днюю минуту,
и он и  она  поняли,  куда  и  зачем  он  едет.  Война,  огонь,  сражения,
возможность ранения и смерти.
     - Сереженька, родной, мне страшно! - всхлипывала Варя, почти не  видя
сквозь слезы лица мужа. - Береги себя, помни о  детях...  обо  мне...  Мой
славный, хороший... единственный...
     Звонарев целовал ее в губы, в щеки, в глаза и говорил срывающимся  от
волнения голосом:
     - Ты - самое дорогое... Варенька... Жди! Слышишь?.. До свидания,  моя
родная!
     Поезд тронулся. Сергей Владимирович уже на ходу вскочил  на  подножку
вагона. Не отрывая взгляда, он смотрел туда, где стояла Варя и махала  ему
рукой...
     На станции Любань к Звонареву подошла молоденькая белокурая девушка с
небольшим дорожным чемоданчиком. Вся розовая от смущения, она спросила,  с
кем имеет честь говорить. И когда Звонарев назвал себя  и  Варю,  передала
ему свою поклажу.
     - Для Блохина, - тихо сказала она.
     Звонарев с любопытством взглянул на девушку и  увидел,  что  на  него
пытливо смотрят смелые и веселые глаза.



                                    10

     По прибытии в Вязьму, где формировалась артбригада,  Борейко  занялся
вопросами применения тяжелой  артиллерии  в  современном  бою.  Вскоре  он
пришел к выводу о необходимости реорганизации  структуры  бригады  тяжелой
артиллерии. Он считал, что каждый дивизион должен был включать в себя  две
гаубичные и одну пушечную батареи, таким образом, отпадала необходимость в
существовании отдельного пушечного дивизиона. По мнению Борейко, смешанные
гаубично-пушечные  дивизионы,  приданные  корпусам,  могли  самостоятельно
решать задачи по разрушению прочных препятствий гаубицами  и  по  обстрелу
тылов противника дальнобойными пушками. Свои предложения Борейко подкрепил
ссылками на опыт минувшей войны в Маньчжурии. И все  же  идеи  и  принципы
действия тяжелой артиллерии в полевых боях оставались неясными  не  только
командиру  самой  бригады,  но  и  офицерам  Генерального  штаба  и   всем
общеармейским начальникам.
     "Тяжелая  артиллерия  -  штука  умственная!  Бог  даст,  и  без   нее
обойдемся, - обычно отвечали полковники  и  генералы,  к  которым  не  раз
обращался с различными вопросами Борейко.
     Но он продолжал  свои  поиски  и  вскоре  прослыл  самым  беспокойным
человеком во всем Московском военном округе.
     Еще до объявления мобилизации Борейко представил высшему командованию
свой труд, в котором была подробно разработана тактика применения  тяжелых
батарей в современной войне. Никто, однако, не торопился  рассматривать  и
утверждать этот труд, в  котором  многое  шло  вразрез  с  существовавшими
"наставлениями". Борейко ждал ответа, нервничал, злился, с чувством горечи
наблюдая,  как  рядовым  артиллеристам  вдалбливалось  в  голову   старое,
отжившее и даже вредное...
     Прибыв в Вязьму, Звонарев не без труда разыскал дивизион,  в  котором
служил его друг.  Борейко  как  раз  вел  занятия  с  командным  составом:
изучались баллистические свойства пушек и гаубиц.
     Встреча состоялась во время перерыва.  Увидев  Сергея  Владимировича,
Борейко обрадованно затряс его в своих могучих ручищах  и,  расплывшись  в
улыбке, пробасил:
     - Значит-таки прибыл, чертушка! Ну, здорово, брат, здорово!
     - Тише ты, медведь, - взмолился Звонарев, - кости мне переломаешь.
     Но Борейко продолжал трясти его плечи.
     - И правильно сделал, что сбежал с завода. Вместе веселее будет.
     - Не сбежал я, - объяснил Звонарев. - Уволили.
     - Ну и черт с ним, с этим заводом. Сейчас двинем ко  мне,  выпьем  за
встречу...
     Он ввел Звонарева в небольшую, уютную комнатку.
     - Будешь жить со  мной.  Как  видишь,  во  всем  еще  Ольгин  порядок
чувствуется: чистота, опрятность. - И спросил о  том,  что  сейчас  больше
всего волновало его: - Как там она, моя половина? Как Славка?
     Звонарев рассказал ему все, что знал об Ольге Семеновне.
