днелись поднятые вверх руки перепуганых немцев.
     Пока головные роты обосновывались в занятых окопах, следующие за ними
цепи шли дальше. Поддерживая их, русская  артиллерия  перенесла  огонь  на
тылы противника.
     Но  внезапно  усилившийся   огонь   немецких   батарей   приосиановил
дальнейшее продвижение русских. Роты отощли на только что занятые позиции.
     Обеспокоенный этим Хоменко поспешил в передние  окопы,  над  которыми
ежеминутно  рвались  десятки   легких   и   тяжелых   немецких   снарядов,
уничтожающих все живое. Солдаты забились в  блиндажи,  пережидая  огненный
шквал.
     Этого момента со вчерашнего дня ждали командиры всех тяжелых  русских
батарей. Наконец-то немецкая артиллерия полностью обнаружила себя. Борейко
едва успевал засекать взблески выстрелов вражеских батарей  и  распределял
цели между мортирной и тяжелой батареями.  Наиболее  удаленные  и  поэтому
наиболее опасные цели он оставлял для себя.
     Страдая от раны, капитан поддерживал силы малыми дозами водки.  Мешая
команды с бранью, Борейко ежесекундно требовал усиления огня, хоть  и  без
того орудия до предела использовали свою скорострельность.
     Как раз в этот момент Хоменко приказал вызвать Борейко к телефону.
     Не успел полковник взять трубку,  как  сзади  раздался  громоподобный
грохот тяжелых батарей, и воздух наполнило воем многопудовых  бомб.  Огонь
вражеских батарей сразу ослабел.
     - Прошу вас, капитан,  и  впредь  не  давать  ходу  немцам,  -  всеже
предупредил Борейко полковник.
     - Слушаюсь,  буду  неустанно  следить  за  германской  артиллерией  и
постараюсь привести ее к полному молчанию.
     Русские батареи отлично справились со своей задачей.
     - За мной, вперед! - скомандовал Хоменко, как только  огонь  немецкой
артиллерии был подавлен.
     Он неторопливо выбрался из траншеи и спокойно пошел к переправе через
речку. Солдаты выскакивали на бруствер, устремлялись за своим  полковником
к немецким окопам. Издали доносились крики  "ура".  Это  вторая  и  третья
волны  русских  цепей  продвигались  в  глубь  вражеской  обороны.  Справа
неожиданно затрещал оживший  германский  пулемет.  Очередь  скосила  сразу
несколько человек.  Внимательно  осмотревшись  вокруг,  полковник  заметил
среди обломков разбитых блиндажей дуло пулемета.
     - Гриценко, возьми несколько гренадер и уничтожь его, да  поживее,  -
приказал Хоменко.
     Разведчики метнулись в сторону пулемета, раздалось несколько  взрывов
ручных гранат, и пулемет смолк.
     Видя, что цепи снова беспрепятственно продвигаються вперед, полковник
вернулся к своему  штабу.  Здесь  он  приказал  двигаться  последним  двум
батальонам: одному правее, другому левее рот головного батальона.
     Затем Хоменко на минуту заглянул на перевязочный пункт.  Легкораненые
шли  теперь  беспрерывным  потоком,  тяжелых   переносили   на   носилках.
Звонарева, обе сестры и человек  десять  санитаров  быстро  осматривали  и
перевязывали раненых. Варя, держа в  руке  окровавленный  ланцет,  лово  и
умело орудовала им, удаляя раздробленные кости, соколки снарядов, подрезая
края ран.
     - Шприц морфия... лигатуру... тампон... забинтовать,  -  бросала  она
спокойно и уверенно.
     Варино лицо было сосредоточенно и  сурово,  глаза  смотрели  остро  и
твердо, руки, смоченные йодом, действовали точно и безошибочно.  Глядя  на
нее, трудно было представить,  что  это  та  самая  веселая  и  кокетливая
женщина, лишь накануне вечером  лихо  отплясывавшая  вместе  с  солдатами,
которые теперь, искалеченные, беспомощно лежали перед ней на  операционном
столе.
     - Вам ничего не нужно, доченьки мои? - ласково спросил полковник.
     - Если можно, побольше вина или  горилки,  мий  тату!  Она  прекрасно
предохраняет от раньевого шока. Нам не хватает также воды, - в тон Хоменко
ответила Звонарева, не торываясь от работы.
     - Сейчас прикажу доставить и то и другое.
     - Ира, получишь в штабе полка водку и будешь давать по чарке  каждому
тяжелораненому. Разумееться, кроме черепных, - распорядилась Варя, все так
же не поднимая головы, сосредоточенно оперируя раненого в плечо солдата. -
Шприц камфары!
