вошел  в
темную прихожую. За ним щелкнул замок закрываемой двери.
     - Плжалуйте в комнаты, - тихо проговорила женщина. В  светлом  проеме
распахнувшейся двери стояла маленькая  женщина  с  платком,  накинутом  на
худенькие плечи.
     - Иван Павлович, сколько лет, сколько зим!  С  самого  утра  ждем.  Я
просто извелась. Проходите, проходите.
     Краснушкин разделся и, захватив свой баульчик, прошел  за  Ольгой.  В
маленькой комнате навстречу ему поднялся средних  лет  человек  в  простой
сатиновой косоворотке. Внимательные серые глаза  прятались  в  приветливых
лучиках-морщинках.
     - Здравствуйте, Иван Герасимович! - сказал Краснушкин.  Пожимая  друг
другу руки, друзья обнялись.
     - Ну, устраивайтесь и можете себя чувствовать совершенно спокойно,  -
заметила Ольга, пододвигая стул для Краснушкина  к  столу.  -  А  я  пойду
все-таки на всякий случай на "вахту". Вы знаете, Иван Павлович,  мы  живем
сейчас в строжайшей  конспирации.  Очень  трудно.  Всюду  аресты,  ссылки,
тюрьмы. Охранка просто всбесилась...
     - Да, что и говорить, - добавил Иван Герасимович. - Работать  трудно.
Арестовали  многих  членов  Петроградского   комитета...   Пятого   ноября
арестовали пять депутатов-большевиков и отправили в ссылку  в  Туруханский
край. Говорят: на пожизненную каторгу. Только черта с два! Не выйдет у них
этого. Рабочие полны революционного энтузиазма, как никогда еще. Ненависть
к царскому правительству, к  войне  растет  с  каждым  днем.  Мы  накануне
революции! В Москве, Риге, Киеве, Харькове, по всей России идут забастовки
рабочих, крестьяне бунтуют.
     Иван  Герасимович  говорил,  сдерживая  волнение.  Глаза  его  широко
раскрылись и Краснушкина поразил их чистый свет, сразу  преобразивший  все
лицо.
     Иван Герасимович встал, прошелся по комнате  и,  остановившись  перед
Краснушкиным, сказал:
     - Вы нам сильно помогаете, Иван Павлович. И мы очень рассчитываем  на
вас.
     - Ну, стоит ли об этом  говорить.  Мы  отправляемся  через  два  дня,
готовьте посылочки для солдатиков, - улыбнулся Краснушкин.
     - Это все будет готово. Ольга Семеновна, должен вам  сказать,  просто
умница. Смелый, самоотверженный человек. В погребке этого дома - маленькая
типография. И вот она, Дарья Терентьевна, - женщина, с  которой  вы  здесь
встретились, да несколько наших  ребят  очень  много  делают.  Дом  и  его
хозяйка вне подозрения. Муж - герой войны, отличные рекомендации. Сама она
живет тихо,  скромно,  с  мальчиком,  сыщикам  и  невдомек...  Но  опасно,
конечно. Характер нужен в таком деле и ум немалый...
     Иван Герасимович  замолчал.  Было  слышно,  как  в  соседней  комнате
прошла,  тихо  постукивая  каблучками,  Ольга.  Где-то  вдалеке   проехала
пролетка, лениво залаяла собака.
     - Вы, - проговорил  Иван  Герасимович,  -  тоже  рискуете  и  Варвара
Васильевна...
     - Ну что вы! Где же мы рискуем! Вот вы - это другое дело.
     -  Что  я?  -  махнул  рукой  Иван  Герасимович.  -  Профессиональный
революционер без риска жить не может. Не обо  мне  речь...  Хотим  просить
помочь нам в  одном  деле,  очень  важном.  -  Иван  Герасимович  взглянул
Краснушкину в глаза, улыбнулся. -  Чтобы  не  томить,  скажу  сразу:  надо
переправить в Варшаву одного человека. Клаву Страхову, вы  ее  знаете.  Ей
нужно добраться до Варшавы. А там наши польские товарищи помогут ей.  Беда
в том, как добраться до Варшавы. Всюду полно шпиков,  поезда  проверяются.
Совсем недавно взяли двоих наших очень опытных конспираторов. Ну как, Иван
Павлович? Что вы скажете?
     Краснушкин молчал. Он  понимал  всю  ответственность  этого  задания.