     - Саквояж, говоришь, передали? - переспросил Борейко. - Где же он?
     - На вокзале, с вещами оставил, - ответил Звонарев.
     - Ну и растяпа ты!
     Борейко кликнул денщика и приказал срочно вызвать к нему на  квартиру
из команды разведчиков бомбардира Блохина и "вольнопера" Зуева.
     Когда Борейко сообщил им  о  саквояже,  Блохин  сразу  забеспокоился,
помрачнел.
     - Эх, как неладно получилось! - вырвалось у него с досадой. - И  меня
можете подвести, и сами влипнете.
     Он тут же предостерег:
     - Ежели жандармы доберутся до этого саквояжа,  отрекайтесь  от  него,
Сергей Владимирович.  Мол,  знать  не  знаю,  ведать  не  ведаю.  Дескать,
какой-то подлец подкинул.
     В это время  появился  Вася.  Военная  форма  ему  шла.  Выглядел  он
молодцевато и браво.
     - Дядя Сережа! - бросился он к Звонареву. - Надолго к нам?  Где  тетя
Варя? Как Надюшка?
     Казалось, потоку его вопросов не будет конца.
     - Я служить сюда к вам приехал, -  любуясь  им,  сказал  Звонарев  и,
достав из кармана письмо, передал Васе: -  Это  тебе  велела  отдать  тетя
Варя.
     Блохин нервно теребил усы. Мысль о саквояже не оставляла его.
     - А что, если мы с Васьком сбегаем  сейчас  на  вокзал  за  вещичками
вашими?  -  взглянул  он  на  Звонарева.  -  Объясним,  что   они   срочно
понадобились. Вы нам только бумажку черкните, вроде доверенности, что ли.
     - Может быть, как раз тебе и не следовало бы  идти  туда,  -  заметил
Борейко.
     - Чепуха, - отмахнулся Блохин. - Меня-то тут никто не знает. И  потом
я умею зубы заговаривать. Авось и обойдется с саквояжем!
     - Ладно, идите! - согласился Борейко.
     Пока Блохин и Зуев ходили на станцию, Борейко и Звонарев  побывали  у
командира  бригады  полковника  Кочаровского.   Штаб   бригады   помещался
неподалеку от квартиры Борейко, в здании женской прогимназии.
     Выше среднего роста, широкоплечий, с большой седой головой и  резкими
чертами волевого лица, полковник был, по выражению Борейко, "недурственным
командиром". На эфесе  его  шашки  висел  Георгиевский  темляк  за  бои  в
Маньчжурии.  По  натуре  Кочаровский  был   резок,   даже   грубоват,   но
прямолинеен, не признавал никаких полумер или  неопределенных  мнений.  За
это его недолюбливало начальство, и он медленно продвигался по службе.
     В гвардии служил его сын, отличавшийся необыкновенно высоким  ростом:
больше сажени. В этом отношении сам царь считал его "эталоном"  гвардейца.
Даже в Преображенском полку редко появлялись  солдаты,  которые  могли  бы
потягаться с Кочаровским-сыном в  росте.  Благодаря  сыну  при  дворе  был
известен  и  отец,  но  полковник,  ненавидевший   карьеристов,   старался
держаться подальше от высшего света и никак не использовал славу сына.
     Полковник  любезно  принял  Сергея  Владимировича  и   прежде   всего
справился, кто его направил в бригаду и на какую должность.  Ознакомившись
с предписанием начальника Главного артиллерийского управления,  гласившим,
что инженер Звонарев откомандировывается с завода в распоряжение командира
первой тяжелой артиллерийской бригады, Кочаровский потребовал аттестаты на
все виды довольствия. У Звонарева был  лишь  денежный  аттестат,  так  как
никакого другого довольствия он не получал с завода.
     Полковник поморщился.
     - Право, не знаю, как мне поступить. Воинский  начальник  должен  был
снабдить вас всеми документами.  Да  и  зачисление  в  часть  производится
только высочайшим приказом.
     - Сейчас война, господин полковник, - напомнил Борейко.  -  По-моему,
формальности мирного времени теперь не играют существенной роли. А инженер
Звонарев нужен нам до зарезу. При нашей сложной технике никак не  обойтись
без специалиста.
     - Что верно, то верно!  -  согласился  Кочаровский.  -  Переговорю  с
местным воинским начальником. Возможно, он выдаст необходимые документы.
