о у  тебя
такое.., своеобразное настроение!
   Он покосился на нее и ничего не сказал.
   -  Пап,  я  здесь!  Инга  Арнольдовна,  а  помните,  мы  тут  с  вами
встретились, еще когда вы со мной не занимались? Помните?! У  нас  опять
хороший стол, прямо рядом с рыбами!
   Инга Арнольдовна, а вы умеете есть палочками?
   -  У  вас  телефон  звонит,  Павел  Андреевич,  -  сказала  Ингеборга
негромко, - вы что, не слышите?
   Он не слышал. Он вообще забыл про то, что у него есть телефон.
   Он вынул телефон из кармана и посмотрел на него  с  недоумением,  как
будто не вполне понимал, что именно должен с ним сделать. Телефон звонил
у него в руке, и - странное дело! - Иван не  обращал  на  него  никакого
внимания.
   - Да!
   - Паш, это я.
   Голос Чернова прозвучал неожиданно близко, и в нем были интонации,  к
которым за последнее  время  Павел  Степанов  уже  привык.  В  нем  было
обещание близкой и неотвратимой беды.
   - Ну? Что теперь? Теперь ты в реанимации?
   - Я возле твоего дома. А ты где? Я тебе домой звонил, звонил...
   - А что тебе надо возле моего дома?
   - Мне поговорить бы с тобой, Паш. Прямо сейчас. Ты где?
   Ингеборга посмотрела на Степана и сказала его сыну:
   - Пока ты еще не снял кроссовки, может, обойдем этот аквариум со всех
сторон? Мне хочется посмотреть вон на тот замок.
   - Замок - это ерунда для детей, Инга Арнольдовна! У  них  тут  раньше
краб жил, так он жрал всех рыб подряд. Можно было попросить у них рыбу и
ему скормить.
   - Живую?! - ужаснулась Ингеборга,  и  Иван  моментально  почувствовал
свое взрослое мужское преимущество.
   - Дохлую, - сказал он снисходительно, - дохлую и вонючую.  Только  он
потом куда-то делся.
   - Я в "Старике Цао". Помнишь, мы здесь  однажды  пиво  пили?  Осенью,
по-моему. Ну, на Покровском бульваре. На машине ровно  тридцать  секунд.
Сейчас от дома отъедешь, направо и еще раз направо, на бульвар. Понял?
   - Понял, - нехотя сказал Чернов, - жди. Сейчас будем.
   Итак, опять что-то приключилось. Через минуту он все узнает. Осталось
подождать только одну минуту. Змея в  виске  уже  прогрызла  все  мягкие
ткани и теперь с упоением терзала кость.
   Иван маячил с той стороны аквариума, похожий на чудище морское  из-за
толстого слоя зеленой воды  и  многочисленных  колыхавшихся  водорослей.
Ингеборга выпрямилась и поверх  аквариума  посмотрела  прямо  Степану  в
лицо.
   - Что случилось?
   - Я не знаю. Он сейчас приедет. Он звонил от моего дома.
   Она помолчала.
   - Может, мне лучше увести Ивана?
   - Не  выдумывай,  -  сказал  он  тихо,  -  как  ты  его  уведешь?  Он
моментально перепутается. Он у нас натура тонкая.
   - Весь в отца,  -  услужливо  подсказала  она  и  опять  скрылась  за
аквариумом.
   Чернов показался в дверях полутемного зала даже  раньше,  чем  Степан
мог предположить. Из-за его  плеча  выглядывала  Саша,  вид  у  нее  был
растерянный.
   Степан помахал им рукой.
   - Вечер неожиданных и приятных встреч, - пробормотал он себе под нос,
- Саш, а ты откуда?
   - Я привезла  Вадима  из  Сафонова,  -  скороговоркой  сказала  Саша,
заглядывая за спину Степана, - ты же мне сам сказал.
