ельно издавались журналы с названием вроде "Барышни в подвязках". Из
одного  из этих котлов распущенности она, кстати, почерпнула идею о том, что
мягкие игрушки в спальне создают интимно-кокетливую атмосферу.
     Шедуэлл  остановил  взгляд  на большом  потертом  плюшевом  медведе,  у
которого  не  хватало одного глаза  и пол-уха. Вполне  возможно,  его  звали
"мистер Баггинз".
     Он повернулся в другую сторону. Его глазам предстал мешок для пижамы  в
форме  животного, которое могло быть собакой, хотя, с  другой стороны, могло
быть и скунсом. Оно жизнерадостно улыбалось.
     -- Фу, -- сказал он.
     Память  никак не желала  отпускать  его из  цепких лап.  Он сделал это.
Насколько ему было известно, еще никому в Армии не удавалось изгнать демона.
Ни  Хопкинсу, ни Сифтингсу, ни  Дайсмену. Может быть, даже старшему сержанту
Мастеру [В истории Армии Ведьмознатцев был недолгий период возрождения в дни
роста Британской империи. В  своих бесконечных походах британская армия то и
дело сталкивалась  со знахарями, шаманами, колдунами и прочими  неприятелями
оккультного  толка.  Вот  в  чем причина  создания  специального  корпуса, в
который,  помимо   прочих,  входил   и   АВ  ст.  с-т  Масстер:  когда  этот
примечательный  персонаж, под два  метра ростом, больше  центнера  весом,  с
ревом  шагал  вперед,  сжимая в руках бронированное Писание, Колокол весом в
восемь фунтов, и  Свечу со специальной арматурой  внутри, вельдт очищался от
врага быстрее, чем  под  огнем картечницы Гатлинга. Пресловутый Сесиль  Родс
писал о нем: "Некоторые племена в дебрях континента считают его чем-то вроде
бога, и только без меры  отважный либо безумно отчаянный знахарь не отступит
перед натиском  старшего  сержанта Масстера.  Я  бы не  променял его на  два
батальона  гуркхских стрелков".], которому принадлежал абсолютный  рекорд по
числу обнаруженных колдунов и ведьм.  Рано или поздно любой армии попадает в
руки абсолютное оружие и, по мнению Шедуэлла, в  данный момент оно пребывало
в его руке.
     И пошла она подальше, доктрина ненанесения первого удара. Вот он только
чуть передохнет, раз уж  он здесь, а потом, наконец, Силы  Тьмы встретятся с
достойным противником...
     Когда  мадам  Трейси  принесла чай,  он  храпел.  Она тактично прикрыла
дверь,  с чувством большой благодарности,  потому что через двадцать минут у
нее должен  был  начаться сеанс, а  отказываться  от денег в наши-то дни  по
меньшей мере неумно.
     Хотя  мадам  Трейси  по любым меркам была  весьма  недалекой особой,  в
некоторых  делах  у  нее был своего рода инстинкт  и  в  том,  что  касается
любительского подхода к вещам оккультным,  он ее не обманывал. Она прекрасно
понимала,  что  ее клиентам нужен  именно любительский подход. Они не хотели
полностью погружаться в многоплановую природу Пространства-Времени, они лишь
хотели  убедиться,  что мама, расставшись  с жизнью, чувствует себя  в целом
неплохо. Им  нужна  была  лишь чуточка Тайного Знания, чтобы придать остроты
пресным блюдам повседневности;  при этом  желательно,  чтобы подавались  они
порциями максимум по сорок пять минут и перемежались чаем с печеньем.
     И им уж  точно не нужны  всякие там свечи, благовония,  заклинания  или
таинственные руны. Мадам Трейси даже убрала большую часть Старшего Аркана из
своей колоды Таро, потому что картинки на картах расстраивали клиентов.
     И перед  сеансом она обязательно ставила вариться брюссельскую капусту.
