. - Или я пошел.
   Опер сделал вид,  что  хочет  забрать  "геру".  Мариша  схватила  дозы  и
выбежала.
   Вернулась она через некоторое время  спокойная,  с  блеском  в  глазищах,
спросила с усмешкой:
   - Куда это ты пошел бы?
   - А что? Думаешь, без твоей помощи Фео-гена не захомутаем?
   Мариша села, закинув ногу на ногу,  и  стала  разглядывать  мента.  После
встречи с Вованом  ее  жизнь  с  архимандритом  стала  Марише  безразличной.
Чувствовала, что и она запала в сердце бригадиру со стрелами усов. Вован был
совсем  другое  дело,  нежели   какой-то   Сверчок.   В   будущих   любовных
взаимоотношениях с бригадиром  востряковских  Мариша  получала  долгожданное
счастье и неплохое обеспечение. Феоген перестал быть ей нужен,  и,  понимая,
что надо оперу за "подогрев наркотой" чем-то платить, легко сказала:
   - Имей в виду меня свидетельницей. Как скажешь, покажу на  Феогена,  если
долгогривого прижмете.
   - Зачем "как  скажешь"?  Покажешь,  как  было.  По  "Пальме"  пинюхинской
архимандрит с Ячменевым разговоры вел?
   - А как же! Прямые намеки давал, чтобы Пинюхина убрали.
   Кострецов достал из кармана сложенные чистые листы бумаги.
   - Напиши, что помнишь.
   Мариша, глянув на измятые листы, фыркнула:
   - Дельной бумаги не имеешь.
   Она подошла к бюро,  за  которым  работал  Феоген.  Открыла  его  крышку,
достала стопку отличной мелованной бумаги, присела и начала писать.
   Кострецов дымил, раздумывая над очередным перевоплощением Мариши:
   "Дело, конечно, не только в том, что наркоты приняла.  Укрепилась  чем-то
еще и скидывает под откос Феогена. Неужели Вован на нее так повлиял? Но как?
Расколол в стукачестве? Нет, только не это. Если она ведет двойную игру,  то
не стала бы письменно Феогена сдавать. Это уже прямой на нее документ".
   Не очень ловкий с женщинами, Кость не мог себе представить даже часть тех
эмоций, какие вызвал в этой наркоманке Вован.  Опер  наткнулся  на  то,  что
постигается лишь интуицией или многоопытностью в  любовных  делах.  Подводил
его также выстраданный взгляд на "уголовень", среди грязи которой он  годами
плескался. В таких болотах, уверился Кость, что-то чистое не приживается.
   Опер  решил  не  показывать  своей  осведомленности  о   визите   Вована.
Во-первых, он засветил бы тогда топковскую  слежку,  а  во-вторых,  вряд  ли
что-то конструктивное мог навязать Маришке востряковский бандит с первого же
свидания.
   - Спасибо за труды, Мариша, - проговорил Кость, забирая у нее  исписанные
листки. - Спи, отдыхай.
   Мариша послушала, как стукнула за опером  дверь.  Прошла  к  ванной,  где
укололась "герой" мента.
   Открыла дверь, посмотрела на брошенные шприц  и  оставшиеся  дозы.  Потом
присела на край ванны и закрыла глаза: вновь перед ней  был  сияющий  взгляд
Вована, впитывающий ее тело снизу. Как победоносно чувствовала она себя  над
мужским лицом, его восхищенным взглядом!
   Мариша  опустила  голову  в  ладони  и  закачалась  со  стоном  -  и  как
омерзительно все, что сейчас пережила она, наркоманка-стукачка.
   Девушка встала на колени и стала  твердить  Иисусову  молитву,  стараясь,
чтобы ушло сознание и остался лишь полет. Она трудилась, добиваясь взлета на
гору. И наконец он пришел, душа ее согрелась.
   Мариша  поднялась  с  колен.  Собрала  с  полу  разбросанные  пакетики  с
героином. Прошла в туалет и бросила зелье в унитаз. Нажала на ручку  спуска.
