ртивном ла...?
  - Шутка.
  - Ага. Конечно. - Акира выдавил улыбку.
  - Я имел в виду то, что комната явно не шикарная. Большинство моих
клиентов отказались бы жить в такой.
  - Мой хозяин во всем предпочитает простоту.
  - Разумеется, желания Камичи-сана - закон. - Сэвэдж поклонился своему
нанимателю. - Меня тревожит балкон и другие балконы. Слишком просто
перебраться с одного на другой и проникнуть таким образом в номер.
  - Балконы на этой стороне принадлежат нашим комнатам, и, как я уже
упоминал, в отеле трое других гостей, - сказал Акира. - Которым, как и их
телохранителям, можно доверять безоговорочно. Остальные принципалы -
компаньоны моего хозяина. Не предвидится никаких осложнений.
  - Меня также беспокоят деревья на другом берегу озера. Сейчас я не могу
разглядеть, что творится в этой глуши, но ночью, когда отель ярко освещен,
оттуда можно увидеть в окне фигуру Камичи-сана.
  - Стрелок-снайпер? - покачал Акира головой.
  - Я приучен размышлять подобным образом.
  - Хозяин одобряет осторожность, но говорит, что сейчас нет оснований
опасаться за его жизнь. Чрезвычайные меры здесь ни к чему.
  - Но...
  - Сейчас мой хозяин примет ванну.
  Принятие ванны для японцев является одним из наиболее приятных ритуалов.
Потому что, как знал Сэвэдж, купание - не просто очищение. Сначала Камичи
наполнит ванну водой и будет скрести тело. Потом выпустит воду, вымоет
ванну, вновь наполнит и будет париться, чтобы затем произвести ритуал
несколько раз подряд.
  - Как угодно, - сказал Сэвэдж, - хотя вряд ли он найдет здешнюю воду такой
температуры, к какой привык в Японии. - Ему запомнился тот факт, что
японцы моются в воде, которую большинство европейцев и американцев
посчитало бы крутым кипятком.
  Акира пожал плечами.
  - Человек всегда должен быть готов к неудобствам во время путешествия. А
вот вам не помешало бы научиться наслаждаться импозантностью здешних
мирных мест. Пока хозяин будет принимать ванну, я закажу обед. Когда
Камичи-сан будет готов отойти ко сну, я разрешу отдохнуть вам.
  Камичи поднял чемоданы, оставив Акире свободными руки и на этот раз.
Кивнув Сэвэджу, Акира проследовал за своим хозяином в номер и запер дверь.
  Сэвэдж стоял не шелохнувшись. Оставшись в одиночестве, он стал более остро
воспринимать тишину в отеле. Взглянул на чемоданы - свой и Акиры. Потом
перевел взгляд на молчаливые двери по всему коридору и заметил на стенах
фотографии: старинные, выцветшие картинки окруженного скалами озера еще до
того, как здесь был выстроен отель, бородатых мужчин и женщин в капорах,
сидящих в ландо, - все из другого века - и пикники давно умерших семей,
расположившихся у края воды.
  И снова он почувствовал тревогу. Повернувшись налево, он принялся
рассматривать верхнюю площадку королевской лестницы. Еще дальше влево
тянулся по крайней мере ярдов на сто пустынный коридор. Повернувшись
направо, Сэвэдж просмотрел другой участок коридора, где, доходя до ниши,
забитой старинными креслами-качалками, он исчезал за поворотом.
  Сэвэдж осторожно прошел к тому месту, где его выгодная позиция полностью
сводилась на нет. В нише он увидел, что дальше коридор делает крутой
поворот по направлению к главному входу в отель, а затем еще один резкий
поворот, который ярдов на сто проходит по длине всего отеля... И та часть
коридора казалась еще более одинокой, и не только потому, что в нем как бы
собирались удушливые образы прошлого, но из-за нервирующего ощущения
временной ловушки, другого измерения, из которого нет и не может быть
выхода.
  Сэвэдж почувствовал, как холодок лег ему на плечи.

