зумнее всего
дать людям понять, что если  они убьют кита, все, что у них будет -- мертвый
кит.
     -- Очень ответственный подход, -- заметил Ньют.
     Адам поднял бровь.
     -- Просто разумный, -- сказал он.
     Азирафель хлопнул  Кроули по спине. -- Похоже, мы выжили, -- сказал он.
-- Страшно представить,  что могло случиться,  если бы  мы  хорошо выполнили
свою работу.
     -- Угу, -- отозвался Кроули.
     -- Автомобиль у тебя на ходу?
     -- Боюсь, с ним придется повозиться, -- вздохнул Кроули.
     --  Я просто  считаю, что  мы могли  бы подбросить этих добрых людей до
города,  --  сказал  Азирафель.  -- И разумеется, я должен  пригласить мадам
Трейси на обед. И ее молодого человека тоже.
     Шедуэлл  посмотрел себе за спину,  а потом на  торжествующее лицо мадам
Трейси.
     -- Он о ком это? -- спросил он.
     Адам воссоединился с ЭТИМИ.
     -- А теперь, похоже, мы просто пойдем домой, -- сказал он.
     -- Но что тут случилось на самом деле? -- спросила Язва. -- Ну то есть,
все эти...
     -- Это уже неважно, -- махнул рукой Адам, и они пошли за велосипедами.
     -- Но  ты мог сделать  столько... -- сказала  Анафема ему в спину. Ньют
мягко взял ее за руку.
     -- Не  лучшая идея,  -- заметил он. --  Завтра  -- первый  день  жизни,
которая нам осталась.
     -- Ты  знаешь, -- она поглядела ему в глаза, -- из  всех избитых  фраз,
которые я просто ненавижу, эта -- номер первый.
     -- Правда, здорово? -- На лице Ньюта засияла счастливая улыбка.
     -- Почему у тебя на двери машины написано "Дик Терпин"?
     -- Просто шутка.
     -- Шутка?
     --  Потому   что   стоит  нам  появиться  на  большой   дороге,  и  все
останавливаются, -- с несчастным видом признался он.
     Кроули мрачно осматривал джип.
     -- Мне жаль, что ты лишился машины. --Азирафель тщетно  пытался утешить
его. -- Я знаю, как ты ее любил. Может, если тебе удастся сосредоточиться...
     -- Все равно будет не то, -- сказал Кроули.
     -- Да, наверно.
     -- Знаешь, я ведь ее купил совсем новенькой. Это была даже не машина, а
просто как перчатка, в которую можно залезть целиком...
     Он принюхался.
     -- Где горит? -- спросил он.
     Порыв  ветра поднял тучу пыли  и бросил  ее обратно. Воздух раскалился,
сгустился, и двигаться стало тяжело, как мухам в сиропе.
     Кроули взглянул в полные ужаса глаза Азирафеля.
     -- Но  ведь  все  кончилось! --  начал  он.  --  Уже  ничего  не  может
случиться! Этот... момент, или что там еще -- он прошел! Все кончилось!
     Земля содрогнулась с грохотом,  который издает поезд метро, только этот
ехал не под землей. Этот ехал наверх.
     Кроули возился с зажиганием.
     -- Это не  Вельзевул! -- заорал он,  стараясь перекричать ветер. -- Это
Он! Его Отец! Это не Армагеддон, это уже личные счеты! Да заводись  ты, чтоб
тебя!
     Земля  дрогнула  под  ногами  Анафемы и  Ньюта,  и  они  покатились  по
вздыбившемуся бетону. Из трещин хлынули потоки желтого дыма.
     -- Это что, вулкан? -- завопил Ньют. -- Что это?
     -- Что бы это ни было, оно в ярости, -- ответила Анафема.
     Кроули за  рулем джипа страшно ругался. Азирафель  положил  руку ему на
плечо.
     -- Здесь люди, -- сказал он.
     -- Да, -- рявкнул Кроули. -- И я!
     -- Я думаю, мы не можем допустить, чтобы с ними что-то случилось.
     -- Что ты... -- начал Кроули и замолк.
     --  Я хочу  сказать,  что  если подумать,  мы  причинили им  достаточно
неприятностей. Ты и я. За все эти годы. Тем или иным образом.
     -- Мы просто делали свою работу, -- пробормотал Кроули.
     -- Ну да.  И что?  Множество людей  за всю историю человечества  просто
делали свою работу, и посмотри, сколько они натворили.
     -- И ты предлагаешь попробовать остановить -- Его?
     -- Что ты теряешь?
     Кроули открыл  рот, чтобы возразить, и понял,  что  ему нечего сказать.
