чем?  Еще  несколько  рыли
какую-то подозрительную канаву, совсем далеко, почти у кромки  леса,  но
все-таки в пределах границ Степановых владений.
   И последняя небольшая кучка - это можно сдохнуть  от  смеха,  честное
слово! - вяло терла тряпками стены жилых вагончиков.
   Ну, Чернов, ну, эксплуататор хренов, всех занял!
   Никто сложа руки не сидит, все при деле!
   По-слоновьи фыркнув, Степан вылез  из  джипа.  На  пороге  прорабской
будки нарисовался Петрович и закрутил головой, как бы проверяя, все ли в
порядке во вверенном ему хозяйстве. Степан не был самодуром, но  он  был
серьезным  начальником.  И  этот   серьезный   начальник   приехал   без
предупреждения...
   - Ну чего,  Петрович?  -  спросил  Степан,  захлопнув  тяжелую  дверь
"лендкрузера". - Я смотрю, у вас трудовой энтузиазм  прямо  как  первого
мая - аж через край. А?
   - Стараемся, Андреич, - пробормотал прораб со смущенной улыбкой,  еще
не очень понимая, что именно его ждет - выволочка или похвала. - Чего  ж
без дела-то сидеть... Совсем плохо, когда люди без дела сидят... С  ними
потом и не справишься...
   Они сошлись на середине дороги  между  Степановой  машиной  и  шаткой
лесенкой, с которой суетливо сбежал прораб, и пожали друг другу руки.
   " - А поумнее ничего не могли придумать? - спросил Степан не сердито,
а скорее насмешливо, как определил  про  себя  прораб.  -  Что  они  там
копают? Сортир, что ль, новый возводят?
   - Точно, - подтвердил прораб смущенно.
   Он вообще очень легко  смущался,  отводил  глаза  и  начинал  неловко
переминаться с ноги на ногу или чесать лысину под вечной бейсболкой. При
этом он был ухватистый, ловкий, хорошо и быстро соображающий  мужик.  Он
никогда ничего не крал, ни о чем не забывал, всегда успевал  к  сроку  и
почти не пил. Степан работал с ним последних лет пять, поручал ему самые
большие работы  и  радовался,  что  тогда,  пять  лет  назад,  Петровичу
пришлось   бросить   свое   инженерство   в   подыхающей   оборонке    и
переквалифицироваться  в  прорабы.  Где  бы  он  взял  другого   такого,
надежного и верного?
   - А Чернов где?
   - Только что здесь был, - сказал прораб  и  зачем-то  нагнул  голову,
заглядывая под будку, как если бы Чернов мог выскочить оттуда. - Найти?
   - Сам найдется, - сказал Степан. - Пойдем, Петрович, потолкуем. Менты
не наведывались?
   Прораб сбоку взглянул на Степана.
   - Я свое дело знаю. Пал Андреич, - сказал он  непонятно,  -  если  бы
объявились, я бы первым делом тебе позвонил. Нет никого и не было.  Даже
местные нас не слишком донимают, а я, грешным делом, думал, что после...
Володьки нам конец придет, штурмом возьмут...
   - Здорово, Степ, - проговорил Чернов из-за  Степановой  спины,  -  ты
чего приехал?
   - Не сидится мне  на  Дмитровке,  Черный.  -  Степан  на  ходу  пожал
подсунувшуюся жесткую и широкую лапищу Чернова. - Что за всемирный  день
чистоты ты тут устроил? Что это у тебя все гаврики как  один  тряпочками
стены моют?
   - Не все, - возразил Чернов, моментально  приходя  в  раздражение,  -
некоторые вон яму под новый санузел  копают.  А  что?  Есть  предложения
получше?
   Держась за утлые перильца, Степан активно топал башмаками,  стряхивая
с них комья грязи.
