во плохо что
в пехоте, что в артиллерии. А тут, по всему видно, такое начнется,  что  и
костей  не  соберешь.  Нет,  надо  подобру-поздорову  убраться   подальше.
Живем-то один раз..."
     К вечеру Трофимов добрался до Люблина, на ночь устроился на одном  из
пунктов Красного Креста, а с утра направился в тыловой  госпиталь.  "Авось
на этот раз повезет", - подумал он. Но военный врач,  осмотрев  Трофимова,
холодно проговорил:
     - Вот что, милостивый государь, пеняйте на себя. По  закону  военного
времени я обязан вас  задержать  и  передать  куда  следует.  Вы  покинули
передовую, удрали в тыл. У вас одна болезнь - ярко выраженная симуляция. А
это попахивает дезертирством.
     И военврач немедленно сообщил о  дезертирстве  поручика  Трофимова  в
штаб 2-й гвардейской дивизии генералу фон Нотбеку. Оказалось, что в  штабе
было   получено   донесение    командира    гренадер    об    исчезновении
прикомандированного  к  полку  поручика   Трофимова.   Бледный,   насмерть
перепуганный, он предстал перед генералом.
     Задав поручику два  или  три  вопроса,  Нотбек  тут  же  распорядился
предать его военно-полевому суду по обвинению в дезертирстве. Суд собрался
немедленно и вынес приговор: за дезертирство из части  в  виду  неприятеля
разжаловать Трофимова в солдаты и расстрелять.
     Принимая во внимание  первую  судимость,  генерал  смягчил  приговор,
отправив его рядовым в свой полк с маршевой  ротой.  Командиру  роты  были
даны  специальные  указания.  Трофимова  переодели  в   солдатскую   форму
Гренадерского полка и поставили в общий строй.
     Маршевая рота прибыла на место уже затемно. Ночью Трофимова направили
на пополнение одной из рот полка, которая с  утра  должна  была  атаковать
австрийскую позицию.
     Едва рассвело, как  Борейко  открыл  огонь  по  укрепленной  горушке.
Стояло ясное прохладное утро, солнце светило в спину  русским  и  в  глаза
немцам. Это очень облегчало пристрелку. Отправив Зуева  в  пехотные  окопы
для наблюдения, Борейко после  первых  выстрелов  справился,  как  ложатся
снаряды.
     - Кучно, как раз туда, куда надо! - не замедлил доложить Вася.
     Один за другим грохотали страшные разрывы тяжелых снарядов и  к  небу
вздымались высокие черные столбы дыма и пыли.
     Вскоре Борейко заметил, что с  обстреливаемой  им  горушки  по  ходам
сообщений бегут солдаты.
     Солнце поднималось все выше, изрядно припекая землю.  Русская  пехота
постепенно накапливалась на  переднем  крае  обороны.  Чувствовалось,  что
приближается  момент  атаки.  В  воздухе,  блистая  серебряными  крыльями,
проносились вражеские самолеты.
     Сначала тихо, затем все громче и увереннее, переливаясь  из  окопа  в
окоп, несся крик:
     - Ура-а-а!
     Это были цепи русских  солдат,  которые,  как  волны,  перекатывались
через  бруствер  и  со  штыками  наперевес  стремительно  приближались   к
австрийским окопам. Еще немного, еще последний бросок и уже  никакая  сила
не сможет сдержать эту лавину.
     В этот момент ударили уцелевшие австрийские пулеметы и  батареи.  Они
били фланговым огнем, скашивая шеренги  русских  солдат.  Пехота  залегла.
Атака могла захлебнуться.
     - Огонь! Скорее огонь! - бледный, с перекошенным от  бешенства  ртом,
кричал Борейко в телефон.
     Когда замолчали пулеметы австрийцев, русская пехота вновь поднялась и
с яростью ворвалась в окопы пртивника. Заметив это, Борейко  открыл  огонь
по тем местам, где он обнаружил  пулеметные  гнезда.  В  несколько  секунд
огневые точки были уничтожены.
     Австрийцы дрогнули и начали торопливо отходить.  Пехота  ринулась  за
ними. Все перемешалось. Слышались только лязг железа, предсмертные  крики,
стоны, проклятия. Боясь поразить  своих,  примолкли  пушки  обеих  сторон.
Замолчала и тяжелая батарея Борейко, выжидая результатов атаки.
