Блохин.
     Варя присела на землю и стала внимательно разгляывать машину,  слушая
пояснения солдата.
     - Что хорошенького привезли нам  из  Питера,  Варвара  Васильевна?  -
тихонько спросил Блохин у докторши.
     - Привет вам от Ивана Герасимовича. Продолжайте и дальше  вести  вашу
работу, но только осторожно,  а  то  много  товарищей  за  последне  время
попалось и топравлено кто на фронт в штрафные  роты,  а  кто  в  ссылку  в
Сибирь! Есть литература из Питера и из Москвы. Зайдите  вечером,  передам.
Как у вас здесь дела?
     - В батарее совсем хорошо. уже с десяток человек постоянно  читают  и
беседуют со мной на всякие политические темы - все больше  о  земле,  есть
кое-кто и в легких батареях. А вот в пехоте плохо: народ малограмотный,  в
бога веруют, царя чтут. Разговаривать можно с большой лишь  осторожностью,
-  в  свою  очередь  сообщил  Звонаревой  Блохин.  -  Связь-то  с   Иваном
Герасимовичем как держать?
     - Пока через меня, Филипп Иванович. Муженек и Борейко вам не мешают в
работе? - справилась Звонарева.
     - Капитан только просят быть осмотрительней.  Дюже  строго  теперь  с
нашим братом поступают. Подпоручик Зуев еще молодые и без надобности  свою
революционность показать хотят. Вы  его,  Варвара  Васильевна,  малость  к
рукам приберите, чтобы он не рисковал  зазря,  -  вполголоса  предупреждал
Блохин.
     - Приберу его к рукам. Молод, горяч и пока  неопытен,  -  проговорила
Звонарева. - Филипп Иванович, мне можно прокатиться? - указала на мотоцикл
Звонарева.
     - Почему нельзя! Разве капитан заругают, так нам не впервой. Покричит
и успокоиться. Сейчас выведу мотоцикл на ровное место.
     Звонарева деловито повязала косынку на  голове,  достала  из  кармана
автомобильные очки и, заведя  мотор,  легко  прыгнула  в  седло.  Проделав
несколько поворотов около опушки, она весело крикнула:
     - Опля! - и стремительно понеслась по лесной  дороге.  Ветром  у  нее
сорвало с  головы  косынку,  растрепавшиеся  волосю  развевались  кудрявой
гривкой, но оона продолжала лететь на предельной скорости,  низко  склонив
голову к рулю. Через минуту  мотоцикл  казался  уже  маленькой  точкой  на
горизонте.
     - Блохин, кто это умчался на машине? - неожиданно подошел Звонарев.
     - Варвара Васильевна. Хотели попробовать новый мотоцикл.
     - Напрасно дал. Не справится с  незнакомой  машиной,  поломает  ее  и
разобьется сама.
     - Никак нет, они ловкие, хорошо умеют ездить.
     Треск мотоцикла раздался с противоположной стороны,  и  через  минуту
Звонарева на всем ходу остановила машину около мужа.
     - Чудесно прокатилась, прекрасная машина!  -  восхищенно  проговорила
она, слезая с мотоцикла. - Надо будет приобрести себе такой мотоцикл.
     От быстрой  езды  ее  лицо  раскраснелось,  возбужденные  глаза  ярко
блестели. От нее так и веяло молодостью, здоровьем и энергией.
     - Ты расшибешься когда-нибудь, если будешь носиться, как угорелая.
     - Что же мне, миленький делать, коль я совсем схожу с ума  от  света,
тепла, воздуха, простора? Знаешь, я начинаю подумывать,  не  поступить  ли
мне в летную школу. Летать, надо думать, еще приятнее!
     - Час от часу не легче! - послышался сзади голос Борейко. - Мало  вам
мотоцикла, так вы и впрямь хотите лететь на шабаш на Лысую гору. Сидели бы
вы, Варенька, себе в Питере,  не  знали  бы  заботы.  Что  вам  делать  на
передовой?
     - Чинить после драки таких забияк, как вы,  -  не  осталась  в  долгу
Звонарева. - Подберите,  пожалуйста,  мою  косынку,  -  обернулась  она  к
Павленко. - Я у вас осмотрю солдат. Вы ведь не  возражаете?  -  обратилась
она снова к капитану.
     - Смотрите, коль вам это доставляет удовольствие.
     Когда солдаты были выстроены, Звонарева  начала  осмотр  и  сразу  же
наткнулась на вшивых и чесоточных.
     -  Полюбуйтесь  на  ваших  грязнуль,  Борис  Дмитриевич!   Немедленно
устройте им баню, прикажите сменить белье. Через день я  снова  побываю  у
вас, - объявила она, окончив осмотр.