   - Нет у меня никаких предложений. Черный.  Пусть  делают  что  хотят,
только бы водку не жрали с утра до ночи. Один сортир уж  почти  возвели,
пусть с понедельника второй возводят. Чтоб было у нас все как у людей  -
"мы" и "жо"...
   Он распахнул дверь в вагончик и  увидел  Тамару.  В  узкой  комнатке,
насквозь проткнутой длинными солнечными пиками, за столом сидела  Тамара
и преданно смотрела на Степана.
   В руке у нее была ручка, хотя Степан всегда  подозревал,  что  писать
она  не  умеет.  Весть  о  приезде  начальника,  как  правило,  облетала
подчиненных со скоростью света, и Тамара приготовилась.
   - Здрасьте, Павел Андреевич. Какой день сегодня хороший. Может, кофе?
Сварить? Или поесть хотите?
   Все это Тамара выпалила единым духом, не отводя от Степана  преданных
и как будто умоляющих глаз. Для всех подчиненных дам он был "несчастный"
- брошенный женой, пропадающий  на  работе  отец-одиночка.  Его  жалели,
вздыхали, печалились, стремились угодить, и все это походило  на  глупую
рекламу конфет "Рондо" - "наш начальник такой умница..."
   Степан знал об этом - и бесился.
   Только Саша Волошина со своей неуемной заботой никогда его не злила.
   Может, жениться на ней?
   Не отвечая преданной и как бы до предела вытянувшейся в  его  сторону
Тамаре, Степан прошел в свой "кабинет" - выгороженную часть вагончика, -
а миролюбиво настроенный, а может, просто голодный Чернов согласился:
   - Давай кофе и бутербродов. Или что там у Зины есть?
   Пироги есть?
   - Никто  не  звонил?  -  не  повышая  голоса,  спросил  Степан  из-за
перегородки. - Капитан Никоненко?
   Тамара подскочила на стуле и кинулась к двери в "кабинет".
   - Капитан Никоненко не звонил, Павел Андреевич, - отрапортовала  она,
вытаращив от усердия глаза. - Звонил Сергей Руднев. Я сказала, что вы  в
Москве, и попросила  перезвонить  в  тот  офис.  Еще  звонили  от  главы
администрации Сафонова, просили связаться. Я  вам  звонила,  но  вы  уже
уехали...
   - А этим что нужно? -  Степан  бегло  просматривал  факсы,  комкал  и
швырял в корзину.
   - Ничего, я все решил уже, - сказал  Чернов.  -  Они  спрашивали,  до
какой границы у нас участок нарезан.
   - Денег им, что ль, опять подавай? - Степан перестал  комкать  тонкую
бумагу и швырять ее в корзину, наполненную уже до половины.
   - Я все решил, - сказал Чернов с нажимом. - Не нужно  никаких  денег,
хотя, конечно, все дело в этом Петрович, ты чего там маешься? Заходи!
   Прораб вошел не сразу. Он долго мялся за  тонкой  дверцей,  пыхтел  и
скреб ботинками по полу, потом  осторожно,  как  будто  боясь,  что  его
выставят, вдвинулся в "кабинет" и быстро опустился на стул около  двери.
И сдернул с лысой головы бейсболку. Стул скрипнул.
   - Кофе давай! - приказал Чернов Тамаре и улыбнулся  широкой  и  лихой
улыбкой сердцееда и рубахи-парня.
   Тамара засияла в ответ и кинулась выполнять, а  Степан  в  сотый  раз
мимоходом опечалился, что он сам никогда не мог так легко  и  как  будто
играючи общаться с людьми, особенно с женщинами.
   - А фонари по периметру опять ни хрена не горят?  -  спросил  Степан,
уткнувшись в какой-то факс. Господи, сколько бумаги! Из всей скопившейся
за несколько дней горы он выудит в лучшем случае одну бумажку и  засунет
ее в папку, и вовсе не потому, что она нужна, а так, на  всякий  случай.