     Зуев не  выдержал  этой  напряженной,  полной  смертельной  опасности
тишины. Схватив винтовку он одним махом выскочил из окопа  и,  пригибаясь,
побежал туда, откуда доносились грозные звуки жестокого боя.
     - Назад! - Вася скорее почувствовал, чем услышал,  срывающийся  голос
Звонарева. Ноги сами несли его к австрийским  окопам.  Во  рту  пересохло.
Вместо сердца чувствовал сосущий холодок.
     - Ура-а-а! - вырвался хриплый  крик  из  его  глотки.  Рядом  с  ним,
задыхаясь, бежали Лежнев, Михайленко и Заяц.
     Пехота пробежала уже больше половины пути до врага,  когда  хлестнула
пулеметная очередь, и с десяток солдат со  стонами  повалились  на  землю.
Трофимов в этот момент увидел перед собой глубокую воронку от снаряда и  с
разбегу повалился в нее. Рыхлая земля была еще теплой от солнечных лучей и
еще сохраняла горьковатый запах взрывчатки. Здесь было тихо и безопасно.
     Подбежавший унтер грубо крикнул:
     - Сейчас же вылазь из ямы, а то штыком приколю, - и угрожающе вскинул
винтовку.
     Трофимов нехотя, с трудом поднялся на  ноги.  В  это  время  над  ним
разорвалась шрапнель и пули со зловещим визгом пролетели над  головой.  Ни
одна из них не задела Трофимова, но он снова повалился в воронку  и  решил
больше из нее не вылезать.
     - Если еще раз  спрячешься  -  пристрелю,  как  собаку!  -  пригрозил
подошедший офицер.
     Перепуганный Трофимов, трусливо втягивая голову в плечи,  побежал  за
другими солдатами. Вдруг неожиданно он провалился в глубокую яму и  больно
ушиб ногу. Осмотревшись, куда он попал, Трофимов понял, что  находится  на
дне глубокого, полузасыпанного землей австрийского окопа.  Тут  же  сидели
трое солдат - двое австрийцев и один русский. Они мирно перевязывали  друг
другу раны. У русского кровоточила нога и он  старался  остановить  кровь.
Австрийцы были ранены в руки.  Бледные  от  потери  крови,  они  с  трудом
двигались по окопу. Русский перевязывал раненого в плечо австрийца, а  тот
сунул в рот русскому солдату сигаретку и дал прикурить ее.
     Трофимов осмотрелся, не понимая, кто здесь пленный, а кто победитель.
Но война была явно забыта. Еще недавно злейшие враги, готовые  убить  друг
друга, теперь они оказались только страдающими, несчастными людьми.
     - Тебе куда попало, земляк?  -  спросил  русский  солдат,  видя,  как
Трофимов трет ушибленную ногу.
     - Я не ранен. Оступился и провалился в эту яму. Кто тут кого  взял  в
плен: ты или они тебя? - спросил Трофимов.
     - Мы просто  замирились.  Надоело  друг  друга  калечить!  -  пояснил
русский солдат.
     В это время из полузасыпанного  землей  блиндажа  просунулась  чья-то
рука с пистолетом и Трофимов наверняка простился бы с жизнью, если бы один
из австрийцев не ударил наотмашь по этой руке. Пуля пролетела мимо.
     Русский солдат схватил свою винтовку и со всей силой ткнул  штыком  в
блиндаж. Раздался отчаянный вопль.
     - Пошли, что ли, дальше или здесь останетесь? - спросил Трофимов.
     - Мы отвоевались, а тебе следует идти  за  своими  на  австрияков,  -
ответил русский, подозрительно приглядываясь к Трофимову.
     Русские части ушли далеко вперед. По полю шли санитары,  переносившие
в  тыл  тяжелораненых,  легкораненые  брели  сами.  Трофимов  старался  не
смотреть на них, чтобы не пугаться, не потерять совсем голову от страха, и
неторопливо брел вперед, вслед за наступающими цепями.
     Он шел довольно долго и наконец  понял,  что  впереди  него  уже  нет
пехотных  частей.  По  полям  гарцевали  отдельные  группы  всадников   из
кавалерийского прикрытия. Трофимов вошел в деревню и, зайдя в первую хату,
попросил напиться. Затем он прилег на скамейке.
     Под вечер  австрийская  разведка  нашла  Трофимова  лежащим  в  хате.
Трофимов предъявил свое сохранившееся офицерское  удостоверение  и  тотчас
был отправлен в штаб. Его здесь не замедлили допросить  о  расположении  и
количестве русских войск.