Ничто  так  не  успокаивает,  ничто   так  не  соответствует  уютному   духу
английского чернокнижия, как запах капусты, что варится на кухне.

x x x

     Почти сразу  после полудня  тяжелые грозовые  тучи затянули небо в цвет
старого свинца.  Скоро пойдет  дождь, тяжелый, беспросветный. Пожарные очень
надеялись на то, что скоро пойдет дождь. Чем скорее, тем лучше.
     Они  прибыли  на  место  почти сразу и  те,  что  помоложе,  суетились,
раскатывая пожарные рукава и готовя топоры, хотя те, что постарше, с первого
взгляда поняли, что этот дом не  спасти, и  нет никакой  уверенности даже  в
том,  что  дождь  не даст огню  распространиться на соседние  здания. В этот
момент черный "бентли" юзом вылетел из-за угла прямо на тротуар на скорости,
несколько превышающей девяносто  километров в  час, и со  скрежетом тормозов
остановился  в  полудюйме  от  стены книжного  магазина.  Из  него  выскочил
неимоверно возбужденный  молодой  человек в  черных очках и ринулся  в дверь
пылающего здания.
     Его перехватил один из пожарных.
     -- Вы владелец этого заведения? -- спросил пожарный.
     -- Да ты сдурел! Я что, похож на хозяина магазина?
     -- Вряд ли смогу утверждать это, сэр. Внешность  весьма обманчива. Я, к
примеру,  пожарник.  Однако, встречаясь  со  мной в компании, люди,  которым
неизвестна  моя  профессия,  зачастую  предполагают,  что я  на  самом  деле
бухгалтер-аудитор или директор фирмы. Представьте, что я не в форме, сэр, и,
тогда, по вашему мнению, на кого я был бы похож? Только честно?
     -- На урода, -- рявкнул Кроули и вошел в магазин.
     Сказать, что он просто вошел в магазин, значительно легче, чем на самом
деле  туда   войти.  Кроули  пришлось  избежать  столкновения  с  полдюжиной
пожарных,  двумя   полицейскими  и  довольно   большой  группой   интересных
обитателей  ночного  Сохо  [Во  многих других  районах Лондона,  кроме Сохо,
зеваки  на  пожаре  были  бы  скорее  заинтересованными, чем  интересными.],
выбравшихся на  улицу еще засветло  и  занятых  горячей беседой о том, какие
именно  слои общества  стали самым ярким впечатлением на сегодняшний  день и
почему.
     Кроули протиснулся сквозь эту  толпу.  Они  даже  не  посмотрели в  его
сторону.
     Потом он рывком открыл дверь и вошел в ад кромешный.
     Книжный  магазинчик  ангела  пылал  ярким  пламенем.  -- Азирафель!  --
крикнул Кроули.
     -- Азирафель, ты... ты сошел с ума, Азирафель? Ты здесь?
     Нет  ответа. Лишь  шорох горящей  бумаги,  звон  лопающегося  стекла  в
комнатах наверху, до которых добрался огонь, и треск рушащихся балок.
     Кроули бросил беглый, отчаянный взгляд вокруг. Ему нужен был ангел, ему
нужна была помощь.
     В дальнем углу комнаты рухнул книжный шкаф, разбросав пылающие книги по
всему полу.  Кроули  стоял  в  самом  сердце пожара  и  не  обращал  на него
внимания. Левая штанина начала дымиться; он посмотрел на нее, и она погасла.
     -- Ау!? Азирафель! Ради Бо... Ради Дья... ради кого угодно! Азирафель!
     Витрина   разлетелась  вдребезги  от  мощного  удара  снаружи.  Кроули,
вздрогнув, обернулся, и в грудь ему неожиданно ударил тугой поток воды, сбив
его с ног.