  10

  Двумя часами позже Сэвэдж улегся на проседающий матрас кровати и принялся
читать буклет, найденный на столике возле постели.
  Мэдфорд Гэпский Горный Приют, оказывается, имел настолько удивительную
историю, что это отчасти объясняло ощущение нереальности места. В 1870
году меннонитская чета, владевшая фермой неподалеку, взобралась на гору
Мэдфорд и с изумлением обнаружила, что, оказывается, вершина представляет
собой плоский "стол", в центре которого лежит озерцо, наполняемое весной
вешними водами. Местечко казалось облюбованным самим богом.
  На том месте, где сейчас находился вестибюль отеля, они выстроили хижину и
пригласили другие меннонитские семьи молиться и превозносить райскую
красоту, отыскавшую место на грешной земле. Но оказалось так, что
паломников пришло огромное множество, так что хижине потребовались
пристройки, а когда о приюте услышали аутсайдеры, то коммуна решила
сделать следующие пристройки к основному зданию, чтобы они смогли принять
всех нуждающихся в отдыхе, которые, вполне возможно, в будущем нашли бы
утешение в меннонитской вере.
  В 1910 году случайный пожар уничтожил первые постройки и пристройки. К
тому времени чета, обнаружившая озеро, уже отошла в мир иной. Сыновья и
дочери почивших, пребывая в то время у кормила, решили перестроить приют
заново. Но, являясь фермерами, они поняли, что без помощи им не обойтись.
Они наняли менеджера и архитектора из Нью-Йорка, который давным-давно
оставил свою профессию, не выдержав городского гнета. Архитектор перешел в
меннонитскую веру и посвятил себя и свою жизнь Горному Приюту.
  Но интуиция горожанина из Нового Вавилона подсказала ему, что приют должен
отличаться от всего, что видено людьми в других городах, быть единственным
в своем роде, чтобы необращенные прониклись духом меннонитской веры и
смогли преспокойно оставить за порогом нагар и отчаяние мирской жизни и,
отправившись в Пенсильванию, заплатить за подъем на гору и увидеть озеро,
являющееся величием Господа.
  Поэтому каждую пристройку он делал в другом стиле, и когда предприятие
стало процветать, здание начало удлиняться и удлиняться и наконец
протянулось почти на двести пятьдесят ярдов. Гости приезжали сюда даже из
Сан-Франциско и тому подобной глуши и ежегодно заказывали одни и те же
номера. Лишь в 1962 году владельцы отеля с неохотой разрешили провести
телефонную связь в каждую комнату. Но так как в отеле все так же строжайше
соблюдались меннонитские правила, радио и телевидение были запрещены.
Божье искусство Должно было привлекать внимание приезжающих. Танцы и
карты, как разумеется, алкоголь и табак оставались в другом мире.

