Лейтенант положил трубку.
   - Похоже, девицы к вам приходили от того уголовного специалиста, которого
и на самом деле Федей зовут.
   - Что вы говорите! Такие милые  девушки,  я  с  ними  долго  чай  пил,  о
коллекции рассказывал...
   - Будьте, пожалуйста, настороже.  Теперь  к  вам  могут  уже  не  девушки
нагрянуть.
   Лицо генерала энергично напряглось.
   - А милости просим! Рузских можно безопасно атаковать только связанных по
рукам на краю ямы.
   Топков прикусил язык.
   Перед уходом Гена остановился полюбоваться наградным оружием.
   - Понимаете в таком оружии? - осведомился генерал.
   Гена начал чеканить наизусть, будто читая по книге:
   - Награждали золотым и украшенным драгоценностями оружием с надписью  "За
храбрость" с конца  восемнадцатого  века.  В  1849  году  установлены  новые
образцы  золотого  оружия:  гривки  эфесов  положено  иметь  золотые  вместо
обтянутых лаковой кожей.  С  1878  года  лица,  имеющие  право  на  алмазные
украшения, при ношении  золотого  оружия  без  них  могли  иметь  темляк  на
георгиевской ленте и Георгиевский крест на эфесе. Кавалеры ордена  Анны  4-й
степени с 1880 года также имели право носить  знак  этого  ордена  и  темляк
аннинской ленты на золотом оружии. Золотое оружие как награда очень близко к
ордену Святого Георгия. С 1807 года удостоенные его причислялись к кавалерам
этого ордена, и в 1913 году оно стало  официально  именоваться  Георгиевским
оружием.
   Генерал слушал его, вытянувшись, как на параде. Гаркнул:
   - Вот молодец так молодец!
   Он снял со стены шпагу с надписью "За храбрость".
   -  Такой  в   1812   году   главнокомандующий   имел   право   награждать
самостоятельно. Возьмите в руку.
   Топков принял шпагу в ладони, взял ее под  эфес.  Металл  клинка  зловеще
блестел,  будто  б  не  минуло  почти  два  века  после  окончания  войны  с
французами.
   Лейтенант  расстался   с   генералом,   полный   глубоких   разнообразных
впечатлений.

***

   Федя Труба, украв  руками  своей  бригады  часть  коллекции  Рузского  из
театров, непрестанно размышлял о том, что еще осталось в квартире генерала.
   Особенно взволновал  Трубу  рассказ  девиц  о  собрании  золотого  оружия
Рузского. Таких вещей почти не осталось в  России.  Их  после  1917  года  в
первую очередь прихватывали с собой в эмиграцию. А то, что не смогли увезти,
присваивали   новые   власти.   Потом   раритеты    выманивали    зарубежные
друзья-толстосумы  или  тащили  такие  спецы,  как  Труба,  и  перепродавали
опять-таки за границу.
   Собрание наградного оружия генерала являлось такой редкостью,  что  Труба
не очень поверил своим молодым агенткам. Он склонялся  к  тому,  что  оружие
было  дореволюционным,  но  вряд  ли  золотой   отделки   и   с   подлинными
драгоценностями.  Тем  не  менее  Трубу  загадочные  сведения  его  наводчиц
продолжали волновать. Ведь если у Рузского все же имелась коллекция золотого
оружия, огромной удачей было б ее украсть.
   В конце концов Федя, основательно нанюхавшись коки,  решил:  надо  самому
сходить к генералу и проверить информацию разведчиц.
   Кокаин лишил Трубу необходимой осторожности. Серия  краж  в  театрах  ему
удалась, потому что он лично в ней не  участвовал,  а  лишь  направлял  свою
"грядку". Но тут... В поход на  оружейное  собрание  Рузского  Федя  ринулся
собственной персоной вскоре после визита к тому лейтенанта Топкова.
   "Кока" - это не "экстази", не какой-нибудь двигательный кайф. Все  вокруг
становится прекрасным, полное ощущение, что нет ничего невозможного,  все  в
твоих силах. Уродливое, лихое внутри кокаиниста словно испаряется.
   Так  что,  занюхав  солидную  дорожку  "коки",  Федя  Труба  в   отличном
настроении двинулся на квартиру генерала Рузского.

