли предположить,  что  это  юное
существо  женского  пола.  Другие  нотки  свидетельствовали,  что услышанное
привело ее в ужас и вызвало крайний интерес.
     -- Они точно едят друг друга. У  меня  их было шесть, а потом мы уехали
на каникулы, и я забыл сменить у них бирючину, а  когда  мы приехали, у меня
остался один. Большой и толстый.
     -- Да ну.  Это, наверно, пауки.  Я по телику видел, как  паучиха, когда
спарится, сразу сжирает мужа. А может, богомолы.
     Еще одна полная задумчивости пауза.
     -- А о чем они молятся? -- послышался голос Хозяина.
     -- Кто ж их знает. Наверно, чтоб не жениться.
     Пес ухитрился  подобраться еще ближе, нашел в покосившемся заборе  дыру
от вывалившегося сучка, и заглянул в нее одним глазом.
     -- Это как с великом,  --  авторитетно заявил первый голос.  --  Хочешь
получить велик  с семью скоростями, с высоким седлом, фиолетового цвета, все
такое -- а тебе дарят голубенький. С корзинкой. Девчачий велик.
     -- Ну, ты же девчонка, -- сказал другой.
     -- Это дискринация просто, вот что. Когда дарят девчачьи подарки только
потому, что ты девчонка.
     -- А у меня будет собака, -- твердо заявил Хозяин. Хозяин сидел спиной,
и пес не мог разглядеть его лица.
     -- Ага,  такой  большущий бульбультерьер, что  ли?  --  с  уничтожающим
сарказмом спросила девочка.
     -- Нет, это будет  собака, с которой  можно поиграть, -- сказал Хозяин.
-- Не большая собака...
     (... глаз в зарослях крапивы стремительно рванулся к земле...)
     --...  а щенок, но очень умный,  и чтоб мог залезть в кроличью  нору, и
чтоб  одно  ухо  у него всегда заворачивалось,  как  наизнанку. И  настоящая
дворняжка, вот. Породистая дворняжка.
     Четверо в карьере  не слышали  негромкое "бум!" на краю карьера.  Такое
"бум!"  может получиться, скажем,  когда  воздух внезапно  заполняет вакуум,
образовавшийся в  результате  превращения очень  большой собаки  в  не очень
большую.
     А совсем  тихое "щелк!" сразу  за "бум!" вполне могло быть вызвано тем,
что одно ухо у нее вывернулось наизнанку.
     -- А назову я его... -- сказал голос Хозяина, -- Я назову его...
     -- Ну? -- спросила девочка. -- И как же ты его назовешь?
     Пес неподвижно замер. Настал тот самый момент. Момент Наречения. Сейчас
он  получит  цель в жизни, узнает свое назначение, станет  самим  собой. Его
глаза -- значительно ниже над землей -- засветились тусклым  красным огнем и
слюна закапала на крапиву.
     -- Я  назову  его Бобик,  --  решительно сказал  Хозяин. --  И  никаких
проблем с таким именем.
     Адский пес застыл. В глубине своего дьявольского собачьего  сознания он
понимал,  что  что-то здесь  не  так,  но  не  мог  ослушаться,  и  внезапно
проснувшаяся огромная любовь к Хозяину преодолела все дурные предчувствия. В
конце концов, кто решает, какого ему быть роста?
     И он поскакал вниз по склону навстречу своей судьбе.
     И странное дело -- ему и раньше  хотелось бросаться на людей, но теперь
он вдруг понял, что, вопреки всем ожиданиям, ему хочется одновременно вилять
хвостом.

x x x

     --  Ты  же  говорил, что  это  он!  -- простонал  Азирафель,  рассеянно
подбирая пальцем остатки крема с лацкана. Он облизал палец.
     -- Это был он, -- сказал Кроули. -- То есть, я-то знаю, правда ведь?
     -- Значит, вмешался кто-то другой.
     -- Кто другой? Кроме  нас, больше  никого нет,  так?  Добро и Зло.  Или
одно, или другое.
     Он ударил кулаком по рулю.
     -- Ты даже представить себе не можешь, что с тобой могут сотворить там,
внизу, -- сказал он.
     -- У меня сильное подозрение, что это не сильно отличается от того, что
могут сотворить там, наверху, -- заметил Азирафель.
     -- Да брось. Все ваши непостижимо милосердны, -- ядовито сказал Кроули.
     -- Неужели? В Гоморре бывать не приходилось?
     -- Приходилось.  Там  была одна таверна, где подавали отменные коктейли
из перебродивших фиников, с мускатным орехом и толченым лимонником...
     -- Нет, позже.
     -- А-а...
     -- Видимо, что-то случилось в больнице, -- сказал Азирафель.
     -- Ничего там не могло случиться! Там было полно наших людей!
     -- Чьих людей? -- холодно спросил Азирафель.
     -- Моих людей, -- поправился  Кроули. -- Хорошо, не  моих людей. Ну, ты
сам знаешь. Сатанистов.
     Он попытался  сказать это  слово, как бы оправдываясь.  Оба признавали,
что  мир  был  замечательно  интересным  местом,  получать  удовольствие  от
которого оба они собирались как можно  дольше, но в остальном было не так уж
много  вопросов,  по  которым  их  мнение  совпадало.  Однако  они полностью
соглашались друг с другом в том, что касалось людей, по той или иной причине
желающих поклоняться Князю Тьмы. Кроули всегда  становилось за них неудобно.
Не  то чтобы  они  заслуживали  грубого  обхождения, но  смотрел  он на  них
примерно также, как смотрит ветеран вьетнамской  войны на соседа, явившегося
на  собрание "Объединения соседей для  поддержки  порядка"  в  полной боевой
выкладке.
     К  тому  же их энтузиазм нагонял  тоску. Демоны,  по  большей части, не
могли взять в толк, зачем нужна вся  эта  возня  с перевернутыми распятиями,
пентаграммами и  петухами. Все это не нужно.  Все, что нужно, для того чтобы
стать сатанистом -- это усилие воли. Ты можешь быть одним из них всю жизнь и
не   догадываться   о  о  том,  что   такое   пентаграмма,  а  с   убиенными
представителями   семейства   куриных   сталкиваться   только   во   фрикасе
по-наваррски.
     Кроме  того, многие  сатанисты старого толка на самом  деле были вполне
приятными  людьми. Как было заве