     Все, что  Трофимов  знал,  он  сообщил  допрашивающему  его  офицеру.
Австрийцев особенно поразило, что он был тяжелым артиллеристом. Они  очень
редко попадали в плен.
     Ночью русские неожиданно перешли в наступление. Офицеры  австрийского
штаба бежали из деревни, оставив на месте  все  штабные  бумаги.  Трофимов
бежал вместе с ними.
     Утром штабные бумаги австрийцев попали в штаб Гренадерского  полка  и
из них узнали об измене и предательстве  Трофимова.  Но  он  был  уже  вне
досягаемости русской армии.
     Одновременно с Трофимовым попали в плен Заяц, Лежнев и Михайленко.
     Заяц немного знал немецкий язык и австрийцы назначили его старшим. По
дороге в лесу Заяц громко по русски скомандовал:
     - Тикай, братцы, кто может! - и бросился в ближайшие кусты.
     Пленные разбежались.
     На следующее утро испачканный, с расцарапанным  лицом  Заяц  предстал
перед Борейко. Он доложил, что прибыл из плена в батарею.  Вскоре  явились
Лежнев и Михайленко. Они видели среди бегущих офицеров австрийского  штаба
и Трофимова.
     - Жаль, не было у нас под руками винтовки,  а  то  мы  его  наверняка
пристрелили бы, - сожалел Заяц.



                                    23

     Австрийская  армия  быстро  отходила  на  запад.  Даже   естественные
преграды - водные рубежи - австрийцы не смогли использовать  для  обороны.
Русская армия  за  несколько  часов  форсировала  реку  Сан.  Без  боя,  в
стремительном отступлении был оставлен  Львов,  столица  и  главный  город
Галиции.
     Преследующие неприятеля русские войска делали  переходы  по  тридцать
километров ежедневно. За наступающей армией шла тяжелая батарея Борейко.
     В десятых  числах  сентября  батарея  Борейко  подошла  к  небольшому
галицийскому городку Тарнобжегу, расположенному на  правом  берегу  Вислы.
Весь белокаменный, утопающий в зелени садов, он  казался  очень  красивым.
Австрийцы задержались в  непосредственной  близости  от  западной  окраины
города. В Тарнобжеге расположились русские штабы и резервы. Город оказался
битком набитым солдатами и военными повозками.
     Австрийцы  бросили   на   участок   Тарнобжега   значительные   силы.
Продвижение  русских   частей   приостановилось,   командованию   пришлось
подтягивать резервы.
     Расположение  Тарнобжега  -  на  правом  берегу  Вислы  -  подсказало
командованию интересный тактический прием: перебросив на левый,  северный,
берег реки русскую пехоту, обойти фланг австрийцев и  ударить  им  в  тыл.
Командир Гренадерского полка полковник Новиков и Борейко тщательно изучали
по карте местность, сличали показания разведки с картой.
     - Проведем разведку боем. Я сейчас открою огонь по австрийцам, а вас,
господин  полковник,  прошу  проследить  за  действием  моих  снарядов,  -
предложил Борейко.
     Вскоре с десяток тяжелых снарядов  обрушилось  на  окопы  австрийцев,
после чего пехота,  в  сопровождении  легких  пушек,  бросилась  в  атаку.
Австрийцы отошли на полтора-два километра и вновь задержались на следующей
укрепленной полосе.
     Стало очевидно, что лобовой атакой их далеко не сдвинешь и  необходим
глубокий обход с противоположного берега реки.
     Как  только  стемнело,  началась  переправа  на  левый  берег   Вислы
батальона   гренадер.   Чтобы   не   привлекать    внимания    австрийцев,
переправлялись через реку в полной тишине,  значительно  ниже  Тарнобжега.
Ночь выдалась туманная, что помогло скрыть многочисленные  лодки  русского
десанта. Высадившийся батальон по левому берегу реки направился  вверх  по
течению, вскоре миновал Тарнобжег и вышел  во  фланг,  а  затем  и  в  тыл
вражеской обороны.
     Беспечные австрийцы хотя и выставили дозоры на левом берегу реки,  но
солдаты спали по хатам или устроились на берегу на копнах скошенного сена.
