оды
поражали своей массивностью. Казематы тоже были  отделены  друг  от  друга
прочными  простенками-траверсами.   Солдаты-артиллеристы   размещались   в
казематах повзводно. Тут же находились пирамидки для ружей. На этаж  ниже,
на уровне дна фортового рва, располагался перевязочный пункт.
     Здесь же помещалась икона с вечно горящей лампадой,  рыжий  захудалый
попик тянул церковные песнопения. Рядом находился насос  от  артезианского
колодца.
     Форт снабжался  электроэнергией  с  соседнего  форта.  Из  разговоров
выяснилось, что нефтепродуктов, при экономии горычего,  хватит  на  два  с
половиной месяца.
     - А  дальше  придется  пользоваться  фонариками  "летучая  мышь"  или
церковными восковыми свечками. Их запасено несколько  пудов,  на  полгода,
если не больше. Лампадного масла тоже целая бочка, сообщал комендант форта
Ежиков.
     - А божьей благодати запасено много? - усмехнулся Борейко.
     - Этого добра, в ущерб всему  остальному,  бесконечно  много.  ТОлько
боюсь - от нее толку будет мало. На форту два попа и дьякон с причетником,
на соседнем - столько же. А  вот  врачей  на  два  форта  и  промежуточные
батареи всего один и один ротный фельдшер. Куда бы лучше было,  если  б  у
нас имелось четыре врача и столько же фельдшеров, а попов и вовсе не было.
Они здесь совершенно не нужны, - продолжал Ежиков.
     Затем комендант форта провел Борейко  на  свой  командный  пункт.  Он
находился в  толще  переднего  вала  форта..  хорошо  замаскированный,  он
представлял небольшой бетонный каземат  с  броневым  колпаком.,  прикрытым
землей. В узенькую щелку-амбразуру открывался огромный кругозор.
     Перед фортом проходила полоса стрелковых окопов в несколько рядов,  к
которым  шли  ломаные  линии   сообщения.   Сверху   они   были   прикрыты
маскировочными сетками и едва различались на зеленом фоне травы.
     С командного пункта можно было пройти в казармы. Изо рва шел такой же
крытый ход на промежуточные батареи и далее на соседний форт 17-бис.
     Потапов предложил Борейко, как только стемнеет,  пройти  на  передний
край обороны.
     Я познакомлю вас со всем  участком  пехотных  окопов,  -  предупредил
Потапов.
     - Чтобы не  терять  напрасно  времени  до  вечера,  побываю-ка  я  на
промежуточных батареях, - сказал Борейко.
     На  батареях  прямо  от  орудий  открывался  широкий  вид  в  сторону
противника. Просматривались  немецкие  окопы,  спешно  возводимые  осадной
армией.
     - Почему вы  не  мешаете  немцам  сооружать  укрепления?  -  удивился
Борейко.
     - Мы экономим снаряды для настоящего штурма. Начни немец  штурм  -  и
отбивать  нечем.  Снарядов-то  -  кот  наплакал,  -  пояснил   командующий
промежуточной батареей, молодой подпоручик.
     С командного пункта батареи было видно, как немцы совершенно спокойно
во весь рост ходили по переднему краю своей обороны.
     - Да дайте вы по ним хоть один выстрел! - возмутился Борейко.
     Потапов разрешил сделать несколько выстрелов  по  немцам.  Подпоручик
скомандовал. Одна за другой загремели пушки. Четыре белых комочка разрывов
шрапнели появились над немецкими  окопами.  Немцы  мгновенно  попрятались.
Тотчас  откуда-то  издалека   донеслись   ответные   выстрелы,   и   перед
промежуточной батарей выросли четыре огромных черных фонтана дыма и земли.
Снаряды падали и перед и за батарей, вызвав в бетоне  несколько  небольших
трещин.
     - Напрасно только немца дразним, - проговорил комендант.
     - Странное у вас представление о войне! Она мало похожа на  отдых,  -
усмехнулся Борейко. - И давно вы здесь находитесь?
     - Больше месяца, а раньше сидел в управлении крепостной артиллерии, -
ответил подпоручик.
     - От вас и веет затхлым духом канцелярии. Потрудитесь ежедневно утром
и вечером обстреливать немцев и о результатах доносить мне, - распорядился
Борейко.
     Молодой офицер молча вытянулся и недовольно поглядел на капитана.