     Очки отлетели в дальний  угол комнаты,  превратились в  лужицу горящего
пластика  и  уже  не  могли  скрыть желтые  глаза с  вертикальными  змеиными
зрачками. Весь  мокрый, в облаках пара,  с перемазанной пеплом  физиономией,
утратив,  насколько это возможно в  его случае,  всякое хладнокровие, Кроули
стоял на четвереньках посреди пылающего магазина и почем зря клял Азирафеля,
непостижимый план, и все, что Сверху, и все, что Снизу.
     Потом он опустил взгляд и  увидел  ее. Книгу. Ту книгу, которую девушка
из Тэдфилда забыла в машине ночью в среду. Переплет у нее чуть-чуть обгорел,
но  в остальном  она чудесным  образом не пострадала. Он поднял ее, сунул  в
карман куртки, шатаясь, поднялся на ноги и принялся чистить брюки.
     И над  ним обвалился потолок. Обреченное здание повело  плечами, словно
недоуменный  великан,  и  с  ревом  обрушилось  внутрь  дождем  из  кирпича,
головешек и пылающих углей.
     На  улице  полиция оттесняла  прохожих  в сторону, а один  из  пожарных
объяснял любому, кто был готов выслушать:
     -- Я не смог остановить его. Он словно сошел с ума. Или крепко напился.
Просто  вбежал в дом. Я не  мог его  остановить.  С ума сошел. Вбежал, и все
тут. Жуткая смерть. Жуткая, жуткая... Просто вбежал...
     И тут Кроули вышел из огня.
     Полицейские и пожарники взглянули на него, увидели выражение его лица и
не тронулись с места.
     Он уселся в  "бентли", задним ходом  выехал  на Уордор-Стрит, на полном
ходу обогнул пожарную машину и исчез во внезапно сгустившихся сумерках.
     Все уставились ему вслед. Наконец один из полицейских заговорил:
     -- В такую погоду ему надо бы включить фары, -- оцепенело сказал он.
     --  Особенно раз он так ездит.  Это  может быть опасно,  -- безжизненно
заметил другой, и все они стояли, озаряемые и согреваемые горящими останками
книжного магазина, и не могли понять, что  же происходит с миром, который им
казался таким простым и понятным.
     Иссиня-белая молния  прорезала затянутое черными тучами  небо, раздался
болезненно тяжелый удар грома, и хлынул ливень.

     * * * * *

     Она  ехала  на  мотоцикле красного  цвета.  Не  дружелюбного фирменного
красного  цвета  "хонды",  а глубокого,  кровавого  красного цвета, темного,
густого,  злобного.  Во  всех  прочих  отношениях  этот  мотоцикл   выглядел
абсолютно  обычно,  если не считать меча, торчащего из притороченных к седлу
ножен.
     Ее  шлем  был ал,  а кожаная  куртка  --  цвета старого вина. На  спине
рубиновыми клепками была выведена надпись: АНГЕЛЫ АДА.
     Несмотря  на то,  что было всего десять минут  второго, было  сумрачно,
влажно, мокро. Шоссе было почти пустым,  и  женщина  в  красном летела прямо
посередине на своем красном мотоцикле, лениво улыбаясь.
     День складывался  удачно. Видимо,  в красивой женщине верхом  на мощном
мотоцикле, к седлу которого приторочен меч, есть что-то такое, что оказывает
сильное  действие  на определенный тип мужчин. Четыре  коммивояжера пытались
угнаться за ней, и обломки "форда-сьерра" украсили собой  ограждение и опоры
моста на протяжении шестидесяти километров вдоль автострады.
     Она  доехала  до  перекрестка  и  зашла  в  забегаловку  под  названием
"Беспечный едок"  рядом с  автосервисом. Там было  почти  пусто. За  стойкой
официантка скучно вязала  носок, а  кучка  байкеров в черной коже, огромных,
волосатых,   вонючих   и  крутых,  столпилась  в   углу  вокруг  еще  одного
черно-кожаного  собрата,  который  был еще  выше  их  ростом.  Он  полностью
погрузился в игру, стоя перед устройством,  которое в дни иные показывало бы
комбинации  плодов  и ягодок, но теперь было оснащено монитором  и названием
"Викторина "Эрудит"".
