фицеры  хорошей
выпивкой,  но  Блохин  решительно  отказался.  Борейко  его  поддержал,  и
празднование ограничилось тем, что  выпили  по  рюмке  за  здоровье  вновь
испеченного "благородия". При упоминании об этом Блохин поперхнулся.
     - Для меня "благородие" звучит как ругань, - усмехнулся он.
     Варя больше всех обрадовалась производству Блохина в офицеры. Сидорин
только дружески пожал руку Блохина и сказал, что  одним  офицером  будущей
пролетарской армии стало больше.
     Ввиду того, что сестры передового отряда Красного  Креста  Ветрова  и
Осипенко решительно отказались ехать с отрядом,  Варя  немедленно  послала
телеграмму в Сызрань и через несколько дней в отряд прибыли  Анель  и  Зоя
Сидорина. Емельянов не  возражал,  чтобы  на  передовой  линии  действовал
филиал перевязочного пункта и обе были зачисленны на службу в его отряд.



                                     30

     Неожиданно прибыл ешелон с новыми орудиями и  запасными  частями  для
тяжелых батарей. Началась срочная работа, и к утру обновленные пополненные
батареи были готовы к бою.
     С первыми проблесками рассвета Борейко взобрался  на  свою  командную
вышку в лесу и приказал всем батареям открыть огонь по  заранее  указанным
целям. Передний край немецкой обороны утонул в дыму  и  пламени.  Немецкие
батареи  молчали,  и  только  в  воздухе  беспрестанно  летали   вражеские
самолеты, наблюдая за всем происходящим  у  русских.  Разрушение  немецких
укреплений  велось  систематически  и  методично,  согласно  разработанным
заранее  инструкциям.  За   результатами   обстрела   велись   непрерывные
наблюдения.
     Канонада  не  умолкала  целый  день.   К   вечеру   пушки   настолько
раскалились, что  стрелять  из  них  стало  уже  опасно.  Тяжелые  батареи
прекратили обстрел, а легкие продолжали, затрудняя исправление разрушений,
нанесенных тяжелыми дивизионами.
     После жаркого дня с болот поднялся густой туман, который наполнил всю
долину реки Стоход. Едва стемнело, как саперы занялись наведением мостиков
через болотистую реку.
     В  условленный  заранее  час  на  мостки  отправились  разведчики  от
различных  полков.  Преображенцев  вел  Сидорин.  Здесь  же  для  связи  с
артиллерией находились Зуев и Блохин. За ними  шли  телефонисты,  тянувшие
проовод, крепя его по краям досок.
     Развелчики  прошли  уже  бодьшую  половину  реки,  когда  из  темноты
неожиданно ударили немецкие пулеметы. ОНи были хорошо  пристреляны.  Сразу
появились убитые и раненые, раздались крики о помощи, стоны.
     Сидорин, а за ним и Блохин и Зуев спрыгнули прямо в болото  и,  чтобы
окончательно не  завязнуть  в  трясине,  руками  придерживались  за  доски
мостков. Теперь пулеметные очереди пролетали над их головами. Были  хорошо
видны места, откуда вели огонь пулеметы.
     Сидорин тщательно прицелился и дал  очередь  по  вспышкам  вражеского
пулемета. Он замочал, зато справа и слева заговоррили два  новых.  Провод,
который соединял разведчиков с их тяжелой батареей,  сохранился,  и  Зуев,
соединившись с Борейко, попросил "огонька". Огромные снаряды  со  страшным
грохотом разорвались неподалеку, обсыпав разведчиков  зедлеы  и  осколками
бетона. Пулеметы на этом участке замолчали.
     Ночь зажглась всполохами  огней.  Грохотали  взрывы,  тяжело  рвались
снаряды,  раздавались  выстрелы  винтовок  и  пулеметов.   Пехота   спешно
растекалась по разрушеным немецким укреплениям. Блохин случайно  оьнаружил
хорошо сохранившийся немецкий бетонированный блиндаж. Здесь и  обосновался
штаб участка. Оставив для связи с батареей Васю, Блохин поспешил туда, где
шел бой.
     Вторая полоса немецкой позиции была слабее первой, и к  утру  русским
удалось занять ее. Немцы отощли на тыловой рубеж обороны.
     Здесь Блохин всиреитл смертельно уставшего Сидорина.
     - Сколько сегодня зазря народу положили - страшно подумать. И наших и
немцев. И все во славу царя-батюшки  и  немецкого  кайзера,  -  с  грустью
проговорил Сидорин.