                                    7

     Стемнело. Потапов предложил  Борейко  направиться  в  пехотные  окопы
переднего края обороны. По  ходам  сообщения  они  добрались  до  блиндажа
командира одного из батальонов. Блиндаж был  перекрыт  в  несколько  рядов
накатами бревен и казался весьма прочным.  Командир  батальона  хвастался,
что все окопы у него прекрасно оборудованы  и  имеют  хорошее  укрытие  от
снарядов.
     - Вы, господин полковник, забываете одно: здесь против вас  действует
не полевая артиллерия, а  осадная.  И  ваши  окопы  и  укрытия  перед  ней
беззащитны, - предупредил Борейко.
     Потапов с  неподдельным  испугом  смотрел  на  него,  считая  Борейко
знатоком крепостной войны.
     - Есть еще вторая линия обороны. Она вся бетонирована  и  расположена
между фортами. Там у нас помещается резервный батальон, - сообщил Потапов.
     - Вы больше дня не усидите в этих передовых окопчиках, -  предупредил
Борейко.
     - Отойдем на  основную  укрепленную  тыловую  позицию!  -  успокаивал
Потапов.
     Борейко попросил  его  немедленно  познакомить  с  этой  "укрепленной
позицией". Она протянулась между фортами  N  17  и  17-бис  на  протяжении
полутора километров. В плане это была ломаная линия с  выдвинутыми  вперед
краями. Бруствер окопов имел  двухметровый  бетон,  защищавший  солдат  от
снарядов средних калибров. Затем Потапов и Борейко прошли на соседний форт
17-бис, комендантом которого состоял  молоденький  артиллерийский  офицер,
подвижной и веселый. Он старался по  мере  возможностей  усовершенствовать
оборону форта и усилить огневую мощь.
     - Это любимчик полковника Качиони. Его фамилия очень подходит к этому
эпитету - Любимов, - сообщил Потапов.
     Любимов понравился и  Борейко  своей  инициативностью  и  стремлением
усовершенствовать все, что только возможно.
     С темнотой появились саперы с приданным им на  помощь  пехотинцами  и
артиллеристами. Они занялись  исправлением  дороги,  телефонных  проводов,
рыли и углубляли ходы сообщения.
     Командный пункт всего сектора обороны  помещался  примерно  на  линии
промежуточных батарей. Он представлял углубленный в  землю  железобетонный
каземат с почти двухметровым перекрытием сверху.
     Борейко остался доволен КП и решил в нем временно поселиться.
     Наступила безлунная звездная летняя ночь, полная приглушенных звуков.
По всем направлениям шли люди,  двигались  повозки.  Изредка  на  короткое
мгновение вспыхивал огонек зажженной спички или фонарика и тотчас потухал.
     С командного пункта хорошо были видны костры у немцев. На предложение
Брейко обстрелять их немедля Потапов воразил:
     - Сейчас с переднего края обороны отправилась разведка, и  пока  люди
не вернутся, не следует открывать огня.
     Борейко пришлось подчиниться. Он спросил какие цели  хорошо  видны  с
командного пункта.
     - На рассвете  немецкие  тылы  отсюда  видны  как  на  ладони.  Немец
усиленно строит осадные батареи, прокладывает  пути  для  тяжелой  осадной
артиллерии, - доложил артиллерист.
     Около полуночи разведчики  вернулись.  Борейко  приказал  прожектором
осветить немецкие окопы. Два ярких луча света пронизали ночную тьму. Стали
видны немецкие окопы и  копошащиеся  в  них  люди.  Промежуточные  батареи
обстреляли их. Немцы быстро попрятались в свои траншеи.
     Едва засерел восток, Борейко забрался на вышку в лесу.  Теперь  перед
ним  открылась  широкая  панорама  вражеских  тылов.  В  глубине   обороны
обнаружились осадные батареи. На своем участке Борейко насчитал  их  около
десятка. Далее ясно  проступала  при  утреннем  свете  насыпь  сооружаемой
железной дороги.
     Борейко прикинул на карте расстояние до возводимой немцами  дороги  и
увидел, что она строится вне досягаемости крепостных орудий. Вообще  немцы
не маскировали своих тылов, считая, что недальнобойная русская  артиллерия
до них не достанет.
     Вскоре над  немецкими  линиями  поднялся  аэростат,  и  почти  тотчас
осадные батареи открыли огонь по фортам и промежуточным батареям.
