имые движения и  зачем-то
пристроил ее на руль.
   -  Павел  Андреевич,  -  сказал  он  душевно.  Степанов  начинал  его
раздражать. - Милый, милый Павел Андреевич! Вы сам не свой с  тех  самых
пор,  как  я  объявил  вам  о  том,  что  с  вашим   рабочим   произошел
обыкновенный, и даже в некотором роде банальный, несчастный случай!  Это
оч-чень   подозрительно,   милый   Павел   Андреевич!   Согласно    моим
представлениям о жизни, эта новость должна была вас  обрадовать.  Или  я
ошибаюсь?
   - Я обрадовался, - буркнул  Степан.  -  Просто  у  меня  предчувствие
какое-то нехорошее. Странное.
   - Я не могу заниматься  вашими  предчувствиями,  -  сказал  Никоненко
жестко, и его лубочный тон куда-то моментально пропал.  -  Мне  некогда,
Павел Андреевич Если вы  сомневаетесь  в  том,  что  расследование  было
проведено тщательно...
   - Нет-нет, - испуганно пробормотал Степан, - я не сомневаюсь.  Совсем
не сомневаюсь. Просто у меня.., предчувствие.
   - Ну да, - сказал Никоненко. - Я понял.
   Он запустил мотор и захлопнул дверцу машины  перед  самым  Степановым
носом.
   - Если что, звоните, Павел Андреевич!
   Степан проводил "пятерку" взглядом. Она неторопливо поползла к выезду
со стройплощадки, ныряя в песочные дюны, как рыбацкая лодка в  волны  во
время крепкого ветра.
   - Паш, ты чего, совсем того, что ли? - злобно спросил Чернов  у  него
над ухом. - Не, я, конечно, идиот, о чем вы  с  Беловым  мне  все  время
напоминаете, но я ни хрена не понял, зачем ты стал его расспрашивать, а?
Чтобы он свое поганое расследование на нашей территории  сначала  начал?
Чтоб я еще четыре сортира построил, пока объект заморожен? А, Паш?
   Нет, ты мне объясни, может, это  у  тебя  политика  такая?  Чтобы  не
работать, а только с ментами рассусоливать?
   - Заткнись, Черный, - попросил Степан миролюбиво, - чего ты лаешься?
   - Я не лаюсь, а хочу знать!..
   - Что ты хочешь знать,  любознательный  мой?  -  внезапно  приходя  в
ярость, спросил Степан. - Что  ни  х..,  они  никакое  расследование  не
проводили, даже идиоту ясно. Так, отписались для  того,  чтобы  на  себя
лишнего не вешать, и дело с концом.
   - Да нам-то что?! - заорал Чернов и от злости даже ногами затопал.  -
Нам-то что за дело до того, было расследование  или  не  было?!  Или  ты
этого Муркина любил как родного брата?!
   - Да не любил я его как родного брата! Я его знать не знал, пока  его
не прикончили, но если его убили, значит, убийца  где-то  очень  близко,
понимаешь?! Это кто-то из своих, понимаешь?!
   И ни хрена не ясно, зачем его укокошили и  кого  укокошат  следом!  С
него даже часы не сняли и кошелек не вытащили, значит,  грабить  его  не
собирались! В драке тоже убить не могли, потому что никаких следов драки
наш Пуаро не обнаружил! Тогда зачем его  убили?!  Кому  он  мешал?  -  В
запале Степан поддал ногой горку мокрого песка, песок брызнул  в  разные
стороны, обрушился за отворот его светлых джинсов, осыпался, оставляя на
ткани чудовищные поносные следы. - А, черт! Черт, черт, черт"
   - Что-то я опять ничего не  понял,  -  помолчав  секунду,  проговорил
Чернов осторожно. - Он же сказал - несчастный случай. А  ты  говоришь  -
убийство.
   - Я потому говорю - убийство, - сказал Степан устало,  -  что  голову
даю на отсечение, никто, включая Пуаро, не знает, убийство это или  нет.
У них резонов этим делом заниматься - никаких. Это только Маринина  ваша
пишет, как нашли труп  на  свалке  и  по  тревоге  всю  местную  ментуру
подняли. В земной жизни такие штучки не капают, Вадик. У них без  нашего
убогого  Муркина  забот  полон  рот,  включая  ножи,  стволы,  маньяков,
малолеток и так далее. А на нашей с тобой территории, если только Муркин
и вправду сам не навернулся, получается вполне готовый и даже  поимевший
опыт убийца. И не  только  на  территории,  но  и  в  составе  трудового
коллектива, что характерно.