     Гренадеры захватили некоторые из этих дозоров. От них узнали пароль и
пропуск и спокойно двинулись вперед, не встречая  сопротивления.  Началась
вторая переправа, вверх по реке через Вислу, теперь уже с левого на правый
берег реки. Первые лодки были сразу замечены  дозором  австрийцев  и  даже
освещены ракетами. Но сообщенный пароль и пропуск с  указанием,  к  какому
именно полку принадлежат солдаты, совершенно успокоили австрийскую  охрану
и она спокойно допустила высадку десанта.
     Едва вступив на землю, гренадеры обезоружили встретивших их солдат и,
связав, оставили под охраной на берегу реки.
     Высадка  десанта  продолжалась  беспрепятственно.  Переправилось  уже
больше роты с несколькими пулеметами, пока наконец  кто-то  из  австрийцев
догадался, что это русские и выстрелом поднял тревогу.
     Тихая ночь сразу огласилась грохотом стрельбы, трескотней  пулеметов,
криками,  взрывами  ручных  гранат.  В  воздух  стали   взлетать   десятки
осветительных ракет. Но  гренадеры  уже  прочно  зацепились  за  небольшой
плацдарм на вражеском берегу. Каждую минуту подходили все  новые  и  новые
лодки   с   подкреплением.   Захваченные    врасплох    австрийцы    слабо
сопротивлялись.
     Высадка десанта произошла в том районе, где располагались австрийские
дивизионные и корпусные обозы, легко поддавшиеся панике в ночной темноте.
     Только один, расположенный здесь на отдых первоочередной полк  оказал
сопротивление и даже попытался сбросить в реку русских.
     Но через реку уже переправились русские батареи. Выкатив свои пушки в
стрелковую цепь, артиллеристы в  упор  начали  расстреливать  опомнившихся
было  австрийцев.   Не   выдержав   артиллерийского   огня,   единственный
оказавшийся  боеспособным  австрийский  полк  в  панике   бежал.   Русские
подразделения хлынули вперед, захватывая все новые и новые селения в  тылу
австрийцев.
     В то же  время  русские  части  на  переднем  крае  обороны,  услышав
стрельбу в отдаленном тылу врага, энергично атаковали противника.
     Начало светать, когда  охваченные  паникой  австрийские  обозники  на
полном карьере врезались в боевые порядки своей пехоты и смяли  их.  Тогда
все полки дрогнули и бросились бежать куда глаза глядят.
     Австрийцы,  зажатые  между  двух  огней,  заметались   на   небольшом
пространстве в тщетных поисках спасения. Они поняли, что попали в  ловушку
и, побросав оружие, массами стали сдаваться в плен.
     Только к полудню это побоище кончилось.  Австрийцы  откатились  сразу
больше, чем на двадцать километров, отойдя к реке Дунайцу.
     На следующее утро Звонарев доложил Борейко, что из четырех пушек  три
к стрельбе непригодны и требуют капитального ремонта. Непригодны они  были
и к длительным переходам по разбитым дорогам.
     В тот же день Борейко подал об этом рапорт по  начальству  и  получил
приказ отправиться в Ивангородскую крепость, где были организованы тыловые
артиллерийские мастерские.



                                    24

     Погода стояла хорошая, сухая, теплая и через неделю батарея собралась
в Ивангороде, старинной крепости, построенной в середине прошлого века  из
кирпича и только перед войной отчасти модернизированной. Основной  задачей
крепости было обеспечение переправы через Вислу при впадении  в  нее  реки
Вепрж.
     Комендантом  крепости  состоял  очень   энергичный   и   инициативный
инженер-полковник Шварц, хорошо известный Звонареву  по  Порт-Артуру,  где
они встречались под Кинчжоу и на различных фортах крепости.
     К Ивангороду подошли и две другие батареи 3-го дивизиона 1-й  тяжелой
артиллерийской бригады. Вновь после Восточной  Пруссии  появился  командир
дивизиона подполковник Куприянов. Из  разговоров  выяснилось,  что  другие
батареи гораздо меньше принимали участия в боях  и  лучше  сохранили  свою
материальную часть. Куприянов сообщил, что в штабе 4-й и 10-й армий  очень
хорошо отзывались о действиях батареи Борейко.
     - Но ваша батарея считается самой либеральной.  По  доносам  выходит,
что вы, Звонарев и Блохин - ярые революционеры. К доносам было приложено и
несколько прокламаций, якобы обнаруженных у  солдат  батареи.  Командующий
армией генерал Ленчицкий приказал дело прекратить и оставить вас в  покое,
- сообщил Куприянов, - но постарайтесь на будущее  время,  чтобы  подобных
прокламаций у вас не обнаруживалось.