     От обстрела пострадали передовые пехотные окопы, которые местами были
совсем разрушены. Оставив в них только  часовых  для  наблюдения,  потапов
отвел солдат в тыловую бетонированную линию пехотных окопов.
     С наступлением темноты немцы повели  методический  обстрел  фортов  и
укреплений, мешая  работам.  Борейко  почувствовал  себя,  как  некогда  в
Артуре, когда приходилось  отдыхать  в  короткие  промежутки  затишья.  Он
вспомнил об Ольге, Славке и затосковал.
     Утром он решил подняться на привязном аэростате и осмотреть вражеские
тылы. Чтобы не перегружать аэростат, Борейко  решил  подняться  один.  Его
обучили пользованию парашютом,  условились  о  сигналах  на  случай  порчи
телефона, проверили  оснащение  воздушного  шара,  и  он  влез  в  корзину
аэростата.
     - Вира помалу! - скомандовал воздухоплавательный офицер, и шар  начал
медленно подниматься.
     Канатная лебедка была старая. Несколько солдат  вращали  рукоятку,  и
канат медленно раскручивался.
     По висевшему над корзиной альтиметру Борейко  видел,  как  постепенно
росла высота подъема - тридцать,  сорок,  пятьдесят  сажен.  Кругозор  все
время расширялся. Борейко по карте спешил нанести все замеченные  батареи,
дороги, укрепления. С высоты прекрасно была видна железная дорога, которую
немцы сооружали в своем тылу. Борейко заметил несколько огромных платформ,
тщательно укрытых брезентом. По очертанию груза капитан заподозрил, что на
платформах тяжелые осадные орудия.
     Платформы отцепили от эшелона. Это еще более укрепило Борейко  в  его
догадке.
     Вскоре Борейко заметил,  как  платформы  перевели  на  другую  ветку,
прикрытую небольшой рощицей. Можно  было  предположить,  что  здесь  будет
огневая позиция сверхтяжелых гаубиц. Борейко нанес это на свою карту.
     Но тут тревожно загудел телефон, известивший о приближении  вражеских
самолетов. Корзина под ногами капитана поплыла вниз.
     Борейко был доволен результатами воздушной разведки и вызвал  к  себе
комендантов обоих фортов сектора. Вскоре появился Потапов.
     - Вы действительно герой, Борис Дмитриевич! Не успели появиться,  как
все облазили , взлетели  к  небесам  и  готовы  громить  немецкую  осадную
артиллерию, - восхищался полковник.
     - Следовало  бы  и  вам,  господин  полковник,  взмыть  к  небесам  и
полюбоваться на немцев. Как вы на это смотрите? - справился Борейко.
     Потапов неожиданно согласился:
     - Один не полечу, а с вами - когда хотите. Вы мне объясните,  если  я
что не пойму, и покажете, что нужно.
     На следующее утро, едва занялась  заря,  начался  методичный  обстрел
немцами всего сектора.. Он продолжался весь день. Были прямые попадания  в
пехотные окопы и форты, имелись убитые и раненые.
     - Раздразнили вы немца, Борис ДвитриевичЮ Несем напрасные  потери,  -
недовольно бубнил Потапов.
     А вечером, оставшись наедине с Борейко, Блохин шепотом  сообщил,  что
пехотные солдаты решили убить Борейко, "если  он  не  перестанет  дразнить
немца".
     - Не хочет воевать пехтура за царя Николашку. Все, как один, говорят:
поднимем руки вверх и сдадимся в плен, - сообщил Блохин.
     -  Недолго  удержится  крепость  с  таким  гарнизоном!   -   печально
проговорил Борейко.
     - Может быть это и к лучшему..  В  самом  деле,  за  кого  же  смерть
принимать? За веру, царя и отечество?..



                                    8

     Борейко беспокоили осадные сверхтяжелые пушки, которые  он  увидел  в
первый день своего пребывания в  крепости  с  наблюдательного  пункта.  Он
понимал, что как только немцы подведут железную дорогу  и,  следовательно,
смогут подтянуть платформы с орудиями, они начнут обстрел  фортов.  Итогда
несдобровать! Все эти укрепления разлетятся вдребезги, как стекло от удара
камнем. Что сделать, чтобы хотя бы оттянуть этот роковой для крепости час?
Единственное, что казалось возможным, - это вести  обстрел,  мешая  немцам
прокладывать ветку, попытаться вывести из строя самые орудия.
