пану так и не посмотрел.  -  Провел  он  нас,  этот  жулик
гребаный, как детей малолетних, честное слово. Даже стыдно сказать...
   - Провел? - переспросил Степан.
   В этом здании охрана помещалась при входе, на  первом  этаже  -  один
пост на всех, кто арендовал здесь помещения.
   Некоторые, особо  озабоченные  проблемами  собственной  безопасности,
ставили дополнительную охрану еще и на  своих  этажах.  Степан  к  таким
особо озабоченным не относился и никакого  Сергея  Хорошилова  не  знал.
Сергей был из общей, одной на всех, охраны.
   - У нас на пульте сигнал сработал. Пожарной тревоги Где-то  на  вашем
этаже. Ну, мы схватили огнетушители и побежали...
   - Куда?
   - Тушить, куда ж еще . Весь коридор в дыму был, и  лестница  тоже.  А
когда прибежали, оказалось, что в сортире дымовая шашка горит. Но  разве
сразу разберешь!. Он, гад, главное, ее на унитаз пристроил!..  Ни  черта
не видно,  дым  кругом,  вонь,  как  в  аду,  а  мы  того..,  унитаз  из
огнетушителей поливаем.
   Степан осторожно хихикнул, понимая, что делать этого не следовало бы.
   - Ну и как? - спросил он и кашлянул в кулак. - Потушили унитаз-то?
   Сергей Хорошилов быстро глянул  на  него  и  снова  стал  смотреть  в
сторону. По жидкой толпе приближенных, как всплеск  по  воде,  пробежали
ухмылки.
   - Ну  вот...  А  потом,  как  с  пожарниками  разобрались,  помещение
проветрили, шашку эту выбросили, тогда и обнаружили, что в вашу приемную
дверь открыта.
   - Кто это обнаружил?
   - Я, Степ.
   Он знал это заранее и боялся услышать.
   - Конечно, Саша, кто же еще?! Смешно было предполагать, что  это  мог
обнаружить кто-то другой!
   - После того как пожарные уехали, я пошла все двери проверять.  Ну  и
оказалось, что в твою приемную дверь открыта. Я позвала ребят из охраны,
позвонила нашим, и мы решили тебя вызывать.
   - Я так понимаю, что камера,  которая  у  нас  в  коридоре,  исправно
работала. Только на посту никого не было, потому как  в  это  время  все
тушили унитаз, и что там эта  камера  показывала,  никому  не  известно.
Правильно я понимаю?
   - Правильно, - подтвердил Сергей Хорошилов. Ему было неловко, стыдно,
и предстоящее объяснение с  собственным  начальством  не  радовало.  Ему
хотелось быть уверенным и компетентным, а чувствовал он  себя..,  мокрой
курицей. - Вы бы посмотрели, что  именно  пропало,  Павел  Андреевич,  -
добавил он хмуро, - я  никому  не  разрешил  в  сейф  заглядывать,  хотя
некоторые, - и тут он выразительно глянул в сторону Чернова с Беловым, -
очень рвались.
   Зачем ему было смотреть, он и так отлично знал, что именно пропало!
   Придерживая дверцу за верхний край, Степан осторожно  потянул  ее  на
себя, чувствуя, как напряглись все, кто стоял за ним, как вытянули  шеи,
как затаили дыхание, как будто из сейфа могло выскочить привидение.
   Все папки лежали в нижнем отделении, как  обычно,  неровной  стопкой.
Деньги в перегнутой пополам файловой папке - в  верхнем.  Там  же  лежал
черновский крест с распятием, который Чернов как-то снял перед очередным
походом в баню и забыл про него, и Степан тоже все  позабывал  напомнить
Еще там лежал галстук-бабочка, принадлежавший Степану и невесть как туда
попавший, запасные очки "Гуччи" в тонкой золотой оправе, которые  Степан
ни разу в жизни не надевал, и две старые  записные  книжки,  которые  не
выбрасывали по причине конспирации.
