ела и скинула туфли. Хок хотел сказать, что  купанье  -
не очень удачная идея, но не мог объяснить  почему,  пока  она  не  сбросила
блузку и шорты, а после этого вообще потерял дар речи.
   То, что на ней осталось, прикрывало ее чисто символически. Она решительно
посмотрела прямо ему в глаза и порозовела.
   - Не понимаю, почему я тебя  так  стесняюсь.  В  конце  концов,  ведь  мы
женаты.
   И, как будто бросая ему вызов, она избавилась от  лифчика  и  спустила  с
себя треугольник трусиков.
   За последние дни у нее немного загорели руки  и  ноги,  и  от  этого  еще
нежнее светился перламутр ее тела. Хок смотрел на нее почти с испугом.
   Окончательно смутившись, она поспешно окунулась в воду. Куда это годится!
- укоряла она себя. Он ведет себя как истинный джентльмен, а ты  жеманишься,
точно какая-нибудь секс-бомба.
   Но ей хотелось дать ему понять,  что  никакая  потеря  памяти  не  должна
испортить им каникулы, что ему больше не  надо  держать  себя  в  узде.  Вот
только как об этом скажешь? Хоть бы он сам догадался!
   Она услышала за спиной всплеск - значит, Хок тоже прыгнул в воду.  Ей  не
хватило смелости оглянуться. Вместо этого она поплыла  к  тому  берегу,  где
оставила мыло и шампунь. Торопливо, дергая, расплела косу и яростно намылила
голову, а потом встала под водопад - смыть пену.
   Чтобы легче было расчесывать волосы,  она  еще  разок  нырнула  и  только
потом, выжимая их, обернулась к Хоку. Хок стоял в нескольких футах  от  нее,
глядя с такой нежностью и тоской, что у нее зашлось сердце.
   Он последовал ее примеру - оставил одежду на большом камне  на  берегу  и
теперь стоял по пояс в воде, весь в сверкающих каплях. Пейдж знала, что  нет
более совершенного создания на свете, такого же прекрасного  в  своей  силе,
так же ладно скроенного. И с такой любовью в глазах. Конечно, он любит  меня
не меньше, чем я его. Разве нужно было что-то еще, чтобы пожениться?
   Она пошла к нему, невзирая на явный испуг в его глазах. Там, где ему было
по пояс, ей было по грудь - грудь как будто плыла по воде, пока не уткнулась
в него.
   - Знаешь, о чем я думаю? - волнуясь, спросила она.
   Единственное, что он мог, - это заложить руки за спину. Его трясло, и  он
знал, что Пейдж достаточно близко, чтобы уловить его реакцию.
   - Нет.
   Ему с трудом удалось протолкнуть через пересохшие губы  этот  односложный
ответ.
   - Я думаю о том, что никем не интересовалась и  ни  с  кем  не  водилась,
потому что ждала тебя. Каким-то образом я знала, что ты где-то есть и что  я
узнаю тебя, как только увижу. - Она закинула руки ему на  шею,  придвинулась
ближе. - Я так рада, что ждала.
   Выдержка покинула Хока, и его руки  сами  обвились  вокруг  нее,  а  губы
припали к ее губам в мучительном поцелуе, высвобождая все, с чем он  боролся
все эти дни.
   - Боже, как я люблю тебя, Пейдж, - пробормотал он, переводя дыхание.  Она
тоже едва дышала.
   - И я люблю тебя, Хок. Я чувствую, что любила тебя всю жизнь!
   Птица лениво засвистала в прибрежном  дереве,  ветерок  мягко  зашелестел
листьями. Хок еще раз властно нашел ее губы, зная, что настал час отказаться
от борьбы, что это нужно ему, нужно им обоим. Нужно и желанно. Весь мир ушел
куда-то в сторону на много световых лет. Они очутились  в  собственном  раю,
пара влюбленных, один на один друг с другом.
   Он чувствовал под рукой биение жилки у нее на шее, и его сердце тоже  так
и надсаживалось в груди. Больше он не мог крепиться - после стольких  ночей,
когда он держал ее в руках, сгорая от желания и не смея дать ему  волю.  Все
преграды рухнули.
   Пейдж почувствовала, как легко скользят его руки вдоль ее спины и  бедер.
Таких прикосновений она не знала и понятия не имела, как к  ним  относиться.
Но прикосновения исходили от него и потому давали ей  уверенность,  что  она
любима и желанна.
   Хок вдруг сообразил, что они все еще стоят в воде. Не отрывая  своих  губ
от ее, он подхватил Пейдж на руки и медленно понес на берег. Там он встал на
колени и бережно положил ее на прибрежную траву.