     Перед тем, как отпустить Звонарева, он неожиданно справился:
     -  А  как  ваши  политические   взгляды,   господин   прапорщик?   Не
принадлежите ли вы к сословию вольнодумцев? А то сейчас это поветрие очень
распространенно. - И,  не  дожидаясь  ответа,  строго  заметил:  -  Должен
предупредить, что я в своей бригаде держу людей только преданных  престолу
и отечеству. Да-с! Иных  не  терплю  и  не  уважаю.  Прошу  это  учесть  и
запомнить. А сейчас - имею честь.
     Полковник сдержанно пожал руку Звонареву и Борейко, и те,  откозыряв,
вышли.
     По дороге в свой дивизион они встретили поджидающего их  Блохина.  По
довольной, улыбающейся физиономии солдата Борейко и Звонарев поняли, что с
саквояжем все благополучно.
     Во время обеда Борейко  представил  офицерам  Звонарева,  как  нового
сослуживца. В столовой офицерского собрания было тесно, шумно. Большинство
офицеров, призванных из запаса, имели самый штатский вид. Кадровые офицеры
выделялись   подтянутостью,   хорошей   выправкой.   Они    снисходительно
разговаривали  с  офицерами-запасниками.  Звонарев  выгодно  отличался  от
последних, хотя и пробыл  в  запасе  десять  лет:  сказывалась  работа  на
военном заводе.
     Старший офицер батареи, которой командовал Борейко, поручик Трофимов,
пышноусый щеголеватый блондин, знакомясь с Сергеем Владимировичем, сказал:
     - Никогда бы не поверил, что вы из запаса. Сразу  чувствуется  боевой
офицер-портартурец.
     Видимо, Трофимов пользовался авторитетом в  офицерской  среде.  После
этих слов Звонарев ловил на себе удивленные взгляды не только  запасников,
но и кадровых офицеров.
     Ночью Борейко срочно вызвали в штаб бригады. Вместе с ним поднялся  и
Звонарев.
     - Что бы это значило? - спросил  он,  глядя  на  спешно  одевающегося
Борейко. - Полковник,  по  всей  видимости,  не  тот  человек,  что  любит
по-пустому тревожить людей. Верно, что-то серьезное?
     - Вестимо, серьезное - война, братец мой! Выступаем. Что же еще...
     Окна  прогимназии  были  освещены,  и  еще  издалека  Борейко  увидел
собравшихся у входа офицеров. Кочаровский, в походной форме, подтянутый  и
строгий, объявил приказ о выступлении в поход.
     - С утра начнем грузиться в эшелоны. Прошу  подготовить  все  к  пяти
часам.
     На вопрос, куда направляют бригаду, полковник ответил:
     - Это строго секретно, и даже я ничего не знаю. Куда прикажут, туда и
поедем.



                                    11

     После объявления войны Германией началась общая мобилизация  огромной
страны. Сразу сказалась техническая отсталось царской империи.  Пропускная
способность  железных  дорог  была  недостаточна  для  перевозки  армии  к
западным границам государства. А потерпевшие в первых же сражениях крупные
поражения французы требовали немедленной помощи -  вторжения  в  Восточную
Пруссию для отвлечения части немецкой армии с запада на восток.
     В стране шла уборка обильного урожая, поэтому  отрывать  крестьян  от
полевых работ было особенно трудно.
     Криками горя  и  отчаяния,  горькими  бабьими  слезами  по  уходящему
кормильцу откликнулась многомиллионная нищая крестьянская масса на указ об
общей  мобилизации.  В  городах,  прежде  всего  по  фабрикам  и  заводам,
прокатились волнения. Призывные пункты, вокзалы и железнодорожные станции,
поезда - все было набито угрюмыми,  озлобленными  людьми,  оторванными  от
своих жен  и  детей  и  брошенными  навстречу  лихой  судьбе.  Не  хватало
обмундирования, оружия, не были еще готовы санитарные и тыловые  части,  а
уже был отдан приказ русским войскам перейти  границу  Восточной  Пруссии.
Русский мужик должен был и на этот раз по  воле  царя-батюшки,  самодержца
всея Руси, спасать союзников ценой своей крови и жизни.
     Батарея Борейко, погрузившись в эшелон, медленно продвигалась к линии
фронта. Ни просьбы, ни крики и  ругань  не  действовали  на  ошалевших  от
бессменной  работы  и  бессонницы  комендантов  станций.  Долгими   часами
простаивала батарея на небольших полустанках.