Смыла порошки прозрачная вода.

Глава 4

   Генерал Белокрылов согласовал с Ракитой "усмирительную акцию"  для  новых
хозяев "Покрова" кавказцев Автандила  и  его  компаньона  по  кличке  Харчо.
Решено было обезоружить охранников магазина, а потом его поджечь.
   Ракита, не сумевший расправиться с Черчем, на этот раз  не  стал  каяться
перед Леонтием Александровичем. Встреча с Никифором  выбила  его  из  колеи.
Из-за этого спецбригадовец, назначенный  старшим  в  "покровскую"  операцию,
глубоко не вник в расстановку сил противника и не присмотрелся к Автандилу и
Харчо,  крутым,  постоянно  вооруженным  бандюгам.  Поэтому  Ракита  взял  к
"Покрову" только спецбригадовцев Оникса и Кузьму, посчитав этого достаточным
для перевеса магазинной охраны.
   Его джип остановился за углом ближайшего к магазину массива домов. Ракита
скомандовал, спецбригадовцы выскочили в темень  пустыря  вокруг  универсама,
скупо освещенную уличными фонарями.
   Элегантный спецбригадовец Оникс, с автоматом в руке,  затянутой  лайковой
перчаткой, скользнул ко входу в  "Покров",  чтобы  заняться  своей  целью  -
первым  охранником.  Неторопливый  Кузьма,  надвинув  спецназовскую  вязаную
шапочку  поглубже  на  лоб,  двинулся  блокировать  второго  востряковского,
покуривавшего на ящике за задней стеной магазина.
   Ракита, предварительно позвонивший в директорский  кабинет  универсама  и
убедившийся, что там  кто-то  из  кавказцев  есть,  направился  ко  входу  в
подсобные помещения, чтобы прихватить народишко в кабинете и выкинуть его на
улицу.  После  такой  обработки  противника  спецбригадовцами   можно   было
запаливать "Покров".
   Неудачи начались с  пижона  Оникса.  Он  сумел  незаметно  подобраться  к
бандиту, прогуливавшемуся около центрального входа. И ему ничего  не  стоило
прыгнуть на того сзади, оглушить  по  черепу,  отнять  пистолет.  Но  бывший
разведчик-диверсант Оникс, на своей новой гнусной службе носивший  перчатки,
чтобы не марать руки о попадавшуюся под них шпану,  не  пожелал  возиться  с
очередной шушерой. Оникс вскинул автомат и приказал охраннику:
   - Стоять! Руки!
   Бандит охнул, изображая крайнее смятение. Но вдруг  грохнулся  на  землю,
перекатился, выхватывая пистолет, и выстрелил! Промахнулся. Оникс прошил его
очередью.
   В тот же миг покровские  пришли  в  движение.  Охранник  позади  магазина
вскочил, хватаясь за оружие. Кузьме пришлось всадить в него пули.
   Ракита только крался по  коридору  подсобки  к  кабинету,  но  услышавшие
выстрелы Автандил и Харчо кинулись с пистолетами - один к  двери,  другой  к
кабинетному окну.
   Харчо, выбив стекло, увидел фигуру Кузьмы и снял его выстрелом.  Автандил
распахнул дверь в коридор, пробежал по нему и бешено засадил по бросившемуся
наутек Раките. Тот под градом пуль вылетел наружу.
   На улице Оникс расстреливал окно, из которого палил Харчо. Ракита  прилег
рядом, приказал Ониксу:
   - Глянь, что с Кузьмой! Я прикрою.
   Ракита ударил по окну, но тут из  дверей  подсобки  стал  бить  Автандил.
Оникс ящерицей полз к неподвижному Кузьме, а Ракита под  перекрестным  огнем
едва успевал огрызаться свинцом в двух направлениях.
   Доползший до Кузьмы Оникс поддержал его очередями. Потом  он  перебежками
вернулся к старшему.