     Капитан был явно смущен  и  заверил  ее,  что  немедленно  все  будет
исправлено. Подхватив затем под руку мужа, Звонарева велела ему вести себя
на кухню. И здесь она сделала несколько  замечаний  относительно  грязи  и
мусора.
     - вели, Сережа, немедленно убрать все это. - И,  кивнув  на  прощание
Борейко, пошла обратно.
     Вскоре она встретила Павленко, который почтительно подал ей косынку.
     - Вы,  кажется,  приударяете  за  Ирой?  -  неожиданно  спросила  она
прапорщика.
     - Не  совсем...  Мы,  конечно,  друзья...  -  запинался  от  смущения
Павленко.
     - ...Но я никаких  серьезных  намерений  не  имею,  да?  -  закончила
Звонарева. - Так и запишем и сообщим Ире. Головы девушкам кружить  вы  все
мастера!
     - Вы меня не так поняли. Я готов... Но надо, конечно, подождать конца
войны. Вы только, пожалуйста, ничего не говорите Ирочке.
     - Испугались, трусишка! А еще геройствовать в бою собираетесь. Так  и
быть - помолчу! - смилостивилась Варя.
     Подходя к палатке Кремнева, они встретили сильно загорелого  молодого
артиллерийского капитана Бояровского, прихрамывающего на  левую  ногу.  Он
предупредительно пропустил вперед Варю и пожал  руку  вытянувшемуся  перед
ним прапорщику.
     - Кто эта интересная дама? - тихо спросил Бояровский.
     Прапорщик объяснил и предупредил:
     - Не любит ухаживаний.
     - Никогда не поверю, чтобы  существовали  такие  женщины,  -  ответил
капитан и вошел в палатку.
     - Здравствуй,  Александр  Васильевич.  Моя  батарея  стала  несколько
правее и сзади твоей, - сообщил он Кремневу. - Бояровский, -  представился
он затем Варе.
     -  Где  расположена  ваша  батарея?  Я  завтра  же  произведу  у  вас
медицинский осмотр, - объявила оторопевшему капитану Звонарева.
     - У нас имеются в бригаде два врача, которые и следят  за  санитарным
состоянием батареи, - возразил было Бояровский.
     - Мне некогда их разыскивать, а с утра мы уже развернем  перевязочный
пункт, и я должна знать, нет ли у вас инфекционных заболеваний.
     - Попал, брат,  в  медицинский  переплет.  Рекомендую  сдаваться  без
сопротивления, - улыбнулся Кремнев.
     - Я всегда рад видеть вас, мадам, у  себя,  -  поспешил  расшаркаться
Бояровский.
     - Я не мадам, а врач, и посещу вас не как гостья, а  по  делу.  Прошу
вас к семи часам построить людей. - и Звонарева вышла из палатки.
     Вскоре подошли командиры мортирной и тяжелой батарей. Уже по дороге к
Кремневу Варя успела и повидать  их  и  договориться  с  ними  об  осмотре
солдат. Оба командира были в восторге от ее решительности и энергии.
     -  Таких  бы  врачей  нам  побольше.  Чистоты  и  порядка  сразу   бы
прибавилось.
     Через четверть часа к кремневской палатке подошел Борейко  вместе  со
Звонаревым и Зуевым.
     - Теперь все в сборе, не хватает только командира  Кузнецкого  полка,
за которым стоят все наши  батареи.  Я  думаю,  мы  должны  с  ним  сообща
обсудить все вопросы, связанные с предстоящими боями, - предложил Борейко.
     Это  предложение  встретило  всеобщее   одобрение.   За   полковником
отправили Павленко и в ожидании его  занялись  чаепитием.  В  центре  всех
разговоров было предстоящее наступление и участие в нем двенадцатидюймовой
батареи Борейко. Таких орудий еще никто  из  присутствующих  не  видел,  и
офицеры просили после совещания  подробно  ознакомить  их  с  материальной
частью  и  техническим  оборудованием  батареи,  на  что  Борейко   охотно
согласился.
     С приходом полковника Хоменко должно было начаться совещание. Но едва
полковник  подошел,  Борейко  оглушительно   рявкнул:   "Смирно,   господа
офицеры!" - и подошел было, чтобы отдать строевой  рапорт.  Вдруг  Хоменко
радостно бросился обнимать капитана:
     - Борису Дмитриевичу! Вы ли это?  Опять  нас  с  вами  свела  судьба!
Помните Восточную Пруссию в августе четырнадцатого года, под  Бишоуфсбугом
это было. И теперь увиделись вновь, чему я несказанно рад.