     Борейко со Звонаревым требовали  срочной  отправки  эшелона,  угрожая
телеграммой в Ставку верховного главнокомандующего.  Но  это  мало  пугало
коменданта...
     - Поймите, это зависит не от меня. Все пути к фронту забиты вринскими
эшелонами, а происходит подобное  безобразие  оттого,  что  сами  воинские
части разгружаются недопустимо медленно и задерживают подход следующих  за
ними составов. Все графики нарушены, и  теперь  поезда  идут,  как  только
представляется возможность их продвинуть вперед.
     Несмотря на все эти разъяснения, Борейко  не  отходил  от  коменданта
станции в надежде хоть  на  несколько  минут  ускорить  продвижение  своей
батареи. Оставив  эшелон  под  командованием  старшего  офицера,  поручика
Трофимова,  и  ВАси  Зуева  с  Блохиным,  Борейко  продолжал  наседать  на
железнодорожное начальство.  Тем  временем  Блохин,  озабоченно  покуривая
махорку, говорил Васе:
     - Ты, Василий, человек грамотный и ученый, объясни мне, почему  такая
спешка. Мы еще не вполне укомплектованы, а нас гонят в бой! Продовольствия
и фуража у нас всего на несколько дней. А дальше чем будем кормить  солдат
и коней? Чудно что-то получается. Столько лет  прошло  с  японской  войны,
люди вроде поумнели, а начальство еще больше поглупело.
     - Вы, дядя Филя, в самую точку смотрите. Зачем начальству трудиться и
шевелить мозгами? Ему в бой под огонь не идти, в штабах безопасно, тихо  и
тепло. Оно не торопиться, да наши союзники французы  требуют  вторжения  в
Германию. Туго им приходится под Парижем. Немец туда  бросил  свои  лучшие
гвардейские полки. Вот и потребовали французы от нас скорейшего вступления
в Восточную Пруссию. Ударим мы  здесь,  немцу  придется  перебросить  свои
части из Франции на наш фронт. Глядишь, французам и полегчает. А что мы  к
войне еще не готовы и наших солдат побьют зазря несметное множество, о том
у начальства голова не болит, - подробно пояснял Вася своему собеседнику.
     В Восточной Пруссии в начале  войны  находились  лишь  незначительные
германские части, по преимуществу резервные и ополченские. Они  составляли
восьмую немецкую армию генерала фон Притвиц  Гафрона.  Эти  второочередные
части тем не  менее  были  хорошо  снабжены  боевой  техникой  и  особенно
превосходили  русских  численностью   артиллерии.   Две   русские   армии,
вторгшиеся в Пруссию, распологали всего 36 тяжелыми  орудиями  против  188
орудий у немцев. Значительно больше было у германцев и пулеметов.
     Немецкие войска расположились вдоль русской границы  и  опирались  на
линию Мазурских озер. Большинство проходов  между  озерами  было  прикрыто
рядом блокпостов из железобетона с броневыми куполами для  пушек.  Русская
легкая артиллерия  была  бессильна  против  них,  а  тяжелых  орудий  было
недостаточно.
     Таким образом, позиции германской армии были хорошо укреплены и могли
выдержать сильный натиск русских.  Но,  несмотря  на  это,  в  пограничном
сражении у Шталюпенена и Гумбинена 7 августа немцы были разбиты и поспешно
отошли за линию Мазурских озер.
     Русские  войска  ворвались  в  пределы  Восточной  Пруссии.  Запылали
баронские  имения  и  восточнопрусские  городки.  Тысячи  беженцев,  среди
которых были и весьма  именитые  прусские  юнкеры,  спасаясь  от  русских,
ринулись в Берлин, требуя  принятия  решительных  мер  против  наступающих
русских армий.
     В ставке германского императора Вильгельма поднялась паника:  варвары
разрушают  очаги  исконной  германской  культуры!   Под   влиянием   этого
германский план войны был срочно  пересмотрен.  Два  армейских  корпуса  и
кавалерийскую дивизию спешно  сняли  с  французского  фронта  и  направили
против русских в Восточную Пруссию.
     Отправка этих  корпусов  значительно  ослабила  германскую  армию,  у
немцев не хватило войск для окончательной атаки Парижа. Молниеносный  удар
на западе провалился. Немцы перешли к обороне.
     - Вот, Филипп Иванович, вся стратегия и тактика современной кампании,
- закончил Вася свое пространное разъяснение. - А что  будет  дальше,  как
говорится, поживем - увидим.
