ь  поехать  сегодня  в  Бронники,  Александр
Васильевич, -  напомнил  своему  командиру  Павленко,  который  уже  давно
нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
     - Под вечер можно будет съездить,  -  согласился  Кремнев.  -  Но  не
надолго - нв часок, не больше. Завтра  с  зарей  мы  займемся  пристрелкой
батареи.
     Прапорщик поспешил распорядится, чтоб  через  два  часа  лошади  были
оседланы. Капитан приказал подать себе новый китель, тщательно побрился  и
осмотрелся в зеркало. Одновременно он отдавал  распоряжения  о  подготовке
батареи к завтрашней стрельбе.
     Когда Кремнев и Павленко широкой рысью двинулись в  Бронники,  солнце
уже скрылось за лесом, с низин и речек пахнуло прелвечерней  сыростью.  По
пыльным дорогам  по  направлению  к  позициям  тянулись  вереницы  кухонь,
лазаретных линеек, зарядных ящиков. Вскоревсадники подъехали к  небольшой,
утопающей в зелени  садов  деревушке.  Около  одной  из  хат,  на  которой
развевался флаг Красного Креста, офицеры остановились и, справившись здесь
ли сестры милосердия Осипенко и Ветрова, слезли с лошадей и направились во
двор...
     Знакомство с сестрами  началось  еще  зимой.  Только  что  получивший
назначение командиром батареи Кремнев  разыскивал  свою  часть  и,  сильно
продрогший и голодный, наткнулся на  передовой  перевязочный  пункт  Союза
городов. Передовым в это время пункт конечно , не был. До  переднего  края
обороны  было  не  менее  двадцати  верст.  Но  считалось,  что  в  боевой
обстановке его передвинут на линию дивизионных резервов, во второй эшалон.
Капитан заехал справиться о месторасположении штаба 102-й дивизии, которой
был придан  перевязочный  отряд.  Его  встретила  Ветрова  -  молодая,  со
строгими темными глмзами сестра, дежурившая в этот вечер на пункте.
     Перевязочный пункт одновременно был и питательным:  при  нем  имелась
столовая для солдат и офицеров. Ветрова  провела  капитана  в  столовую  и
пробыла с ним пока он  поел  и  напился  чаю.  Сначала  они  сидели  почти
молча,лишь изредка  перебрасывались  словами.  Девушка  скупо  и  сдержано
отвечала на вопросы  офицера.  Кремнев  тоже,  казалось,  не  замечал  ее,
стараясь поскорее согрется. Однако он обратил внимание на ее темные глаза,
на свежее, с нежным румянцем  и  правильными  чертами  личико  и  стройнуу
фигурку. Ему хотелось поговорить с ней, но мешало  смущение,  и  он  робко
задавал  вопросы.  Потом  как-то  незаметно  они  разговорились.   Ветрова
сообщила, что вопреки  воли  мужа,  уехала  на  фронт,  чтобы  работать  в
организации Красного Креста. Кремнев был очень  растроган  этой  историей,
заботливостью,  аглавное  милыми  глазами  сестры  милосердия  и  попросил
разрешения изредка  посещать  перевязочнопитательный  пункт  и  ее  лично.
Молодая женщина улыбнулась и слегка кивнула головой в знак  согласия.  Так
Кремнев приобрел приятное знакомство неподалеку от места расположения  его
батареи.
     Павленко тоже познакомился с Ветровой и недавно  прибывшей  новенькой
сестрой Осипенко. Вскоре он и его командир зачастили в Бронники, став  там
желанными гостями. Ирина Осипенко недавно окончила гимназию, курсы  сестер
милосердия и, к  великому  ужасу  своей  матери,  вдовы  недавно  умершего
адвоката,отправилась на фронт.
     Ветрова была всего на два года старше Осипенко,однако  в  отряде  она
давно занимала должность старшей сестры, и Ира оказалась в ее подчинении.
     ...Кремнев и Павленко вошли под навес,служивший  столовой  передпвого
перевязочного отряда Союза городов, приданного  102-й  дивизии.  Здесь  их
радушно встретили обе молоденькие сестры милосердия и,  пригласив  к  чаю,
стали усердно угощать бутербродами и печеньем.
     - При всем моем волчьем  аппетите,  больше  не  могу...  -  взмолился
Павленко.
     -  Наш  Боб,  очевидно,  сегодня  не  здоров:  съел   всего   десяток
бутербродов  и  осушил  полдюжины  стаканов  чаю,  -  смеялась  Ирина.  Ее
вздернутая верхняя губа обнажили острые белые зубы.