Все остальное он методично пошвыряет в корзину, а бумаги  из  папки  "на
всякий случай"  будущей  весной  выкинет  Саша  Волошина  при  очередной
разборке завалов.
   - Фонари горят, -  кашлянув  в  волосатый,  плохо  сжимавшийся  из-за
толщины мозолистых пальцев кулак, сказал прораб. - Все  горят,  Андреич.
Мы теперь по ночам.., того.. дозором ходим... Посменно.
   Степан коротко взглянул на прораба.
   - Помогает?
   - Вроде помогает, Андреич, - ответил прораб как-то смущенно,  -  пару
раз шуганули, и пока все тихо...
   - Так шуганули или тихо?
   - Все в порядке, Степ, - вмешался Чернов, - ничего  противозаконного.
За территорию никто не выходит, до крови не дерется, стволов и ножей  ни
у кого нет...
   - Спасибо и на этом, - пробормотал Степан. - Хорошо хоть стволов нет.
   - Подъехал кто-то, Андреич. Чужой кто-то. У нас таких " машин нет.
   Прораб славился тем, что мог по звуку определить на любом  расстоянии
любой двигатель.
   - Тамар, посмотри, кто приехал, - попросил Степан  громко,  заставляя
себя не поворачиваться в  сторону  окна,  из  которого  была  видна  вся
строительная  площадка,  хотя  ему  очень  хотелось.  Менее  озабоченный
вопросами имиджа и собственной значимости Чернов уже вскочил и таращился
в окно, вытягивая загорелую шею.
   - Правоохранительные органы пожаловали, - сообщил он через секунду. -
Легки на помине, блин...
   Он оглянулся и озабоченно взглянул Степану в лицо.
   - Наш капитан? - уточнил Степан и, не выдержав,  вытащил  себя  из-за
стола и пристроился за плечом Чернова.
   - Он самый.
   Капитан Никоненко уже выбрался из красной "пятерки", захлопнул  дверь
и  потянулся,  давая  всем  желающим  возможность   как   следует   себя
рассмотреть.  Потом  он  повел  широкими,  вполне   кинематографическими
плечами, напомнив Степану Сергея Сергеевича Паратова в исполнении Никиты
Михалкова, и не спеша двинулся в сторону их вагончика.
   Степан отступил назад и плюхнулся за стол  со  всем  проворством,  на
которое только был способен.
   - Павел Андреевич, приехали из милиции, - доложила  из  "предбанника"
глупая Тамара.
   - Вижу, - буркнул Степан, уставившись в очередной факс.
   Капитану Никоненко вовсе незачем было знать, как ждет Павел Андреевич
Степанов того, что он скажет. Как ждет, как трусит, как гадает про себя,
с чем капитан приехал, как не уверен в том,  что  его  собственное  лицо
приготовлено к встрече с капитаном должным образом...
   Под тонкой вагонной стенкой отчетливо протопали капитанские  ботинки,
проскрипела лесенка, открылась дверца. Даже не поднимая глаз  от  факса,
Степан увидел, как прораб втянул голову в плечи.
   - Добрый день! Мне бы господина Степанова повидать.
   Только не говорите мне, что его нет, милая барышня!
   - Да я и не собиралась, - пробормотала Тамара.
   - И правильно  делали,  что  не  собирались,  -  продолжал  резвиться
капитан Никоненко, - ибо со свойственной  мне  смекалкой  я  моментально
уличил бы вас во лжи. Машина господина Степанова подсказала мне,  что  и
хозяин должен быть где-то неподалеку.
   Дверь в "кабинет" была распахнута,  так  что  весь  спектакль  шел  в
прямом эфире. Одно только огорчило капитана Никоненко.  Огорчило  сразу,
как только он шагнул в вагончик, и гораздо более сильно, чем можно  было
ожидать. На месте  персиковощекой  и  бежево-золотистой  Клаудии  Шиффер
сидела какая-то вовсе невразумительная деваха с  наведенными  глазами  и
алым ртом вампира-профессионала. Дьявольский рот совершенно не вязался с
общим простецким видом и поверг капитана Никоненко в  некоторое  подобие
смущения.