   - Сказал, - признался Степан. - Знакомьтесь,  Инга  Арнольдовна,  это
мой зам, Чернов Вадим. Это наш офис-менеджер Волошина Саша.  Я  вам  про
них рассказывал. Ребята, это... Инга  Арнольдовна,  -  почему-то  он  не
добавил "воспитательница Ивана".
   - Вообще-то меня зовут Ингеборга, - не дождавшись,  когда  он  скажет
про  воспитательницу,  проговорила  Ингеборга,  -  или  Инга.  Кому  как
удобнее.
   - Ингеборга? - переспросил Чернов с неподдельным интересом  и  уселся
за стол. - Какое красивое имя. Волнующее. Садись, Саш.  В  ногах  правды
нет.
   Платинововолосая красавица как-то  неловко  села,  даже  не  села,  а
приткнула себя за стол, как будто в одночасье у  нее  внутри  испортился
механизм, отвечавший за координацию движений.
   Что-то с ней не то, определила Ингеборга. Что-то с ней  случилось,  и
непонятно, только что  или  когда-то  давно  Подбежал  Иван,  ткнулся  в
Чернова худым животом, боднул головой в плечо и радостно протрубил.
   - Привет!
   Чернов как будто весь растекся лужицей и  сразу  перестал  напоминать
агента Малдера из сериала "Секретные материалы".  Под  локти  он  поднял
Ивана над столом, потряс немножко,  покрутил  из  стороны  в  сторону  и
поставил на место - Класс! - оценил он. - Ты стал совсем большой  парень
Чего к нам не едешь?
   - Папа не берет.
   -  Папа!  -  передразнил  Чернов.  -  Подумаешь,  папа!  А  ты   будь
настойчивей!
   - Мы еще ничего не  ели,  -  сообщил  Степан  в  пространство,  -  вы
будете?
   -  Вам,  наверное,  поговорить  нужно,  Павел  Андреевич,  -  сказала
Ингеборга. Степанов зам ей понравился, а девушка, ясное дело, нет.  -  Я
могу...
   Но Степан перебил.
   - Ничего не нужно. У тебя какие-то секреты. Черный?
   Чернов пожал плечами:
   - Да нет. Не так чтобы очень. Просто ты должен знать..
   - Ну? Я слушаю. Что я должен знать?
   Чернов переглянулся с платинововолосой красоткой, которая  стала  еще
печальнее.
   - Я замерз там как собака, в этом Сафонове,  -  сообщил  Чернов,  как
будто именно в этом было все дело, -  я  замерз  и  надел  свою  куртку,
которая  у  нас  в  "кабинете"  за  дверью  висела  -  Какую  куртку?  -
переспросил Степан. Почему-то в голове у него была только одна куртка  -
синяя рабфаковская спецуха Петровича, в  которой  он  нашел  пузырек.  -
Какую куртку. Черный?
   - Да никакую, - сказал Чернов с досадой, -  мою.  Которая  за  дверью
висела. Я в ней.., семнадцатого числа на работу  пришел.  А  потом  жара
началась, и я ее в Сафонове оставил. В "кабинете".
   - Ну и что?
   - Ну и то. Я в ней был, когда Володьку Муркина нашел,  в  этой  самой
куртке. Я тогда вокруг него ходил, ходил, все не верил, что он..,  того,
мертвый. - Тут Чернов из деликатности покосился на Ингеборгу. - Потом  я
подошел и понял, что он все-таки мертвый, а потом нашел эту самую штуку.
   - Какую?!
   Время от времени от черновской манеры изложения событий Степан впадал
в бешенство.
   - Вот, - сказал Чернов и выложил на  стол  перед  Степаном  черную  с
золотом зажигалку "Кельн Мессе". - Она лежала немного выше, в песке, и я
решил, что это ты потерял, когда накануне в котловане скакал. Мне  тогда
в голову не приходило, что Володьку.., убили.
   Степан во все глаза смотрел на зажигалку, которая поблескивала  перед
ним на столе.