Провезти прокламации и то нелегко, хотя у него и отдельное  купе,  которое
он закрывает своим ключом. Но такой же  ключ  может  быть  у  Кека  или  у
другого, кто состоит на службе у охранки.  Кто  поручится,  что  во  время
приема  раненых  или   очередного   врачебного   осмотра   его   купе   не
осматривается? Ведь был же обыск у Вари.  Хорошо,  что  в  свое  время  он
распорядился сделать потайной шкаф, якобы для ядов и ценнейших заграничных
медикаментов. Замок с секретом и ключ только у него. Но ведь человека туда
не засунешь.  Как  его  провезешь?  А  провал  грозил  большими  бедами...
Краснушкин также понимал, что раз просит Иван Герасимович, значит, это ему
нужно. Очень нужно.
     - Единственная возможность, - проговорил наконец  Краснушкин,  -  это
зачислить  ее  в  штат  санпоезда.  Иначе  провезти  нельзя.  Но  и  здесь
возможности  очень  ограничены.  Я  распоряжаюсь  только   санитарками   и
обслуживающим персоналом. Остальные проходят высочайшее утверждение.  Даже
сестры. И опять трудность: ну, положим, мне удастся  ее  взять  санитаркой
или на  кухню,  предположим,  доедет  она  до  Варшавы.  И  исчезнет.  Как
объяснить ее исчезновение? В поезде безусловно есть соглядатаи,  доносчики
полиции, - можно провалить все дело. Следует все  хорошенько  обдумать.  Я
все разузнаю, обмозгую. Думаю, что все будет хорошо. Сообщу вам  завтра  к
вечеру. Пусть Дарья Терентьевна или Ольга  Семеновна  мне  позвонит  домой
около семи. А сейчас рассказывайте мне обо  всем  подробно  -  о  себе,  о
новостях, что пишет "Социал-демократ", есть ли статьи Ленина?..


     Варя давно мечтала побывать в госпитале  императрицы.  О  нем  ходило
много слухов среди врачей. Говорили о новейших  рентгеновских  установках,
чудодейственных  препаратах,   великолепно   оборудованных   хирургических
кабинетах...
     Приехав  в  Царское  Село,  Варя  разыскала  великую   княжну   Ольгу
Николаевну. Найти ее не составило большого труда.  Княжна  вышла  в  сером
платье сестры милосердия, с ослепительно белыми фартуком и  косынкой.  Она
приветливо  встретила  Варю  и  охотно  согласилась  сопровождать  ее  при
осмотре.
     - Я говорила о  вас  маме,  -  сказала  она,  подымаясь  с  Варей  по
лестнице. - И вы знаете - она удивилась, узнав, что вы женщина-хирург. Она
даже решила пригласить вас работать в нашем госпитале.
     Варя поблагодарила за высокую честь,  но  отказалась,  сославшись  на
уважительную  причину:  в  действующей  армии  у   нее   муж,   служит   в
артиллерийских частях и сейчас находится под Варшавой.
     - Я каждый рейс могу его видеть. Это редкое счастье во время войны, -
сказала Варя с улыбкой.
     - Очень жаль! В госпитале вы приобрели бы блестящую практику,  нужные
связи. У  нас  много  иностранцев.  Русская  женщина-хирург  -  это  очень
эффектно! Правда, что вы всю осаду Порт-Артура провели в крепости  и  были
награждены  Георгиевской  медалью  за  храбрость?  -  неожиданно  спросила
княжна.
     - Да, но никакой особой  храбрости  я  не  проявила.  Трусила,  когда
японцы бомбардировали  город  и  тот  район,  где  находился  наш  Сводный
госпиталь Красного Креста.
     - Работать под огнем - разве это не храбрость! Теперь понятно, почему
вы стали хирургом, - всего насмотрелись в Артуре, привыкли к виду крови  и
страданиям, - продолжала княжна.
     Варя шла с княжной по палатам.  Все  почтительно  отвешивали  поклоны
Ольге Николаевне, а военные  вытягивались  перед  ней  в  струнку.  Княжна
милостиво кивала им.
     - Вот и наш главный хирург, профессор Федоров, -  указала  княжна  на
пожилого человека в белом халате, который почтительно вытянулся перед ней.
Ольга Николаевна протянула ему руку и, указав на Звонареву, проговорила: -
Знакомьтесь, профессор, - женщина-хирург,  госпожа  Звонарева  с  маминого
санпоезда.
     Федоров молча поклонился и пробормотал:
     - Не имел чести встречать коллегу! Вы какой университет кончали?
     - Женский медицинский институт, - ответила Варя.
     - У профессора  Горемыкина?  -  справился  Федоров.  -  Простите,  не
расслышал вашу фамилию.
     Варя громко и отчетливо назвала себя и подтвердила, что действительно
училась у Горемыкина.