     Из угла доносились реплики примерно следующего содержания:
     --  Это D! Жми  D  -- у "Крестного отца" точно  больше  Оскаров,  чем у
"Унесенных ветром"!
     -- "Марионетка"! Сенди Шоу! Это ее песня, чесслово, чтоб мне сдохнуть!
     -- 1666!
     -- Да иди ты, недоумок! Это Большой пожар! А чума была в 1665!
     -- Жми B: Великая Китайская стена -- не одно из семи чудес света!
     Тем было  четыре: "Поп-музыка", "Спорт", "События в  мире", и "Разное".
Высокий байкер,  не снявший  шлема, жал на  кнопки, не обращая ни  малейшего
внимания на советчиков. Во всяком случае, он неуклонно выигрывал.
     Красная наездница подошла к стойке.
     -- Чашку чая, пожалуйста. И сэндвич с сыром, -- сказала она.
     --  Одна  едете, дорогуша?  -- спросила официантка, выставив  на стойку
чашку с чаем и тарелку с кусочком чего-то белого, сухого и твердого.
     -- Жду друзей.
     --  А-а,  -- приглушенно  отозвалась  официантка,  откусывая  шерстяную
нитку. -- Ну так лучше ждите здесь. На улице -- просто ад.
     -- Нет, -- ответила она. -- Еще нет.
     Она  выбрала столик у  окна, откуда  хорошо было видно стоянку, и стала
ждать.
     До нее доносились голоса викторин-эрудитов.
     -- А вот, новый пошел: "Сколько раз Англия официально была  в состоянии
войны с Францией с 1066 года?"!
     -- Двадцать? Ну щас! Двадцать тебе... Ух ты. Ну, никогда бы...
     --  Война Америки  с Мексикой? Знал ведь. Июнь 1845  года. D! Видишь --
говорил я тебе!
     Самый высокий, если не считать играющего, байкер по прозвищу Боров (192
см), шепнул самому низкорослому из них, Жирняку (188 см):
     --  А  куда  делся  "Спорт"?  --  На  костяшках  пальцев  у  него  была
татуировка: на одной руке LOVE (любовь), на другой -- HATE (ненависть).
     -- Да  это случайный, чтоб его, выбор,  так, что  ли? Это у них  все на
микрочипах. У них там, может,  мильон разных  тем,  в памяти. -- У  этого на
костяшках было написано FISH  (рыба)  на  одной руке,  и CHIP  (чипсы) -- на
другой.
     --  "Поп-музыка",  "События  в мире",  "Разное",  и "Война".  Просто  я
"Война" раньше не видал. Потому и говорю, -- Боров громко хрустнул пальцами,
потянул за колечко на банке с пивом, опрокинул полбанки в глотку, рыгнул без
задней мысли и вздохнул. -- Жаль, что у  них  мало вопросов из этой гребаной
Библии.
     -- Чего? --  Жирняк никогда  не подозревал в Борове  эрудированности по
части библейских вопросов.
     -- Да это... помнишь заварушку в Брайтоне?
     -- А то! Тебя  еще по Би-Би-Си показывали, в "Криминальной хронике", --
ответил Жирняк, и в голосе его звучала зависть.
     -- Ну и пришлось мне ошиваться  в отеле, где  мамаша работала, помнишь,
нет?  Ты-РИ  месяца! А читать-то  нечего, только  какой-то  шибздик по имени
Гидеон забыл в номере Библию. Ну, так вот прямо в уме и оседает.
     На  стоянку  въехал  еще  один  мотоцикл,  сияющий  черной,  как смоль,
краской.