     Хоменко оставил при себе лишь несколько  разведчиков  и  связистов  и
знаменной полк. Он перенес штаб полка в первую линию германских окопов,  а
сам отправился вперед. За ним неотступно следовал Борейко, чтобы в  нужную
минуту поддержать пехоту артиллерийским огнем. Тут же находились Кремнев и
Павленко.
     Вдруг впереди раздалась  частая  ружейная  перестрелка  и  пулеметная
трескотня, прерываемые взрывами ручных гранат.
     - Ваше высокоблагородие,  немец  перешел  в  контратаку!  -  прибежал
связной от головной роты.
     - Выдвинуть все пулеметы вперед!  -  отдал  приказание  полковник.  -
Помогите и вы нам, - обратился он к Борейко.
     - Немедленно выведите сюда на рысях один взвод,  -  приказал  Борейко
Кремневу.
     - Слушаюсь, сейчас прикажу по телефону  подать  передки  на  батарею.
Отправляйся на батарею, - коротко приказал капитан прапорщику.
     Павленко исчез.
     Пехота, наскоро приспособив с тыла захваченные окопы, отбивала немцев
ружейным и  пулеметным  огнем.  Сзади  загремели  частые  выстрелы  легких
батарей. Перед атакующими  немцами  выросла  огневая  завеса  шрапнелей  и
снарядов. Мортирная и тяжелая батареи,  несколько  уменьшив  прицел,  тоже
обрушились на вражеские цепи, которые моментально утонули в дыму  и  пыли.
Немцы в панике отхлынули назад.
     Едва контратака была отбита, как Кузнецкий полк вновь ринулся вперед,
но  это  продвижение  задержала  своя  же  артиллерия,  которая  не  сразу
перенесла огонь в тыл немцев.
     - Сынку, скомандуй своим батареям, щоб воны мне дорогу не  закрывали,
а расчищали, - попросил полковник Борейко.
     - Сейчас будет исполненно! - И капитан бросился к телефону.
     Но провод оказался перебитым,  связь  прервалась.  Капитан  с  досады
выругался и послал связистов по проводу.
     В это время  показалось  несколько  тяжело  нагруженных  солдат.  Они
торопливо пробирались среди  бревен,  обломков  бетона,  обрывков  колючей
проволоки, перескакивая через рвы и воронки.
     - О, сейчас мы  дело  поправим!  -  обрадовался  Борейко.  -  Блохин,
установи рацию, - приказал он старшему разведчику.
     На двух шестах протянули небольшую проволоку, разместили в  одном  из
блиндажей тяжелую аккумуляторную батарею и  телеграфный  аппарат.  Связист
надел наушники, застучал ключом, послушал и наконец доложил:
     - Связь с батареей установлена, ваше благородие.
     Борейко приказал батареям перенести огонь в тыл противника. Не прошло
и минуты, как  заградительная  стена  огня  и  дыма  передвинулась  вглубь
немецкого расположения.
     - Оце добре дило! - улыбнулся Хоменко. - Два  шматка  проволоки  -  и
связь готова. Шо це за штукенция?
     - Беспроволочный телеграф, Михаил Игнатьевич,  изобретенный  двадцать
лет назад нашим русским ученым Поповым, а затем вновь открытый  итальянцем
Маркони. Весьма удобен в боевой обстановке. Только аккумуляторы  уж  очень
громоздки и весят больше шести пудов.
     -  Нельзя  ли  вашу  рацию,  -  кажись,   так   она   называется?   -
прикомандировать к моему штабу? - попросил Хоменко.
     - Ее не следует часто перемещать с места на место.  Это  расстраивает
работу аккумуляторов, а штаб все время  находится  в  движении.  протяните
свой провод к рации, она будет передавать батареям  ваши  распоряжения,  -
предложил Борейко.
     Наладив связь с артиллерией, Хоменко  пошел  в  район  третьей  линии
немецких  окопов,  где  вели  бой   передовые   роты.   Здесь   находилась
приспособленная немцами к обороне и сильно укрепленная деревня Ставки.
     Полковник подоспел  в  тот  момент,  когда  3-й  батальон  полка  уже
обосновался в Ставках. Тут Хоменко  заметил,  что  соседние  части  сильно
отстали от Кузнецкого полка и находились еще во второй, а  частью  даже  в
первой линии немецких окопов.  Это  делало  дальнейшее  продвижение  полка
рискованным, и Хоменко решил закрепиться на захваченных рубежах.