     - Диагноз установить не трудно: он влюблен. И в кого - догадаться еще
легче. Посмотри,Иринка, какими глазами он на тебя  смотрит,  -  с  улыбкой
проговорила Ветрова. -  Бедняга,  он  так  страдает,  что  совсем  потерял
аппетит.
     - Скорее это я страдаю от  тоски  по  вас,  Татьяна  Владимировна.  -
Кремнев не сводил восхищенных глаз с Ветровой.
     - Я замужем!-спокойно сказала она и показала обручальное кольцо.
     - За мифическим мужем!
     - Увы, вполне реальным, который к тому же никак  не  хочет  дать  мне
развод.
     - Скажите, где он и я моментально освобожу вас,  -  пылко  проговорил
прапорщик.
     - Вы-то тут причем, Боб?
     - Для своего командира я  готов  на  все,  даже  на  самоубийство,  -
шутливым тоном ответил Павленко.
     - Ой, какие страсти вы говорите! - лукаво играя  черными,  как  агат,
глазами, сказала Ирина.
     Прапорщик в шутку состроил свирепую физиономию. Все захохотали.
     - Правда, чтоскоро начнется наступление?-справилась Ветрова.
     - Вот уже четыре месеца, как я веду  ожесточеннейшие  атаки  на  ваше
сердце, Татьяна Владимировна, - ответил Кремнев.
     - И совершенно безуспешно, Александр Васильевич!  Все  ваши  атаки  и
впредь будут  отбиваться  с  огромными  потерями  для  вас,  -  улыбнулась
Ветрова.
     - В ближайшее время я подвезу тяжелую артиллерию своей боевой  славы,
и вы принуждены будете сдаться на милость победителя, - пригрозил Кремнев.
     - Вы итак окружены ореолом героя, но это на меня  мало  действует,  -
ответила Татьяна Владимировна. - Если вы действительно  начнете  наступать
против немцев,  то  наш  отряд  двинется  непосредственно  за  сто  второй
дивизией...
     - ...Вместе с нашей батареей, - живо добавил Павленко.
     - Мы вам не товарищи!  Вы,  артиллеристы,  народ  шумный,  все  время
стреляете, раненые этого не любят. Скорее мы пойдем за пехотой, -  сказала
Ирина.
     - В таком случае наша батарея пойдет рядом с вами. Мы  тоже  двинемся
за пехотой, - не унимался прапорщик.
     - Нет уж избавьте хоть в наступлении от вашего общества.
     - Как вы нас гоните? Подобное оскорбление смываетсь лишь поцелуями, -
наступал прапорщик на раскрасневшуюся от удовольствия Ирину.
     - Нам пора домой, - взглянул на часы Кремнев, поднимаясь из за стола.
- Нет ли у вас новых газет, а то мы  ничего  не  знаем,  что  делается  на
свете.
     - Так скоро? - разочаровано проговорила  Ирина.  -  Ирочка,  принеси,
пожалуйста, последние номера газет "Киевской мысли" да попробуй стащить  у
Емельянова "Русское слово", - распорядилась Ветрова.
     Девушка исчезла.
     Откинув брезентовую полу, которая прикрывала вхд под  навес,  офицеры
вышли во двор. После освещенной  столовой  ночная  темнота  показалась  им
особенно густой и плотной. Кое-где проглядывали очертания черных  силуэтов
деревьев, хат. На черном небе ярко мерцали крупные звезды.
     Кремнев и Павленко медленно направились  к  воротам,  вслед  за  ними
вышла из столовой и Ветрова.
     - Кликни-ка, Боб, вестового с лошадьми, а я подожду здесь, - попросил
Кремнев.
     Прапорщик направился к соседнему двору и громко крикнул вестового. Из
глубины сада показалась коренастая фигура солдата. Рядом  с  ним  мелькало
светлое женское платье.
     - Сию минуту, вашбродие, - отозвался солдат и направился к лошадям. -
вот только хозяйка откроет ворота.
     - Танюша!-страстным  шепотом  говорил  Кремнев,  сжимая  маленькую  и
холодную от волнения руку сестры. - Немучьте меня, скажите -  свободны  вы
или нет?
     -  Увы,  Александр  Васильевич,  я  занята,  и  вы  это  знаете.  Муж
собирается приехать сюда с  какой-то  научной  химической  комиссией.  Они
будут исследовать состав немецких отравляющих газов,  -  так  же  тихо  и,
казалось, спокойно ответила Ветрова.
     Подошла Осипенко с пачкой газет в руках.