   -  Ну?!  -  выдохнул  сзади  Сергей  Хорошилов,   и   Степанове   ухо
почувствовало его горячее встревоженное дыхание. - Что, Павел Андреевич?
   Степан принял решение задолго до того, как был задан этот  вопрос.  В
ту самую секунду, когда он  догадался  о  том,  что  именно  вор  украл.
Поэтому пошире распахнул дверь и сказал умеренно изумленным голосом:
   - По-моему, ничего. - Он еще поглазел в темное нутро сейфа,  а  потом
повернулся к свите. - По-моему, ничего не пропало. А? Деньги по  крайней
мере на месте. И бумаги тоже Хотя бумаги,  конечно,  посмотреть  надо...
Черный, даже крест твой на месте.
   - К-какой крест? - странным, дрогнувшим голосом  переспросил  Чернов,
подошел и заглянул внутрь через Степанове плечо, - И вправду крест...
   - Ничего не пропало? - вдруг изумилась Саша. - Совсем ничего?!
   - А тебе хотелось бы, чтобы пропало? - грубо спросил Степан.
   - Я совсем не об этом. - Саша тревожно заглядывала ему  в  лицо,  как
маленькая собачонка смотрит на большую собаку, случайно  встреченную  на
прогулке, хотя она была почти с него ростом. - Просто странно.
   - Что странно?
   - Зачем тогда вся эта история с дымовой шашкой, если все равно ничего
не взяли? Может, все-таки что-то взяли, а, Степ?
   Ему показалось, что она запрыгала бы от радости, если  бы  он  сказал
внезапно, ну конечно, взяли! Ручку "Паркер" взяли, золотые часы  и  ключ
от квартиры, где деньги лежат...
   - Правда ничего не взяли? - подал голос  Сергей  Хорошилов.  Судя  по
голосу, новый поворот событий его тоже озадачил. Озадачил и отчасти  как
бы успокоил.
   Черт их разберет, этих бизнесменов, будь они неладны! Что они там,  в
своих сейфах, держат?! Может, и у этого самой ценной вещью была  справка
из венерического диспансера, и ее-то как раз и поперли, только он теперь
признаваться не хочет! А раз не хочет,  значит,  это  его  проблемы.  Не
наши. Наши проблемы, считай, кончились. Так начальству и доложим.
   - Паш, еще рано радоваться, - сказал Белов как  будто  сквозь  зубную
боль, - Мы еще толком ничего не посмотрели.
   Дай я хоть на эти папки взгляну...
   - Ничего не пропало, - произнес  Степан  с  нажимом  и  положил  руку
Белову на плечо, - нечего там  смотреть.  Давай  поблагодарим  Сергея  и
спокойненько все обсудим. Я завтра с утра зайду к  Михал  Михалычу,  так
что, если у него будут вопросы, я завтра на все отвечу.
   Михал Михалычем звали главного надсмотрщика, который взимал  арендную
плату и отвечал за безопасность, ремонт, свет, газ,  телефоны  и  прочие
жизненно важные составляющие быта любого учреждения. Его все  уважали  и
отчасти даже побаивались.
   Степан выдернул из сейфа перегнутую пополам файловую  папку  и  сунул
Чернову в карман.
   - Черный, проводи охрану и возвращайся. Петрович, проходи  и  садись,
что ты маешься!.. Саш, вари нам кофе.
   Он обошел стол и уселся в собственное кресло, от  которого  устал  за
день как собака. Он совершенно точно знал, что один из тех, кто топчется
сейчас перед ним  на  зеленом  ковролине,  делая  вид,  что  старательно
выполняет его распоряжения, два часа назад вытащил из его сейфа тетрадку
Володьки Муркина, и еще над охраной, гад,  издевался,  заставил  мужиков
унитаз тушить!