     Дверь открылась, и сквозь комнату пронесся порыв холодного ветра. Вошел
мужчина с черной бородкой, с ног  до  головы одетый в черную кожу, подошел к
столику,  за которым сидела женщина в красном, и сел рядом с ней, и  байкеры
рядом  с эрудит-машиной  вдруг заметили, как им захотелось  есть, и отрядили
Скунса в поход за едой для всех, кроме того, что играл, потому что он ничего
не  сказал, только продолжал нажимать кнопки,  безошибочно находя правильные
ответы, и выигрыш его копился в поддоне на дне автомата.
     --  Последний  раз мы виделись  в Мейфкинге, в  Трансваале,  -- сказала
Красная. -- Как дела?
     -- Много работы,  -- ответил Черный.  -- В основном  в Америке. Краткие
турне по всему миру. Убиваю время, в общем.
     (-- Это что такое  значит, что у вас нет пирогов с мясом и почками?  --
спрашивал у стойки потерпевший афронт Скунс.
     -- Мне казалось, что у нас они есть, но, видимо, кончились, -- ответила
официантка.)
     -- Забавно, что мы наконец собрались все вместе, -- сказала Красная.
     -- Забавно?
     -- Ну, сам знаешь. Когда  тысячи лет год за годом ждешь одного главного
дня, и он наконец наступает. Это как ждать Рождества. Или дня рождения.
     -- У нас нет дня рождения.
     -- Я же не говорила, что есть. Я сказала, на что это похоже.
     (-- Если честно, -- призналась официантка, -- у нас, похоже, вообще все
закончилось. Есть только вот этот кусок пиццы.
     -- С  анчоусами? -- мрачно спросил Скунс. Никто из их компании  терпеть
не мог анчоусы. Или оливки.
     -- Да, дорогуша. С анчоусами и оливками. Возьмете?
     Скунс печально покачал головой. Когда он вернулся в игру, в  желудке  у
него урчало. Большой  Тед легко выходил из себя, когда хотел  есть, а  когда
Большой Тед выходил из себя, доставалось всем.)
     На мониторе  появилась  новая тема.  Теперь вопросы делились  на  такие
категории: "Поп-музыка", "События в мире",  "Голод",  и "Война". Байкеры, по
всей  видимости, имели существенно  меньшее представление о голоде,  который
вызвал недород картофеля в Ирландии  в  1846 году, недород всего в Англии  в
1315  году, и недород травки в Сан-Франциско  в 1969 году, чем о  Войне,  но
игрок неизменно зарабатывал высшие очки под аккомпанемент жужжания, бряцания
и  звона,  с которым  машина время  от времени срыгивала  фунтовые монеты  в
поддон.
     -- Переменчивая здесь, на юге, погода, -- сказала Красная.
     Черный, прищурясь, поглядел  на сгущающиеся  тучи. --  А мне  нравится.
Вот-вот будет буря.
     Красная посмотрела на ногти.
     -- Это хорошо. Без хорошей  бури совсем  не то.  Не знаешь, далеко  нам
ехать?
     Черный пожал плечами.
     -- Пару сотен миль.
     -- Я почему-то думала, дальше. Столько  ждать, а ехать всего пару сотен
миль.
     -- Не  важно,  сколько  ехать, -- сказал Черный.  -- Важно  прибыть  на
место.
     Снаружи  послышался рев. Такой рев издает  мотоцикл,  когда у  него  не
работает  выхлоп,  не отрегулирован мотор и течет карбюратор.  Даже не нужно
было  видеть  этот  мотоцикл,  чтобы  представить себе  клубы  черного дыма,
которыми он окутывался  на ходу,  пятна масла, расплывающиеся на асфальте, и
хвост из болтов, винтиков и прочих мелких деталей, усеивавших дорогу позади.
     Черный подошел к стойке.
     -- Четыре чая, пожалуйста, -- сказал он. -- Три с молоком, один без.