Все,  что он  мог потерять,  он уже  потерял. Худшего с ним произойти уже не
могло. Он, наконец, ощутил себя свободным.
     А  еще,  сунув  руку  под сиденье,  он  ощутил, что  там  лежит тяжелая
монтировка. Пользы от  нее, конечно, никакой, но,  с другой  стороны, пользы
здесь  не  могло  быть ни от  чего. Более  того,  на самом  деле значительно
страшнее предстать  перед Врагом  Рода Человеческого с  приличным оружием  в
руках. Тогда у тебя появится надежда, и будет только хуже.
     Азирафель поднял меч, который уронила Война, и задумчиво взвесил его на
руке.
     -- Ах, сколько лет я не прикасался к нему, -- пробормотал он.
     -- Тысяч шесть, -- отозвался Кроули.
     --  Подумать только, --  сказал  ангел. -- Замечательный был  день, без
всякого сомнения. Старые добрые времена.
     -- Ну  ты  скажешь,  -- помотал  головой  Кроули. Грохот  стал  намного
громче.
     --  В  те  дни  люди понимали, что хорошо, а что плохо, --  мечтательно
сказал Азирафель.
     -- Именно. Вот и подумай об этом.
     -- Ах да. Слишком много путаницы?
     -- Вот-вот.
     Азирафель поднял меч, и он вспыхнул с шипением, словно кусок магния.
     -- Стоит научиться, как это делается, и уже не разучишься, -- улыбнулся
он.
     --  Я  просто хочу  сказать,  --  добавил он,  --  если  мы  не  сможем
выпутаться... я буду знать, что глубоко внутри в тебе была искра добра.
     -- Ну  конечно, -- с горечью в голосе отозвался Кроули. -- Только этого
не хватало.
     Азирафель протянул ему руку.
     -- Я рад, что мы встретились.
     Кроули пожал руку Азирафеля.
     -- Увидимся, -- сказал он. -- И вот что, Азирафель...
     -- Да?
     --  Запомни: я  буду знать,  что  глубоко внутри  ты был негодяем ровно
настолько, чтобы мне понравиться.
     Послышалось шарканье, и их оттолкнул в сторону маленький, но разъяренно
размахивающий Громовиком старикашка.
     -- Да я вам, слюнтяи южные, и хромую крысу в бочке не доверю придушить,
-- заявил он. -- Кого мы тут теперь, значит, бьем?
     -- Дьявола, -- без лишних слов объяснил Азирафель.
     Шедуэлл  кивнул, словно в  этом  не  было ничего удивительного,  бросил
мушкет  на землю  и снял шляпу,  обнажив шишковатый  лоб, предмет зависти  и
почтения всех уличных мордобойцев.
     -- Так, значит,  и думал, -- сказал он. -- Ну тогда я пущу в  дело свою
руку.
     И они пошли прочь от джипа.
     Ньют и Анафема смотрели им вслед. Шедуэлл шагал в середине, и  они были
похожи на стилизованную букву W.
     --  Что  они еще  задумали? --  спросил Ньют.  --  И  что... что с ними
творится?
     Плащи  Азирафеля и Кроули лопнули  по  швам.  Уж если идти на такое, то
можно  забыть  о  маскировке.  Развернулись  и  распростерлись  над головами
крылья.
     Вопреки  распространенному мнению, крылья  у  демонов такие  же, как  у
ангелов, только зачастую более ухоженные.
     -- Шедуэлл с ними! -- крикнул Ньют, и, шатаясь, вскочил на ноги.
     -- Что такое "шедуэлл"?
     -- Он мой серж... замечательный старик, ты не  поверишь... Я должен ему
помочь!
     -- Помочь ему? -- переспросила Анафема.
     -- Я давал присягу, и  все такое! -- Ньют запнулся. -- Ну, что-то вроде
присяги. И он мне заплатил жалованье за месяц вперед!
     -- А другие два кто тогда? Друзья твоего...  -- начала  Анафема и вдруг
замолкла. Азирафель повернулся, и она наконец его узнала.
     --  Я  знаю,  где  я  его  видела!  --  закричала она  и тоже вскочила,
ухватившись  за Ньюта, потому что земля под ногами плясала,  как бешеная. --
Пошли!
     -- Сейчас случится что-то страшное!
     -- Если этот гад повредил книгу -- наверняка!
     Ньют нащупал в лацкане пиджака армейскую шпильку. Он  не знал, с чем им
придется столкнуться на этот раз, но кроме шпильки, ничего не было.
     Они побежали...