     - Это уж не с вами ли произошла неприятная история  у  Горемыкина?  -
осведомился профессор.
     - Со мной, к сожалению! - ответила Варя.
     - Какая история, Варвара Васильевна? - поинтересовалась княжна.
     - Горемыкин воспылал ко мне слишком нежными чувствами  и  получил  от
меня должное  возмездие,  после  чего  мы  оба  принуждены  были  покинуть
институт.
     - С тех пор Горемыкин не может  вернуться  в  институт,  а  вам,  как
видно, удалось стать врачом, - продолжал Федоров.
     - До этого я около года провела в ссылке  в  Сибири  и  пережила  там
очень многое, - вздохнула Варя.
     - Вы были на каторге? - Глаза княжны сделались круглыми от изумления.
     - Нет, просто отбывала ссылку в административном порядке, -  пояснила
Звонарева.
     - Значит, вы были замешаны в  чем-то  политическом?  -  не  унималась
княжна.
     - Мне не  до  политики,  коль  скоро  на  руках  трое  детей.  Просто
приписали мне то, чего не было, а как разобрались, так и отпустили...
     - Что же вы все-таки сделали? - допытывалась княжна.
     - Дала по физиономии профессору!
     - Но у вас же есть муж, он должен был за вас заступиться.
     - Я казачка. Мы умеем и сами постоять за себя.
     Княжна с любопытством  и  удивлением  смотрела  на  Звонареву.  Затем
энергично тряхнула протянутую ей на прощание руку и произнесла:
     - Может быть это и не особенно женственно - бить  своих  поклонников,
но вы мне определенно нравитесь, Варвара Васильевна.
     К ним подошла  младшая  сестра  Ольги  Николаевны  и  что-то  сказала
по-английски.
     - Прежде всего поздоровайся с  госпожой  Звонаревой.  Она  всю  осаду
провела в Порт-Артуре и сама врач-хирург, каких мы с тобой еще не  видели,
- сделала замечание сестре Ольга Николаевна.
     -  Простите,  -  извинилась  младшая  княжна  и,  присев  в  глубоком
реверансе перед Варей, протянула ей руку, глядя на нее во все глаза.
     Варя поняла, что о ней говорили в царской семье и ее имя известно при
дворе. Это  обеспокоило  Варю:  она  опасалась,  что  станет  известна  ее
репутация политически неблагонадежной.  Тогда,  конечно,  ей  пришлось  бы
распроститься с работой в санпоезде императрицы.
     Поблагодарив Ольгу Николаевну, Звонарева вернулась к  своему  поезду.
Здесь ее встретил фон Кек и со  своей  обычной  пренебрежительной  манерой
спросил:
     - Чем вы так радостно взволнованы, Варвара Васильевна?
     -  Только  что  была  осчастливлена  милостивым  разговором  с  самой
императрицей, - многозначительно проговорила Звонарева.  -  Ее  величество
были так внимательны ко мне, долго разговаривали со мной, расспрашивали  о
работе санпоезда. Я, конечно, подробно обо всем  рассказала.  Они  обещали
перед отъездом побывать у нас. Я  и  спешу  об  этом  сообщить  начальнику
поезда.
     По мере того как Варя  повествовала  о  своей  мифической  встрече  и
разговоре  с  императрицей,  небрежная  вначале  поза  Кека  сменилась  на
почтительную, руки  его  сами  собой  опустились  по  швам,  лицо  приняло
застывшее, сосредоточенное выражение.
     - Так ее величество посетят наш поезд до отъезда? - еще раз справился
Кек.
     - Собираются, - неопределенно ответила Звонарева и,  кивнув  головой,
отошла от совершенно обескураженного ее словами Кека. Затем она рассказала
Краснушкину уже все без прикрас.
     - Вы бы, милая Варя, держались подальше от всяких  князей  и  княжон.
Это не наша с вами компания. Поневоле приходится с ними дело  иметь,  а  в
остальное  время  лучше  подальше  от  них,  -  наставительно   проговорил
Краснушкин. - А что напугали Кека - это отлично. Теперь он на  вас  станет
смотреть  с  немым  обожанием  и  забудет  шпионить.  Глядишь,  не   будет
придираться, что я увеличил штат на одну санитарку.  -  Краснушкин  лукаво
прищурился и подмигнул Варе.



                                    37

     Когда Варя рано утром приехала на  Варшавский  вокзал,  санпоезда  не
оказалось на месте. Дежурный комендант, ознакомившись с документами  Вари,
объявил, что состав полчаса тому назад ушел.