     Сразу за деревней остановился приведенный Павленко взвод  кремневской
батареи. присутствие артиллерии придало  устойчивость  стрелковым  частям.
Борейко приказал также продвинуться вперед  и  обеим  легким  и  мортирной
батареям. Тяжелую и свою батареи он временно оставил на месте.



                                    22

     Вечерело. После жаркого дня над  землей  белыми  косами  плыл  туман.
Растекаясь, он постепенно заполнил низины, а потом, набравшись силы, белым
плотным облаком лег на  землю.  грохот  орудий  стал  утихать.  Последними
замолчали легкие батареи, которые использовали оставшиеся светлые  минуты,
чтобы пристреляться к ночи по важным целям и ориентирам с новых позиций.
     Хоменко со своим штабом занял хату на окраине деревни.  рассыпавшиеся
за день по полю сражения солдаты теперь собирались к своим ротам, связисты
тянули линии связи, артиллеристы устраивались на новых  позициях.  Как  бы
прочищая  глотку  на  ночь,  впереди  раздалась  скороговорка  пулемета  и
смолкла.
     Было уже совсем темно, когда в штаб  Хоменко  пришла  Варя,  бледная,
осунувшаяся, с синими кругами под  глазами.  Сев  на  табуретку  у  стола,
обратилась к полковнику:
     - За сегодняшний день я  сделала  около  пятидесяти  операций,  всего
прошло через перевязочный пункт  свыше  четырехсот  человек.  Израсходован
весь запас перевязочных материалов. Пока его подвезут, я решила  перенести
свой пункт сюда. Я займу соседнюю хату, попрошу  дать  людей  для  уборки.
Нельзя ли у вас попросить стакан чаю? За весь день мне так  и  не  удалось
поесть.
     Хоменко поспешил отдать нужные распоряжения.
     - Ладно, доченька. От лица своих солдат благодарю всех вас за работу,
- с чувством проговорил полковник, прижимая руку к сердцу.
     -  Гриценко,  иди  сюда,  чернявый  хлопчик!   поможешь   со   своими
разведчиками докторше.
     - Он сегодня дважды  ранен  -  в  ногу  и  в  бок,  но  отказался  от
эвакуации. Как себя чувствуешь? - спросила Звонарева у солдата.
     - Трохи пече в боци, быстро идти трудно, а воевать ще можно!
     Звонарева вышла вместе с солдатом. В темноте безлунной туманной  ночи
очень трудно было продвигаться по изрытой снарядами  улице.  В  намеченном
для перевязочного пункта помещении при слабом свете простого  деревенского
масляного  каганца  Ветрова  и  Осипенко  наводили  порядок.  гриценко  не
замедлил  привести  десяток  солдат,  которые  принялись  убирать   мусор,
обметать стены. Хозяйка хаты принесла мел и вместе с сестрами принялась за
побелку. Общими усилиями  пункт  был  быстро  оборудован.  поздно  вечером
пришел проведать жену Звонарев. Он принес ей еду и фляжку с вином.
     - С утра  наступление  продолжится.  Эту  деревушку,  конечно,  будут
сильно обстреливать, напрасно ты  поторопилась  с  переездом  сюда,  Варя.
По-моему,  перед  рассветом  вам  следовало  бы  отодвинуться  в  тыл,   -
посоветовал Звонарев жене.
     - Ты сам говоришь, что предстоит наступление. Следовательно, если нас
и обстреляют, то недолго, пересидим и здесь, а  затем  пехота  продвинется
дальше, и мы окажемся в глубоком тылу, - возразила она.
     - На батарее у Кремнева есть большие и прочные немецкие блиндажи.  Он
предлагает вам в случае сильного  обстрела  переместиться  туда.  До  него
отсюда сажен двести, не больше.
     - Будем иметь это в виду, а пока  спасибо  за  угощение  и  уходи,  -
сказала она мягче. - Меня ждет не меньше десятка раненых.
     Звонарев вышел.
     Со стороны немцев слышался скрип повозок, шум автомобильных  моторов.
Ракеты то и дело взлетали вверх, смутно белея в тумане. Хоменко  со  своим
адъютантом несколько несколько раз обошел расположение полка.
     - Собирает немец против нас свою силу,  вашскобродие.  Больно  сильно
гомонят у него, - подходя, доложил Гриценко.
     - Добре, надо и нам  подтянуть  сюда  резервы.  Телефонная  связь  со
штабом дивизии уже работает?
     - Так точно.
     - Попросите к телефону начальника дивизии, - распорядился полковник.