     - Вытащила у Емельянова не только "Киевлянина" и "Русское слово",  ни
и петербургскую "Речь", - с торжеством сообщила Ирина.
     - Очень, очень вам благодарен, - с чувством  поблагодарил  Кремнев  -
Правда, "Киевлянина" я никогда не читаю. Это черносотенно-погромная газета
самого низкого пошиба.
     - Вы придерживаетесь либеральных взглядов?-спросила Ветрова.
     - К черносотенцам себя не причисляю. Я сторонник  мирного  обновления
нешего государственного строя, - ответил капитан.
     - А я социалист, - вмешался Павленко.
     - Вы, Боб, просто-напросто... дурачек. Куда вам соваться в  политику!
- фыркнула от смеха Осипенко.
     - Вы не  верите?  Помянете  мое  слово:  если  после  войны  случится
революция, то вы увидите меня на  барикадах  с  красным  флагом,  -  пылко
уверял прапорщик.
     - Уцелейте сначала во время войны, - спокойно заметила Ветрова.
     - Пока что вся революционность Боба заключается в том, что  он  готов
ухаживать за всеми встречными девушками, - съязвил Кремнев.
     - Ах, так!-подхватила Ирина. - Значит, он ветрогон,  которому  нельзя
верить?
     - Я думала, что ты наблюдательнее, Ира, - обняла подругу Ветрова.
     Девушка обижено замолчала.
     Вэто время вестовой подвел лошадей.
     Застоявшиеся в ночной прохладе лошади нетерпеливо топтались на  месте
и громко фыркали. Кремнев и Павленко легко вскочили в седла  и,  пожав  на
прощание руки сестрам, широкой рысью двинулись по дороге.
     -  Тебе  Ирина,  Боб,   не   говорила,   что   за   муж   у   Татьяны
Владимировны?-задумчиво спросил Кремнев, когда они проехали деревню. - Кто
он?
     - Упоминала вскользь, что  он  известный  профессор,  что-то  лет  на
двадцать старше своей жены, но тем не менее она его очень любит, - ответил
Павленко.
     - не почему-то этому не верится, - проговорил капитан.
     Остальную дорогу оба  приятеля  молчали,  погруженные  в  свои  думы.
Прапорщик по молодости мечтал о невероятных подвигах, которые он  совершит
в первом же бою этого грандиозного наступления.
     "Да, именно грандиозного!-думал Павленко, горяча свою  лошадь.  -  Я,
конечно, маленький человек, всего только прапорщик, но  и  я  вижу,  какое
большое готовится наступление, как стягивают  части  пехоты,  сколько  нам
подбросили  вооружения.  А  не  днях,говорят,  к  нам  прибудет   какая-то
сверхтяжелая артиллерия.Это, дорогой Боб, тебе не фунт  изюма!  Хорошо  бы
тебе, дружище, в этих частях послужить, Да впрочем, нет,  -  мне  и  здесь
хорошо! Ведь главное - учавствовать в историческом наступлении. А что  оно
будет историческим - это определенно. Ведь не  даром  командующий  фронтом
сам генерал Брусилов".
     И Боб Павленко, взволнованый своими мыслями представил себе, как он ,
увенчаный славой героя, предстанет перед Ириной. Она после этого, конечно,
разрешит ему поцеловать себя. Кремнев не мечтал о боевой славе,  он  решал
мучительный для него вопрос: любит ли его Таня, или ему  только  кажеться.
Он вспоминал ее ласковые теплые карие глаза, и надежда  загоралась  в  его
душе. "Но голос, почему такой спокойный голос?-в который раз спрашивал  он
себя, чувствуя, как холодеет его сердце.
     Вернувшись на батарею, капитан  справился  у  дремавшего  на  постели
Крутикова,  не  было  ли  новых  распоряжений  от  начальства,  и  передал
привезенные с собою газеты. Штабс-капитан с жадностью  накинулся  на  них,
забыв про сон.  Быстро  просмотрев  киевские  газеты,  Крутиков  впился  в
"Русское слово", вчитываясь в каждую статью.
     -  Большие  умники  кадеты.  Вот  бы  создать   ответственное   перед
Государственной  думой  министерство  во  главе  с   Павлом   Николаевичем
Милюковым! Он живо бы прибрал к рукам Гришку Распутина вместе  с  царицей.
Тогда мы наверняка кончили бы войну если не в  нынешнем,  то  в  следуюшем
году. Побывали бы в Берлине, посмотрели бы на немецкие порядки и вернулись
бы домой, - вслух мечтал штабс-капитан.