   Руки Хока прошлись по ее ребрышкам, медленно огладили живот и  спустились
ниже. Он замер. Она была такая хрупкая, такая красивая.
   Хок вытянулся рядом с ней, не желая  пугать  ее  стремительным  натиском.
Склонился над ней, коснувшись волосами ее плеча, и  губами  повторил  мягкие
очертания ее грудей.  Ненадолго  остановился  сначала  на  одном  их  темном
кончике, потом нежно приласкал губами другой.
   Что-то творилось с Пейдж: все ее мысли уплыли, как клочки облаков в небе.
Остались одни ощущения: губ,  припадающих  к  ее  телу,  гладящих  рук,  его
горячей, влажной, головокружительно пахнущей кожи.
   Ее несмелые пальцы пытались повторять  за  ним.  Всю  неделю  он  был  ее
учителем. Теперь пришел черед для нового урока  -  он  обучал  ее  искусству
любви.
   Она провела  рукой  по  его  груди,  потом  по  животу,  потом..,  от  ее
прикосновения он вздрогнул всем телом.
   - Прости, - прошептала она.
   - Ну что ты. Меня просто подводит  самоконтроль,  когда  я  имею  дело  с
тобой. Боюсь, что ты довела меня до точки.
   Она заглянула ему в глаза - там были любовь и желание. Дрогнувшим голосом
она сказала:
   - Не надо никакого самоконтроля, Хок. Просто люби меня.
   - Люблю. Еще как люблю!
   За словом последовало дело, и Пейдж отвечала на физическое выражение  его
любви, как расцветающий бутон. Сколько лет она "ждала этого человека -  и  у
нее мороз пробегал по коже при мысли,  что  она  могла  не  узнать  его  при
встрече. Но она узнала. И перешагнула через то, что они такие  разные  -  по
стилю жизни, по социальному рангу. Не поддалась условностям.
   Теперь он мой!
   Хок осторожно накрыл ее своим телом. Она была такая миниатюрная, и он  не
хотел причинить ей боль. Его губы  снова  позвали  ее,  потом  он  откинулся
назад, чтобы видеть ее лицо, видеть, что она почувствует, когда будет с  ним
первый раз - но не последний, как он горячо надеялся.
   Она подняла дремлющие ресницы - и как будто чья-то исполинская рука сжала
сердце Хока. Он не мог сделать этого, пока она не знает правды и думает, что
они женаты. Не мог сыграть на ее чувствах к нему.
   Все еще держась на локтях, он взял ее голову в ладони.
   - Пейдж, родная, послушай... От ее улыбки у него захватило дух.
   - Неужели я сейчас услышу, что ты девственник?
   Его чуть не задушил приступ смеха.
   - О нет, боюсь, что нет.
   - Так я и думала. У большинства тридцатишестилетних авантюристов, которых
я знала, были те же проблемы.
   Как она может шутить, если все так серьезно? Ну да, ведь она  понятия  не
имеет, о чем речь.
   - И скольких же тридцатишестилетних авантюристов ты знала? -  пробормотал
он, не в силах устоять перед соблазном еще одного  поцелуя.  Он  пытался  не
думать о том,  как  замечательно  соразмерны  их  тела.  Какой-то  миллиметр
отделял их от последней, от самой последней черты.
   Отвечая на его поцелуй, она умудрилась прошептать:
   - Несколько дюжин, это уж точно. Сейчас даже не припомню имен.
   - Вот как... Боже, какая ты сладкая, и я так хочу тебя...
   - Но боишься, что мне будет больно, да? Не бойся. Раз я решилась,  все  в
порядке.
   - Пейдж, я должен тебе кое-что сказать. Пока ты не узнаешь, я не могу...
   От его тона она наконец-то  насторожилась.  Заметила,  что  он  собран  и
напряжен. Всю ее ленивую истому как рукой сняло.
   - Ты о чем?
   - О нашем знакомстве, Пейдж.  Мы  познакомились  в  день  катастрофы.  Ты
наняла мой самолет до Флагстафа, потому  что  получила  известие,  что  твой
отец.., болен. Но мы, к сожалению, не долетели.
   Он ощутил, как напряглись все  мышцы  ее  тела,  и  перекатился  на  бок,
неотрывно глядя на нее. Мириады чувств проносились по ее  лицу.  Как  бы  он
хотел защитить ее от них! Но было слишком поздно.
   Пейдж одолевала зарождающаяся в голове боль. Со  всех  сторон  вперебивку
наваливались мысли, обрывки воспоминаний. Хок сказал, что они вообще не были
знакомы. Он сказал, что она просто наняла его самолет, чтобы лететь к  отцу.