  11

  Последнее ограничение, судя по всему, было милостиво отменено по случаю
приезда таинственных гостей, потому что на следующее утро, когда Сэвэдж
проводил Камичи на первый этаж отеля, в огромном зале его ждали трое
мужчин, причем двое из них курили.
  Зал был уставлен огромными деревянными колоннами, подпиравшими толстые
поперечины. Окна выходили направо, налево и прямо, открывая вид на
портики, озеро, лесистые обрывы. Солнечный свет заливал пространство. В
обширном камине прогорали бревна, разгоняя теплом утреннюю прохладу. В
одном углу стоял рояль. По всей комнате были расставлены кресла-качалки.
Но что в первую очередь привлекло внимание Сэвэджа, так это огромный стол
для переговоров, расположенный посередине комнаты: рядом с ним стояло трое
мужчин. Камичи двинулся вперед.
  Как и японцу, остальным было далеко за пятьдесят. Они носили дорогие
костюмы и обладали зоркими глазами первоклассных бизнесменов или
дипломатов. Один из мужчин был американцем, второй испанцем, третий
итальянцем. Они либо игнорировали японские обычаи, либо не собирались
подчиняться восточным правилам поведения, потому что вместо поклонов
пожали Камичи руку. После обмена любезностями все расселись: по двое с
каждой стороны стола. Исчезли вымученные улыбки. Началось трезвое
обсуждение.
  Сэвэдж остался у входа в зал: он был слишком далеко от стола, чтобы
слышать, о чем говорят, поэтому различал лишь приглушенный смазанный
говорок. Принявшись изучать стены справа и слева, он обнаружил у одной
итальянского, у другой испанского телохранителя - оба стояли спинами к
принципалам, сосредоточенно вслушиваясь и всматриваясь в происходящее
перед ними - наблюдая за окнами и портиками, окружавшими зал снаружи. В
дальнем конце зала телохранитель американца обозревал окна, выходящие на
озеро.
  Профессионалы.
  Сэвэдж тоже повернулся к залу спиной и стал на случай нападения наблюдать
за пустынным вестибюлем отеля. Из разговоров он понял, что трое мужчин, с
которыми беседовал Камичи, имели при себе и другую охрану. Кое-кто,
видимо, патрулировал прилегающие к отелю земли, остальные, наверное,
спали, как сейчас Акира, который стоял на часах у двери Камичи с двух ночи
и до рассвета, когда Сэвэдж принял вахту.
  Заседание началось в восемь тридцать. Временами приглушенные голоса
начинали взволнованно взлетать вверх. Затем снова следовали успокаивающие
замечания, которые заглушались нетерпеливыми возгласами и торопливыми
заверениями. К одиннадцати тридцати разговор достиг пика и моментально
завершился.
  Камичи встал и покинул зал: за ним шли остальные, прикрытые по бокам
телохранителями. Все выглядели настолько неудовлетворенными и
разочарованными, что Сэвэдж решил, будто все кончено и они вскоре отсюда
уедут. Поэтому он едва скрыл удивление, когда Камичи сообщил:
  - Сейчас я отправлюсь в номер и переоденусь. В полдень мы с коллегами
поиграем в теннис.
  К этому времени Акира проснулся и сменил Сэвэджа возле корта, на котором
Камичи с испанцем играли парой против американца и итальянца. Небо
очистилось, температура вновь поднялась до шестидесяти градусов.
Противники, играющие довольно энергично, вскоре вспотели и принялись
вытираться полотенцами.
  Сэвэдж решил пробежаться, дабы размять мышцы. К тому же ему было любопытно
узнать, как организованы дополнительные охранные меры.
  Вскоре он удовлетворил свое любопытство. Добежав до тропы, идущей сквозь
голые деревья, мимо булыжников и вверх по склону, вокруг озера, Сэвэдж
увидел почти на самом обрыве человека с ружьем и уоки-токи. Охранник,
заметив Сэвэджа, не обратил на него никакого внимания, видимо, зная, что
он состоит в команде, и уставился на дорогу, ведущую из долины на гору.
  Сэвэдж продолжал подниматься вверх по извилистой тропе, добрался До заплат
снега и льда среди деревьев и остановился на самом краю обрыва, пораженный
открывшимся внизу видом на мирные пастбища и луга, окруженные горами.
Деревянные ступени вели вниз по обрыву к месту, где стояла одинокая
избушка, около которой виднелся плакат: "Только для тренированных
скалолазов".
  Повернув обратно к отелю, Сэвэдж засек еще одного стрелка с ружьем и
уоки-токи: он скрывался среди сосен на гребне холма. Человек оглядел
Сэвэджа, кивнул и продолжил наблюдение.
  К тому времени, как Сэвэдж добежал до отеля, игра закончилась. Камичи с
испанцем победили, и довольный японец отправился в номер, принял ванну и
съел ланч, пока Сэвэдж стоял на часах в коридоре, а Акира прислуживал
хозяину за трапезой. В два часа заседание продолжилось. В пять снова
прервалось: снова неудовлетворенные принципалы выказывали недовольство,
особенно американец, лицо которого пылало от гнева.
  Вся компания отправилась в шикарную столовую на втором этаже, где уселась
посреди сотен пустых обеденных столов и стала не только курить, но и
нарушать очередное правило отеля, начав распивать коктейли. Предыдущая
угрюмость сменилась неожиданной веселостью: взрывы смеха прерывали сиплые
замечания. После обеда, сопровождавшегося распитием коньяка, они прошлись
по территории, обмениваясь шутками. Охрана двигалась рядом. В восемь часов
разошлись по комнатам.
  Сэвэдж стоял на посту до полуночи. Акира - до рассвета. В восемь тридцать
началось очередное заседание с руганью, словно вчерашней дружелюбности и в
помине не было.