     -  Ты  поступил  бы  в  Академию  Генерального  штаба,  а   я   -   в
артиллерийскую, - подхватил его мысль Кремнев.
     - А я женился бы на Ирочке, - отозвался Павленко.
     - Так она и пойдет  за  такого  дурачка  ,  как  ты,  -  охладил  пыл
прапорщика Кремнев.  -  Ложись-ка  лучше  спать,  а  то  завтра  нам  рано
вставать.
     -  Слушаюсь,  господин  капитан,  -  официально  отозвался   обиженый
прапорщик.
     Сам Кремнев тоже лег спать, приказав разбудить себя на рассвете.



                                    16

     Было четыре часа  утра,  когда  Кремнев  с  Павленко  вышли  на  двор
умываться. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но  золотисто  огненный
пожар зари уже загорался на небосклоне. Деревья и травы блистали алмазными
капельками утренней росы.  В  бездонной  глубине  утреннего  чистого  неба
неслась радостная песня жаворонка. С запада тянул чуть  заметный  ветерок,
едва шелестя верхушками деревьев.  Воздух  был  необычайно  прозрачен,  на
десятки километров четко виднелось каждое дерево. Грудь дышала  глубоко  и
свободно.
     - Чудно! Чудно! - сказал дежуривший на батарее сологубенко, подходя к
своему командиру. - И какой дрянью должен быть  человек,  чтобы  пакостить
войной это великое создание природы!-показал он рукой вокруг.
     - Что это ты расфилософствовался, Леня?-удивился Кремнев.
     - Какая тут философия! Я художник и восхишаюсь прекрасным утром.  Где
нам, жалким  рисовальщикам,  ровняться  с  этими  чудесами  природы!  Нет,
никогда не сможет человек создать такое  богатство  красок,  тонов,  такую
гармонию, - Cологубенко рукой описал большой квадрат неба,  -  вот  такую!
Написать бы - и можно умереть, ибо имя твое станет бессмертным.
     - Мы с Павленко сейчас уйдем на  передовой  наблюдательный  пункт,  а
тебя я попрошу остаться за старшего  на  батарее,  -  прервал  сологубенко
капитан.
     Художник разочаровано вздохнул и начал торопливо собираться.
     В  воздухе  послышалось  гудение   мотора,   ивысоко   вверху,   чуть
поблескивая на солнце, показался немецкий самолет. Он,  гигантская  птица,
распростер свои крылия, зорко всматриваясь в еще  погруженные  в  утреннюю
дрему поля и леса. Изредка в небе раздавались короткие пулеметные очереди,
которыми немец подавал своим какие-то сигналы.
     Кремнев  тревожно  обернулся  в  сторону  батареи,  на  которой   уже
суетились солдаты.
     - Как бы немец не заметил нас сверху! Передай, Боб по телефону, чтобы
люди не ходили около орудий, пока в воздухе кружит самолет.
     Cолнце уже выглянуло из-за горизонта и осветило  землю  первыми,  еще
нежаркими, красноватыми лучами, когда  Кремнев  и  Павленко  добрались  до
пехотных окопов.
     - Хорошо будет пристреливаться, - бросил Кремнев.
     - Да, быстро закончим пристрелку. Утром солнце светит нам в спину,  а
немцам  в  глаза,  и  они  не  смогут  разглядеть,  где   расположен   наш
наплюдательный пункт.
     В блиндаже  Хоменко  артиллеристы  застали  уже  в  сборе  командиров
батальйонов и рот, которые должны были первыми атаковать  немецкие  окопы.
Полковник неторопливо излагал свой план наступления и  указывал  на  карте
направление движения подразделений самого полка.
     - Нам дан участок протяжением по фронту всего триста  сажен.  Впереди
пойдут разведчики и гренадеры, затем уже роты в густых цепях, следуя  одна
за другой на растоянии полутороста - двухсот шагов. Я намечаю двинуть один
за другим первые три батальена, четвертый же  батальен  останется  в  моем
частном резерве, - появнил Хоменко.
     - Как же мы  полезем  на  десять  рядов  колючей  проволоки,  да  еще
сомкнутым строем?-спросил один из офицеров. - Нас моментально перекосят из
пулеметов!
     - Наши друзья артиллеристы  проделают  в  проволоке  три  прохода  на
атакуемом участке: справа, посредине и слева, а тяжелые  батареи  разрушат
первую линию вражеских окопов и заставят молчать немецкие батареи.  Только
после этого мы двинемся вперед. Послушаем теперь командира батареи, как он
собирается действовать при наступлении.