     Борейко вместе с Любимовым и Блохиным начал срочную переделку  орудий
для стрельбы под большим углом возвышения.  Когда  несколько  орудий  было
готово, поручик Любимов предложил произвести пристрелку орудий.
     - Нет, дорогой поручик, - хитро прищурил глаза Борейко. - Сделаем это
неожиданно. Немец  не  подозревает,  что  мы  сможем  обстрелять  станцию,
повредить пути. Он спокоен.  Я  поднимусь  на  аэростате,  все  хорошенько
рассчитаю, и тогда ударим. А пока вести наблюдение с вышки.
     Немцы действительно не догадывались о грозящей им опасности, спокойно
делали свое дело. Они передвигали платформы с осадными орудиями на  новый,
только что  готовый  участок  дороги.  Борейко  видел,  что  работали  они
посменно, без перерыва, энергично, и, дело быстро подвигалось.
     Первого августа день выдался солнечный и жаркий.  С  самого  утра  во
многих местах  крепости  начались  торжественные  богослужения  по  поводу
церковного праздника - первого спаса.
     Борейко в этот день, как всегда, на рассвете был  уже  в  воздухе.  В
двенадцать часов он начал обстрел намеченного участка немецкой обороны. Он
видел, как после первых выстрелов забоспокоились, забегали немцы.  Снаряды
упали сразу около свеженькой, аккуратно сделанной насыпи. Борейко  уточнял
данные стрельбы. Теперь снаряды ложились близко к цели. Вот один ударил по
насыпи, разворотил рельсы, платформа накренилась, и огромное  тело  пушки,
потеряв устойчивость, медленно заскользило к краю.
     - Молодцы, ребята! - закричал Борейко  в  телефон.  -  Еще  прибавьте
огня!
     Борейко увидел, как один за другим снаряды ударили почти в одно место
по  насыпи.  Платформа  накренилась  еще  больше  и,  наконец,  увлекаемая
тяжестью падающей пушки, полетела под откос...
     ОБстрел  продолжался  более  тридцати  минут.  Было  разбито  полотно
железной дороги и выведены из строя еще две пушки. Растерявшиеся немцы  не
сразу ответили на артиллерийскую атаку русских.  Заметив  поднимающийся  в
воздух немецкий самолет, Борейко дал команду опускать аэростат.
     -  А  ну-ка,  братцы,  теперь  прячься  поскорее,  -  зычным  голосом
распорядился Борейко. - Сейчас немец со злости даст жару.  Задали  мы  ему
работенки.
     Борейко тут же послал связного в штаб крепости с просьбой  прекратить
богослужение на открытой местности ввиду возможного  огня  противника.  Но
богослужение продолжалось.
     Немцы начали систематический обстрел всего сектора.  Крупнокалиберные
снаряды били по  укреплениям  русских,  выводя  из  строя  замаскированные
пушки, бетонированные укрытия.
     - СИлен, стервец, - качал головой Блохин. - Эдак мы  недолго  высидим
тут, одолеет...
     На открытой небольшой площадке, окруженной деревьями, шла праздничная
служба. Попа, облаченного в светлые, сверкающие на солнце  ризы,  окружала
толпа солдат.  Коленопреклоненные,  они  истово  молились.  Когда  начался
немецкий  обстрел,  солдаты,  тревожно  оглядываясь,  пытались  потихоньку
убежать в укрытие.
     Громкие голоса попа и дьякона тоже потеряли свою силу. Поп  испуганно
посматривал  в  сторону  вражеских  позиций  и  часто   крестился.   Вдруг
крупнокалиберный снаряд с воем врезался в гущу молящихся, положив на месте
попа  с  причетником  и  около  двадцати  солдат.  Уцелевшие,  с  тяжелыми
ранениями, проклиная немцев и всевышнего, поспешно убрались в укрытия.
     Наблюдения  дальнейших  дней   подтвердили   предположение   Борейко:
близился штурм крепости. Немцы за последнюю неделю удвоили число  батарей,
приблизили  свои   пехотные   окопы   к   крепостным,   подтянули   хорошо
замаскированные сверхтяжелые батареи.
     - Ну с чем воевать прикажете? -  негодовал  Борейко,  когда  на  форт
прибыл Качиони. - Вот они  обстреляют  из  осадных  батарей,  и  все  наши
укрепления полетят насмарку.
     - Да, положение у нас тяжелое. Придется перебираться в цитадель. Но и
там продержимся недолго. Это ясно...
     Все говорило за то, что немцы готовятся к штурму.