***

   Он позвонил в дверь.
   Теперь бдительный Рузский посмотрел в глазок и спросил:
   - Вы по какому вопросу?
   - Я Федор Трофимович из Музея личных коллекций, - вежливо  кивая  длинным
лицом, представился Труба. - Я  вам  некоторое  время  назад  звонил,  двоих
сотрудниц своих посылал.
   Генерал насторожился уже тогда, когда увидел лисью физиономию посетителя.
После ответа у него пропали сомнения о том, кто находится перед дверью.
   Будь Рузский не офицером, прошедшим с боями Великую Отечественную,  и  не
носи он гордую фамилию, Труба бы и удалился ни с чем. Но генерал  не  привык
просто  так  выпускать  любого  противника.  К  тому  ж  был  Рузский  истым
коллекционером.  Сволочь,  грабящую  собранное  по   крупицам,   предмет   к
предметику, утверждающее славу России, ненавидел.
   Рузский распахнул дверь, коротко кивнул.
   - Как же, помню, помню. Были у меня двое ваших девушек.
   Он повел Федю в гостиную по длинному коридору. В первой же комнате  Труба
увидел то, о чем думал все последние дни. Вековой лучезарностью  светили  по
стенам клинки золотого оружия!
   Генерал заметил его разгоревшиеся глаза и спросил:
   - Знаете толк в таких вещах?
   Профессор Труба ответил не хуже Топкова.
   - Как не  знать?!  Получившие  золотое  оружие  вносились  в  кавалерские
списки. Для обер-офицеров такая награда в начале  девятнадцатого  века  была
явлением совершенно исключительным. Только с 1859 года  такое  оружие  могли
получать за боевые отличия офицеры всех чинов, имеющие уже ордена  Анны  4-й
степени и Георгия 4-й степени. Офицерам вручали его из Капитула  орденов,  а
генералам, которым выдавалось с драгоценными украшениями, - из кабинета  Его
Величества...
   Рузский с невольным уважительным интересом посмотрел на Федю,  но  сказал
двусмысленно:
   - Оправдываете вы свое назначение, Федор Трофимович. Прошу в гостиную.
   Там он усадил Трубу в кресло  и  положил  на  столик  перед  ним  альбом,
посвященный истории наградного оружия.
   - Полистайте пока. Я выйду на минуту.
   Генерал вернулся в комнату с клинками,  где  у  него  стоял  телефон.  Он
быстро набрал номер Топкова. Когда тот взял трубку, Рузский тихо начал:
   - Лейтенант, это генерал Рузский. Срочно выезжайте...
   В этот миг проскользнувший за ним, не менее бдительный Труба,  ударил  по
рычагу рукой. Другой - вырвал шнур из аппарата.
   Генерал обернулся к нему. Федя  отскочил  на  несколько  шагов,  выхватил
пистолет и направил его Рузскому в грудь.
   - Ша! Не дергайся, папаша.
   В этот момент на лестничной площадке громко хлопнула дверь старого лифта.
Федя повернул голову на звук.
   Этих секунд генералу Рузскому хватило, чтобы со стены рядом выдернуть  из
наградного гнезда шпагу с гравировкой "За храбрость".
   Генерал молниеносно сделал фехтовальный выпад, точно  пронзив  профессору
Трубе сердце!
   Труп Феди упал навзничь. Генерал склонился над ним и  выдернул  шпагу  из
груди. Бросил ее на ковер, прошел к двери  на  лестницу  и  открыл  ее.  Там
никого не было.
   Рузский оставил дверь  открытой,  ожидая  приезда  Топкова  с  минуты  на
минуту.  Он  прошел  в  гостиную,  не  взглянув  на  оплошавшего   дуэлянта,
валяющегося под стеной, блистающей золотыми клинками.
   Генерал сел в кресло,  где  некоторое  время  назад  располагался  Труба.
Заглянул в раскрытый тем альбом и продолжил его перелистывать.
   Вскоре в квартиру вбежала группа с Топковым и Кострецовым. Генерал  встал
им навстречу и отрапортовал, обращаясь к Гене:
   - Вы были совершенно правы! Явился этот с треугольным лицом. Сообщил, что
он несуществующий Федор Трофимович из  музея.  Наставил  на  меня  пистолет.
Пришлось заколоть.
   - Вот Федя и стал  наконец  действительно  несуществующим,  -  проговорил
Кострецов,  стоя  в  проходе  к  гостиной  и  оглядываясь  на  тело   Трубы,
получившего в самое сердце  золотую  шпагу,  о  какой  мечтал,  замороченный
всесильным кайфом.
   Эксперты начали обследовать место происшествия. Когда  оперы  уходили  из
квартиры, Топков раздраженно сказал Кострецову:
   - От генералов Рузских только неприятности, хотя и кажется им всегда, что
вершат великие дела. Один заставил царя отречься, другой  нашего  важнейшего
свидетеля угробил.