     - Сие от меня не зависит. Идет война, солдаты не в казармах,  а  пока
есть революционеры, будет и подпольная литература, - ответил Борейко.
     -  Но  в  других  батареях  прокламаций  не  обнаружено,  -  возразил
Куприянов.
     "Появятся и там, дайте срок", - подумал Борейко, а вслух сказал:
     -  Вам  известно,  господин  подполковник,  что   Трофимов   оказался
изменником и предателем?
     - Что вы говорите?! Быть этого не может! - удивился Куприянов.
     - В штабе 2-й гвардейской дивизии вы сможете  получить  исчерпывающие
данные по этому вопросу.
     После смены орудий и ремонта батарея Борейко вместе с  двумя  другими
батареями дивизиона была включена в подвижной резерв  крепости.  Куприянов
поместился в штабе крепости и оттуда отдавал нужные распоряжения.
     Он рассказал, что 1-ю тяжелую артбригаду распределили  по  нескольким
армиям. 1-й дивизион остался в 1-й армии, 2-й - во 2-й, а 3-й придали  9-й
армии, которой командует генерал Ленчицкий. В штабе армии Куприянов слышал
очень лестные отзывы о действиях батареи  Борейко.  Звонарев  приказом  по
армии был произведен в подпоручики,  а  Борейко  со  дня  на  день  ожидал
производства в капитаны. Зуева было  решено  направить  на  артиллерийские
курсы для подготовки прапорщиков артиллерии.  Блохин,  Лежнев,  Михайленко
были представлены к солдатским крестам.
     Среди батарей дивизиона 7-я оказалась самой боевой. Ее потери в  боях
составляли примерно пятьдесят человек. Подбиты два орудия и  три  зарядных
ящика. Сменился почти полностью конский состав.
     Соседняя, 8-я батарея, тоже гаубичная, потерь в материальной части не
имела, а солдаты отделались легкими ранениями.  Командир  батареи  молодой
капитан Думов предпочитал спокойную  жизнь  боевой  обстановке  и  огневые
позиции он выбирал поглубже в тылу. Третья в  дивизионе,  9-я  по  номеру,
батарея  была  пушечная,  вооруженная  пушками   последнего   образца,   и
предназначалась для  обстрела  глубоких  тылов  противника.  Командир  ее,
капитан Потапов, тоже не рвался в бой. Борейко возмущался его пассивностью
и часто высказывал это Куприянову, называя  9-ю  батарею  самой  худшей  в
дивизионе.
     - Потапов должен двигаться  за  пехотой  с  легкими  орудиями,  а  не
плестись в хвосте.
     Куприянов наседал на 9-ю батарею, требуя от  нее  активных  действий,
риска в боевой обстановке. За это Потапов невзлюбил Борейко  и,  где  мог,
называл его либералом и даже социалистом.
     Так каждая из трех батарей  дивизиона  отличалась  своим  собственным
порядком.  Мягкотелость  Куприянова  не   способствовала   объединению   и
сплочению офицеров дивизиона.
     Командиры батарей сначала отнеслись к Звонареву недружелюбно,  считая
его "борейковским прихвостнем". Но потом убедились, что он человек знающий
и с хорошей боевой закалкой.
     Обычно Звонарева при осмотре орудий сопровождал Вася Зуев.
     - Что этот молодой человек может понимать в наших  орудиях?  Мы  сами
получили их только перед  войной.  Где  же  ему  было  ознакомиться  с  их
устройством? - возмущались многие офицеры.
     Вася объяснил, что он студент-технолог  и  производственную  практику
проходил в орудийной мастерской Путиловского завода, где изготовлялись эти
пушки, поэтому хорошо знаком с их устройством.
     - Понятно, почему вам не требуется технической помощи.  Надо  просить
командира дивизиона, чтобы одного из вас  перевели  в  другую  батарею,  -
ухватились за эту мысль командиры батарей. - Хотя бы до приезда в дивизион
артиллерийских техников.
     В октябре 1914 года немцы бросили все свои силы на фронт Ивангород  -
Варшава.  Наступила  дождливая  осень,  дороги  раскисли,  русские  армии,
перебрасываемые с реки Сан на среднюю Вислу, с огромным трудом тащились по
прифронтовым дорогам.
     Отбросив слабые русские заслоны на левом берегу Вислы, немцы вплотную
подошли к Ивангороду и  с  ходу  бросились  на  штурм  крепости.  Начались
упорные, напряже