   - Ракита, Кузьма готов!
   - Отходим, - ответил тот.
   Они выпрямились, спина к спине, и слаженно полоснули  по  огневым  точкам
Харчо и Автандила. Бандиты отпрянули в укрытия.
   Спецбригадовцы пронеслись  к  джипу,  он  завелся  и  стрелой  унесся  по
переулкам.

***

   Вскоре  на  место  боя  прибыли  оперативники.  Они   обследовали   место
перестрелки, забрали трупы двоих востряковских и Кузьмы в морг.
   А на одной из блатхат предутренней Москвы вели разговор  приехавшие  сюда
Харчо и Автандил с вызванным Вованом.
   Порывистый Харчо, прозванный так  за  любовь  к  наваристому  кавказскому
супу, горячился больше сдержанного Автандила,  гасившего  возбуждение  сухим
вином. Харчо, куря одну сигарету за другой, повторял:
   - Какой глупый наезд, понимаешь! Зачем нормальных людей валить, а?  Зачем
кровь лить, когда можно спокойно договориться!
   - Предупреждал меня Сверчок, что Белокрыл по-хорошему не поймет, -  цедил
Вован. - Каюсь, не придал я тому большого значения. Что дальше делать будем?
   - Это твои дела, дорогой  Вован,  -  проговорил  Автандил,  отхлебнув  из
стакана. - Наши бабки - твоя забота.
   - Как что? - возникал Харчо. - Кровью умоем попов, понимаешь!  Я,  Вован,
первым с твоими ребятами на квит пойду!
   - Попы в этом лишь заправляют, братки, - объяснил Вован.  -  А  командует
стрелками у них Белокрыл, с которым вы по долгам лясы точили. Он, я узнал, -
бывший генерал КГБ.
   - Вот как! - уважительно произнес Автандил. - Я и смотрю: четко его парни
работали! Мой так вертанулся под пулями. Я беспрерывно по  нему  в  коридоре
стрелял, но он ужом ушел.
   - Что ты поешь, Автандил? - не согласился Харчо. - Я из  кабинета  одного
на улице сразу завалил.
   - И все же потери: двое наших против ихнего одного, - напомнил  Вован.  -
Не знаю, кого Белокрыл в эту команду направил, но трое  его  нападавших  вас
четверых перекрыли.
   - Внезапно они наехали, - проворчал Харчо.
   - Лады, - прекратил перебранку Вован.  -  Вы,  кунаки,  мне  ясно  теперь
скажите, чего дальше желаете? Или бабки с Белокрыла все же  станем  снимать,
или его лично поучим?
   - Пусть кровью заплатит эта паскуда, - торжественно произнес Харчо. -  Мы
с ним честно базарили, понимаешь, хлеб-соль водили, а он шакалом оказался.
   Автандил усмехнулся, рассудительно заговорил:
   - Что из того, если  завалим  пузана,  дорогой  Харчо?  Мы  потешим  свое
сердце, но останемся с пустым карманом. А  при  такой  обиде  мы  можем  его
строго подвесить: так, что и бабки отдаст, и проценты со счетчика, какой  на
него немедленно включим.
   - Автандил толково говорит, - прокомментировал Вован, - хотя душа у  меня
горит Белокрыла немедля положить: теперь на нем и мне  должок  за  двоих  из
моей бригады. Но я с ним сочтусь, когда дело окончательно проверну, в  каком
вам помочь мои паханы обещали. Автандил  мудро  микитит:  счетчик  за  наезд
немедленно на генерала включаем  с  той  суммы,  что  по  старым  долгам  на
магазине висит.
   - Дорогой Вован, - продолжил воодушевленный его поддержкой Автандил, - до
этого я и Харчо с Белокрылом  базарили,  пытались  дело  уладить,  на  крышу
востряковских намекали. Теперь пора тебе свое слово ему сказать.
   Вован кивнул.