     Закурили и долго молчали, думая об одном.
     - Настроение-то у ваших солдат какое? - справился Блохин.
     - Известно какое! Потери огромные, а результаты боев весьма скромные.
Даже в гвардейских частях и то солдаты начинают многое понимать.


     Вечером, когда стемнело, снова навели мостки  через  Стоход,  по  ним
началось усиленное движение. Подходили  свежие  части,  отправляли  в  тыл
раненых, подвозили пищу и боеприпасы.
     Борейко с прибывшими на батарею Шихлинским и Кочаровским  планировали
действия на следующий день. Представитель гвардейского штаба предупреждал,
что на завтра намечен решительный штурм германских оборонительных линий  с
прорывом на Ковель.
     - Тогда завтрашний день можно считать  последним  днем  существования
царской гвардии в том виде, как она существовала до сих пор. Три четверти,
если не больше остануться завтра на Стоходе и на его болотистых берегах, -
сказал Борейко. - Третья полоса германских  укреплений  сохранилась  почти
полностью. Штурмовать ее сейчас невозможно!
     - Для русской  армии  нет  ничего  невозможного!  -  надменно  заявил
представитель гвардеского штаба.
     - ...В том числе и бессмысленное самоуничтожение, - отрезал  Борейко.
Но гвардейское начальство стояло на своем: на рассвете должен был начаться
штурм третьей полосы германских оборонительных укреплений.
     С темнотой  Звонарев  отправился  на  передний  край  обороны,  чтобы
ознакомиться с целями, которые ему предстояло разрушить утром.  По  дороге
неожиданно встретил Варю с Зоей Сидориной и Анелей.  Они  направлялись  на
передний край обороны, чтобы развернуть передовой перевязочный пункт.
     - Не слишком ли ты торопишся? - усомнился Звонарев. - Наше  положение
еще далеко не прочное. В случае контатаки немцев ты попадешь к ним в плен:
переправиться через Стоход днем невозможно, равно как невозможна эвакуация
раненых.
     - Тем более мы должны находиться на том берегу реки, - ответила Варя.
     Стали  подыскивать  подходящий  блиндаж  для  перевязочного   пункта.
Блохин, успевший  хорошо  познакомиться  с  местностью,  предложил  занять
блиндаж штаба полка. когда Варя зашла в блиндаж, ее  встретил  недовольный
взгляд командующего полком. Полковник сухо справился, как сюда попала Варя
и что, собственно, ей здесь надо. В тон ему, так же  холодно  и  спокойно,
Варя ответила, что она прибыла на передовую, чтобы развернуть  в  блиндаже
перевязочный пункт, и предложила штабу немедленно очистить помещение.
     - Кажеться, начальник здесь пока я, а не вы, и все  делаеться  не  по
вашим, а по моим указаниям. Штаб останеться  здесь,  а  вы  подыщите  себе
другое  помещение.  Прошу  вас  выйти  отсюда,  -  раздраженно  проговорил
полковник.
     - Вы упускаете из виду, господин полковник, что перевязочный отряд по
приказу должен распологаться за рекой, но, чтобы иметь  возможность  сразу
оказывать помощь раненым, госпожа Звонарева и с ней  две  сестры  на  свой
страх и риск решили здесь развернуть перевязочный пункт. Мы должны быть им
только благодарны, - возразил появившийся в блиндаже Сидорин.
     - Вы собираетесь меня учить, подпоручик? - повысил голос полковник.
     - Никак нет. Я только напомнил вам, то, о чем, вероятно, догадались и
вы сами. Тем более, что госпожа  Звонарева  жена  офицера-артиллериста,  а
сестра Сидорина - моя жена, - ответил Сидорин.
     Узнав об этом, полковник сбавил тон:
     - Ну хорошо. Уступаю им блиндаж, но только временно.  Пускай  подыщут
себе другое помещение, - милостиво разрешил он.
     - Я отсюда никуда не уйду, как бы  этто  ни  хотелось  полковнику,  -
твердо заявила Варя.
     - Господин полковник, имейте в виду, что госпожа Звонарева работала в
санпоезде императрицы Александры Федоровны, - напомнил Сидолин.
     - По-видимому, нам все-таки придеться уходить отсюда! Неловко  как-то
занимать  целый  блиндаж  для  штаба,  а  раненых  заставлять  ютиться   в
развалинах. Тем более каждый из  нас  может  оказаться  пациентом  госпожи
Звонаревой, - напомнил адъютант полка.
     В блиндаж вошел Хоменко. Увидев Звонареву, он по-родственному тепло с
ней расцеловался.