   Интересно, а куда же они  дели  свою  Клаудию?  В  тот  раз  она  так
тряслась и нервничала, что капитан решил даже, что она  что-то  знает  о
смерти разнорабочего Муркина, и с удовольствием планировал,  как  станет
ее допрашивать.
   Не судьба, значит. Не только допрашивать не придется, но и увидеть  -
не судьба.
   - Хозяева дома? - громко вопросил  он,  продолжая  свое  выступление.
Вампирша не выражала никакого  желания  объявить  начальству  о  приезде
местной милиции. - Войти-то можно?
   - Можно, - сказал в дверях Павел Андреевич Степанов, -  здравствуйте,
Игорь Владимирович. Мы вас заждались. Тамара, кофе нам, быстро. Или  вам
чай, Игорь Владимирович?
   - Кофе! - с некоторым даже возмущением воскликнул капитан Никоненко и
пожал протянутую  Степанову  руку.  -  Значит,  заждались?  Могли  бы  и
позвонить, если так уж ждали.
   Или подъехать...
   Вот оно что.
   Подъехать.
   Понятно.
   Степан звонил капитану Никоненко каждый  день.  Звонил  с  упорством,
достойным лучшего применения, да так и не вызвонил.
   Значит, нужно  было  приезжать.  Дожидаться  под  кабинетной  дверью.
Беседовать "в личном порядке", как говаривал майор  Опилкин,  заведующий
военной кафедрой.
   "Что ж ты не сообразил, Степан? Или замы тебя запутали  вконец  -  не
езди, не плати, мы еще ничего не знаем, попадем пальцем в небо..."
   - Да как подъехать, Игорь Владимирович? Вы со мной даже  по  телефону
ни разу не поговорили Меня небось взашей вытолкали бы из вашей серьезной
организации - сказали:  не  звал  тебя  капитан  Никоненко,  что  ж  ты,
незваный, явился!
   Игорю Никоненко было тридцать четыре года. Из  них  последних  лет..,
сколько же?., да, пожалуй, десять он работал там, где работал. Ничего он
не приобрел на этой  своей  работе  -  ни  богатств,  ни  знатности,  ни
счастья, - зато научился отлично разбираться в людях.
   Павел Степанов ему нравился, и разговаривали они на  одном  языке,  а
это было большой редкостью.  Поэтому  капитан  Никоненко  позволил  себе
улыбнуться настоящей, нормальной улыбкой,  протопал  в  кабинет,  сел  к
столу и вытянул ноги.
   - Здрасьте, мужики, - сказал он прорабу  и  Чернову,  и  после  этого
приветствия всем заметно полегчало.  Кавалергарда  Белова  на  этот  раз
видно не  было.  Наверное,  он  на.,  где  там  их  офис?.,  на  Большой
Дмитровке, вот где. Вместе с персиковой и шелковой Клаудией. - Не буду я
вам  голову  морочить,  Павел  Андреевич,  -  сказал  капитан  Никоненко
поспешней, чем  ему  хотелось  бы,  -  Муркин  ваш  погиб  в  результате
несчастного случая. Состава преступления не обнаружено. Так  по  крайней
мере наши специалисты решили.
   Капитан помолчал, занятый изучением давешнего  бронзового  чудища  на
черном Степановом столе. Было очень тихо.
   Даже  потенциальная  вампирша  Тамара  перестала  сопеть  за  дверью,
осознав важность момента.