   - Я и забыл про нее, - сказал Чернов виновато. -  И  вспомнил  только
когда куртку надел и в  карман  полез,  да  и  то  не  сразу.  Это  твоя
зажигалка, Паша?
   - Моя, - сказал Степан, - или Сашкина. Я Сашке точно такую  же  тогда
привез. Очень.., специфическая зажигалка.
   - Моя со мной, - тихо сказала  Саша.  Видно  было,  что  хоть  она  и
сочувствует Степану как  только  может,  все  равно  произнести  это  ей
приятно. Она полезла в карман стильной куртки "Беннетон", которую так  и
не сняла, и достала вторую зажигалку "Кельн Мессе". И положила ее  рядом
с первой. - Я ее не теряла, Паша. Я вообще  очень  трепетно  отношусь  к
вашим подаркам.
   - Это мы знаем, - пробормотал Степан, - а где я свою потерял, я  даже
не знаю. И когда...
   - А может, это Белова зажигалка? - предположил Чернов осторожно. - Он
же тогда на выставку с тобой ездил.
   Степан помотал головой.
   - Он тогда как раз курить бросал. Это я точно помню,  потому  что  он
меня достал этим куревом! В рестораны он со мной не  ходил,  что-то  все
нес о вреде пассивного курения и так далее. Он даже  сигарет  оттуда  не
привез, не то что зажигалку! А  я  его  еще  уговаривал,  что  в  Москве
сигареты хуже, чем в Кельне, а курить он все равно не бросит.
   - Ну и как? - неожиданно спросила Ингеборга, и все на нее посмотрели.
- Не бросил?
   Степан усмехнулся:
   - Нет. Приехал, поболтал еще малость о вреде активного  и  пассивного
курения и снова закурил. Что ж, говорит, вы на  меня  будете  дымить,  я
буду страдать, а вред один и тот же!
   - Значит, это твоя зажигалка, Паша.
   Степан посмотрел на Чернова:
   - И зажигалка моя, и машина без тормозного фонаря тоже моя. Как же ты
позабыл про зажигалку, Черный!
   Чернов нехотя пожал плечами. Взгляд его задержался на персиковой щеке
платинововолосой красотки.
   - Тогда столько всего навалилось. Да еще сразу! Я же не думал,  Паша,
что все так сложно обернется!..
   - Ну да, - согласился Степан, - конечно.
   Он взял со  стола  зажигалку,  которую  принес  Чернов,  и  задумчиво
щелкнул. Ровное аккуратное пламя осветило его зрачки.
   - А вы.., давно дружите? - спросила красотка  у  Ингеборги,  и  та  в
ответ улыбнулась сладкой ванильной улыбкой:
   - Мы не так чтобы дружим, просто Павел Андреевич пригласил меня летом
побыть с его сыном. Я работаю в школе, где учится Иван.
   - Вы учительница? - поразилась красотка  и  почему-то  посмотрела  на
Чернова, как будто тот должен был немедленно  ей  все  объяснить.  -  Вы
учительница Ивана?!
   - Да, - подтвердила Ингеборга сухо, - я учительница Ивана.
   Интересно, от чего красотка впала в такое изумление? От того ли,  что
Павел Степанов посещает рестораны в обществе гувернанток? Или  от  того,
что обнаружила соперницу там, где меньше всего ожидала?
   - Саш, что ты будешь есть и пить? - спросил Павел Степанов.  -  Пиво?
Утку? Или лапшу?
   - Паш, откуда  утром  семнадцатого  числами  котловане  взялась  твоя
зажигалка?  Да  еще  такая,  на  которой  только  что  фамилия  твоя  не
проставлена? Ладно бы ты какую пластмассовую вытряхнул, каких  у  нас  в
кабинете по углам сто штук валяется. А эту?..
   - Я не знаю, - сказал Степан ровно, - понятия не имею.
   - Он понятия не имеет! - раздраженно повторил Чернов. - А кто  имеет,
Паша?  Это  тебе  не  шутки  -  вещественное  доказательство  на   месте
преступления! Наш капитан Никоненко от счастья  бы  умер,  если  бы  эту
зажигалку в котловане нашел.