   - Всех,  кроме  замов,  Волошиной  и  Валентина  Петровича,  я  прошу
разойтись по домам,  -  договорил  он  неприятным  голосом,  -  инцидент
исчерпан Никаких сенсаций сегодня больше  не  будет.  Спокойной  ночи  и
благодарю за корпоративную преданность.
   "Все,  кроме  замов,  Волошиной  и  Валентина  Петровича"  -   тройка
нечесаных, но  активно  любопытных  программистов,  уборщица  в  зеленом
комбинезоне и пожилая бухгалтерша Света,  у  которой,  по  слухам,  были
нелады с невесткой и она предпочитала все вечера проводить на работе,  -
как-то одновременно бросились к выходу из Степанова кабинета,  произвели
там некоторую сутолоку и давку, и светлые полированные двери затворились
с неторопливым достоинством.
   Степан поставил локти на стол и сунул физиономию в сложенные ковшиком
ладони. Физиономия горела и неприятно кололась, а кожа казалась  слишком
сухой и тонкой.
   - Я ничего не понимаю, - с ходу сообщил появившийся на пороге  Белов,
- что за дикая история?! И почему ты не стал ничего искать?
   - Да потому что нечего искать. - Степан с силой потер колючие щеки  и
закрывающиеся глаза.
   - Паш, мне не нравится, когда ты начинаешь говорить  :  загадками.  У
тебя это плохо получается.
   - Я не говорю  загадками.  -  Степан  никак  не  мог  заставить  себя
взглянуть на зама. Что он станет делать, если  взглянет  и  поймет,  что
тетрадку вытащил Белов? Впрочем, он был почти уверен, что Белов  тут  ни
при чем. - Я  не  стал  ничего  искать,  потому  что  из  сейфа  поперли
муркинскую тетрадку и больше ничего.
   Белов протяжно и выразительно свистнул:
   - Ни хрена себе!
   - Вот именно, - пробормотал Степан, - вот и я про то же...
   Вернулся Чернов, покручивая на  пальце  ключи  от  машины.  Брелок  с
символикой "тойоты" взблескивал стальным нестерпимым блеском  Настроение
у него ничуть не ухудшилось.
   - Серегу я проводил, - доложил он бодро и  швырнул  Степану  на  стол
пустую файловую папку, - деньги сунул.
   Кстати, кто-нибудь знает, сколько именно там было? Слишком много дать
тоже плохо...
   - Ну посчитал бы! - сказал Степан со злобой. - Что ж ты не посчитал?
   Чернов сел в кресло перед Степановым столом, и  некоторое  время  все
молчали.
   - Прошу высказываться, - наконец  велел  Степан,  -  кто,  по-вашему,
попер муркинскую тетрадь? И куда он после этого делся? И  где  до  этого
был?
   - Что за тетрадь-то, я  не  пойму,  -  спросил  прораб  осторожно,  -
покойника нашего, что ли?
   Степан молчал, уставившись  на  фигурку  рабочего  в  стиле  "техно",
украшавшую  его  стол.  У  рабочего  были  металлические  руки  и  ноги,
вылупленные глаза-шурупы и каска на болтах, насквозь проткнувших плоскую
железную голову. Он очень напоминал Степану самого себя. По крайней мере
самого себя в данную минуту.
   - Да мы у Муркина тетрадочку нашли, - пояснил  Чернов,  -  уже  после
того, как менты все дело прикрыли. А в  тетрадочке  какие-то  буковки  и
циферки нарисованы, мы  так  толком  и  не  поняли,  что  за  буковки  с
циферками. А теперь ее из сейфа сперли.
   Чернов, в отличие от Белова, никакого изумления не выразил и даже  не
задал исторического вопроса о том, что именно  пропало  из  сейфа,  если
деньги - самое святое! - не взяли.
   Это означает что-то или нет? И если означает, то что? И  как  понять,
что именно это означает и означает ли?