     Дверь открылась. Вошел молодой  человек, затянутый в пыльно-белую кожу,
и  в  порыве ветра  следом  за ним  полетели пустые пакетики  из-под чипсов,
рваные  газеты и обертки  со следами мороженого. Они радостно и  беззаботно,
словно дети, пустились в пляс у его ног, а потом упали в изнеможении.
     --  Так  вас четверо,  дорогуша? --  спросила женщина  за стойкой.  Она
пыталась  найти чистые чашки  и  ложки:  вся посуда вдруг  словно  покрылась
тонкой пленкой машинного масла и засохшего желтка.
     -- Будет  четверо, -- сказал  человек в  черном, взял чай  и вернулся к
столику, где его ждали два остальные двое.
     -- Он не появлялся? -- спросил юноша в белом.
     Они покачали головой.
     У  монитора разгорелся  спор (в данный момент на  экране было: "Война",
"Голод", "Загрязнение", и "Поп-музыка 1962--1979").
     -- Элвис Пресли? Да это С!  Он же в семьдесят седьмом окочурился, разве
нет?
     -- Пошел ты! Это D. Семьдесят шестой. Однозначно.
     -- Ну да -- в том же году, когда и Бинг Кросби.
     --  И Марк  Болан. Чтоб мне сдохнуть, так он мне нравился.  Нажимай  D,
короче. Ну давай.
     Высокий стоял, не двигаясь, и не нажимал ни на одну из кнопок.
     -- Чего такое? -- раздраженно вопросил Большой  Тед. -- Давай, что  ли,
жми D. Элвис Пресли умер в семьдесят шестом.
     МЕНЯ НЕ ВОЛНУЕТ, ЧТО ЗДЕСЬ НАПИСАНО, ответил  высокий байкер в шлеме. Я
ЕГО И ПАЛЬЦЕМ НЕ ТРОНУЛ.
     Трое за столиком повернулись, как один. Красная заговорила первой.
     -- Когда ты прибыл? -- спросила она.
     Высокий подошел к столику, не обращая внимания на пораженных байкеров в
углу и на забытый выигрыш.
     Я ВСЕГДА  БЫЛ ЗДЕСЬ, сказал  он, и  голос его звучал, как мрачное эхо в
ночи, как  цельный  монолит звука, серый и безжизненный.  Если бы этот голос
был камнем, на нем с древних времен была бы вырезана очень короткая надпись:
имя и две даты.
     -- Твой чай остывает, повелитель, -- сказал Голод.
     -- Давно не виделись, -- сказала Война.
     Блеснула молния, и почти сразу гулко прогремел гром.
     -- Погода в самый раз, -- прошуршал голос Загрязнения.
     ДА.
     Этот   разговор  вызывал  у   байкеров   у  автомата  все  возрастающее
недоумение. С Большим Тедом во главе они двинулись к столику и уставились на
четверых незнакомцев.
     От их внимания не  ускользнуло то, что на  куртках  всех  четверых было
написано "Ангелы  Ада". А выглядели эти дохляки очень подозрительно, если уж
речь зашла  об "Ангелах": во-первых, слишком чисто, а во-вторых, судя по  их
виду, ни одному из них ни разу не довелось  сломать кому-нибудь  руку только
потому, что вечером в воскресенье нечего смотреть  по  ящику. А еще  с  ними
была баба,  только  она, в  натуре,  ехала сама, а не  на  заднем  сиденье с
кем-нибудь, и вообще у нее был свой байк, типа у нее есть на это право.
     --  Так  вы, значит,  Ангелы Ада? -- саркастически спросил Большой Тед.
Если  и есть что-то, чего терпеть  не могут настоящие  Ангелы  Ада,  так это
уродов, которые становятся  байкерами  только на выходные [Настоящие  Ангелы
Ада  еще много чего терпеть  не могут. В  список входят:  полицейские, мыло,
автомобили "форд кортина", и, что касается конкретно Большого  Теда, анчоусы
и оливки.].
     Четверо незнакомцев кивнули.
     -- Ну