     - В первый раз вы, Михаил Игнатьевич, были  капитаном  и  командывали
ротой, а  сейчас  вы  уже  полковник,  командир  полка.  Если,  бог  даст,
встретимся еще через год,  вы  наверняка  будете  генералом  и  командиром
дивизии, - весело ответил Борейко.
     - Хай ему грец, генеральству! Не люблю  я  этих  чинов,  -  насупился
Хоменко. - Одного уважаю -  нашего  командуещего,  генерала  Брусилова.  И
потому верю, что это наступление будет удачным. Не зря прольеться кровь.
     - За это я вас так и уважаю, дорогой Михаил Игнатьевич, - потряс руку
полковника Борейко.
     - Ну, давайте заседать, хотя  я  страшно  не  люблю  эти  занятия,  -
пригласил Хоменко офицеров в палатку.
     Борейко, как старший, коротко сообщил о  расположении  артиллерии  на
участке 408-го полка, наметил задания для каждой тяжелой и легкой  батареи
и попросил полковника высказаться по этому поводу.
     Хоменко,  поглаживая  свои  длинные  запорожские   усы,   неторопливо
изложил, как и в чем должна помочь  артиллерия  его  полку  в  предстоящем
наступлении.  После  небольшого  обмена  мнениями  все  было  окончательно
выяснено.
     - Легкие батареи пробивают по два  прохода  в  проволокес  в  местах,
указанных полковником Хоменко. Гаубичная и тяжелая батареи громят первую и
вторую  линии  окопов  и   легкие   батареи   противника.   Я   из   своих
двеннадцатидюймовок разбиваю наиболее прочные  опорные  пункты,  уничтожаю
тяжелые батареи немцев, - резюмировал Борейко. - Эх, нам бы сюда еще  хотя
бы парочку дальнобойных пушек Виккерса или шнейдеровских шестидюймовок для
обстрела по дальним тылам противника! Тогда  ни  один  немец  не  ушел  бы
отсюда.
     - Поговорю со штабом дивизии, попрошу генерала Микулина помочь нам  в
этом, - пообещал Хоменко.
     - Да вот он, никак, сам!  Легок  на  помине,  -  проговорил  Кремнев,
показывая на  трех  всадников,  широкой  рысью  направлявшихся  к  позиции
кремневской батареи, и поспешил навстречу начальству.
     Высокого роста, не по годам стройный, генерал наскоро выслушал рапорт
Кремнева и вместе с ним обошел батарею,  громко  здороваясь  с  солдатами.
Затем он направился к  палатке,  около  которой  стояли  офицеры.  Хоменко
доложил Микулину о  совещании  и  ознакомил  его  с  принятыми  решениями.
Генерал быстро разобрался во всем.
     -  Господа,  вам  следует  помнить,  что  на   нашу   восьиую   армию
возлагаеться задача - прорыв полосы  укреплений  противника  и  переход  в
наступление в общем направлении на Луцк - Ковель,  -  пояснил  Микулин.  -
Командующий фронтом генерал Брусилов придает особо важное значение  именно
участку  сто  второй  дивизии,  которую  он  считает  ударной.  Мы  должны
приложить все усилия, чтобы оправдать это доверие. Поэтому  я  думаю,  что
ваша просьба о дальнобойных орудиях будет уважена и вам придадут  хотя  бы
две дальнобойные пушки. Общее  руководство  артиллерийским  огнем  поручаю
командиру двенадцатидюймовой батареи,  на  которую  возлагаються  наиболее
сложные задачи. Теперь прошу вас, капитан, показать  мне  ваши  чудовищные
пушки, - обернулся Микулин к Борейко и вышел из палатки.
     Когда генерал с офицерами подошел к  месту  стоянки  тяжелых  орудий,
последние еще только устанавливались под руководством  Звонарева.  Солдаты
поднимали тела орудий и укладывали их на  лафеты,  после  чего  начиналась
сборка всей системы.
     - Для того, чтобы собрать и отрегулировать  такую  пушку,  необходимо
располагать весьма солидными  познаниями  в  области  техники,  -  заметил
Микулин.
     - Поручик Звонарев по образованию инженер-механик, а подпоручик  Зуев
- студент четвертого курса технологического института, - доложил Борейко.
     - А капитан Борейко прошел курс офицерской  артиллерийской  школы,  -
добавил Звонарев.
     Борейко и Звонарев подробно ознакомили генерала и остальных  офицеров
с устройством своих гаубиц и их баллистическими свойствами.