   - Так что правильно сделали, что  не  приехали,  Павел  Андреевич,  -
продолжил капитан Никоненко громко и вернул чудище на стол.  Оно  сильно
грохнуло о крышку. - Нечего вам было ко  мне  приезжать,  только  бензин
жечь...  Вы  нам  больше  не  интересны,  ездить  мы  к  вам  не  будем,
разбирайтесь сами как знаете. Всякие  службы  и  инспекции  по  труду  и
технике безопасности мы, само собой, в известность поставили.
   Но что-то мне подсказывает, что вы к этому делу привычные.
   Разберетесь.
   - Разберемся, - согласился Степан.
   Чернов  зачем-то  негромко  матюгнулся  и  затих.  Прораб  сидел   не
шевелясь, даже лысину не скреб под бейсболкой.
   - Разберемся, - повторил Степан, и непонятно было, рад  он  или  нет,
что не было  никакого  убийства,  а  была  обычная  бытовуха  по  пьяной
лавочке. - Так что произошло-то? - спросил он Никоненко с  раздражением.
- Почему Муркин в котловане оказался, если никто его туда не толкал?
   - Ночь сырая была, дождь прошел.  Он  на  глине  поскользнулся  да  и
упал... - Капитан пожал плечами. - И на грудь он принял не так  чтобы..,
бокал шампанского. Хорошо  принял,  конкретно.  И  место  есть,  где  он
поскользнулся, и на ботинках глина с этого места есть. Ударился  сильно,
височной частью.
   Вот, собственно, и все, что произошло, Павел Андреевич.
   Степан хмуро смотрел на свои руки, в которых неизвестно откуда взялся
телевизионный пульт. Телевизор стоял в "предбаннике", и как пульт  попал
на стол, было для Степана загадкой.
   Пульт был изящный, длинный - шедевр эргономической мысли, - а  пальцы
толстыми и неповоротливыми, как переваренные сосиски.
   - Вы с официальной версией не согласны, Павел  Андреевич?  -  спросил
капитан с простодушным любопытством. - Вам известно что-то, что осталось
неизвестным нам?
   - Да что вы! - не выдержал Чернов,  переводя  взгляд  с  капитана  на
шефа, который в присутствии посторонних, да  не  просто  посторонних,  а
опасных посторонних, вел себя как идиот. - Все, что нам  было  известно,
мы вам как на духу еще тогда рассказали...
   - Да рассказать-то рассказали,  -  согласился  капитан  Никоненко,  -
только вот Павел Андреевич сомневается что-то.
   - Он не сомневается! - Чернов посмотрел на Степана, и  во  взгляде  у
него было непонимание и отвращение к начальнику, который вздумал  чудить
в такой неподходящей компании. -  Он  просто  пытается  понять  все,  до
конца. Он у нас всегда такой, дотошный...
   - Черный.
   Голос был холодный и злой. Чернов независимо пожал плечами и умолк.
   - Ваш Муркин, насколько нам известно, не был ни председателем  совета
директоров "Лукойла", ни главой "Газпрома", - непонятно  сказал  капитан
Никоненко и задумчиво щелкнул ногтем по носу бронзового чудища.  -  Все,
что, могли, мы сделали, а дальше...
   - Дальше, дальше, -  пробормотал  Степан  и  откинулся  в  кресле.  И
пультом почесал голову.  -  Дальше...  Если  по  моей  стройке  шатается
убийца, то это мои проблемы. Правильно я понимаю?
   "Что он делает, мать его, - быстро и яростно подумал Чернов, -  хочет
по новой кашу варить?! Чего ему теперь-то  не  хватает?!  Все  же  ясно!
Нужно этого капитана провожать к Аллаху, а Степан привязался как  банный
лист..."
   -  Вы  хотите  серьезного  расследования?  -  осведомился   Никоненко
холодно. - Правильно я понимаю?
   Степан усмехнулся довольно мрачно.
   - Вы все понимаете даже слишком правильно, - сказал  он.  -  Странно,
что вы все так правильно понимаете, Игорь Владимирович.
   - Ну да, - протянул Никоненко неопределенно, -  конечно.  Откуда  что
берется?