     Под  вечер  они  начали  сосредоточенный  обстрел  форта  номер   три
ПОмехово.
     Борейко  по  телефону  справился  у  Потапова,  что   происходит   на
второлитейном форту. Полковник ответил кратко:
     -  Дело  плохо.  Форт  обстреливают  сорокасантиметровыми  снарядами,
которые пронизывают все бетонные сооружения до фундамента и все сносят  на
своем пути.
     - У нас форты тоже чуть держатся.  Промежуточные  батареи  наполовину
разрушены, прожекторы все сбиты, пехота бежит. Необходимо ваше присутствие
здесь, - ответил Потапову Борейко.
     Полковник обещал с темнотой  прибыть  в  район  расположения  резерва
переднего края обороны.
     Форт 17 молчал. Простым глазом было  видно,  что  тыловые  казармы  и
капониры форта превращены в груду развалин,  рвы  засыпаны,  конрэскарпные
галереи разбиты. тем не менее сверх тяжелая осадная артиллерия  продолжала
добивать эти развалины.
     Вскоре  немцы  почти  полностью  разрушили   промежуточные   батареи.
Пришлось их оставить. Фактически перед осадной немецкой армией  больше  не
было препятствий, но немцы, не зная этого, не  рисковали  идти  на  штурм:
опасались излишних потерь.
     Одновременно осадные батареи вели сосредоточенный огонь  по  цитадели
крепости. Издали было видно, как над ней  беспрерывно  вздымались  к  небу
огромные черные столбы.



                                    9

     С темнотой  в  сектор  Потапова  подошли  пехотные  подразделения  на
подкрепление остатков пехоты. С  ними  прибыли  и  две  легкие  батареи  в
упряжках. Их задачей было противодействовать прорыву  немецкой  пехоты  за
линию пеередовых фортов. Вскоре появился и Потапов.
     Вместе  с  Борейко  и  прибывшими  пехотными  начальниками  полковник
наметил линию обороны на случай занятия немцами передовых фортов сектора.
     Около полуночи прибыл  на  командный  пункт  Борейко  и  Качиони.  Он
сообщил,  что  уже  двое  суток  свярхтяжелая  немецкая  артиллерия  ведет
сосредоточенный огонь по цитадели. Крепостной собор дал возможность быстро
и точно пристреляться к штабу. Один из снарядов угодил  прямо  в  церковь.
Там шла соборная служба чуть ли не всего духовенства крепости.
     ПРи взрыве снаряда погибло  больше  двадцати  священников,  остальные
были тяжело ранены или контужены. Когда об этом  доложили  коменданту,  он
проговорил:
     - Сами виноваты, не сумели у господа бога вымолить покровительства  и
защиты. Значит, такова воля божья!
     Штаб крепости поместился  в  самые  глубокие  подземелья,  но  и  они
постепенно обрушивались от попадания сорокасантиметровых снарядов.
     - Генерал Карпов тоже был  контужен  в  церкви,  но  некоторое  время
держался на ногах и продолжал командовать,  а  затем  у  него  закружилась
голова, он прилег на кушетку и  незаметно  для  окружающих  тихо  умер.  Я
вступил в командование всей артиллерии крепости...


     Когда Блохин вошел в казарму, солдаты еще не спали. Тяжелый,  спертый
воздух плохо убранного  помещения  ударил  в  нос.  Блохин  остановился  в
дверях. Большая, сумрачная, с тяжелыми сводами комната.  В  переднем  углу
икона, освещенная тусклыми светом лампадки.  Солдаты  сгрудились  в  одном
месте, около Николки Кирсанова, маленького, худощавого солдата-пехотинца.
     По всему было видно, что  шел  крупный  разговор.  Лица  солдат  были
разгоряченные, красные. Громкий разговор мгновенно смолк - все повернулись
в сторону Блохина.
     - А-а... начальство пришло, его превосходительство  генерал-адъютант.
- Николка Кирсанов, осторожно ступая по каменному полу казармы, подошел  к
Блохину, остановился, подбоченясь и зло уставившись в него глазами.
     За ним двинулись солдаты.
     - Какой там адъютант, - махнул рукой Блохин. - Ты что, рехнулся?
     "Никак, бить собираются, - мелькнуло у него в голове. - Интересно, за
что бы это?" Блохин смело шагнул вперед к  своим  нарам,  -  солдаты  было
расступились, но тут же пол