     Через несколько  минут  генерал  подошел.  Хоменко  подробно  доложил
обстановку и просил подтянуть резервы к его полку.
     - Все командиры полков меня  уверяют,  что  против  них  скапливаются
немцы.  Обходись  своими  силами.  С  рассвета   вас   поддержит   тяжелая
артиллерия, - отказал начальник дивизии.
     Хоменко оставалось лишь вздохнуть.
     - Придется перевязочный пункт перевести в тыл, в  один  из  блиндажей
первой немецкой линии. Там, насколько я  помню,  сохранился  один  большой
железобетонный блиндаж. В нем они и разместятся.
     Узнав о распоряжении  Хоменко,  Варя  энергично  запротестовала  и  с
возмущением сообщила о нем своим сотрудникам, но не  встретила  сочувствия
ни у сестер, ни у санитаров. Хоть  было  и  обидно  и  досадно  уходить  с
передовой, не подчиниться приказу Варя не могла.
     Скрепя сердце Варя попросила Кремнева отправить разведчиков на поиски
нового перевязочного пункта, в ожидании возвращения  прилегла  на  сено  и
почти сразу заснула.


     - Ты, Боб, отправляйся на поиски. Увидишь, кстати, и свою  Ирочку,  -
обратился Кремнев к Павленко.
     В темноте он  увидел  несколько  двигающихся  светлых  точек.  Кто-то
освещал себе  дорогу,  идя  по  изрытой  воронками  и  окопами  местности.
Прапорщик пошел в этом направлении и вскоре нагнал перевязочный отряд.
     - Где наша балерина? - лукаво улыбаясь, спросила Ветрова.
     - Спит у нас на батарее.
     - А вы, надо думать, оберегали ее сон? - заметила Ирина.
     - Зачем же я, достаточно заботы моего командира, - в тон  ей  ответил
Павленко.
     Болтая  таким  образом,  они  добрались  до  нужного  им  блиндажа  и
немедленно приступили к его оборудованию. работа спорилась, и  вскоре  все
было готово.
     Павленко отправился уведомить об этом Звонареву.
     На батарее прапорщик  застал  по-прежнему  спящую  Варю  и  Кремневу,
дремлющего у костра. Прапорщик доложил капитану, что пункт готов.
     - На рассвете я сам разбужу  Варвару  Васильевну.  А  ты,  Боб,  пока
приляг отдохнуть: нам предстоит большая работа.
     Вскоре на батарее все, за исключением часовых, спали крепким сном.
     Незадолго до  рассвета  за  деревней  Ставки  затрещали  пулеметы,  и
мгновенно сильная ружейная перестрелка, раздались  взрывы  ручных  гранат,
донеслись отдаленные крики. В воздухе запели ружейные пули.
     - Тревога! Номера, к орудиям, приготовиться к стрельбе на картечь,  -
скомандовал прислушавшийся и быстро разобравшийся в обстановке Кремнев.
     У  орудий  все  пришло  в  движение.  Варя  заторопилась  к  себе  на
перевязочный пункт.
     - Прапорщик  вас  проводит,  заодно  и  разведает  дорогу  в  тыл,  -
распорядился капитан.
     Шум  боя  быстро  нарастал;  загремели  гулкие  в  тумане   орудийные
выстрелы, заговорили пулеметы, и  вскоре  все  слилось  в  один  протяжный
тяжкий грохот. В темноте беспрестанно сверкали зарницы выстрелов и разрывы
снарядов.
     На перевязочном пункте Варя застала переполох.  Ветрова,  Осипенко  и
санитары метались около блиндажа, не зная, что предпринять.
     - Надо приготовиться к приему раненых, - первое, что произнесла Варя,
как только перевела дыхание после быстрой ходьбы.
     - Да что вы, Варвара  Васильевна!  Слышите,  что  творится?  Немец  с
минуты на минуту  может  прорваться,  и  мы  окажемся  в  плену,  -  хором
запротестовал весь персонал.
     - Впереди нас целый полк и две батареи. Атака, конечно, будет отбита.
Приготовить бинты и  инструмент.  Таня,  будешь  ассистировать  мне.  Ира,
займешься легкими ранеными, - не допускающим возражения тоном  проговорила
Звонарева.
     Пункт начал работать.