Он сказал, что...
   Пейдж вскочила и бросилась за своей одеждой. Судорожно напяливая ее,  она
не смотрела на мужчину, который по-прежнему лежал там, где она его оставила,
словно бы не сознавая своей наготы.
   Одевшись, она заговорила, все еще не глядя на него.
   - Значит, все это жалкий фарс. Мы не только  не  женаты,  но  даже  и  не
знакомы.
   - Это не так, Пейдж. Мы не были знакомы, когда ты заказывала самолет,  но
ты видишь - нам хватило нескольких дней, чтобы узнать друг друга.  Я  никому
не рассказывал о себе столько, сколько тебе.
   Она наконец с усилием подняла на него глаза, и ее передернуло.  Он  и  не
собирался прикрывать себя - живое  напоминание  о  том,  что  чуть  было  не
случилось.
   - Ты не соизволишь одеться?
   Тон был ледяной,  и  у  него  упало  сердце.  Она  отреагировала,  как  и
следовало ожидать, самым худшим образом.
   - Пейдж, по-моему, нам надо поговорить.
   - О чем? О том, какого дурака я сваляла? Вот уж избавь. Я  все  прекрасно
понимаю. Полоумная старая дева встречает мужчину своей мечты  и  воображает,
что она за ним замужем. Это оправдывает весь ее бред, не так ли? Я  уверена,
что ты с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться мне в лицо.
   - Смеяться мне и в голову не приходило, Пейдж. Я влюбился.
   - Ну, довольно! Оставим эту пластинку. Я уже  все  поняла.  Единственное,
что мне надо знать, - это зачем я полетела во  Флагстаф.  Ты  говоришь,  мой
отец заболел. Но отец никогда не болеет.
   Хок успел уже натянуть "левисы", сунуть ноги  в  мокасины  и  причесаться
пятерней. Но когда он  подошел  к  Пейдж,  она  резко  отступила  назад.  Он
остановился, положив руки на пояс.
   - Ты сказала мне, что у твоего отца был сердечный приступ и что тебе надо
спешно к нему.
   Пейдж чуть не потеряла сознание и опустилась  на  камень,  где  до  этого
лежала ее одежда. Она восприняла эту новость как свежую и  испытала  шок  во
второй раз.
   - Сердечный приступ...
   - Да.
   - И ты держал меня все время здесь, когда я должна была быть с отцом!  Ее
голос срывался от гнева. Он развел руками.
   - Сама видишь, у меня нет ковра-самолета, чтобы вызволить тебя отсюда.
   - А почему мы не пошли пешком?
   - Я считал, что тебе надо как следует окрепнуть. Это не шутка  -  переход
через горы... И потом я не терял надежды, что нас найдут.
   Оглядев лощину, Пейдж в исступлении бросила:
   - Ты же индеец. Почему ты не посылал дымовые сигналы?
   - Очень забавно.
   - Мне не до забав. Мне надо придумать, как выбраться отсюда.
   - А чем, интересно, я занимался все это время? - спросил он.
   - Соблазнял меня.
   Они скрестили глаза - в ярости, в обиде, в отчаянии. Их рай исчез,  унеся
с собой все мечты о будущем.
   Хок долго молчал, прежде чем произнести:
   - Если бы я хотел соблазнить тебя, Пейдж, у нас не было бы  сейчас  этого
разговора.  Я  бы  не  остановился  на  полпути.  -  Его  рот  скривился   в
сардонической усмешке.  -  И  ты  уж  точно  не  сделала  бы  ничего,  чтобы
остановить меня.
   Он повернулся и ушел вверх по ручью, в горы.

Глава 8

   Пейдж не помнила, как она вернулась  в  лагерь,  села  у  палатки.  У  их
палатки. Они провели вместе несколько ночей, несколько ночей в объятиях друг
друга, когда она не понимала, что удерживает его.
   Теперь она поняла.
   Боль разрасталась, грозя поглотить ее всю. Болела каждая клеточка тела  и
бил озноб, как при малярии.
   Шок. У меня шок. Мой отец болен. Мое замужество - обман.
   Никакого Хока больше не было в ее жизни. Не было - и не будет. Хок -  это
просто мираж, который длился дольше обычного.
   Он не воспользовался ситуацией. А мог. Он знал это, и я знала. И  тем  не
менее... Она разрыдалась. Как я посмотрю  ему  в  глаза?  Притвориться,  что
ничего не изменилось? Но все пошло кувырком. Больше уже ничего не будет.
   Я не должна больше его видеть. Я просто не могу.