   - Ну и умер бы! Только я все равно не знаю, где, когда  и  как  я  ее
потерял! А в котловане я в ту ночь не был! Я дома спал.
   - Тебя кто-то подставить хочет, Павлик, - сказала Саша  осторожно,  -
как же ты не понимаешь! И машина, и зажигалка. Все одно к одному.
   - Я не понимаю, - повторил Степан упрямо, - подставить можно,  только
если в этом есть какой-то резон. Какой резон  в  том,  чтобы  подставить
меня? Посадить меня в кутузку, чтобы завладеть моей квартирой?  Движимым
и  недвижимым  имуществом?  Машиной?  Ребенком?  И   кто   станет   меня
подставлять? Злые люди?  Конкуренты,  которым  самим  охота  в  Сафонове
супермаркет построить?!
   Ингеборга протянула под столом руку и  стиснула  джинсовое  Степанове
колено. Он моментально сжал ее руку  горячей  медвежьей  лапой,  вытащил
из-под стола и положил на скатерть.  Саша  с  Черновым  как  по  команде
уставились на их сцепленные пальцы.
   - Но мы ведь так  и  не  узнали,  кто  платит  Гаврилину  за  митинги
протеста, - пробормотал Чернов, глядя  на  руку  шефа,  которая  держала
тоненькие бледненькие аристократичные пальчики учительницы, -  может,  и
вправду конкуренты.
   - Ты, Черный, больше на Маринину налегай. Тебе еще не  то  покажется.
Какие, блин, конкуренты?  Сицилийская  мафия?  Неуловимая  банда  Сеньки
Тузика? Ты когда-нибудь от кого-нибудь слыхал  про  них,  кроме  как  по
НТВ?! Или ты думаешь, на наше с тобой теплое место очередь  из  желающих
стоит? Что-то я никого не видал!
   - Паша! - осторожно позвала Ингеборга.
   - Ты когда последний раз в субботу на работе не был, помнишь? А домой
ты когда раньше десяти приезжал? В  Большой  театр  в  культпоход  ходил
когда? В десятом классе? Зато  что  ни  день  -  то  вагоны  на  станции
задерживают., то  сваи  хреновые  заколотили,  то  окна  на  Профсоюзной
побили, то Муркина укокошили, то Белова пополам  переехали,  а  ты  знай
себе разгребай! Вот жизнь. "Баунти", блин! Сплошное райское наслаждение!
   - Паш, ты о чем? - спросил Чернов весело. - Куда-то  тебя  совсем  не
туда понесло!
   - Да никуда меня не понесло! Понесло! Ни у кого нет  никакого  резона
подводить меня под монастырь. Я никому не  нужен.  Я  не  Березовский  с
Гусинским, главная развлекуха державы!
   - Значит, - вдруг твердо  сказала  Ингеборга,  и  все  опять  на  нее
посмотрели, - дело в чем-то другом. Ты просто не хочешь признать  факты.
Это очень понятно, потому что они тебе не нравятся. Но тебе придется  их
признать и сделать из них какие-то выводы. У тебя  нет  другого  выхода,
Паша. - И она ободряюще улыбнулась.
   Почему-то ее речь произвела на всю компанию большое впечатление.  Они
смотрели на нее и молчали.
   Может, она сказала какую-то глупость? Или позволила себе лишнее?  Или
все дело в том, что они "свои", а она "чужая"?
   - Инга Арнольдовна, а вы мне покажете, как нужно  есть  палочками?  -
вмешался Иван. - И мне правда можно снять кроссовки?
   - Кроссовки нужно снять обязательно, - ровно  сказала  Ингеборга.  Ей
было очень неловко, - и есть палочками я тебя научу. В этом  нет  ничего
сложного.