   - Есть у вас домашний телефон Белокрыла?
   Автандил развел руками.
   - Мы ему только в офис звонили.
   - Ништяк, - сказал бригадир, - попробуем узнать.
   Он набрал номер телефона квартиры Феогена. Спустя некоторое время  трубку
взяла Мариша.
   - Приветик от нового знакомого, - проговорил Вован.
   -  Ой,  -  тревожно  прошептала  Мариша,  -  сегодня  вечером  Феоген  из
командировки вернулся. Хорошо, без задних ног сейчас спит, звонка не слышал.
Ты теперь сюда не звони, я тебе буду звонить.
   - Мариш, - с воркующими интонациями произнес Вован, - извиняй. Тут крутая
разборка с "Покровом". Люди Белокрыла моих двоих постреляли,  одного  своего
потеряли. Нужен мне прямо немедля его домашний телефон, чтоб за жабры взять.
Ты его этот номер не надыбала?
   - Подожди, Вованчик. Сейчас я для тебя расстараюсь.
   - Как? Ты не рискуй. Феогена не надо спрашивать.
   - Да я и не собираюсь, - горячо  зашептала  Мариша  в  трубку.  -  В  его
записной книжке постараюсь телефончик найти. Жди.
   Минут через пять Мариша снова взяла трубку:
   - Есть! Записывай.
   Она продиктовала цифры. Вован записал и нежно закончил разговор:
   - Ладненько. Целую, лапуля.
   Бригадир взглянул на кунаков,  засмолил  неизменный  "Беломор"  и  набрал
номер квартиры Белокрылова.
   Генерал не спал, осмысливая  информацию  Ракиты  о  провале  "покровской"
акции. Он поднял трубку зазвонившего телефона, думая, что это опять  Ракита,
но услышал незнакомый голос:
   - Спокойная у тебя ночь? Не очень, а?
   - Кто говорит? - сердито спросил Белокрылов.
   - Вованом меня кличут на Вострякове. Прикинь сам:  если  я  тебе,  падла,
звоню, то и убрать могу в любой момент, точно  как  твои  псы  сегодня  моих
людей постреляли.
   У  генерала  невольно  сжалось  сердце.  Он  быстро  достал  из  тумбочки
пистолет, выключил лампу, горевшую  над  изголовьем  кровати.  Вован  словно
увидев его суету, продолжил:
   - Сыграло очко? Я в него тебя перед смертью отдрючу за двоих братанов.
   Белокрылов пришел в себя, сообразив, что раз не напали сразу,  а  звонят,
значит, будут искать компромисса. Он сдержанно проговорил:
   - Я тоже одного потерял.
   - Но ты наехал, а был не прав. Ты Автандила и Харчо обул и  вместо  бабок
пулей рассчитываешься? - тоже поспокойнее признес Вован.
   В растерянности оказался Белокрылов. Грозный звонок востряковского Вована
по телефону, который знал только узкий круг его приближенных, мог говорить и
о том, что противник вычислил его спецбригаду. А значит, востряковские могли
навалиться на белокрыловское подразделение всеми силами. Отменны,  но,  увы,
малочисленны были его бойцы, и Леонтий Александрович решил хотя бы для  виду
согласиться с Вованом.
   - Я не хотел крови, - сказал генерал.  -  Случайно  вышло.  Планировал  я
только поджог, но ребята перестарались.
   - Всякое можешь теперь лепить. Но отныне  будешь  иметь  дело  только  со
мной. Автандил и Харчо отдохнут. А со мной так: счетчик я на тебя включил. К
тем бабкам, что ты  со  своим  попом  был  по  лабазу  должен,  каждый  день
просрочки будет двадцать процентов наматывать.
   - Сколько? - возмутился Белокрылов. - Крутовато заломил.
   - А дней у тебя этих не  боле  недели,  -  не  обращая  внимания  на  его
замечание, приговорил бригадир.
   - Подумаю, - стараясь сохранить солидность, ответил генерал.