   Пейдж огляделась. Вспомнила все, что усвоила из его уроков за эту неделю.
Хок говорил ей, что если уходить отсюда, то вниз по ручью. А она не слушала.
Не хотела уходить. Она не знала про отца.
   Прошу тебя, папа, не умирай. Ты мне так " нужен.  Сейчас  -  больше,  чем
когда-либо!
   Необходимость что-то предпринять  заставила  ее  подтянуться,  вывела  из
прострации. Надо было  добраться  до  отца  и  надо  было  бежать  от  Хока.
Поднявшись на ноги, она нашла взглядом ручей. Куда он течет, она  не  знала,
но сейчас это было неважно. Важно было одно: уйти отсюда. Она и подумать  не
могла о том, чтобы снова ночевать в палатке.
   Как только  решение  было  принято,  Пейдж,  не  теряя  времени,  собрала
кое-какую провизию, взяла запасное одеяло и переоделась в длинные брюки. Она
плотно закатала свой скарб в одеяло  и  привязала  его  веревками  к  спине.
Получилось довольно громоздко, зато руки оставались свободными. Потом она по
солнцу попыталась определить время. За полдень перевалило давно, но,  по  ее
расчетам, до сумерек оставалось еще несколько  часов.  Может  быть,  за  это
время ей удастся выйти к людям. Все лучше, чем сидеть тут и ждать Хока.
   Три-четыре часа спустя Пейдж уже сомневалась, правильно ли поступила. Она
разгорячилась, устала и  проголодалась,  а  идти  было  все  труднее.  Ручей
покинул приветливую долину и с пугающей скоростью понесся между  гигантскими
валунами и обломками скал. Берег стал  непроходимым,  и,  продираясь  сквозь
заросли, она боялась отклониться в сторону и потерять из  виду  русло,  свою
единственную путеводную нить.
   Пейдж радовалась, что успела хотя  бы  заплести  как  следует  косу.  Она
зацепилась ею за сучок, и, будь волосы распущены, им бы несдобровать -  даже
косу рвануло так, что чуть не вырвало с корнем.
   Розовато-лиловый  свет  сумерек  уже   коснулся   вершин,   когда   Пейдж
оступилась, упала и скатилась вниз по каменистому откосу. Она лежала, слушая
шум ручья, который превратился в бурную речку, еще не понимая, цела она  или
нет.
   Наконец она заставила себя сесть. Плотная одежда спасла ее от ушибов,  но
пострадала сама, порвавшись в  нескольких  местах.  Пейдж  ощупала  лодыжки.
Благодарение Богу, кажется, обошлось без травм.
   Оглядевшись, она обнаружила, что попала на небольшой уступ  над  рекой  -
вполне подходящее место для ночевки. Вода была в пределах досягаемости  и  в
то же время достаточно далеко, чтобы ночью не терпеть беспокойства от лесных
жителей, если они придут на водопой. Хок  описывал  ей  кое-каких  животных,
которые водятся в этих краях. Большинство  из  них  Пейдж  видела  только  в
зоопарке. И более близкого знакомства, пожалуй, не хотела.
   Но если она решила тут заночевать, надо было собрать дров для  костра.  В
приливе энергии Пейдж полезла в заросли, ломать сухие ветки. Топорика у  нее
не было, зато были спички, и она помнила, как Хок разжигал костер с  помощью
сухой коры, содранной с веток.
   Она многого от него набралась. Сидя на корточках,  Пейдж  думала  о  нем.
Тяжелая физическая нагрузка последних часов отчасти приглушила  ее  душевную
боль. Она уже была в состоянии понять, что в ней говорят  гнев  и  гордость:
ведь он солгал ей. Она прямо спросила, женаты ли они, и он сказал "да".
   Но почему, почему? Что он от этого выиграл? Если  бы  он  занялся  с  ней
любовью в ту первую ночь или в одну из последующих, она бы могла это понять.
А так? Нет, бессмысленно.
   Как  только  огонь  разгорелся,   Пейдж   быстро   достала   пакетики   с
концентратами,  радуясь,  что  сообразила  захватить  и  небольшой  котелок.
Высыпала в него  содержимое  одного  пакетика,  развела  водой  и  поставила
кипеть. В жизни она так не хотела есть. В жизни она не была  так  безусловно
одна.
   Одна. Пейдж никогда по-настоящему не думала, что это значит.  Она  всегда
была занята по горло, с трудом выкраивая минуты для  чтения,  принимая  свою
одинокую жизнь как данность.