   Где  ты,  где  ты,  так  никем  и  не  оцененный  капитан  Никоненко,
сыщик-профессионал,  знаток   человеческой   психологии,   крещенный   в
сафоновской церковке и знающий о жизни все? - Кофе  готов,  мальчики,  -
раздался от  двери  Сашин  голосок,  -  а  вам  чайку,  может,  Валентин
Петрович?
   Она осторожно и ловко внесла огромный поднос,  на  котором  вкусно  и
сытно дымился немецкий кофейник в красную и белую клетку -  не  какая-то
там  безликая  кофеварочная  колба!  -  и  отсвечивал   сахарным   боком
разноцветный мармелад в брызжущей светом хрустальной мисочке, и холодная
сырокопченая колбаса лоснилась, уложенная в кружок на чистом  блюдце,  и
глаз невозможно было оторвать от этого подноса, и нос начинал ловить все
запахи, и на душе делалось светло и умильно, как  у  собаки,  неожиданно
получившей на завтрак килограмм молочных сосисок.
   Где-то еще совсем недавно Степан уже чувствовал себя так же умильно и
расслабленно и точно так же напоминал себе, что расслабляться  нельзя  -
вцепятся в шею, под самое горло, порвут, загрызут, ничего не оставят...
   Ах да. Дома. Когда Иван и прибалтийская крыса усадили его чаевничать.
   "Пап, ты купи нам завтра груш. И еще я никак  не  мог  желтую  пижаму
найти, а синюю Валентина  Ивановна  постирала.  Ты  мне  найдешь  потом,
ладно, пап?"
   - Итак? - повторил Степан неприятным голосом. - Саш,  тебя  это  тоже
касается. Кто где был, кто кому звонил, кто откуда  вернулся  и  у  кого
еще, кроме Петровича, среди ночи возникла острая необходимость  съездить
в офис за бумагой для принтера? Кто первый? Ты, Черный?
   - Ты что, считаешь, что тетрадь кто-то из нас взял? -  спросил  Белов
брезгливо.
   - Считаю, - отрезал Степан.
   - Тогда, выходит дело, и Муркина кто-то из  нас  укокошил,  -  сказал
Чернов задумчиво. - Это ты, Павлик, здорово придумал.  Толково.  Никаких
убийц искать не  надо,  сдал  в  ментуру  кого-нибудь  из  нас,  и  все.
Правильно, Павлик.
   - Господи, о чем вы говорите! - вскрикнула Саша. - Каких убийц?! Ведь
милиция сказала, что это был несчастный случай! Обыкновенный  несчастный
случай! Пьяный рабочий упал в котлован, только и всего!
   Чашка мелко дрожала у нее в руке, кофе плескался о  белые  фарфоровые
берега. Степан отвернулся, чтобы этого не видеть.
   Господи, еще три дня назад он мечтал на ней жениться и был совершенно
уверен, что, если женится, все в его жизни и в жизни его сына наконец-то
встанет на свои места, а она так ; хладнокровно обманула его!
   - Ну  ладно,  -  сказал  Чернов  торопливо.  Он  опасался,  что  Саша
чем-нибудь себя выдаст, и тогда положение будет не спасти, - раз так, то
я  первый  отчитываюсь.  Значит,  уехал  я  часа  в  три   прямиком   на
Профсоюзную. Там я с Полуйчиком  лаялся  часов  до  пяти,  наверное.  До
полседьмого скакал по этажам, смотрел, кто чем занимается. Потом  поехал
на дачу.
   - Куда? - переспросил Степан недоверчиво. Он отлично знал, что Черный
дачу свою ненавидит и почти никогда на ней не бывает. Дача была передана
в полновластное тещино владение, а Чернов в нее только деньги вкладывал.
   - На дачу я поехал, на дачу, -  повторил  Чернов,  несколько  повысив
голос, - чего это ты так изумился? Я с женой в очередном разводе.