***

   Кость и Топков отправились на квартиру  Феди  Трубы,  которую  установили
через МУР.
   Много коллекционного было  в  жилище  горе-профессора,  как  и  несметных
запасов  кокаина.  Последнее  время  Федя  больше  приобретал  его.  Орденов
Рузского не обнаружили.
   Вместе со здешним участковым  они  опечатали  квартиру  и  спустились  на
улицу, когда Топков вспомнил:
   - Сергей, на связке ключей из кармана  Трубы  видел  я  и  автомобильные.
Значит, должна у него быть и машина.
   - Возможно, он на ней приехал, - сказал Кострецов. - Стоит  где-то  около
дома Рузского.
   - Ключи-то были особенные, фирменные: с брелком на кожаной  подкладке,  а
на нем - монограмма с двумя английскими "R"...
   -  Что?!  -  воскликнул  Кострецов.  -  Да  это   же   эмблема   компании
"Роллс-Ройс"!
   - Да?! Но никакого "роллс-ройса"  около  дома  генерала  не  было.  Такую
машину мы бы точно заметили.
   - Значит, стоит где-то Федин "роллс"...  Везет  мне  последнее  время  на
"роллсы". Где участковый?!
   Они догнали милиционера. Тот сказал, что гараж  этого  жильца,  возможно,
находится среди других, на пустыре за следующей улицей, и повел их туда.
   Потолковав с местными автолюбителями, выяснили, где гараж Феди. Кострецов
достал связку отмычек, с которыми обычно не расставался. Открыл замок.
   Распахнули воротца  и  увидели  сияющий  "роллс-ройс",  словно  едва-едва
вынырнувший из цеха ручной сборки заморского автозавода...
   Кострецов обежал его, рассматривая приметы машины, которые почти наизусть
выучил после угона от "Лукойла".
   - Тот самый, лукойловский! - ошарашенно произнес он.
   - Что же получается? - озадаченно проговорил Гена. - Труба его угнал?!
   - Не может быть. Кишка тонка у этого кокаиниста и орденоносного фармазона
на такое. Почти уверен: это Гриня Дух.
   Топков подхватил:
   - А театры грабили Труба и Дух едва ли не на пару.
   Кострецов одобрительно усмехнулся.
   - Вот именно. Так что есть о чем подумать, лейтенант.
   Опер Кость с удовольствием размял  мышцы,  двигая  плечами,  и  подытожил
своим любимым:
   - Эхма, и не нужна нам денег тьма.

ЧАСТЬ II

СЕКС-БРИГАДА

Глава 1

   Не поскупился  воротила  "Лукойла",  владелец  найденного  Кострецовым  и
Топковым "роллс-ройса". Отвалил операм полторы  тысячи  долларов  на  двоих,
хотя после угона о премии не объявлял. Так и бывает:  сваливается,  будто  с
неба. А вот за "плимут", который вычислил через Черча Кострецов,  ничего  от
хозяина-актера не капнуло. Да и то сказать: "лукойловец" - очевидный  богач,
знаменитый же актер, владевший "плимутом", как обычно,  на  последние  гроши
отличную иномарку справил. Уж это артист капитану при возвращении ему машины
талантливо изобразил.
   С премиальных Сергей пригласил вдову убитого друга Леши Бунчука Катю с ее
пятилетним сынишкой Мишей за город на пикник.
   - Пикник? - весело переспросила Катя по телефону Кострецова. - Уж  больно
эффектно звучит.
   - Ну, на рыбалку, - ответил Сергей.
   Катя рассмеялась.
   - Это точнее.
   Она хорошо знала, что Сергей поездки за город без рыбной  ловли  себе  не
представляет.
   Кострецов стал объяснять:
   - Надо ж на уху нацеплять. А так-то все будет по-пикниковски. Ты ничего с
собой не бери. И мясо на шашлыки я сам замариную. Палатку возьму,  будете  с
Мишкой по всем правилам отдыхать.
   Еще летом Сергей приглашал их к себе домой, в гости, да не  получилось  -
напряженное расследование дыхнуть не давало. Теперь он имел шанс  отличиться
и как рыбак, и как повар.