     Между тем немцы, обрушившись на деревню Ставки,  выбили  оттуда  полк
Хоменко, но дальнейшее продвижение их было приостановлено картечным  огнем
легких  батарей.  Хоменко  сосредоточил  свои   резервы   на   флангах   и
приготовился к контрудару. По рации полковник сообщил  Борейко  о  тяжелом
положении на своем  участке.  Тяжелые  батареи  ударили  по  пристрелянной
накануне деревне. Их огонь сразу  внес  расстройство  в  ряды  врага.  При
первых проблесках рассвета сквозь серую  пелену  тумана  было  видно,  как
вражеские солдаты метались среди черных фонтанов земли.
     Хоменко, смотревший в бинокль с наблюдательного пункта,  был  поражен
величественной и грозной картиной боя.
     У батареи Кремнева за старшего  был  Крутиков,  тут  же  находился  и
Сологубенко. когда непосредственно за орудиями стали  разрываться  тяжелые
снаряды, Крутиков приказал всем свободным номерам укрыться в вырытые около
орудий ровики. У пушек остались лишь наводчики, правильные и заряжающие да
взводные и орудийные фейерверкеры. Батарея продолжала вести огонь. Один из
снарядов попал в третье орудие,  исковеркал  пушку  и  перебил  расчет.  В
соседних расчетах тоже оказались раненые.
     - Снести раненых в офицерский блиндаж, заменить выбывших из строя,  -
скомандовал Крутиков. - Батареей огонь!
     Твердый, уверенный голос офицера внес успокоение.
     Артиллеристы  вернулись  к  орудиям,  стрельба  возобновилась.  Желая
подбодрить солдат, Сологубенко сам  сел  за  наводчика.  Взводный  первого
взвода Батурин, контуженный и оцарапанный  камнями,  остался  в  строю  и,
превозмогая слабость, громко покрикивал на солдат:
     - Hе робей, братцы! Тонка кишка у немца сбить нашу батарею!  Солопов,
целься в самого главного колбасника!
     Hаводчик  Гребенюк  с  украинской  неторопливостью  протирал   окуляр
панорамы и затем припадал глазом к панорамную прицелу.
     - Чуть вправо! Много, малость левее, ось так,  прямисенько  в  ихнего
генерала. Готово! - балагурил он.
     - Огонь! - И ствол пушки с грохотом откатывался назад.
     Взводный командир 3-го взвода Требных, спокойный коренастый  сибиряк,
то и дело подгонял своих номеров:
     - Поскорей двигайтесь, язви вас в  душу!  Ровно  блох  ловите,  а  не
немцев бьете, - ворчал он.
     - Блох-то, Тимофей Максимович, ловить надо быстро,  не  то  они  враз
ускачут, а немцам наша пехота не даст далече уйти, - ухмылялся солдат.
     -  Подвяжи  свое  болтало  и  поворачивайся  поживей!  -   прикрикнул
взводный.
     Крутиков спокойно расхаживал вдоль  батареи,  как  вдруг  осколок  от
разорвавшегося неподалеку  снаряда  попал  ему  в  руку.  Охнув  от  боли,
штабс-капитан пытался зажать рану носовым  платком,  но  кровь  продолжала
течь.
     - Примите командование батареей, Леонид Романович, пока я  перевяжусь
в блиндаже, - приказал он Сологубенко.
     - батарея, слушай мою команду! - заорал прапорщик во всю глотку. - По
проклятым врагам два патрона - беглый огонь!
     Громовые раскаты выстрелов потрясли воздух. Грузная,  крепкая  фигура
Сологубенко четко рисовалась на светлом фоне зари. Густые брови сдвинулись
к переносице, на лице застыло выражение боевого воодушевления.
     - Огонь! - то и дело вскрикивал он с металлическим звоном в голосе, и
новая партия снарядов, урча, улетала вдаль.
     Телефонисты едва поспевали передавать распоряжения Кремнева.
     - Левее ноль-ноль пять, уровень тридцать ноль -  один  патрон  беглый
огонь! - кричал из блиндажа телефонист. Взмах руки Сологубенко -  и  снова
грохот орудий.
     За суматохой бой все перестали замечать разрывы немецких  снарядов  и
свистевшие в воздухе осколки.
     "Та-та-та"! - застрочили из пулемета по батарее с аэроплана.
     Пули защелкали по земле и  щитам6  с  характерным  взрывом  возникали
маленькие фонтанчики голубого дыма. Hемец бил разрывными  пулями.  Солдаты
прижались к щитам, но Сологубенко только отмахивался от пуль  и  осколков,
как от надоедливых  мух.  Опасность  только  расжигала  его  азарт.  Глаза
загорелись злобой, большие добрые ладони сжались в кулаки.
     - Hа тоби, на тоби, бисов сын! - приговаривал прапорщик после