   - Думать собрался? - мрачно проговорил Вован. - Тогда только три дня даю.
Вякни, крыса, еще что-нибудь, и я за бабками прямо сейчас к тебе приеду.  На
своих яйцах случалось висеть?
   Белокрылов молчал. Вован подытожил:
   - Вот и помалкивай. Через трое суток чтоб все бабки  были.  -  И  положил
трубку.

***

   На  следующее  утро  в  офисе  архимандрита  Феогена  генерал  Белокрылов
обсуждал с ним последствия заварушки в "Покрове".
   - Крайне неприятно ситуация сложилась, -  качал  головой  Феоген,  нервно
обдергивая рукава рясы.
   - Большая моя тут вина, но теперь надо идти до конца, -  отвечал  Леонтий
Александрович.
   - И так слишком далеко зашли, - хмурился Шкуркин. -  Вместе  с  Пинюхиным
уже три трупа. И у нас большая потеря - Ячменев.
   - Моего вчерашнего бойца вы не считаете? - сверкнул  заплывшими  глазками
генерал.
   - Господи, упокой души рабов Твоих. - Феоген перекрестился и поглядел  на
собеседника. - До какого конца идти вы еще собираетесь?
   - Надо зачистить последние операции. Придется убирать Ракиту.  Во-первых,
он - исполнитель по Пинюхину, где прокололся: его во дворах Мясницкой  перед
акцией бомж видел. Но он почему-то не в состоянии до сих  пор  ликвидировать
бомжа-свидетеля.  Действия  Ракиты  на  Чистых  прудах   в   последние   дни
контролировали спецбригадовцы. Бомж жив-здоров, а Ракита о своей заминке  по
этому заданию мне ничего не докладывает.
   - Недостаточно,  чтобы  предельно  поступить  с  одним  из  ваших  лучших
работников. Помилуй нас, Господи. Вы можете просто выслать Ракиту из города.
   Белокрылов отчеканил:
   -  Я  окончательно  Раките  перестал  доверять  после  вчерашнего.  Столь
бездарно  проведенная  "покровская"  операция!  Трое  специалистов  идут   в
магазин, который охраняют бандиты, а Автандил и Харчо пьянствуют внутри, - и
теряют своего товарища!
   - Возможен сговор Ракиты с востряковскими?
   - Это нет, Ракита с высокими моральными устоями, но именно поэтому  он  и
впал, я думаю, в эмоции. Начал задумываться по большому счету,  потому  и  в
деле ошибается. Понимаете ли, Феоген, бывшего верного офицера Родины  трудно
переориентировать на роль простого наемника. Таким людям  необходим  идейный
стимул.
   Феоген прищурился.
   - А авторитета Церкви ему мало? Он от ее имени воюет с отребьем. Кто  был
Пинюхин? Типичный новый русский, готовый на все ради своего кармана. А вчера
группой Ракиты были уничтожены двое востряковских уголовников.
   - Не очень укладывается в такую "идейную" схему бомж-свидетель,  которого
надо убрать, - усмехнулся Леонтий Александрович.
   - Разве диверсантам КГБ не приходилось беспрекословно убирать и не  таких
огрызков,   если   приказывал   начальник?   -   вкрадчиво   поинтересовался
архимандрит.
   Генерал кивнул.
   - Убирали и вполне достойных людей.
   - Что ж тогда за проблемы у Ракиты?
   - Видите ли, за КГБ все-таки стояла Родина, а что за патриархией?
   Шкуркин гневно исказил лицо.
   - Господь Бог наш Иисус Христос!
   - Да? - осклабился Белокрылов. - А  если  атеист  Ракита  увидел  в  этом
направлении лишь магазин "Покров",  которым  кто-то  из  патриархии  владел?
Причем владельцы лихо пользовались прибыльнейшим заведением -  так,  что  за
последствия  приходится  людей  убивать,  пусть  и  бандитов.  Вы,  батюшка,
возможно, подзабыли нашу с вами деятельность в означенном универсаме?