***

   Кострецов одолжил у Саши Хромина, опера ФСБ, еще одного мушкетера из их с
Бунчуком троицы, старенькую "Волгу". В ближайшие выходные  загрузил  ее  под
завязку  провизией,  рыбацкими   снастями,   складными   стульчиками.   Даже
раскладывающийся столик взял, чтобы закусывать при полном комфорте.
   Ближе к обеду подкатил Кострецов к  дому  Кати  на  хроминской  колымаге,
остановился рядом с подъездом. Вышел из  машины  и  осмотрелся  по  площадке
вокруг. Здесь  больше  года  назад  киллеры  расстреляли  Бунчука,  а  через
несколько месяцев после этого та же "ментовская" банда пробовала скосить  из
автоматов и Кострецова. Сергей подумал, что если доведется им с  Катей  жить
вместе, первым делом надо будет ей съехать с этого злосчастного места.
   Больше всех ждал поездки Мишка. Он с утра сидел у окна кухни, высматривая
Сергея. Увидев его, мальчик высунулся в форточку.
   - Дядя Сережа, мы готовы! Давай скорее нас забирай.
   Мать стащила его с подоконника, чтобы  не  продуло.  Мишка  часто  болел,
из-за этого Катя чуть не отказалась  от  приглашения  Кострецова.  Были  уже
холодеющие дни конца бабьего лета. Но Мишка до слез  настаивал  на  поездке.
Когда его отец был жив, тот, такой  же  заядлый  рыбак,  как  Сергей,  часто
таскал малыша по рекам. У Мишки была маленькая удочка, сделанная Бунчуком.
   Кострецов принял на борт Катю с Мишкой. Они понеслись из Москвы подальше,
в Калужскую область, на хорошо знакомую Сергею чистую речку  Протву,  приток
Оки.
   Протва текла под кручами старинного городка  Боровска.  Раньше  там  была
вотчина военных, сплошь покрытая армейскими частями. Поэтому заводов тут  не
строили, публика бродить опасалась, вот и не изгадили Протву так, как многие
реки Подмосковья.
   Ближе к вечеру Кострецов зарулил к Боровску, около которого был старинный
Боровский Пафнутьев монастырь. Его основали в XV веке, в нем  содержались  в
заточении протопоп Аввакум, боярыня Морозова.
   Подъехали к суровым крепостным стенам с  квадратными  шатровыми  башнями.
Вышли из машины и зашагали внутрь.
   Монастырь недавно начал оживать, во дворе виднелся строительный мусор.  В
пятиглавом Рождественском соборе шла всенощная.  Катя  накинула  косынку  на
голову, и они прошли под навес древних церковных сводов.
   Мишка, тараторивший всю дорогу, притих, разглядывая иконы. Катя и  Сергей
встали рядом с группой молящихся.
   Кострецов заходил по  роду  службы  в  церковное  подворье  Антиохийского
патриархата  с  Меншиковой  башней  (храмом  Архангела  Гавриила)  на  своем
Архангельском переулке. Время от времени  там  тоже  возникали  проблемы,  а
потом он привык к этим храмам на его земле, стал как бы прихожанином. Иногда
тянуло просто постоять и перекреститься.
   Но здесь, в Боровском монастыре, все  было  по-другому.  Стоя  на  службе
рядом с Катей и Мишкой, среди языков горящих свечей и озерков лампад, Сергей
остро почувствовал, что он мужчина, старший, и отвечает за эту женщину и  ее
мальчика перед ликами икон - окнами в инобытие.
   Катя часто крестилась, кланялась. По ее лицу  Сергей  видел,  что  она-то
сейчас думает не о нем. Под возгласы священника, хор  певчих  Катя,  конечно
же, молилась за погибшего мужа  Лешу.  Кострецов  убедился  в  этом,  когда,
уходя, Катя поставила единственную свечу - за упокой.
   Теплый вечер снова обнял их во дворе и манил рыбацкое  сердце  Кострецова
длинными плетями уже желтеющих ив,  склонившихся  над  монастырским  прудом,
подступавшим к  стенам  обители.  Сели  в  машину,  Сергей  повез  на  давно
известное ему местечко.
   Он остановил "Волгу" на лужайке берега Протвы,  притаившейся  под  крутым
склоном. Здесь были тоже ивы и высокие кусты. Выгрузились. Сергей  с  Мишкой
пошли за валежником для костра, а Катя распаковывала сумки.
   Костер весело пылал, освещая уходящую в сумерки  сталь  реки,  когда  они
дружно ели зажаренный Кострецовым  на  огне  шашлык.  Уставший  за  день  от
радостей и впечатлений Мишка вскоре захотел спать. Его уложили  в  натянутую
палатку.
   - Кать, - предупредительно сообщил Сергей, - я всю ночь ловить буду. Вы с
Мишкой одни будете в палатке.
   Она улыбнулась.
   - Спасибо, что сказал, а то я уж не знала, как мы с тобой рядом ляжем.
   Кострецову как-то не хотелось в ответ зубоскалить, да и он уже был весь в
предстоявшей ловле.
   Катя убирала со  столика,  а  Сергей  начал  готовить  донки.  Он  втыкал
короткие удилища по берегу, суетился со знакомым всем рыболовам  холодком  в
груди. Вот закинет сейчас, и что же произойдет  там,  в  темных  водах,  где
шевелили плавниками чешуйчатые охотники...
   Он наживил крючки и стал забрасывать. Когда грузило последней донки точно
приводнилось на намеченное место, Сергей отошел в центр их  шеренги,  присел
на дождевик и сладко закурил. Оставалось ждать.
   Луна дорожкой-саблей подчеркнула гладь перед ним,  где-то  всплескивались
рыбы, уходя в почерневшие омута.  Сергей  дышал  влагой,  пахнущей  осенними
травами, и счастливо думал, что за его спиной у догорающего костра в палатке
заснули женщина и мальчик.