   Что, если она заблудилась в этой глуши? Что, если она так и не дойдет  до
людей? С чего она взяла, что сможет благополучно выбраться отсюда, если даже
Хок сомневается?
   Какая же она дура! Всему виной ее уязвленное самолюбие. Теперь и  обратно
в долину не вернешься - вряд ли удастся найти дорогу. К тому же она  слишком
устала, и голова раскалывается - явно от чрезмерной нагрузки.
   Хок был прав: она не успела набраться сил. Но идти все равно придется.
   Завтра. Она хорошенько отдохнет  за  ночь,  а  наутро  пойдет  дальше.  И
послезавтра, и послепослезавтра. Еда есть, вода  -  рядом,  если  она  будет
держаться речки. Одеяло послужит постелью. Она выдержит, потому  что  выбора
нет.
   Хок понимал, что рано или поздно придется вернуться в лагерь и  увидеться
с Пейдж, но старался не думать об этом. Утомительная прогулка вверх по ручью
пошла ему на пользу. Рядом с Пейдж его  мозга  вечно  заволакивало  туманом,
теперь они прочистились.
   Пока Пейдж не появилась в его жизни, он не  сознавал,  в  какой  изоляции
живет. После смерти матери он ни с кем не завязывал  близких  отношений.  Не
брал на себя ответственность ни за кого. До Пейдж он ни о ком не  заботился,
никому не покровительствовал.
   Конечно, он ее огорошил. Да будь он на ее месте, он  бы  тоже  до  белого
каления дошел. Узнать про такое вранье! Нет, он не  продумал  по-настоящему,
как это может задеть ее, или был настолько занят собой, что не позаботился о
ее чувствах.
   Он причинил ей боль -  ей,  единственному  человеку  на  свете,  которого
меньше всего хотел бы обидеть. Весь день Хок прикидывал, как попросит у  нее
прощения, как объяснит, почему сразу  не  опроверг  предположение,  что  они
женаты.
   Ему пришлось поломать голову и над другой проблемой, мучившей его все эти
дни. У них с  Пейдж  нет  будущего.  А  он  позволил  себе  пожить  в  мире,
сотворенном  недоразумением.  Надо  было  хорошенько  подумать,  прежде  чем
позволять себе такое. У нее своя жизнь,  она  объяснила  ему,  какова  жизнь
врача и почему она зареклась выходить замуж.
   Про себя он тоже знал, что женитьба в его планы не входит, как никогда не
входила в планы его отца. Это передалось по наследству: он не мог долго жить
на одном месте.
   Что же отсюда следует? Что он скажет  Пейдж?  Я  люблю  тебя,  но  ты  не
вписываешься в мою жизнь, так что даже и хорошо, что мы не женаты?
   Только к вечеру Хок, мрачный,  вернулся  в  лагерь,  решившись  предельно
честно поговорить с Пейдж. Но лагерь был пуст.
   Хок без труда прочел следы ее сборов и  в  первый  момент  бессознательно
одобрил: она взяла все, что нужно. И тут же до него дошел  смысл  того,  что
она сделала - в одиночку решила выбираться из гор!
   - Пейдж!
   Его крик эхом разнесся над лощиной,  вспугнув  мелких  зверьков  и  птиц.
Пейдж, конечно, его не услышала.  Он  прикинул,  давно  ли  она  ушла.  Было
похоже, что несколько часов назад. Взглянул на солнце.  Надо  найти  ее.  Он
нарочно не рассказывал ей самые страшные истории - и вот теперь она  одна  в
горах. Далеко не все звери тут  настроены  добродушно,  есть  хищники  очень
кровожадные и агрессивные, особенно пумы.
   Не дай Бог!
   Хок разобрал лагерь  в  своей  обычной,  основательной  манере,  упаковав
палатку и спальник в чехлы и сложив все  в  рюкзак.  О  самолете  подумалось
только мельком - найдет ли он его когда-нибудь? Сейчас у  него  были  другие
заботы, поважнее.
   Размеренным шагом он пустился вниз  по  ручью  -  дорогой,  которой  ушла
Пейдж.
   Отмахав несколько миль, Хок прочел  по  ее  следам,  что  она  устала,  и
шепотом выругался. Еще бы ей не устать! Тропинки тут никто не прокладывал, и
каменистый, в зарослях берег ручья на каждом шагу таил в себе вероломство.
   Свет дня уже гас, а Хок еще не  догнал  Пейдж.  Разумнее  всего  было  бы
остановиться и подождать до утра.  Хок  не  боялся  потерять  ее  след:  она
держалась русла ручья, сколько это было возможно, помня его уроки. А то, что
он любит ее, она помнит? Он опустился на колени у ручья  и