   Архимандрит отвел глаза, потер пальцами жирные щеки, уточнил:
   - Раките известно, что мы с вами - бывшие хозяева "Покрова"?
   - Нет. Но и без этой информации у него достаточно пищи для обобщений.
   - Не знаю, не знаю, Леонтий Александрович. Я на расправу  с  Ракитой  вас
благословить не могу.
   Генерал расхохотался.
   - А на что вы меня благословляли?  Я  ведь,  как  и  Ракита,  закоренелый
атеист. В вашей духовной поддержке не нуждаюсь. Просто сотрудничаю с вами по
необходимости. Вот и давайте без трепа на  высокие  темы.  Богом  вы  можете
лохов, как выражаются блатари, стращать.
   Шкуркин  уставился  на  него  свинцовыми  глазами.  Генерал   невозмутимо
выдержал их напор и продолжил:
   - Далее.  Бригадир  востряковских  Вован  требует  в  течение  трех  дней
выплатить наш старый "покровский" долг, плюс к нему по двадцать процентов  с
той суммы за каждые просроченные сутки. Время пошло с сегодняшней ночи.
   - Леонтий Александрович! - взревел Феоген.
   - Что, батюшка? Повторяю: я своей вины за вчерашний перебор не снимаю, но
если мы Вовану все-таки уступим, то вам под  расчет  придется  внести  треть
всех денег. Две трети за свой прокол беру на себя.
   - Леонтий Александрович, вы же знаете, - взволнованно произнес Шкуркин. -
У меня расходы. Вы лучше всех в курсе, сколько у меня  ушло  на  коттедж  по
Рублевке. Я Маришу  содержу,  а  у  нее  самые  разные  причуды.  Вчера  она
потребовала, чтобы я купил ей иномарку.
   - Успокойтесь! Мне платить тоже совсем не светит. Я разберусь с  Ракитой,
переведу спецбригаду на полную конспирацию, сам поменяю квартиру, а то Вован
мне прямо домой звонил. Посмотрим, как поведут себя востряковские дальше. Но
и вы должны пошустрить на самом верху.
   - Что вы имеете в виду?
   - Востряковские работают от епископа Артемия  Екиманова.  Я  согласовываю
свои действия с вами, а тот же  Вован  -  с  Артемием.  Если  бы  вы  смогли
договориться с епископом, то и  основной  сыр-бор  ушел  бы.  Востряковские,
конечно, поартачились бы еще за свои трупы,  но,  думаю,  с  утихомирившимся
Артемием заткнулись бы меньшей суммой, чем та, которую Вован сейчас ломит. А
Харчо и Автандил востряковским не указ: захотели - дали  крышу,  захотели  -
сняли. Уладили бы вы с Артемием, и я с Вованом мог бы сговориться. Например,
оказали б востряковским спецбригадовцы какую-нибудь впечатляющую услугу -  и
квиты.
   Шкуркин задумался, потом сказал:
   -  Представьте,  Леонтий  Александрович:  как  у  вашей   спецбригады   с
востряковскими бандитами, так и у меня, вернее, у моих начальников с  кланом
Артемия столь далеко зашло, что тоже приходится идти до конца.  По  "Пальме"
мы  Артемия  переиграли,  перекупив  эту  гостиницу  под   один   из   наших
паломнических центров. Артемий этого нам не простит. И убийством Ячменева он
уже не удоволетворится, станет опять атаковать.
   - Да как же вы все постоянно твердите: "Бог простит, и я прощаю"?
   Архимандрит строго посмотрел на него:
   - Хватит демагогии, Леонтий  Александрович.  Мои  переговоры  с  Артемием
исключаются.
   - Значит, вся надежда на меня?
   - Да, генерал. Я помолюсь за вас, - проговорил Шкуркин и завел глаза  под
свой низкий мощный лоб.

***

   В этот же день генерал обзвонил вс