  12

  Под конец третьего дня переговоров вся четверка встала из-за стола,
обменялась рукопожатиями и вместо того, чтобы отправиться в столовую,
разошлась по своим номерам. Все казались крайне довольными.
  - Акира упакует вещи, - сказал Камичи, когда они с Сэвэджем добрались до
третьего этажа. - Вечером уезжаем.
  - Как скажете, Камичи-сан.
  И тут тишайший звук сковал сердце Сэвэджа. Тоненькое поскрипывание
поворачиваемой дверной ручки.
  Из комнаты, находящейся напротив номера Камичи, вышли четверо человек.
Мускулистые. Чуть за тридцать. Японцы. В темных костюмах. Трое держали в
руках мечи, лезвия которых были сделаны не из стали, а из дерева. Такие
мечи назывались боккен.
  У Камичи перехватило дыхание.
  Сэвэдж отшвырнул его в сторону, закричав:
  - Бегите!
  Он автоматически бросился между принципалом и нападающими. Было понятно,
что и ему самому нужно спасаться. Но он не мог ради собственного спасения
поддаться накатившему страху.
  Ближайший ассасин взмахнул боккеном.
  Сэвэдж парировал удар встречным и нанес рубящий по кисти, отклоняя
движение боккена. Затем крутанулся на месте и рубанул ребром ладони по шее
второго нападающего.
  Но удар не достиг цели.
  Боккен ударил по локтю. Послышался хруст кости. Рука сломалась и
развернулась в другую сторону. Сэвэдж инстинктивно застонал.
  Несмотря на то, что одна рука вышла из строя, Сэвэдж отскочил в сторону,
уклоняясь от меча, и рубанул по нему неповрежденной рукой. Ладонь
промелькнула мимо боккена, но зато врубилась в переносицу убийцы.
  И тут он почувствовал, что рядом стоит тот, кому здесь совсем не следовало
стоять.
  Камичи.
  - Стойте! - крикнул Сэвэдж.
  Камичи сделал выпад в сторону нападающего.
  - Бегите! - снова заорал Сэвэдж.
  Боккен врезался в неповрежденную руку Сэвэджа. И снова, когда дерево
перерубило кость, он застонал. Прошло четыре секунды.
  Дверь с треском распахнулась, и из номера выскочил Акира.
  Деревянные мечи закружились в неистовом водовороте.
  Акира рубил и бил.
  Боккен пробил Сэвэджу грудную клетку. Он согнулся пополам, не в силах
дышать. Пытаясь выпрямиться, Сэвэдж заметил, как Акира выбил нападающего
из равновесия.
  От удара деревянным мечом Камичи закричал.
  С перебитыми руками Сэвэдж теперь мог наносить удары только ногами, но
успел сделать лишь один.
  Попав убийце в пах. Другой нападающий врезал боккеном по правой коленке
Сэвэджа. Нога переломилась, но в падении Сэвэдж задергался от мучительной
боли, когда меч перерубил ему второе колено, затем позвоночник и под конец
- основание черепа.
  Сэвэдж грохнулся на пол лицом; из носа хлынула кровь.
  Он беспомощно захрипел. Напрягшись, попытался было приподнять голову и
увидел сквозь застилавшую глаза боль, что Акира мечется в разные стороны,
с ужасающей точностью рассыпая удары руками и ногами.
  Лишь трое из четверых нападающих использовали боккены. Четвертый японец
оставался за спинами товарищей и держал руки свободными. Но вдруг с
молниеносной скоростью подался вбок, и в его ладонь лег катана - длинный,
чуть изогнутый самурайский меч. Отполированная сталь рассыпала отражения.
  Он рявкнул что-то по-японски. Три человека с боккенами отступили за его
спину. Четвертый крутанул катаной. Острое, как бритва, лезвие свистнуло в
воздухе, впилось Камичи в поясницу и продолжило полет с нарастающей
скоростью, словно летело сквозь воздух, - человек был разрублен пополам.
Верхняя и нижняя части туловища Камичи распались в разные стороны.
  Хлынула кровь. Изуродованные органы выпали на пол.
  В отчаянии Акира взвыл, как дикий зверь, и бросился к убийце, намереваясь
перерубить ему горло, прежде чем он сможет вторично воспользоваться мечом.
  Слишком поздно. Убийца переменил стойку, держа катану обеими руками.
  С искаженной точки перспективы Сэвэдж увидел, что Акира отпрыгнул назад, и
ему показалось, что он вовремя увернулся от сверкнувшего меча. Но убийца
больше не сделал ни единого взмаха. Он просто равнодушно смотрел на то,
как голова Акиры сваливается с плеч.
  И как кровь фонтаном бьет из изуродованной шеи.
  А тело Акиры еще три секунды перед тем, как упасть, стоит на ногах.
  Голова со звуком, напоминающим упавшую тыкву, грохнулась на пол,
покатилась и остановилась перед лицом Сэвэджа. Она встала на обрубок шеи,
и ее глаза оказались на одном уровне с глазами Сэвэджа.
  Они были открыты.
  Потом моргнули.
  Сэвэдж, почти не слыша приближающихся шагов, закричал. И вдруг ему
показалось, что его собственный затылок разрубили на части.
  Все вокруг стало красным.
  Сознание стало красным.
  Затем белым.
  Затем... ничего.