   - Внеплановом? - удивился Степан. Про семейную жизнь Чернова он  тоже
все знал. - Вроде у вас развод по плану на начало лета намечался?
   - Намечался на начало, а  получился  сейчас.  Но  мы  из  графика  не
выйдем, мы в начале лета опять разводиться начнем...
   У них был такой юмор, и всю жизнь они отлично понимали друг друга.
   Ну и как жить, если подозревать даже самых близких?
   Таких близких, как Черный, который хоронил Степанову  мать,  взяв  на
себя все, что нужно в таких случаях. Степан беспробудно и мрачно пил,  а
черновские родители на своих шести  сотках  откармливали  клубникой  его
сына Ивана.
   Как жить, если окажется, что он, Павел Степанов, тридцати восьми  лет
от роду, ничего не знает о жизни и о людях вокруг него?!
   - Сашка позвонила, когда я уже почти к дому подъехал.
   От Профсоюзной до моей дачи как раз полтора  часа  езды,  ну  и  я  в
магазин заезжал, за водкой там, за колбасой... Я повернул и  в  обратную
сторону поехал. Вот и все дела. Остальное при тебе происходило.
   Степан зачем-то потрогал плоскую  голову  рабочего,  к  которой  была
намертво прикручена каска.
   - Белов, теперь ты.
   - Ну ты даешь, Степ... Ладно. Дознание так  дознание.  Я  приехал  из
Сафонова где-то около часа. Потом обедал. Потом поехал в "Линию график".
- Так называлось агентство, которое разрабатывало  фирменный  стиль  для
"Строительных технологий". Агентство было не из последних, поэтому,  как
правило, не гора шла к Магомету, а именно Магомет к  горе.  -  Там  я  с
дизайнерами кофе пил часа три, наверное.  Кофе  пил  и  макеты  смотрел.
Шесть забраковал, а четыре  тебе  привез  на  согласование,  вон  они  в
портфеле лежат, можешь проверить, раз уж у нас дознание... Потом в  офис
вернулся и до полвосьмого бумажки разбирал Потом уехал.
   - Домой?
   - Нет, - буркнул Белов и покосился  на  Петровича,  который  сидел  в
кресле, сдвинув пятки по стойке "смирно",  и  курил  из  деликатности  в
кулак. От его сигарет  в  комнате  образовалась  нестерпимая  махорочная
вонь. - К любовнице. Надеюсь, ее телефон ты у меня требовать не будешь?
   - Пока не буду, - пообещал Степан. По крайней мере Белов не врал. - А
бумажки ты где разбирал? Тут или в переговорной?
   Иногда, чтобы не видеть физиономий  друг  друга,  они  усаживались  с
"текучкой" в переговорной.
   - Тут, конечно. Вас не было никого, все тихо было, спокойно...
   - Дверь, когда уезжал, за собой запер?
   - Я ее всегда за собой запираю. Тем более я знал, что  никто  из  вас
уже не вернется.
   - Сашка?
   Она встрепенулась и посмотрела на Степана  несчастными  и  отчаянными
глазами. Платиновые волосы были заправлены за уши. Уши горели  малиновым
огнем и казались до того раскаленными, что Степану захотелось убрать  от
них волосы подальше - как бы не вспыхнули.
   Черт побери все на свете!..
   - Я была здесь, - сказала она и зачем-то взглянула на  Чернова,  -  я
была здесь целый день. Из  своего  кабинета  почти  не  выходила.  Когда
пришли  уборщицы,  полчаса  с  ними  проговорила.  На  них  программисты
жалуются, что они от усердия  все  время  шнуры  из  гнезд  выдирают,  и
компьютеры "виснут". Ну вот... Потом представительские расходы  считала,
что-то мне показалось, что мы очень много за март истратили,  запуталась
совсем, снова начала... А потом откуда-то дым повалил, и  Миша  прибежал
Калинин, программист, сказал: "Сашка, кажется, мы горим!" Я выскочила  в
коридор, ну а дальше все известно...