     - Этого быть не может! Я отпущена до девяти часов утра, а сейчас  нет
и половины девятого. Тут что-то не так.
     Неожиданно в комендатуру пришел фон Кек, задержавшийся в  городе.  Он
был обескуражен не менее, чем Варя, и потребовал своей отправки на  первом
же скором поезде, надеясь догнать санпоезд  в  дороге.  Комендант  куда-то
позвонил. о чем-то  справился  и  наконец  объявил,  что  сейчас  санпоезд
направили на особую ветку в нескольких верстах от станции, потому что  его
намерен инспектировать сам  верховный  начальник  санитарной  части  принц
Ольденбургский.
     - Я доставлю вас туда на дрезине, - предложил комендант.
     Кек и Варя согласились,  но  дрезину  нашли  далеко  не  сразу.  Пока
бродили по путям в сопровождении комендантского провожатого, прошло немало
времени. Кек волновался, беспокоилась и Варя: приближался час  отправления
поезда, и за опоздание могли быть неприятности. Но главное  ее  беспокоило
другое. Начальственный осмотр не предвещал ничего  хорошего.  Варя  знала,
что вчера вместе с партией перевязочного  материала  и  медикаментов  были
погружены несколько тюков листовок и прокламаций, размноженных в маленькой
типографии Ольги Борейко. И хотя листовки  были  великолепно  упакованы  -
отличить их от тюков ваты могли только она, Варя, да Краснушкин, - все  же
на душе было тревожно. Волновалась Варя еще и потому, что как раз  в  этот
рейс в числе санитарок поезда с ними отправлялась Клава Страхова. Паспорт,
рекомендации - все  было  заготовлено  надежно:"Опытная  санитарка,  может
исполнять обязанности сестры... Муж в действующей армии, в настоящее время
стоит со своими частями в Варшаве..." Все продумано до  малейших  деталей,
все точно рассчитано, но мало ли что может случиться...
     Варя  взглянула  на  Кека,  на  его  испуганные  глаза  и   почему-то
успокоилась. Вдруг появилась мысль, что, может быть, к  лучшему,  что  она
запаздывает. Ольденбургский уже наверняка начал осмотр и безусловно  будет
раздосадован ее недисциплинированностью. Что ж, тем лучше -  это  отвлечет
его от пристрастного знакомства со штатом поезда. "ДА, это верная мысль, -
подумала Варя. - Надо отвлечь его внимание. Любой ценой..."
     Когда Варя и торопливо шагающий за нею Кек подошли к санпоезду, принц
Ольденбургский, невысокого роста,  щупленький,  в  генеральской  шинели  с
красными отворотами человек, уже заканчивал свое знакомство с  медицинским
персоналом. На платформе молчаливо стояли  две  небольшие  шеренги  людей:
одна - врачи и медицинские сестры, другая - санитары, санитарки,  повар  и
прислуга.
     Краснушкин представил Ольденбургскому врачей,  сестер  милосердия  и,
указав на стоявшую напротив шеренгу прислуги, объявил с улыбкой:
     - Надеюсь, ваше высочество не жаждет знакомства с санитарами?
     Ольденбургский брезгливо пробежал глазами по напряженным лицам людей,
поморщился:
     - Нет, нет.  Передайте  им  сами  от  меня  поздравление  с  оказание
высокого  доверия  служить  в  санпоезде  императрицы.  Пускай  хорошенько
трудятся.
     - Осмелюсь заметить ваше высочество, -  с  озабоченным  видом  сказал
Краснушкин, - работы во время рейса очень много, а  штат  весьма  невелик.
Придется добавить санитарок...
     - Это уж ваше дело, - недовольно проговорил Ольденбургский. - У  меня
и без того забот сверх меры... А это еще что за фигуры? - Ольденбургский с
раздраженим смотрел приближающихся к поезду Варю и Кека.
     - Кто вы такие, господа? И почему  так  свободно  разгуливаете  около
поезда императрицы? - сдерживая нарастающий гнев, спросил принц.
     - Я врач-хирург санпоезда и иду к месту своей службы. Направлена сюда
комендантом станции. Поезда к назначенному времени не оказалось  на  своем
месте, - спокойно пояснила Варя.
     - Титуловать надо! - рывкнул Ольденбургский.
     - Я не  солдат,  чтобы  величать  вас.  А  кричат  на  женщин  только
невоспитанные люди, с которыми я  предпочитаю  не  разговаривать.  -  Варя
повернулась спиной к ошалевшему принцу и  спокойно  направилась  к  своему
вагону.