  13

  На глаза Сэвэджа навалилась тяжесть, будто их прикрыли монетами. Он с
трудом пытался их открыть. Казалось, в жизни не было ничего более
трудного. Наконец удалось приподнять веки. От ударившего в глаза света он
заморгал. И снова закрыл глаза.
  Бьющий свет прожигал даже веки, и Сэвэджу захотелось поднять руку, чтобы
защитить их, но он не мог ею пошевелить. Будто наковальнями придавили.
  И не только руки. Ноги. Ими он тоже шевелить не мог!
  Он постарался размышлять, понять, но в мозгу была сплошная крутящаяся тьма.
  От беспомощности Сэвэдж запаниковал. От ужаса сжался живот. Не в силах
пошевелиться, он попытался замотать головой из стороны в сторону, но лишь
понял, что нечто толстое и мягкое укутывает череп.
  Ужас нарастал.
  - Нет, - вдруг произнес голос тихо. Мужской голос. Сэвэдж заставил себя
снова открыть глаза. Перед ними, заслоняя режущий свет, выросла чья-то
тень. Седевший в кресле у окна человек поднялся и повернул штырь, закрывая
жалюзи.
  Туман в мозгу Сэвэджа начал постепенно рассеиваться. Он понял, что лежит
на спине. В кровати. Попытался приподняться. Не смог. С большим трудом
задышал.
  - Пожалуйста, - сказал мужчина. - Лежите спокойно. - Он подошел к кровати.
  - С вами произошел несчастный случай.
  Пульс заколотился в висках, Сэвэдж раздвинул губы, втягивая воздух, чтобы
сказать... В горло будто бетон залили.
  - Несчастный случай? - Голос напоминал перекатывающуюся на берегу гальку.
  - Вы разве не помните?
  Сэвэдж покачал головой и тут же захрипел от нестерпимой боли.
  - Пожалуйста, - повторил мужчина. - Не шевелитесь. Даже головой. Она вся в
ранах. У Сэвэджа расширились глаза.
  - Вам сейчас нельзя волноваться. Очень серьезный случай. Вы вышли из
кризиса, но мне бы не хотелось, чтобы случайность... Вы понимаете? - На
мужчине блеснули очки. Его куртка была белой. С его шеи свисал стетоскоп.
- Я знаю, что сейчас вы в смятении. И это вас пугает. Все понятно, но
постарайтесь взять себя в руки. Кратковременная потеря памяти - нормальное
явление после многочисленных повреждений, особенно головы. - Он прижал
стетоскоп к груди Сэвэджа. - Меня зовут доктор Хэмилтон.
  Доктор говорил слишком много, слишком быстро и слишком сложно. Сэвэдж его
не понимал. Вначале надо было вспомнить что-нибудь совсем простое...
  - Где? - пробормотал он. Тон врача был успокаивающим.
  - В больнице. Понимаю ваше состояние. Вы дезориентированы. Это пройдет.
Для выздоровления будет лучше, если вы постараетесь не волноваться.
  - Я не то имел в виду. - Сэвэдж чувствовал, что его губы немеют. - Где?
  - Не понимаю. Ах, ну да... Вы имеете в виду, где именно находится больница.
  - Да, - выдохнул Сэвэдж.
  - Хэррисбург, Пенсильвания. Скорую помощь вам оказали в сотне миль отсюда,
но в местной клинике не было спецоборудования, в котором вы нуждаетесь,
поэтому наша травмкоманда привезла вас сюда на вертолете.
  - Да, - веки Сэвэджа затрепетали. - Травма. - Туман вернулся - все
заволокло. - Вертолет. Чернота.

  14

  Его разбудила боль. Каждый нерв в теле вибрировал от жесточайшей,
мучительнейшей, ни с чем не сравнимой боли.
  Что-то оттягивало его правую руку. Сэвэдж в панике стрельнул глазами в
сторону медсестры, которая вынимала иглу из отверстия в трубке,
прикрепленной к вене на тыльной стороне ладони.
  - Обезболивающее. - Со стороны наплыла фигура доктора Хэмилтона. - Демерол.
  Сэвэдж моргнул, давая понять, что понял; он прекрасно помнил, что кивок
головой причиняет одуряющую боль. Но, с другой стороны, она была и
полезна. От боли все вокруг начинало восприниматься с необыкновенной
ясностью.
  Его кровать имела поручни. Справа металлический стержень поддерживал
капельницу. Жидкость в трубке была желтой.
  - Что это? - спросил Сэвэдж.
  - Парентерал