   - Петрович, - попросил Степан, - возьми ты, Христа ради,  пепельницу!
Ты бы еще в карман стряхивал, честное слово!
   Саша встрепенулась, чтобы  ринуться  за  пепельницей,  но  Чернов  ее
опередил. Он взял со своего стола тяжелую малахитовую пепельницу и сунул
ее прорабу. Виновато улыбаясь, прораб неловко затушил в ней сигарету.
   - Такой красоты вещь, - посетовал он в пространство, - ее  в  руки-то
взять боязно...
   - А чего ее брать? - весело сказал Чернов. - В нее курить нужно, а не
в руках носить!
   Что-то не то было с этой пепельницей.
   Что-то с ней явно было не то, и Степан взялся рукой за лоб,  торопясь
сообразить, что именно. Саша ему мешала - смотрела  в  пол,  теребила  в
пальцах  какую-то  бумажку,  сворачивала,  разворачивала.  Пальцы   были
длинные и розовые, с ногтями, похожими по форме  на  миндальные  орешки.
Кольца посверкивали благородно и  неярко.  Чернов  тоже  смотрел  на  ее
пальцы, и на лбу у него собрались морщины.
   -  Мне  тоже  рассказывать,  Павел   Андреич?   -   спросил   прораб,
откашлявшись. - Или не надо?
   - Ты, Петрович, можешь  ничего  не  рассказывать.  -  Сделав  усилие,
Степан отвел глаза от Сашиных пальцев и снова посмотрел  на  пепельницу.
Ну что, что с ней могло быть не то?! - Про тебя мне все ясно.  Ты  среди
ночи вздумал роман писать, а тебе бумаги не хватило. Правильно говорю?
   -  Ты  всегда  правильно  говоришь,  Андреич,  -  пробормотал  прораб
смущенно, - в самый корень смотришь.
   И все замолчали. Только Чернов, шумно фыркая, тянул из кружки кофе.
   - Тебе в твоей армии не объяснили, что так фыркать неприлично?  -  не
выдержал наконец Белов. - Или там все так делают?
   - Может, поедем, ребята? - попросил прораб  жалобно  -  он  очень  не
любил, когда они при нем ссорились, - и снова  закурил.  -  Поздно  уже,
чего сидим-то?..
   Степан проследил за мозолистой прорабской  ручищей,  которая  описала
дугу и приблизилась к малахитовой, дивной  красоты  пепельнице,  замерла
над ней и деликатно стряхнула вонючий серый пепел.
   Черт побери.
   Степан отвел взгляд и быстро посмотрел снова, боясь ошибиться.
   В пепельнице лежали рядышком два окурка. Два. А  Петрович  потушил  в
ней только один.
   - Саша, - спросил Степан рассеянно, - а уборщицы  у  нас  во  сколько
убираются?
   - Обычно в восемь начинают, - ответила удивленная Саша, - ну, то есть
когда как. Если у нас тут совещания или праздники, то позже, конечно,  а
что?
   - А откуда они начинают? - Степан знал ответ на этот вопрос, хотя  до
сегодняшнего дня уборщицы его совершенно не интересовали.
   - Отсюда. А что, Степ?
   - Пол плохо помыт? - спросил Белов и с интересом посмотрел  себе  под
ноги. - Или ты решил, что они тоже должны тебе рассказать,  где  были  и
что делали до часа "икс"?
   - Может, и они должны, - проговорил Степан спокойно. Теперь  он  знал
совершенно точно, кто именно вытащил  из  его  сейфа  тетрадку  Володьки
Муркина  и  кто  заставил  охранников  тушить  унитаз.  Осталось  только
пережить это. - Давайте по  домам,  мужики.  Время  двенадцатый  час,  а
завтра с утра всем на работу. И опаздывать я никому не советую.
   - Я тебя подвезу, - буркнул Чернов в сторону Саши, - иди собирайся.