     Кремнев подробно  рассказал,  как  будет  происходить  артиллерийская
подготовка  наступления,  условился  об  организации  связи  снаступающими
ротами и попросил точно указать, где надлежит сделать проходы в проволоке.
     Пехотные офицеры задали  ему  множество  различных  вопрсов,  уточняя
детали связи и сигнализации. Когда беседа закончилась, Кремнев  отправился
на передовой наблюдательный пункт и осторожно, чтобы не привлечь  внимание
противника,  двумя-тремя   выстрелами   пристрелял   батарею   по   нужным
направлениям. Затем он приказал записать исходные данные для стрельбы.
     - Теперь можно и домой.  Я  думаю,  что  мы  за  полдня  пробьем  все
проходы, израсходовав по пятьсот - шестьсот гранат на  каждой  из  них,  -
прикинул он вслух.  -  Если  я  выбуду  из  строя,  ты  заменишь  меня  на
наблюдательном пункте.
     - Слушаюсь! Я сегодня внимательно следил за всей пристрелкой и хорошо
запомнил, где нужно разрушать проволоку. Только прошу вас: берегите себя в
бою, - просил прапорщик.
     Было уже около  полудня,  когда  они  вернулись  на  батарею.  Солнце
немилосердно припекало. Люди и лошади укрывались от жары в тени  деревьев.
Батарея казалась вымершей. Фронт молчал. Воспользовавшись этим, Кремнев  и
Павленко  занялись  уточнением  организации  связи  с  пехотой  во   время
наступления. Сологубенко чертил  различные  панорамы,  иллюминовал  карты.
Крутиков с фельдфебелем обсуждал текущие  хозяйственные  вопросы.  Солдаты
чинили одежду, стирали белье или просто вели нескончаемые разговоры о том,
скоро ли выйдет "замирение" и дадут ли им после войны землю.
     Среди призваных из запаса солдат  были  и  участники  русско-японской
войны. Первую революцию они пережили,находясь  в  рядах  армии.  Видели  и
волнения рабочих, и крестьянские  востания,  в  госпиталях,  на  фронте  в
окопах встречались с интересными людьми - большевиками,  агитаторами.  Над
многим приходилось задуматься солдатам, и поэтому теперь они лучше  других
разбирались в политике, событиях и имели свое  мнение  о  том,  что  будет
после войны.
     - Никакой прирезки земли не будет, коли мы ее сами себе не  прирежем!
- неторопливо  говорил  наводчик  Солопов,  Георгиевский  кавалер  еще  за
японскую войну. - Воюем мы, братки, свою  кровь  проливаем,  а  доходы  от
войны получают генералы да помещики: генералы - чины,  кресты,  ордена,  а
помещикиденьги. Им почет и уважение, а нам только деревянные кресты да три
аршина земли.
     - Пусть бы тогда генералы да помещики войну воевали, а нас  отпустили
по домам, - заметил еще не старый кадровый бомбардир-наводчик Грунин.
     - Без солдатской кровушки войны не будет.  Господа  не  больно  охочи
свою проливать. На то,  мол,  мужик  нужон,  чтоб  было  кого  убивать  за
Росею-матушку да за царя-батюшку, - заметил рядовой Кедров,  из  луганских
рабочих.
     - А мы все враз домой подадимся. Пущай, кому  охота,  в  окопах  вшей
кормят, - вмешался в разговор телефонист Петров.
     - Так тебя,  дурака,  и  отпустят  с  фронта.  На  войне,  брат,  все
продумано. Вперед на немца бежать разрешается, а как в тыл  подашся,  тебя
мигом схватят жандармы да полиция. На то они и поставлены. Они знают: коль
солдат побежализ окопов, то их заместо солдат  пошлют  на  фронт  кому  же
охота  свою  шкуру  под  пули  подставлять?  Тебя  словят   и   начальству
представят: так, мол, и так - дезертир, надобно  его  поскорей  обратно  в
окопы загнать, а то некому господ от немца защищать, - пояснил Кедров.
     - Да, дело тут темное... Ну, мне надо идти в пехоцкие окопы,  сменять
телефониста. - И Петров отошел.
     Приближение  Крутикова  заставило  солдат  замолчать.  Штабс-капитан,
заметив на траве окурки от солдатских цигарок и мелкие  бумажки,  приказал
тщательно подмести около орудий.
     - Что твой театр: ни плюнь, ни  окурка  наземь  не  брось,  -  ворчал
Солопов, подметая около своего орудия.
     Когда все было убрано и подметено, Крутиков успокоился и ушел.
     Уже в сумерки к дому лесника подъехала группа всадников,  оказавшихся