   - А Почему он..,  в  составе?  -  спросил  Чернов  растерянно.  Самое
ужасное, что все это было похоже на правду.
   - А потому, что Веста всю ночь продрыхла в будке  и  не  гавкнула  ни
разу.
   Вестой звали собаку прораба, которая уже несколько лет работала у них
на объектах сторожем на половинном окладе.
   Прораб подобрал ее на какой-то помойке  года  три  назад,  выходил  и
вырастил в громадную черно-желтую собачищу  неопределенной  породы.  Она
была крупнее овчарки и  отличалась  потрясающим  внешним  безобразием  и
истинно  беспородным  недюжинным  умом.  Рабочие  всерьез  считали,  что
никакая это не собака, а как бы дух стройки.
   Ну вот есть же озерный дух. Или лесной дух. Или водяной. Значит, есть
и дух стройки.
   Веста контролировала ситуацию в каждом углу объекта.
   Если бы на ночь ее спускали с поводка, никакие  местные  народовольцы
не осмелились бы не только лампочку разбить, но даже взглянуть в сторону
заградительной сетки. Но прораб не разрешал ее спускать, опасаясь, что в
один прекрасный день ее отравят.  Веста  свободно  шаталась  по  объекту
только в светлое время - рано утром и поздно вечером, когда не приезжали
грузовики и не было никого из чужих, - а все остальное время проводила в
будке и на довольно обширной площадке, куда доставал ее поводок.
   И в ту ночь бдительная Веста действительно ни разу не гавкнула.
   -  Степ,  -  приободрился  Чернов,  который  очень  не  любил,  когда
запутанные истории слишком  долго  оставались  запутанными  и  никак  не
хотели приходить к логическому хеппи-энду, - тогда выходит, что  она  не
гавкала как раз потому, что на площадке никого и не было, кроме Володьки
Муркина.
   - Или потому, что  были  только  свои,  которые  Володьку  Муркина  и
прикончили, - закончил Степан жестко. -  Дело  же  не  только  в  Весте,
Черный. Какого хрена поддатого мужика среди ночи понесло в котлован? Что
он там делал? Курил?!
   Почему в котловане, а не в вагончике или на крыльце?  Даже  сортир  и
тот в противоположной стороне! Почему никто ничего не слышал? Ни у  кого
из работяг так и не выяснили, кто где был, кто во сколько лег, кто с кем
спал, а кто в преферанс всю ночь играл!
   - Степ, но ты сам говоришь, что не было никакого резона его  убивать!
Его даже не грабанули...
   Степан еще раз с  тоской  осмотрел  свои  светлые  джинсы  с  желтыми
песочными следами, безнадежно повозил по  ним  ладонями,  распрямился  и
вздохнул.
   - Если мы не знаем мотивов. Черный, то это не значит, что их нет.  Ты
детективы совсем, что ль, не читаешь?
   - Пошел к черту, - пробормотал Чернов.
   Какая-то смутная мысль, очень неприятная, стала медленно всплывать из
глубин сознания, как утопленник всплывает  в  неподвижной  зеленой  воде
заброшенного мельничного омута. Она не была новой, эта  мысль,  кажется,
она уже приходила и тогда же, в свой первый приход, испугала его, Чернов
отчаянно не хотел вспоминать, поэтому не дал ей всплыть до конца.
   И напрасно.
   Может быть, если бы  он  вспомнил  о  ней  именно  в  этот  момент  и
рассказал о ней Степану, вдвоем они придумали  бы  что-нибудь,  и  может
быть, даже им удалось бы избежать большой беды, которая уже маячила  над
их головами, как будто вырастая из котлована,  в  который  третьего  дня
свалился разнорабочий Муркин.

***

   Часов  в  шесть  приехал   Белов,   привез   пакет   гамбургеров   из
"Макдоналдса" и две двухлитровые бутылки кока-колы.
   - Гадость какая, - сказал Степан с отвращением и залпом выпил  стакан
колы. - Зачем ты ее купил, Эдик? Специально, чтобы нас развращать?
   Мама старалась приучить их с Иваном к здоровой пище:  запекала  рыбу,
резала  салаты  и   заправляла   их   оливковым   маслом,   яичницу   не
приветствовала, а кока-колу вообще загнала в глубокое подполье.
   Мамы не стало, и как-то в один день  Степан  возненавидел  кока-колу,
которую до этого исправно любил.
   - Пироги-то небось еще утром кончились? -  спросил  Белов,  закуривая
невиданно тонкую душистую сигаретку и брезгливо разворачивая  гамбургер.
- Сашки сегодня нет, я решил, что вы так и сидите голодные.