   - Кофе,  Павел  Андреевич!  -  доложила  преданная  Тамара.  -  Можно
подавать?
   - Подавай - разрешил Степан с заметным облегчением. - Ты  к  Зине  за
пирогами сбегала?
   - Сбегала, Павел Андреевич! Сегодня с мясом и рисом!
   Были с яблоками, я парочку взяла на всякий  случай,  если  ваш  гость
любит с яблоками...
   Тамара тараторила без остановки, расставляя на столе чашки, тарелочки
с лимоном, плетенку  с  сухарями  и  пироги,  дивной  красоты  пироги  в
выстланной чистой салфеткой мисочке.
   Никоненко смотрел во все глаза. Тамара ухаживала за своим начальством
с  истовой  радостью,  как  старая  нянюшка  за   господами   в   фильме
"Барышня-крестьянка".
   Ни одной фальшивой  ноты,  отметил  капитан  Никоненко  с  уважением.
Только искренняя, чистая радость и обожание.
   Интересно, чем Павел Степанов внушил Тамаре столь  светлое  и  пылкое
чувство? Человек он не так чтобы приятный, а вот поди ж ты!..
   И опять, как тогда, в первый раз, что-то странное почудилось капитану
Никоненко во всем здешнем воздухе, что-то странное и  неприятное,  почти
угрожающее, что обязательно должно произойти и  произойдет,  что  бы  ни
думал капитан Никоненко.
   - Так что можете вашего  Муркина  забирать,  если  родные  так  и  не
объявились, хоронить и так  далее.  С  нашей  стороны  ни  вопросов,  ни
пожеланий нет. - Никоненко откусил пирога и даже зажмурился от  счастья.
Ему было проще всех, и отчасти он даже жалел  Павла  Степанова.  Капитан
перестал отвечать за что бы то ни было с тех пор, как получил заключение
о том, что Муркин погиб в результате несчастного случая. - Работу можете
продолжать, по нашей линии никаких вопросов не будет.
   - Это хорошо, - сказал Степан  ненатурально  бодрым  голосом  и  тоже
откусил  от  пирога.  Странно,  сегодня  Зинины  пироги  показались  ему
совершенно безвкусными. Соли, что ль, забыла положить?
   - Ну а  ежели  кто  опять  перекинется  -  обращайтесь.  -  Никоненко
поставил чашку на блюдце.  Она  негромко  звякнула.  -  Поеду  я,  Павел
Андреевич. Спасибо за пироги,  за  любовь,  за  ласку.  До  свидания,  и
надеюсь, что мы с вами больше никогда не встретимся.
   Степан кивнул и поднялся из-за стола.
   - Я вас провожу.
   Почему-то он был уверен, что, как только  они  выйдут  из  вагончика,
Никоненко обязательно скажет ему нечто  важное  и  судьбоносное,  такое,
чего он никак не мог сказать при всех Но  капитан  помалкивал  и  только
щурился на солнце, как сытый  кот.  В  молчании  они  дошли  до  красной
"пятерки".
   Тут капитан Никоненко, шедший чуть  впереди,  повернулся  к  Степану,
схватил его за руку и стал душевно с ним прощаться:
   - До свидания, Павел Андреевич, желаю вам  еще  десять  супермаркетов
построить и еще несколько стадионов или что там у вас самое  престижное,
в вашем бизнесе?..
   Степан улыбнулся:
   - В нашем бизнесе, как и во всех других, самое престижное то, за  что
бюджетные  деньги  дают.  Они  же  у  нас  как  были,  так  и   остались
несчитанные... - И, помолчав, спросил осторожно:
   - Точно несчастный случай?
   Капитан сидел в машине,  и  загорелая  кинематографическая  рука  уже
тянулась к  зажиганию.  Вопрос  остановил  его  руку  в  середине  этого
движения. Капитан проделал рукой сложно определ