     - Как всегда, моя доню, вы стремитесь быть поближе к раненым и готовы
рисковать собой, - проговорил он. - Ото мои сынки обрадуються, как узнают,
что вы опять с ними.
     - Насилу отвоевала у штаба этот блиндаж для раненых, -  не  замедлила
пожаловаться Звонарева генералу.
     Заметив генерала, гвардейский полковник поспешил ему представиться.
     - Так это вас прогнали отсюда? И поделом. Надо было самим  догадаться
уступить блиндаж госпоже Звонаревой, - укоризненно произнес Хоменко.
     - Полковник этот из фон-баронов, - щепнул  Варе  на  ухо  Сидорин.  -
Солдат за людей не считает. Ему долго не уцелеть. Подстрелят при первой же
возможности.
     - И правильно сделают, - произнесла Варя.
     Как только помещение было очищено, Варя и сестры принялись за уборку.
Сидорин прислал им на помощь несколько солдат.
     С наступлением дня снова началась канонада. Тяжелые гауьицы старались
на пределе дальности разрушить третью оборонительную полосу немцев. Десять
рядов проволочных заграждений сохранились почти везде, уцелела  и  огневая
оборона. Легкие  пушки,  выдвинутые  к  самому  переднему  краю,  пытались
разбить пулеметные гнезда, но это удавалось им плохо. Пехота не  рисковала
атаковать уцелевшие немецкие позиции. Только на левом фланге,  на  участке
дивизии Хоменко, удалось продвинуться вперед  и  частично  даже  захватить
небольшие участки третьей полосы обороны. Нужно было общее  усилие,  чтобы
прорвать ее и выйти в тыл немецким укреплениям. В этом заключалась  задача
гвардейских полков.
     Борейко приказал всем тяжелым  батареям  до  предела  усилить  огонь.
Немецкие укрепления вновь окутались  дымом  и  пламенем  разрывов  крупных
снарядов. Первая гвардейская пехотная дивизия ринулась  в  атаку,  за  ней
двинулись вторая и  третья.  Гвардейские  стрелки  временно  оставались  в
резерве.
     Как только пехота вплотную подошла к третьей  полосе  обороны,  немцы
открыли бешеный фланговый  огонь,  скашивая  передние  роты  гвардии.  Они
полегли перед проволочными заграждениями.
     Тяжелые  русские  батареи   открыли   огонь   по   замеченным   узлам
сопротивления, а  легкие  батареи  прямой  наводкой  старались  уничтожить
огневые точки, но меткость тяжелых батарей из-за  большой  дистанции  была
плохая, а легкие пушки, попадая под перекрестный огонь  немецких  батарей,
гибли одна за другой.
     Потери росли с каждой минутой. Солдаты торопились  отойти  на  вторую
полосу обороны и здесь найти укрытие от свинцового ливня.
     Полковник Преображенского полка, так нелюбезно встретивший Варю,  был
доставлен для перевязки.  Рана  была  поверхностная,  в  шею.  Варя  сразу
поняла, что полковник был ранен сзади.  Варя  густо  смазала  рану  йодом,
наложила швы и  предложила  дотемна  пробыть  в  перевязочном  пункте.  Но
полковник требовал немедленной отправки его  на  другой  берег.  Переправу
бомбили из самолетов, и никто из санитаров не  хотел  рисковать  ни  своей
жизнью, ни жизнью раненых. Полковник обещал крупную награду тем санитарам,
которые его немедленно эвакуируют. Наконец  нашлись  двое  охотников.  Они
вынесли полковника из блиндажа, и почти  тут  же  он  был  вторично  ранен
осколком разорвавшегося вблизи снаряда. Окровавленный, с перебитой  рукой,
он вновь попал к Варе на операчионный стол. Кость руки была  раздробленна,
но полковник не согласился на ампутацию, как его не уговаривала Варя.  Его
перебинтовали и положили в угол блиндажа,  чтобы  с  наступлением  темноты
переправить через Стоход.
     Вскоре принесли раненого в обе ноги Сидорина. Он был бледен от боли и
потери крови, с трудом говорил. Увидев бросившуюся к нему  Зою,  он  слабо
улыбнулся.
     - Вот мы с вами и снова встретились, -  возможно  бодрее  проговорила
Варя.
     - Недаром люди говорят, что не миновать третий раз. Так оно и  вышло,
- пошутил через силу Сидорин.