   - Правильно решил, - буркнул Чернов с набитым ртом. - А  если  Степан
не желает, я докушаю. Я вопросами здорового питания не озабочен.
   - Ты у нас вообще  мало  чем  озабочен,  -  поддел  Белов,  деликатно
откусил от  гамбургера,  зачем-то  внимательно  осмотрел  то  место,  от
которого откусил, и только после этого начал жевать.  -  Ну  что?  Когда
начинаем работать? Ты с Рудневым разговаривал сегодня, Степ?
   - Разговаривал. - Степан глотнул еще колы и скривился от  отвращения.
Есть гамбургер всухую было невозможно, и не есть тоже невозможно, потому
что в восьмом часу на Степана всегда нападал чудовищный голод. - Пока  у
них  никаких  претензий  нет.   Я   объяснил   ситуацию,   сказал,   что
завтра-послезавтра мы начнем работу. Ну, он меня выслушал, и  все.  Чует
мое сердце, что он завтра с утра нагрянет. Голову  даю  на  отсечение  -
нагрянет. Черный, пусть с утра все бросаются работать Чтоб Руднев  видел
сплошной трудовой героизм после вынужденных простоев. Эдик, плиты  когда
подвезут?
   - Должны были еще три дня назад, но я же все отменил...
   -  Значит,  возобновишь.  Если  получится,  пусть   завтра   начинают
завозить. Хоть в ночь, хоть когда угодно. Мы график кровь из носа должны
догнать.
   - А ты завтра что, не приедешь?
   - А хрен его знает, приеду  я  или  нет.  -  Степан  доел  гамбургер,
скомкал хрустящую бумажку и зашвырнул ее в корзину Она просвистела  мимо
уха Белова и аккуратно приземлилась прямо на пол,  совершенно  в  другой
стороне, не в той, где находилась корзина.
   - Молоток, - похвалил Чернов. - Снайпер.
   - Я завтра с утра поеду в охрану труда,  в  мэрию,  в  префектуру,  в
хренотуру. Далее везде. Если кто-нибудь явится из доз на вальщиков прямо
сюда, принимайте с почетом, со всем соглашайтесь, угощайте  пирогами,  в
глаза смотрите преданно и ждите  меня.  На  объект  никого  не  пускать.
Только тех, которые в масках и с автоматами, но этих мы вроде не ждем.
   - Эти два месяца назад были, - напомнил Белов, интеллигентно и не без
изящества доедая гамбургер. - Теперь не скоро явятся.
   - Никто не знает, когда они явятся, - пробормотал Степан. -  Что  там
на Дмитровке, Эдик?
   Пока Белов излагал  события,  начав  с  "после  обеда",  когда  уехал
Степан, солнце завалилось  за  ближний  лес  и  макушки  деревьев  резче
выступили на фоне налившегося янтарным цветом неба.
   Уехать бы в Озера. Взять Ивана и уехать с ним в Озера.
   Вдвоем. Чтобы не  нужно  было  ежеминутно  пить  и  развлекать  толпы
многочисленных гостей.
   Топить каждый день баню на берегу озера, в черной  полированной  воде
которого отражаются серебряные ивы и кажется,  что  до  противоположного
берега рукой подать, а на самом деле километров десять, если не  больше.
И волшебный лес на той стороне стоит сплошной  стеной  -  такую  картину
маленький Степан видел в Третьяковке. А утром, оскальзываясь  на  мокрой
от росы траве, тащить на плечах лодку  и  смотреть,  как  погружается  в
молочный туман  залихватская  кепка  идущего  впереди  Ивана  и  наконец
пропадает совсем, и слышно только, как позвякивает у него в руках  дужка
ведра и  из  тумана  разносится  утренняя,  бодрая  и  до  невозможности
фальшивая Иванова песня.
   А после рыбалки можно сходить за черникой -  недалеко,  на  ближайшую
горку, - и вечером есть ее ложкой  из  огромной  миски,  посыпая  каждый
следующий открывающийся слой сахаром. Иванова мордаха моментально станет
фиолетовой, сизой, розовой, а язык - совершенно черным.
   Степан улыбался,  глядя  мимо  Белова  на  лес,  который  уже  совсем
потемнел, как будто налился черной водой, и в остывающее небо  над  ним,
быстро теряющее свою янтарную глубину.
   Он пришел в себя, только когда осознал, что Белов замолчал и оба зама
смотрят на него с выжидательным интересом.