     Адам посмотрел вокруг.
     Он посмотрел под ноги.
     На его лице появилось тщательно рассчитанное
     невинное выражение.
     Борьба длилась всего мгновение.
     Но Адам был дома.
     Всегда, и теперь навсегда -- дома.
     Он быстро --
     так, что в воздухе мелькнуло
     лишь расплывчатое пятно --
     описал рукой полукруг.

     ... Азирафель и Кроули почувствовали, что мир изменился.
     Грохот стих.  Трещины  пропали.  Лишь  там,  где  начинал  бить  вулкан
сатанинской силы, теперь таяли облачка дыма и медленно тормозил  автомобиль.
Звук мотора был особенно громок в вечерней тишине.
     Это  был  немолодой,  но хорошо  сохранившийся  автомобиль.  Чтобы  его
сохранить,  не  использовался метод  Кроули,  по  которому,  чтобы  царапины
исчезли,  достаточно  было  просто  пожелать. При взгляде на  эту машину  вы
инстинктивно  понимали,  что она хорошо сохранилась потому, что ее  владелец
каждую  неделю  двадцать лет подряд делал  все,  что инструкция предписывает
делать каждую неделю.  Перед  каждой поездкой он обходил ее, проверял фары и
пересчитывал колеса.  Серьезные  мужчины, которые носят усы  и курят трубку,
написали серьезную инструкцию, в которой говорится, что  надо  делать именно
так, и он делал именно так, потому что  он был  серьезным  мужчиной, который
носит усы и курит трубку, и не относится к таким предписаниям с небрежением,
потому что если их не выполнять, к чему это приведет? У него была страховка,
на самую правильную сумму. Он всегда держал скорость на пять километров ниже
ограничения, но  не выше шестидесяти километров в час. И он надевал галстук,
даже по субботам.
     Архимед говорил, что если бы ему дали достаточно длинный рычаг и на что
опереться, он мог бы перевернуть Землю.
     Он вполне мог опереться на мистера Янга.
     Дверь машины открылась и из нее показался мистер Янг.
     -- Что здесь происходит? -- спросил он. -- Адам! Адам!!!
     Но ЭТИ уже во всю прыть мчались к воротам.
     Мистер  Янг  посмотрел на всех оставшихся, которые потеряли дар речи. К
счастью, Кроули и Азирафелю хватило самообладания, чтобы сложить крылья.
     --  Что он натворил на  этот раз?  -- вздохнул он, в общем-то не ожидая
ответа.
     -- Куда делся этот мальчишка? Адам! Вернись сию же минуту!
     Адам редко делал то, чего хотелось его отцу.

x x x

     Сержант  Томас А. Дейзенбургер  открыл глаза  в  странном месте.  Самым
странным было то, насколько это  место было ему знакомо. На стене висела его
фотография  из  выпускного  альбома  и  маленький  звездно-полосатый  флажок
привычно  торчал в  кружке на столе, рядом  с  зубной щеткой.  Даже плюшевый
мишка в армейской форме сидел, где обычно. Полуденное солнце било в окно его
спальни.
     Пахло яблочным пирогом.  Вот чего ему больше всего не хватало вечером в
субботу, вдали от дома.
     Он спустился вниз.
     Матушка как  раз вынимала  из  духовки  огромный яблочный пирог,  чтобы
остыл.
     -- Привет, Томми, -- сказала она. -- Я думала, ты в Англии.
     --  Да, мам, по соответствующим уставным  положениям я в  данный момент
расквартирован в Англии, мам, во имя защиты завоеваний демократии, мам, сэр,
-- доложил сержант Томас А. Дейзенбургер.
     -- Ну и хорошо, сынок,  --  сказала матушка.  -- Папа пошел в  "Большой
луг" с Честером и Тедом. Они будут рады тебя видеть.
     Сержант Томас А. Дейзенбургер кивнул.
     Он снял каску армейского образца и куртку армейского образца и  закатал
рукава  рубашки  армейского образца. На какое-то мгновение  вид  у него стал
более задумчивым, чем когда-либо в жизни.  Отчасти его  мысли были связаны с
яблочным пирогом.
     -- Мам, в том случае, если какое-либо лицо выразит намерение наладить и
осуществить связь с сержантом  Томасом А. Дейзенбургером посредством каналов
телефонной связи, мам, сэр, таковое лицо...
     -- Что-что, Томми?
     Том Дейзенбургер  повесил  автомат  на стену, рядом со старой отцовской
винтовкой.
     -- Я говорю, мам,  если  кто позвонит, я пошел в "Большой луг" к  папе,
Честеру и Теду.