     Осмотрев рану, Варя с облегчением увидела, что кости обеих ног  целы,
осколок разорвал только  мышцы.  Варя  принялась  очищать  рану,  наложила
несколько швов, вставила тампоны и турундучки там, где можно было  ожидать
нагноения. Зоя напоила мужа крепким чаем с красным вином.
     Кончались перевязочные  материалы,  не  было  йода,  медикаментов.  А
раненые все прибывали и прибывали.
     Наконец на реку  лег  вечерний  туман.  Саперы  принялись  исправлять
мостики. Варя занялась эвакуацией тяжелораненых. Первую партию, куда попал
и Сидорин, отправилась сопровождать до самого санитарного поезда Зоя.
     Двое солдат из  пехотного  полка  принесли  Енджеевского  с  пулевыми
ранениями в ногу. Пока Варя  обследовала  рану  и  делала  перевязку,  они
стояли около дверей бдиндажа. Узна, что рана не опасна и  жизни  командира
ничего не угрожает, солдаты обрадовались:
     - Побежали до своих хлопцев, успокоим, что наш командир живехонек.  А
вам, сестрица, спасибо от нас большое.
     Анеля,  бледная  от  усталости,   с   воспаленными   глазами,   ловко
перевязывались раненых и распоряжалась их отправкой. Несмотря  на  нервное
напряжение последних дней, она держалась молодцом. Вид  крови,  страданий,
мучений людей будто закалял ее, вливая мужество в ее сердце.
     "Умница,  -  думала  Варя,  глядя,  как  ласково  говорила  Анеля   с
солдатами, одним видом своим успокаивая их, - умница, откуда у нее  только
силы  беруться!"  Только  Варя,  сама  еле  державшаяся  на  ногах,  могла
догадаться, ценой каких усилий давалься Анеле этот спокойный, невозмутимый
вид.
     Варя  окинула  взглядом  блиндаж:  всюду  лежали  и  сидели  раненые,
ожидавшиеся своей очереди к эвакуации. Слышались стоны, проклятия. С  этой
партией Варя отправит Анелю, а сама уйдет последней. Кружилась  голова  от
душного воздуха, напоеного запахом крови и  медикаментов.  Варя  с  трудом
перевела дыхание. "Еще немного, вот  только  отправить  раненых,  и  тогда
отдых. Сюда придут военные врачи и сменят меня. И спать, спать", -  думала
она.
     Но испытания этих напряженных дней еще не окончились.
     Уже совсем стемнело, когда в блиндаж внесли смертельно раненного Боба
Павленко. У него осколком был разорван живот. Варя  дала  офицеру  большую
дозу болеутоляющего, и Павленко тихо скончался во сне.
     Началась переправа раненых через  Стоход.  На  этом  берегу  тянулись
походные кухни, интендантские повозки и части, прибывшие на смену.
     Варя передала превязочный пункт военным врачам, а сама отправилась  в
тыл. Она так устала, что едва брела по тропинке к берегу реки.  Здесь  еще
продолжался артиллерийский обстрел со стороны немцев.
     Варя была уже на середине реки, когда поблизости разорвался  немецкий
снаряд. Взрывной волной Варю сбросило с  мостков  в  реку,  она  сразу  же
попала  в  трясину.  Трясина  цепко  схватила  ее  в  свои  объятья.  Варя
попыталась выбраться, но только глубже опустилась в черную зловонную жижу.
Сделалось страшно. "Неужели я погибну так нелепо, вдали от  людей,  совсем
одна? Даже никто не узнает,  что  я  погибла.  И  Сережа  будет  искать  и
ждать..." Варя закричала. Но голос ее,  испуганный  и  слабый,  потонул  в
тревожном шелесте камыша. Нет,  она  не  должна  погибнуть.  Освоившись  с
теинотой,  Варя  увидела  неподалеку  от  себя  какой-то  темный  предмет.
Протянув руку, она поняла, что это труп. Труп лежал на спине  и  почти  не
увяз в трясине, вероятно, его держали на себе  камышовые  стебли.  Варя  с
трудом ухватилась за труп обеими руками. Под тяжестью мертвое  тело  стало
медленно погружаться. Спасения не было.  Варя  вновь  закричала,  напрягая
голос:
     - Помогите, помогите!
     Наконец кто-то услышал ее голос.
     - Постойте, братцы!  Какая-то  баба  верещит  в  реке,  -  проговорил
мужской голос.
     - Утопленница зовет к  себе!  Попробуй  ее  спасать,  мигом  с  собой
утащит.
     - Я докторша, что вас перевязывала! Меня взрывом сбросило с мостка! -
истошным голосом кричала Варя, опасаясь, что солдаты уйдут.