     Первая  русская  армия  под   командованием   генерала   Ранненкампфа
развернулась от Балтийского моря почти до Сувалок фронтом  на  запад.  Она
должна была вступить в Восточную  Пруссию  севернее  Мазурских  озер.  2-я
армия под командованием  генерала  Самсонова  разворачивалась  вдоль  реки
Нарев и готовилась вторгнуться в Восточную Пруссию южнее  Мазурских  озер,
создавая  тем  самым  угрозу  8-й  германской   армии.   Миновав   озерные
пространства, обе армии должны были  соединиться  и  наступать  на  запад,
прижимая немцев к реке Висле.
     К  вечеру  того  же  дня  артиллеристам  в  ройоне   Двинска   начали
встречаться первые эшелоны с пленными немцами  и  трофейным  имуществом  -
устарелыми  пушками  и  ружьями,  повозками,  груженными  разными  вещами.
Появились и санитарные  поезда  с  легкораненными.  Они  чувствовали  себя
прекрасно - были рады-радешеньки, что живыми выбрались из прошедших  боев.
По словам солдат, выходило, что основное преимущество немцев заключалось в
численном превосходстве боевой техники  -  пулеметов  и  особенно  тяжелых
орудий, которых у нас очень мало. Но штыкового удара немцы не выдерживали,
бежали при нашем приближении. В общем,  настроение  у  легкораненных  было
бодрое.
     Зато тяжелораненные все видели в мрачном свете.
     - Куда нам с немцем воевать! У него все, а у нас и артиллерии меньше,
а тяжелой и вовсе нет. И воюет  он  по-умному.  Зря  людей  на  смерть  не
посылает. А наши командиры или трусливы и прячутся  за  солдатские  спины,
или дураки - зря посылают людей на убой,  без  артиллерийской  подготовки,
без разведки.
     Эти настроения находили  живой  отклик  у  солдат,  которые  начинали
вспоминать тысячи примеров из мирной жизни, подтверждающих эти рассказы.
     Вскоре на одной из станций увидели и немецких пленных. Уже немолодые,
мрачные и угрюмые, они по возрасту принадлежали к второочередным резервным
частям. На вопросы отвечали нехотя и односложно. Обиженные этим,  солдаты,
грозя кулаками, начали требовать объяснения, почему немцы пошли войной  на
Россию.
     - Дурьи вы головы! - не замедлил вмешаться в разговор  Блохин.  -  Да
откуда солдату знать, почему война  началась?  Послали,  он  и  пошел,  не
спрашивая, куда и зачем.
     - А он бы спросил у начальства, - заметил один из солдат.
     - Поди ты спроси: офицер и объяснит тебе  все  -  кулаком  по  морде.
Узнаешь, как задавать такие вопросы. Приказало начальство - сполняй! А  то
взгреют, - коротко отозвался Блохин.
     Зуев под нажимом тети Вари  успел  неплохо  навостриться  в  немецком
языке и теперь более или менее успешно применял свои знания в разговоре  с
пленными. Они сообщили, что всего несколько дней назад мирно  трудились  в
своих деревнях, когда их  внезапно  оторвали  от  труда,  семей  и  срочно
отправили в армию. Им разъяснили, что царь Николай  напал  на  Германию  и
решил забрать все богатства страны. Поэтому надо упорно защищать родину, и
Восточную Пруссию прежде всего.
     - Так ведь это вы, немцы, напали на нас! - возражал им Зуев.
     - В Восточной Пруссии находятся только  резервные  и  ландштурменные,
ополченские, части. Если бы кайзер решил воевать с Россией,  то,  конечно,
сосредоточил бы у ее границ отборные первоочередные  полки  и  дивизии,  -
резонно отвечали немцы. - Нет, это ваш царь напал на нас.
     - Видишь, как здорово закручено, - проговорил Блохин. - Нам забили  в
головы, что немец на нас напал, а им  -  что  мы  на  них  напали.  Хитрая
механика получается. Василий, спроси вон у того детины, - указал Блохин на
высокого широкоплечего немца,  угрюмо  смотрящего  на  русских,  -  пускай
покажет руки, узнаем, кто он. Руки, они почище любого паспорта расскажут о
человеке.
     Немец  неохотно  протянул  свою  натруженную  ладонь,  всю   покрытую
мозолями.
     - По пачпорту или рабочий с завода, или батрак с деревни, - определил
Блохин. - Такому война ни к чему. Ему работать, чт