     - Все расположенные перед нами немецкие железобетонные опорные пункты
легко и быстро будут разрушены моими пушечками, - любовно похлопал капитан
гаубицу.
     Это сообщение привело Хоменко в полный восторг.
     - О, це дило дуже гано буде! Побьемо мы нимцив начисто, не правда ли,
сынку? - обернулся он к Кремневу.
     - Правда, правда, батько.
     Заглянув затем на кухню, Микулин остался очень доволен царившей здесь
чистотой и вкусно приготовленной пищей.  Тепло  поблагодарив  Борейко,  он
уехал.
     - Теперь я должен договориться с вами, господа, об условных  сигналах
для обозначения  времени  начала  артиллерийского  огня.  Три  часа  будут
обозначаться трепожником, четыре - столом, пять  -  пятистенком,  шесть  -
шестигранником, семь - семисвечником.  Получив  такую  телефонограмму,  вы
должны подготовить батареи к  указанному  сроку,  -  предупредил  офицеров
Хоменко.
     - Мне приказано открывать огонь позднее всех, -  заметил  Кремнев.  -
Чуть ли не в двенадцать часов дня.
     -  Тогда  вам  сообщат...  не  подберу   нужного   слова   с   цифрой
"двенадцать", - задумался Хоменко.
     - Двенадцатиперстная кишка, - подсказала подошедшая Варя.
     Все засмеялись.
     - Вы уж тут как тут! - с комическим ужасом проговорил Борейко.
     - Да, дорогой! К вам влечет меня неведомая сила,  -  шутливо  сказала
она.
     Офицеры с веселыми улыбками следили за  этой  дружеской  перебранкой.
Все направились к домику лесника.
     У меня есть предложение о моральной подготовке  войск  к  предстоящим
боям, - проговорил Борейко. - Еще Наполеон говорил, что моральный фактор к
техническому относится, как три к одному. Едва ли это  соотношение  сильно
изменилось и в настоящее время.
     - Я поручил офицерам разъяснить всем солдатам  важность  предстоящего
наступления и сказать, что в случае успеха может  быть  закончена  в  этом
году, - сообщил Борейко.
     - Говорить с солдатами, конечно, нужно, но  это,  по-моему,  не  все.
Надо, чтобы солдат  повеселилься  перед  боем.  Веселье  придает  русскому
человеку храбрость. Скучный солдат всегда труслив. Вы, Михаил  Игнатьевич,
прикажите   сегодня   вечером   поиграть   полковому   оркестру   что-либо
веселенькое, плясовое, а я у себя устрою песни, игры и пляски, - продолжал
развивать свою мысль Борейко.
     - В своей батарее я это обязательно проведу, -  горячо  присоединился
Кремнев.
     -   Устроим,   значит,   общими   силами   полка   и    артиллеристов
вокально-музыкально-танцевальный вечер, - согласился Хоменко.
     - Я вас, Михаил Игнатьевич, приглашаю станцевать со  мной  гопака,  -
обернулась Варя к Хоменко.
     - Дуже старый я для цьего дила, моя кохана! Вы б узяли  себе  в  пару
моего сынка, - указал полковник на Кремнева.
     - Его ждет не дождется Таня Ветрова, да и стара я для него.  Тряхнем,
что  ли,  с  вами  стариной,  Боря?  -  обратилась  Звонарева  к  Борейко,
приветливо взглянув на него.
     - Разве вы давно знакомы? - удивился Хоменко.
     - С времен обороны Порт-Артура. Я  его  еще  девчонкой  перевязывала,
этого лихого вояку. Да и не раз мы вместе отплясывали гопака на Залитерной
батарее и Электрическом Утесе в минуты затишья.
     - Сколько же вам лет, доню моя?
     - Много, Михаил  Игнатьевич,  скоро  тридцать  стукнет,  -  вздохнула
Звонарева.
     - Больше двадцати пяти не дал бы я вам.
     У домика лесника офицеры распрощались.
     Из палатки, расположенной  рядом  со  сторожкой,  вышел  Сологубенко.
Прищурив глаза, он смотрел на залитый солнцем  лес,  на  белоствольные,  с
трепещущими нежными листьями березы.
     - Варвара Васильевна,  разрешите  по  старой  дружбе  нарисовать  вас
здесь, прямо в лесу.  Вы  -  живое  аоплощение  женской  красоты.  В  моем
воображении вы сливаетесь с извечной красотой природы, - сказал  художник,
широким жестом руки показывая вокруг.
     - Терпеть не могу позировать. Уж  очень  это  скучно.  Рисуйте  лучше
моего муженька, он может сидеть на одном месте хоть целый день.