   - Значит, - Степан опять подцепил ее руку. Ему хотелось подержать  ее
за руку так, чтобы все это видели, - что  мы  имеем?  Мертвого  Муркина,
который шантажировал  Сашку  и  кого-то  еще,  о  ком  знал  Петрович  и
собирался мне рассказать.
   Петровича, который умер предположительно от сердечного приступа,  так
ничего и не рассказав.  Зато  из  его  сообщения  явствует,  что  Леонид
Гаврилин тоже каким-то боком нас касается. Вроде он совсем ни при чем, а
оказывается, при чем.
   Сашка была в ночь на семнадцатое в  Сафонове  и  видела  мою  машину.
Утром семнадцатого  Черный  подобрал  в  котловане  мою  зажигалку,  про
которую вспомнил только сейчас.  Из  всего  этого  следует,  что  Муркин
шантажировал меня, и я его убил.
   Правильно?
   - А тот, второй зам? - спросила Ингеборга, напряженно ловившая каждое
слово. - Ну, которого сбила машина. Или имеется в  виду,  что  его  тоже
сбил ты?
   - Нет, - сказал Степан мрачно и вытащил пальцы из кулачка  Ингеборги,
- его сбил не я.  Его  пыталась  убить  его  собственная  жена,  которая
застукала, что он ездит к любовнице. Это менты сказали. Она к  ним  сама
пришла.
   - Господи Боже мой, - пробормотала Ингеборга, - ужас какой.
   Все помолчали, как на поминках.
   - Каким-то образом нужно точно установить, моя машина была той  ночью
в котловане или не моя, - наконец сказал Степан, - и если моя, то кто на
ней ездил.
   - Кто только на ней не ездит! - подала голос Саша. -  Как  это  можно
установить, когда столько времени прошло?
   - Не знаю, - буркнул Степан, - понятия не имею.
   - А зажигалка? Как она  в  котлован  попала?  Когда  ты  ее  все-таки
потерял?
   - А черт ее знает. Я их всегда теряю, эти  зажигалки  Я  каждый  день
сигареты покупаю и новую зажигалку.
   Ингеборга быстро на него посмотрела. Она еще мало знала его, но, даже
зная его совсем мало,  она  очень  отчетливо  расслышала  в  его  голосе
фальшь. Он явно не хотел сообщать о чем-то  своему  заму  и  драгоценной
подруге.
   - Я должен подумать, - сказал Степан, отвернулся и стал рассматривать
рыбок в аквариуме, - Черный, оставь мне зажигалку. Может, я чего дельное
вспомню. Только я еще раз хочу сказать, ребята, - я Муркина не убивал. И
Петровича тоже.
   - С чего ты решил, что Петровича... Петрович же от сердца умер!
   - Да, - согласился Степан, - от сердца.
   Им было неловко друг с другом, и  это  было  ужасно.  Степан  не  мог
рассказать про пузырек, найденный в спецухе Петровича, Саша  нервничала,
а Чернов делал вид, что ничего не замечает.
   Кроме того,  и  зама,  и  офисную  барышню,  как  про  себя  называла
платинововолосую Ингеборга, вконец измучило любопытство - появление шефа
на людях с дамой, очевидно, было явлением редким и загадочным, требующим
немедленного и долгого обсуждения.
   Поэтому ужинать ни зам, ни барышня не остались. Чернов  еще  потискал
Ивана, покрутил, потряс, пободал, выражая нежность,  а  платинововолосая
напоследок оглядела Степана и Ингеборгу встревоженными оленьими глазами,
и они ушли. Последний раз  мелькнули  белые  волосы  и  стильная  куртка
"Беннетон", швейцар в "драконовом", только синем, халате распахнул перед
ними дверь, и они исчезли из виду.
   - Пап, а мы что, тоже есть не будем?
   - Будем, будем, - успокоил Степан сына.
   Голова болела, в ней было множество  всякого-разного,  неприятного  и
страшного, поэтому в данный момент Павел Степанов  Ингеборгу  совсем  не
боялся и думать о новом способе дрессировки зверей ему было некогда.