   - Вот что я думаю, - сказал Степан,  и  вдруг  оказалось,  что  он  и
вправду все время думал об этом. - Нам нужно сегодня же просмотреть  все
барахло покойного Муркина. Я так понимаю,  что  разрешение  на  это  нам
выдано автоматически. Правильно?
   - Зачем нам его барахло? - спросил Белов недовольно.
   Степан  мог  себе  представить,  какую  бурю   негодования   в   душе
чистоплотного Белова вызвала одна только мысль о копании в чужих  вещах.
- Что ты хочешь там найти, Степа? Наркотики?
   Золото и бриллианты?
   - А черт его знает, - сказал Степан, выбрался из-за стола и  протяжно
вздохнул, свежим взглядом оценив свои джинсы.
   Впечатление было такое, что они стали грязнее. - Кто со мной?
   Замы как по команде посмотрели в разные стороны, как бы  ища  срочную
работу, к которой необходимо немедленно приступить.
   - Все ясно, - констатировал Степан, - никто не желает.
   - Я пойду, Степа, - неожиданно пожелал  Белов.  -  Черный,  а  ты  на
телефонах оставайся, о'кей?
   Степан удивился - он был уверен, что в муркинское жилище более охотно
отправится Чернов.
   - Могу и на телефонах, - буркнул  Чернов  неохотно,  -  только  пусть
лучше на телефонах Тамара остается, а я пойду с Петровичем потолкую.
   - Тамара ушла давно, - сказал Степан, - и ты вполне можешь уходить. Я
запру, да и все. Какие телефоны в полвосьмого!..

***

   Покойный Муркин квартировал в вагончике, как и  большинство  рабочих.
Его сосед примерно за  неделю  до  происшествия  отбыл  на  историческую
родину в Гомель, повез семье паек и деньги.
   - Что искать-то  будем?  -  спросил  Белов  брезгливо,  когда  Степан
щелкнул выключателем  и  под  низеньким  вагонным  потолком  засветилась
унылая до дрожи в глазах, голая "лампочка Ильича".
   - Не знаю, -  огрызнулся  Степан,  -  что-нибудь  необычное.  Деньги,
может. Какие-нибудь странные вещи.
   - Какие вещи? - страдальческим голосом переспросил Белов, но  Степан,
которому тоже было не по себе, так цыкнул на него, что Эдик  моментально
заткнулся  и  только  длинно  вздыхал,  глядя,  как  Степан   решительно
вытряхивает на койку, покрытую  смятым  солдатским  одеялом,  содержимое
клетчатого чемодана. Вещи вывалились безобразной кучей. Степан  запустил
пальцы в короткие волосы, активно, как блохастый пес, поскреб там и стал
по одной вытаскивать из кучи вещи.
   - Ты не знаешь, как делают обыски? - спросил он у Белова.  -  Или  ты
тоже детективов не читаешь?
   - Наверное, в карманах надо смотреть, - предложил Белов,  подумав,  -
что ты просто так швыряешь?
   - Ну и смотри. Что ж ты не смотришь?
   Белов придвинулся поближе, но шарить в муркинских карманах не спешил.
   Окошко,  наполовину  завешенное  пожелтевшей  газеткой,  уже   совсем
по-вечернему синело. Дрожащий свет лампочки  делал  сумерки  за  стеклом
совсем непроглядными.
   Хотелось домой, есть и спать.
   Как там Иван?
   Сегодня из школы его забирала Клара Ильинична, и он наверняка  бузил.
По возвращении домой Степану предстоит  выслушать  длиннейшую  лекцию  с
перечислением всех Ивановых преступлений. Несмотря на обещания,  которые
Степан регулярно давал себе, он  непременно  разорется  и  будет  метать
громы и молнии в поникшую Иванову голову и вздрагивающую от горя  спину,
и они помирятся только после того, как уйдет Клара Ильинична,  и  Степан
еще полночи будет терзаться угрызениями совести, а  утром  все  начнется
сначала.
   Что придумать? С кем отправить его в Озера или на море?
   Где искать няньку, которая придется  по  душе  Ивану  и  вынесет  все
превратности их быта?..
   - Обычное барахло, - пробормотал рядом Белов, -  ничего  интересного.
Пошли, Степан.
   - Ты все карманы пересмотрел?
   Степан отлично видел, что Белов пересмотрел совсем не все  карманы  и
что он явно делает над собой усилие, чтобы продолжать  копаться  в  куче
барахла, вываленного на кровать.
   - Ни записных книжек, ни телефонов, ничего, -  под  нос  себе  сказал
Степан. - Хотя какие телефоны.., зачем ему телефоны...