     - Садитесь, Сергей Владимирович, сделаю набросок с вас,  -  предложил
Сологубенко и вынес с палатки складное кресло.
     Звонарев молча повиновался, поудобнее уселся в кресло.
     - Сиди смирно и сделай веселое лицо,  а  то  ты  совсем  сонный.  Ну,
улыбнись, Сереженька! - как ребенка, уговаривала мужа Звонарева.
     Сеанс продолжался около получаса, и все это время Варя теребила мужа,
который меланхолически отбивался от  своей  неугомонной  супруге.  Борейко
вместе с Кремневым наблюдали за ними из палатки.
     - Оригинальная пара, - вполголоса заметил Кремнев. - Он -  воплощение
невозмутимости и спокойствия, а она - живая, как ртуть.
     - Противоположности, говорят, сходяться! Они понравились друг другу с
первого взгляда, и вот уже двенадцать лет не могут жить один без  другого,
- отозвался капитан.
     Борейко не стал дожидаться Звонарева и поднялся.
     - Пойдем-ка, Вася, до дому, - обратился он к Зуеву, который в стороне
оживленно беседовал с сестрой милосердия Ириной.
     Подпоручик вытянулся  и,  распростившись  с  сестрой,  последовал  за
Борейко.
     - Прикажите принести мне  пробную  порцию,  -  распорядился  капитан,
когда они подошли к тяжелой батарее и направились в свою палатку.
     Там Борейко достал из походного  чемодана  фляжку,  отвинтил  крышку,
наполнил ее до краев, наполнил ее  до  краев  и  с  видимым  удовольствием
выпил, закусив корочкой хлеба.
     - Дозвольте зайти, ваше благородие, - спросили снаружи.
     - Заходи, заходи, - узнал голос Блохина Борейко.
     Солдат вошел и тотчас потянул воздух носом.
     - Что, царской слезой попахивает? - спросил капитан.
     -  Больно  приятный  запах  у  царских   слез?   Почаще   бы   плакал
царь-батюшка, все народу жилось бы веселей.
     - Ты ведь знаешь, что с начала войны царь запретил водку и  даже  сам
ее пить перестал.
     - Мы-то с вами, вашскобродие, чай, не цари, нам  и  выпить  можно,  -
бойко ответил солдат. Тоски да печали меньше было бы...
     - Борейко громко захохотал.
     - Язык у тебя, Филя, без костей. Ничего не  поделаешь,  прийдеться  и
тебе поднести, - налил капитан еще чарку вина.
     - Покорнейше благодарю. Дай бог здоровья  вам,  супруге  вашей  Ольге
Семеновне и Славке, - торжественно  проговорил  солдат  и,  осушив  чарку,
вытер губы.
     - Знаешь, - протянул капитан кусок хлеба. -  И  никому  ни  полслова.
Ясно?
     - Не извольте бкспокоиться. Махорки пожую, она весь царский дух мигом
отобьет.
     Попробовав затем принесенный  артельщиеом  солдатский  обед,  капитан
прилег подремать.



                                    18

     Уже сгустилься сиреневый вечерний  сумрак,  когда  в  лесу  раздались
звуки военного оркестра, который  расположился  невдалеке  от  кремлевской
батареи, вблизи резервных батальонов полка Хоменко. Сам полковник с групой
офицеров обходил собравшихся солдат и добродушно шутил с ними. Кремнев,  в
свою очередь, поручил Сологубенко организовать хоровое пение,  и  в  тихом
вечернем воздухе попеременно раздавались то мягкие  лиричиские  украинские
песни, то медь духового оркестра. Вскоре Сологубенко перешел  на  плясовые
мотивы.

               Эй, кумо, не журысь, туды, сюды повэрнысь!.. -

     с присвистом и притоптыванием пустились солдаты вприсядку.
     К батарее подошла Варя вместе с обеими  сестрами.  Они  с  увлечением
следили за танцами.
     - Ира, Таня, входите в круг! - подзадоривала Варя  девушек.  Но  они,
смущаясь, отнекивались.
     - Вы бы сами попробали, Варвара Васильевна.
     - Вспомнить, что ли,  в  самом  деле,  старину!  -  тряхнула  головой
Звонарева и, растолкав солдат, вошла в круг.
     - Русскую, да поживее! - скомандовала она  гармонисту  и  поплыла  по
траве, помахивая над головой платочком.
     Солдаты почтительно расступились перед ней и  один  за  другим  ачали
выходить из круга.
     - Что вы удираете от меня? - обиженно остановилась Варя.
     Солдаты засмеялись.  Еще  утром  эта  самая