   - Что такого ты знаешь про эту зажигалку? - спросила Ингеборга. - Что
ты не стал им говорить?
   - Я не стал им говорить, что я свою зажигалку "Кельн Мессе"  выбросил
в офисе  заказчиков  где-то  в  начале  апреля  Даже  день  можно  точно
установить, потому что у меня в ежедневнике записаны все дни, когда я  у
них бываю. Это целая история, визит в офис к заказчикам! В апреле я  был
у них только один раз и зажигалку там выбросил. Точно. Я  никак  не  мог
прикурить, в ней газ кончился. Я щелкал,  щелкал,  как  дурак.  А  потом
выбросил ее в корзину. А эта, видишь, работает!..  -  Он  снова  щелкнул
зажигалкой и посмотрел на ровное пламя. - Я привез с выставки две - себе
и Сашке. Сашкина у нее. Следовательно, это третья.
   - Третья?
   - Ее мог привезти только Белов. Или это просто  какие-то  космические
совпадения. Таких не бывает.
   - Ты же сам сказал, что Белов тогда не курил!
   - Ну и что? Он мог просто прихватить ее как сувенир.
   - То есть ты считаешь, что в котловане ночью был твой второй зам?!
   - Или кто-то, кому он подарил эту дурацкую зажигалку.
   - Подарил? - переспросила Ингеборга  изумленно.  -  Кому  он  мог  ее
подарить?!
   - Кому угодно, - сморщившись, сказал Степан, -  Чернову,  к  примеру.
Это вполне в его духе. Тем более Черный злился, что  в  Германию  не  он
полетел, а Белов. Понятно?

***

   Приговора осталось ждать совсем недолго. Недаром и снег пошел. Снег в
мае после такой жары - верный признак наступающего  конца  света.  Порой
ему самому трудно было разобраться в собственных мыслях - где  спектакль
для деревенских идиотов, а где правда.
   Ужасная правда, которая грозила ему клюкой, как  смерть,  и  тень  от
этой клюки подступала к нему все ближе и уже почти касалась сбитых носов
его ботинок.
   Дьявольские тени больше не тревожили его,  но  тех  нескольких  разов
было вполне достаточно. Он знал, что  в  следующий  свой  приход  сатана
потребует от него жизнь, и он безропотно и трусливо  отдаст  ее,  потому
что бороться он никогда не умел и вообще не знал, как это делается.
   Он замычал от жалости к себе и от сознания, что теперь-то  его  жизнь
уж точно пропала, и взялся руками за  голову.  От  этого  движения  тени
шевельнулись в углах, а собственная голова показалась ему чьей-то  чужой
головой.
   Может.., сбежать? Сбежать, пока сатана не пришел за ним?
   У него есть деньги - совсем немного,  но  хватит  на  билет  в  общем
вагоне до какой-нибудь неблизкой станции, а там - сойти с поезда и  идти
пешком, через поля, через дремучие леса, через озера,  реки  и  горы  до
тихой обители, где его примут, пожалеют, оберегут от всех напастей.
   Он отнял от лица сухие и жесткие руки и  диким  взглядом  обвел  свое
жилище.
   Вон кровать с серой от грязи и времени наволочкой и  сбитым  в  комья
тощим ватным одеяльцем. В нижний переплет  окна  вставлен  кусок  желтой
фанерки. Стол, а на столе стаканы, грязные тарелки, огуречные  хвосты  и
пристывшие к блюдцам высохшие селедочные кости. И часы тикают  так,  что
тянет сейчас же повеситься над этим столом  с  селедочными  костями,  не
видеть ничего, особенно желтой фанерки вместо окна...
   Как это все с ним вышло? Почему он  здесь?  Где  родители  и  светлая
квартира, залитая спелым, как дынька, южным солнцем? И где  запах  кофе,
чистоты и материнских духов, всегда витавший в кухне? Кто теперь спасет,
защити