     - Может, и впрямь докторша провалилась. Дай-ка сюда  багор,  протянем
ей, - решил другой голос.
     - Держись, сейчас подсоблю, - отозвался солдат где-то  поблизости.  -
Где ты?
     - Здесь я! - обрадованно крикнула Варя.
     Она увидела,как протянулся длинный шест и шлепнулся в трясину рядом с
нею. Торопясь схватить багор, Варя разжала руки, державшие труп,  и  сразу
провалилась по грудь. Варя вновь закричала, силы оставляли ее. Она боялась
потерять  сознание.  Вот  багор  опустился  ближе,  вот  еще  ближе.  Варя
протянула дрожащую руку и схватила скользкую шершавую палку.
     - Ну теперь держись крепче, - услышала она голос.
     Шест попытались потянуть, но это плохо удавалось.
     - Однако чижелая ты, язви тя! - сердито проговорил солдат. - Подождь,
сейчас позову на помощь. Эй, кто там поближе! Пособите,  а  то  меня  баба
утащит в болото, - крикнул солдат.
     Послышались голоса, смех и громкое дыхание нескольких  человек.  Варя
вдруг почувствовала, как ее вытаскивают и волокут из болота.  Захлебываясь
болотной жижей, Варя не замечала, как камыш резал  ей  лицо  и  руки.  Она
боялась только одного - упустить спасительный шест, а с ним и  надежду  на
спасение. Когда  она  наконец  оказалась  на  мостках,  силы  окончательно
покинули ее. Она вздохнула всей грудью и потеряла сознание.
     Над Варей кто-то склонился, осветил лицо электрическим фонариком.
     - Да  никак  дохтурка,  что  переаязывала  нас  в  блиндаже!  Как  ее
угораздило попасть в реку? - узнал  Варю  один  из  раненых.  -  Тащи  ее,
братцы, под руки до берега, а там она и очухаеться.
     Сознание начало медленно возвращалось  к  ней.  Она  стала  различать
звезды на небе, смутно разбирать голоса.
     - Дай ей водки, мигом с непривычки  прийдет  в  себя,  -  посоветовал
чей-то голос.
     Варя с трудом разжала губы. Рот обожгло спиртным, она закашлялась.
     - Очухалась, теперь можно идти дальше! Ты  уж  нас  извиняй,  что  до
места не лоставили. Так ведь служба, надо до моста шагать.  Ты  полежи  на
бережку малость, а потом вправо подайся. Там наши  артиллеристы  стоят.  -
Солдаты торопливо отошли.
     Варя полежала, спокойно и глубоко вдыхая воздух ночи, с  наслаждением
чувствую под собой твердую землю.  Потом  поднялась  и  медленно  пошла  к
артиллеристам.
     Перепуганный Звонарев  вызвал  врача  с  перевязочного  пункта.  Варю
лихорадило, поднялась рвота и сильные режущие боли в животе. Ее немедленно
эвакуировали в тыл.


     Тянулись  однообразные  дни  подготовки  к  решающей  атаке  немецких
укреплений. Высшее командование,  мечтавшее  о  быстром  захвате  немецких
рубежей на реке Стоход, толкало полки, дивизии на новые атаки. Росло число
бессмысленных жертв, и без того достигшее на этом участке  тридцати  тысяч
человек. Артиллерия мало помогала  пехоте.  Тяжелым  батареям  не  удалось
переправиться  через  Стоход,  в  бой  шли  только  легкие  пушки.  Пехоте
приходилось туго. Численность гвардейских полков сократилась почти  втрое.
Та гвардия, хваленая,  вымуштрованная,  с  кадровым  офицерским  составом,
фактически перестала существовать. В упорных боях были  перебиты  кадровые
офицеры. Их заменили не нюхавшие пороха  прапорщики  -  по  большей  части
бывшие студенты. Изменился и состав солдат. На  место  выбывших  из  строя
опытных гвардейцев пришли призывники из  запасных  батальонов.  Среди  них
было много рабочих с заводов. Они принесли  с  собой  тревожные  и  смелые
настроения тыла: ненависть к войне и к тем, кто ее затеял.  От  их  смелых
разговоров веяло мятежным, революционным духом стачек и забастовок больших
городов. Офицеры тоже были уже не те.  Они  во  многом  разделяли  взгляды
солдат. Гвардии, прежней твердыни и опоры царского престола, уже не было.
     Ценой огромных  потерь  русским  частям  удалось  на  противоположном
берегу С