***

   Клевать на овсянку начало перед рассветом.  Это  были  лещи,  похожие  на
лапти, но больше брали  подлещики.  Сергей  подсекал  и  легко  выводил  их,
азартно посматривал на донки, заряженные червем. Тех могли атаковать  окуни,
необходимые для тройной ухи.
   При первом свете зари ударило и по тем донкам. Сергей сумел сразу подсечь
первого полосатого бандита. Этого приходилось волочь к берегу, как  духового
блатного при задержании. Окунь скакал, вырываясь из воды, пытался сорваться.
Крупный был и осатанелый!
   Сняв духарика с крючка, Сергей пустил его в садок, где тот  сразу  ударил
хвостом уже вяло шевелящихся лещиков. Чуть позже Кость  произвел  арест  еще
нескольких с "татуировкой" под тельняшку.
   На уху рыбы уже было достаточно. Но для тройной-то требовались и  ершики,
они рыбьему настою особый вкус придают. Кострецов взял удочку и пошел за ивы
по ерши.
   Солнце брызгало, золотя реку. Сергей закинул  удочку,  но  первыми  стали
штурмовать наживку мелкие окуньки.
   Пришлось Кострецову попотеть. Он спускался по реке,  закидывая  в  разных
местах. Наконец нащупал ершиную стайку. Перетаскал ее полностью.
   Солнце в безоблачном небе  по-осеннему  мягко  светило,  когда  Кострецов
вернулся на исходные позиции. Профессионально рыбацкий опер в срок  уложился
- как раз к завтраку.
   Он поднялся от реки к уже накрытому  Катей  столику.  На  разожженном  ею
костерке  в  походном  почерневшем  чайнике  кипятилась  вода.  Ловкой  была
уральская Катя, во многом обтерпелась и на рыбалках с Бунчуком. Сияя  серыми
глазами,  полногрудая,  в  обтягивающей  футболке   и   спортивных   штанах,
подчеркивающих бедра, она особенно волновала Сергея этим утром.
   - Поймал, дядя Сережа? - закричал, как только его  увидел,  Мишка,  крутя
вихрастой головой, еще более всклокоченной со сна.
   - Иди, садок посмотри, - загадочно ответил Сергей, присаживаясь к столу.
   Катя тоже не утерпела, и они с сыном спустились к  реке.  Приподняли  над
водой садок, где золотисто и серебряно забились рыбы. Мишка от такой роскоши
не захотел было к столу завтракать возвращаться.
   После чая мальчишка вооружился смастеренной отцом удочкой, и пошли они  с
Сергеем по речке цеплять уже  разыгравшуюся  мелкую  рыбу.  Катя,  убравшись
после завтрака, легла на плед в купальнике позагорать. Кострецова, шагавшего
с Мишкой, так и тянуло обернуться.
   На обед должна была  быть  уха.  Ее  мастерское  приготовление  возглавил
капитан Кострецов. Катя лишь безропотно подчинялась указаниям, под  командой
Сергея потроша и тщательно промывая рыбу.
   Сергей комментировал:
   - Чешую с мелочи окуневой и ершиной нельзя счищать:  для  придания  ушице
необходимой клейкости. Но  у  окуней  надо  и  жабры  удалить,  а  то  дадут
горьковатый привкус... Да-а, если б сюда судачка  или  царь-рыбу  стерлядку,
уха б императорской была. А вот карась и линь в такое дело никак не годятся.
   Приготовленную рыбу он загрузил в большой котелок с холодной водой,  Катя
кинула туда очищенные коренья, лук, соль.  Кострецов,  повесив  котелок  над
огнем, накрыл его крышкой. Присел у костра, закурил и объявил:
   - С часок должно покипеть, и медленно.
   - Сереж, - сказала Катя, садясь рядом. - Ну что ты куришь?! Мало тебе  от
костра дыму?!
   - Ты вроде моей