x x x

     К  воротам авиабазы медленно подъехал фургончик и остановился. Часовой,
заступивший на  пост в  полночь, выглянул из  окошечка,  проверил  документы
водителя и открыл ворота.
     Фургончик завилял по бетонным дорожкам.
     Он остановился на пустой посадочной полосе,  неподалеку от двух мужчин,
которые сидели там с бутылкой вина. Один из них был в темных очках. Странно,
но никто вокруг не обращал на них ни малейшего внимания.
     --  Так ты  считаешь,  --  спросил Кроули,  --  что Он все  это  так  и
запланировал? С самого начала?
     Азирафель аккуратно вытер горлышко бутылки и вернул ее.
     -- Мог, -- кивнул он. -- Вполне.  Можно  ведь и Его самого  спросить, я
думаю.
     Кроули пожал плечами:
     --  Насколько  я помню (а  мы,  в  общем-то, никогда  не были настолько
близки,  чтобы  вести  долгие  беседы) Он не  особенно  любил  давать прямые
ответы.  На самом деле,  на самом  деле  Он  вообще никогда не давал ответа.
Просто улыбался, как будто знает что-то, чего не знаешь ты.
     --  И  это,  разумеется,  правильно,  -- заметил ангел.  -- Иначе какой
смысл?
     Они помолчали, задумчиво глядя вдаль, словно вспоминая что-то, о чем ни
тот, ни другой давно уже не вспоминали.
     Из фургончика вылез  водитель. В руках у него были картонная коробка  и
пара длинных щипцов.
     Прямо на бетоне  лежали  корона из тусклого металла  и  небольшие весы.
Водитель поднял их щипцами и аккуратно уложил в коробку.
     Потом он подошел к мужчинам с бутылкой.
     -- Извините,  господа, --  сказал он, --  тут где-то еще вроде как  меч
должен быть, или, то есть, здесь вот так говорится, и я подумал...
     Азирафель  смущенно  огляделся вокруг,  потом, в некотором  недоумении,
встал и обнаружил, что уже не меньше часа сидит прямо на мече. Он нагнулся и
поднял его. -- Извините, -- сказал он и положил меч в коробку.
     Водитель поправил кепку с эмблемой "Интернешнл Экспресс"  и сказал, что
не стоит извиняться, и что ему  их Бог послал, их обоих, раз они тут, потому
что кому-нибудь ведь нужно расписаться  за то, что он должным образом собрал
все, за чем его послали, и что вот ведь денек выдался, а?
     Азирафель и Кроули оба согласились с ним,  что действительно выдался, и
Азирафель расписался в блокноте, который протянул ему водитель, удостоверив,
что корона, весы и меч имеют быть получены  в хорошем  состоянии  и подлежат
доставке  по  неразборчивому  адресу,  что  и  будет  оплачено  со счета  со
смазанным номером.
     Водитель пошел обратно к фургону. Потом он остановился и обернулся.
     --  Если я расскажу жене, что со мной сегодня случилось,  -- сказал  он
печально, -- она ни за что не поверит. И мне не в  чем ее винить, потому как
я и сам бы не поверил. -- И он взобрался в фургон и уехал.
     Кроули  поднялся  на  ноги,  чуть-чуть  пошатываясь,  и  протянул  руку
Азирафелю.
     -- Ладно, -- вздохнул он. -- Поехали в Лондон.
     Он сел за руль джипа. И никто их не остановил.
     В джипе была магнитола. Даже по американским меркам магнитолы не входят
в  комплект  армейских  автомобилей,  но  Кроули,  не  задумываясь  об этом,
предполагал,  что  все   машины,  за  руль  которых  он   садится,  оснащены
магнитолами, и, соответственно, этот джип тоже стал оснащен магнитолой почти
в ту же секунду, как он в него сел.
     На кассете, которую он поставил, была надпись "Гендель. Музыка воды", и
она оставалась "Музыкой воды" Генделя до самого дома.

x x x



ВОСКРЕСЕНЬЕ
     (первый день жизни, которая им осталась)