   Он отшвырнул последние мятые и грязные джинсы и огляделся. Жилье  как
жилье. В меру грязное, неуютное, обезличенное  и  как  будто  ничье.  На
стенах - картинки с голыми девицами. В металлической сетке посуда  -  то
ли немытая, то ли от времени и трудной жизни ставшая желтой  и  страшной
Лампочка без  абажура.  Смятые  одеяла.  Весь  угол  заставлен  пыльными
водочными бутылками. Красота.
   Степану даже в голову не приходило, что быт может быть таким мрачным.
А он-то еще сокрушался по поводу собственного!
   Повеситься хочется.
   Кое-как, комом, он запихал Володькино барахлишко обратно в  клетчатый
чемодан и защелкнул замки.
   - Н-да-а-а...
   Голые девицы и те были приклеены кое-как. У некоторых из них  имелась
лишь половина тела, нижняя или верхняя, криво  оторванная.  Другие  были
составлены из двух  разных  половин,  причем  одна  к  другой  никак  не
подходила. Даже приклеить как следует девиц Муркину было неохота и лень.
Что ж это за характер такой!
   В изголовье кровати висел офисный календарь, выглядевший среди обилия
девиц так дико, что  Степану  захотелось  его  снять.  Эти  календари  в
сувенирных пакетах он подарил всем своим сотрудникам  на  Новый  год.  В
зависимости от места в  табели  о  рангах  к  календарю  прилагался  еще
какой-нибудь сувенир - ручка с зажигалкой, шикарный ежедневник,  бутылка
"Гжелки" или конфеты в расписной коробке... Календарь  состоял  из  трех
частей -  текущий  месяц,  прошедший  и  предстоящий.  На  картинке  был
изображен во всей красе офис компании "Строительные технологии".
   От одного взгляда на этот сияющий  офис  Степану  стало  противно,  и
календарь он снял.
   Странное дело.
   Что-то было у него внутри. Он был слишком толстым в  том  месте,  где
его опоясывала прозрачная лента с передвижным окошком для  числа.  Лента
даже оттопыривалась немного.
   - Что там? - заинтересованно спросил Белов.
   Степан пожал плечами.
   - Сейчас посмотрим...
   В календарь была вложена тоненькая - листов двадцать -  тетрадочка  с
Микки-Маусом на обложке.
   - Что это такое, Степа?
   Степан открыл тетрадочку на первой попавшейся странице.
   Даты. Заглавные буквы, могущие означать  все,  что  угодно.  Циферки.
Столбики. Значки доллара.
   И почерк!.. Аккуратнейший, ровный, мелкий, как будто  его  обладатель
работал не на стройке, а в научном институте.
   Степан посмотрел на Белова. Белов посмотрел на Степана.
   - Что это такое?
   - Откуда я знаю!..
   - Но.., он же это.., прятал. Зачем он это прятал?!
   - Понятия не имею. Я не понимаю даже, что это такое, и тем  более  не
понимаю, зачем это прятать!
   - А это.., точно его?
   Степан оглянулся и посмотрел на пустой гвоздик, с которого он,  ни  о
чем не подозревая, снял злополучный календарь.
   - Это же его кровать? Точно?
   - Точно его, - подтвердил Белов.
   - Значит, и календарь его, и  тетрадь  его.  Вряд  ли  кто-то  станет
держать собственные тайны над чужой кроватью.
   Они помолчали. Степан  испытывал  острое  желание  засунуть  тетрадку
обратно под прозрачную ленточку, вернуть календарь на место, а еще лучше
отправить в помойку вместе со всем остальным барахлом.
   Вот  черт.  Сглазил.  Только  что  думал,  что  ничего  особенного  -
криминального! - не может быть у такого примитивного типа, как  Володька
Муркин! Впрочем, что криминального в тоненькой тетрадочке, тоже пока  не
ясно. Может, он карточные долги записывал?
   - Дай посмотреть, - попросил Белов.
   Степан отдал  ему  тетрадочку  и,  веером  растопырив  листы,  потряс
календарь, однако больше ничего из него не выпало.
   - Странно, - сказал Белов довольно  равнодушно,  -  похоже,  какие-то
денежные расчеты...
   - Дураку ясно, что это денежные расчеты,  -  буркнул  Степан.  -  Там
кругом долларовые  значки.  Ты  знаешь  еще  что-то,  кроме  денег,  что
измеряют в долларах?
   - Может, он на бирже играл?
   - Или был владельцем казино "Метрополь"?
   - Степ, что ты злишься?
   - А что ты несешь?!
   - Ну придумай что-нибудь поумнее!
   - Не могу, - сказал Степан устало. - Ничего я не могу  придумать,