     - Ч-что, что вы сказали? - заикаясь  от  злобы,  с  трудом  выговорил
Ольденбургский. - Как ваша фамилия? Фамилия! - Кричал принц, но Варя  даже
не обернулась.
     Воспользовавшись этой сценой, вконец перетрусивший  Кек  засеменил  в
сторонку, подальше от высочайшего гнева.
     - А вы кто такой? - остановил Кека гневный окрик принца.
     - Я... я... - От испуга Кек не  мог  выговорить  и  слова.  Лицо  его
побледнело,  глаза,вылезшие   из   орбит,   бессмысленно   уставились   на
начальство.
     -  Отвечайте,  когда  вас  спрашивают!  -  Багровый   от   ярости   и
возбуждения, принц вплотную подступил к Кеку.
     - Никак нет.. никак нет... - лепетал Кек.
     Неизвестно, чем кончилась бы  вся  эта  сцена,  не  подоспей  вовремя
Краснушкин.
     - Не извольте беспокоиться, ваше величество. Это наш комендант,  мною
был отпущен в город до сегодняшнего утра.
     - Черт знает что такое! - гремел принц не обращая уже внимания ни  на
Кека, ни на все еще продолжавших стоять на платформе людей. - Набрали  бог
знает кого!  Титуловать  не  умеют,  грубят  начальству...  Надо  половину
разогнать. Наведите порядок...
     - Разрешите отпустить людей, ваше высочество? - спросил Краснушкин. В
глубине его умных карих  глаз  дрожала  усмешка.  -  Приступим  к  осмотру
поезда?
     Ольденбургский махнул  рукой  и  пошел  за  Краснушкиным  к  вагонам.
Раздосадованный  он  нехотя  осмотрел  новое  оборудование,  рентгеновскую
установку, хирургический кабинет. Здесь он снова  столкнулся  с  Варей.  В
белом  халате  и  косынке,   она   неторопливо   разбирала   хирургические
инструменты.
     - Ах, это опять вы! Может быть сейчас соблаговолите назвать  себя?  -
снова раздражаясь, спросил принц.
     - С удовольствием, ваше высочество. - Варя посмотрела принцу прямо  в
глаза и улыбнулась. Свет, падавший от окна, мягко освещал ее молодое лицо,
легкий румяней щек, спокойные улыбающиеся глаза.  Гнев  принца  постепенно
утихал.
     - Я Звонарева, врач-хирург...
     - Участница   порт-артурской   обороны,    награждена    Георгиевской
медалью... Варвара Васильевна - дочь генерала Балого, -  добавил  стоявший
рядом Краснушкин.
     - Ну что ж, очень  приятно,  -  одергивая  свой  китель,  приосанился
Ольденбургский.
     Настроение его при виде хорошенькой молодой женщины явно улучшилось.
     - К госпоже Звонаревой я не имею претензий, - сказал  он,  выходя  из
купе. - Хорошенькие женщины имеют право дерзить нам, мужчинам.  Хе-хе!  Но
вот Кека надо выгнать. Кто его направил сюда?
     - Министр двора по распоряжению ее величества, - доложил Краснушкин.
     - Пока что  я,  а  не  ее  величество,  ведаю  санитарной  частью,  -
недовольно проговорил Ольденбургский.
     - Поез ее величества  государыни  императрицы.  Она  и  считает  себя
вправе распоряжаться личным  составом,  как  находит  нужным,  -  напомнил
Краснушкин.
     - Личный состав поезда находится в моем личном  ведении!  Императрица
никогда не назначила бы вас начальником своего поезда, если  бы  не  знала
ваше  отношение  к  одной  грязной  особе,  протеже  очаровательной  мадам
Сухомлиновой! Ведь вы были, если мне не изменяет память, ее врачом?  А  я,
услышав  о  немилости  императрицы,  решил   обязательно   вас   назначить
начальником поезда. Был  твердо  убежден,  что  вы  не  допустите  влияния
"святого старца" на вашу работу. Иначе поезд превратится в  публичный  дом
на колесах. Особенно приглядывайтесь к деятельности Кека. Никаких денег  и
материальных ценностей ему не доверяйте, следите, чтобы он не  организовал
картежных игр среди раненых. Всех облапошит этот титулованный шулер.
     Заметив  княжну  Голицыну  ,  принц   добродушно   пошутил   с   ней,
справившись, сколько офицеров она  ранила  в  сердце  или  поразила  своей
красотой.
     - Я тут скорее жертва, чем охотник. Влюбилась сразу в дюжину  молодых
гвардейцев и теперь не знаю, на ком остановить свой выб