     Примерно полдесятого утра газетчик оставил на крыльце Жасминного домика
все воскресные газеты. Для этого ему пришлось съездить на почту три раза.
     Тяжелые глухие  удары,  с  которыми пачки газет обрушивались на  коврик
перед дверью, разбудили Ньютона Импульсифера.
     Он не стал будить  Анафему.  Бедняжка, она  испытала такое  потрясение.
Когда он уложил ее спать, она уже почти ничего не соображала. Всю свою жизнь
она строила  по Пророчествам  --  а теперь Пророчеств не было. Ей,  наверно,
также плохо, как поезду, который доехал до конца рельсов и  все равно должен
ехать дальше, неведомо как.
     С  этого момента  она сможет  идти по жизни, постоянно  удивляясь новым
сюрпризам, как и все остальные. Какая удача.
     Зазвонил телефон.
     Ньют бросился на кухню и снял трубку после второго звонка.
     -- Алло? -- сказал он.
     Из трубки на него полилась скороговорка, в которой звучало принужденное
дружелюбие, сдобренное толикой отчаяния.
     -- Нет, -- сказал он. -- Нет,  не она. И не Детайи, а Деталь. Рифмуется
с "медаль". И она спит.
     -- Нет, -- продолжал он. -- Я абсолютно уверен, что ей не нужны окна. И
со стеклопакетами не нужны. Понимаете, она не хозяйка дома. Она его снимает.
     --  Нет, я не собираюсь будить ее и спрашивать об этом, --  сказал он в
трубку. -- И скажите-ка, мисс... да, отлично... Мисс Морроу, почему бы вашей
компании не устраивать себе выходные  по воскресеньям, как у всех нормальных
людей?
     -- Воскресенье, --  сказал он. -- Разумеется, не суббота. С чего бы это
сегодня  быть  субботе? Суббота была вчера. Сегодня  честно  воскресенье, на
самом деле.  Что значит -- вы потеряли  день?  Я вас не  понимаю. Похоже, вы
слишком увлеклись своими продажами... Алло?
     Он тихо зарычал и повесил трубку.
     Телефонные продажи! С такими людьми нужно сделать что-то ужасное.
     Вдруг  его  охватило   сомнение.  Сегодня   ведь  воскресенье,  правда?
Уверенность вернулась при взгляде  на воскресные газеты.  Если "Санди Таймс"
говорит, что сегодня воскресенье, можно  быть уверенным, что  они  проверили
эту информацию. А вчера  была суббота. Ну конечно.  Вчера была суббота, и он
никогда  до конца дней своих не забудет эту субботу, вот только бы вспомнить
то, что он не собирался забыть...
     Увидев, что стоит посреди кухни, Ньют решил приготовить завтрак.
     Он  старался двигаться как можно тише, чтобы не перебудить весь дом, и,
разумеется, каждый звук был во много раз громче обычного. Дверь антикварного
холодильника скрипела словно труба архангела в судный день. Из крана капало,
словно  из  хомяка, объевшегося мочегонным,  но  шуму при этом  было, как от
гейзера "Старый  Верный". И он не мог найти, где что лежит. В конце  концов,
как  почти  с  самого начала времен  делал  любой [За  исключением  Джованни
Джакопо Казановы (1725-1798), знаменитого  своими  любовными  похождениями и
литературными трудами, который в 12-м томе  своих "Мемуаров" сообщает, что у
него вошло  в привычку всегда носить с  собой  небольшой саквояж,  в котором
были: "буханка хлеба, горшочек лучшего севильского мармелада, нож,  вилка  и
ложечка для размешивания, два свежих яйца, аккуратнейшим образом упакованных
в непряденую шерсть, томат или помдамур, сковородка,  кастрюлька, спиртовка,
жаровня, жестянка  соленого масла, как  в  Италии,  и  две  тарелки  тонкого
фарфора.  А также порция сотового  меду для сладости кофе и дыхания. И пусть
правильно  поймут меня  мои читатели, когда я скажу: Настоящему  джентльмену
надлежит  всегда завтракать  как  джентльмену,  где бы  он в  сей момент  не
оказался."], кто когда-либо пытался  позавтракать в одиночку на чужой кухне,
он ограничился растворимым кофе -- без молока и сахара.
     На  кухонном столе лежал  неровный,  переплетенный в кожу  брикет угля.
Ньют с трудом разобрал на  обуглившейся обложке несколько букв: "Прекр...  и
Точ...". Вот что может сделать всего один день, подумал он: превратить самый
точный справочник в угли для барбекю.
     Да, но: как же он к ним попал? Он вспомнил мужчину, который пах дымом и
даже ночью не снимал темные очки. И что-то еще... как они бежали... ребят на
велосипедах...  отвратительное   жужжание...   детское   лицо,   внимательно
смотревшее на него... Все это оставалось у него в памяти, не то что забытое,
но навсегда  повисшее  на  грани  воспоминания, воспоминания о  том, чего не
произошло.  Ну и как  это  могло быть?  [А  еще  оставался  вопрос  с  Диком
Терпином.  С виду  это была все та же  машина, только с этого дня  она могла
проехать полтораста километров на литре  бензина, работала так бесшумно, что