ена операция, то я не могу выносить окончательных
суждений о данной работе.
  - Но... - Акира колебался, - ... может ли операция прояснить?..
  - Вашу тайну? Это вполне возможно, - ответил Сантицо. - А может, и нет.
Какой вы использовали термин? Противоположный де жа вю.
  - Жамэ вю.
  - Точно. Нечто, что вы думали, что видели, но на самом деле не видели
никогда. С данной концепцией мне не приходилось иметь дела. Но я люблю
учиться. Так что, эту фразу я запомню. Вы понимаете, - продолжил он, ставя
чашку с чаем на стол, - что если бы не эти ваши снимки, я бы вас принял за
психопатов.
  - Я понимал, что то, что собирался рассказать, звучит необычно, - сказал
Сэвэдж. - Но нам, в любом случае, следовало рискнуть. Как и вы, мы с
Акирой - прагматики. Наша задача - собрать факты. Мы имеем дело с
физическими проблемами. Как доставить принципала в целости и сохранности к
месту назначения. Как предугадать полет пули наемного убийцы. Как избежать
столкновения с несущейся наперерез машиной. Но внезапно физические факты
перестают соотноситься с реальностью. Или с нашим осознанием реальности.
Мы находимся в таком смятении, что не просто нервничаем - для нас это
стало нормой. Мы напуганы.
  - Это я знаю, - сказал Сантицо. - Прочел в ваших глазах. Давайте будем
откровенны. У меня настолько перегруженное расписание, что единственное,
почему я вас принял, - просьба моего бывшего одноклассника. Он подумал,
что это меня заинтригует. И оказался прав. Я заинтригован.
  Сантицо взглянул на часы.
  - Осталось полчаса до встречи по рэкетболу. Я все-таки должен
придерживаться установленного порядка. Давайте встретимся здесь же через,
- он подсчитал, - два с половиной часа. Постараюсь организовать вам
встречу с еще одним коллегой. А пока мне нужно, чтобы вы сходили в
Радиологический институт. - Он поднял телефонную трубку.
  - Еще рентген? Чтобы убедиться, что эти снимки точны? - спросил Сэвэдж.
  - Нет. Сделайте магниторезонансные фотографии.

  3

  Болезненного вида мужчина, с бородкой с проседью, носящий чуть
великоватую, спортивного покроя куртку, сидел рядом с Сантицо.
  - Это доктор Уайнберг, - представил его нейрохирург.
  Они пожали руки.
  - Доктор Уайнберг - психиатр, - сказал Сантицо.
  - Вот как, - Сэвэдж выпрямился и сел очень прямо - напряженно.
  - Вас это беспокоит? - вежливо осведомился Уайнберг.
  - Нет, разумеется, нет, - ответил Акира. - У нас возникло затруднение, и
нам хотелось каким бы то ни было образом его разрешить.
  - Любыми способами, - добавил Сэвэдж.
  - Великолепно. - Из своей спортивной куртки психиатр вытащил записную
книжку и ручку. - Не возражаете?
  Внезапно Сэвэдж почувствовал себя совершенно больным. В любых
обстоятельствах он старался делать так, чтобы разговоры оставались
незадокументированными, но все-таки отыскал в себе силы сказать:
  - Делайте любые заметки, которые могут вам помочь.
  - Замечательно. - Уайнберг нацарапал несколько слов. Сэвэдж со своего
места видел, что они похожи на "время" и "место".
  - Ваши МРС должны доставить сюда, - сказал Сантицо. - Думаю, пока мы ждем,
доктору Уайнбергу захочется задать вам несколько вопросов.
  Сэвэдж жестом предложил психиатру начать.
  - Жамэ вю. Насколько я понял, вы являетесь изобретателем данного термина.
  - Верно. Больше ничего другого для описания собственного смятения
придумать не мог.
  - Развейте, пожалуйста, вашу мысль.
  Сэвэдж сделал то, о чем просили. Время от времени Акира дополнял его
рассказ разными деталями. Рэйчел внимательно слушала.
  Уайнберг царапал что-то в своей книжке.
  - Итак, подведем итоги, - наконец сказал психиатр, - Вы оба думали, что
видели друг друга мертвыми, так? И не смогли отыскать гостиницу, в которой
произошли подразумеваемые смерти? А также больницу, в которой вас лечили,
и врача, который вас пользовал?
  - Верно, - сказал Сэвэдж.
  - А события, травмировавшие вас и вашу психику, произошли полгода назад?
  - Да, - отозвался Акира. Уайнберг вздохнул.
  - На мгновение... - Он отложил ручку, - Подойдем к вашей дилемме
гипотетически.
  - Подходите, как угодно, - сказал Сэвэдж.
  - Я не собираюсь нападать.
  - А я об этом не думал.
  - Давайте объясню. - Уайнберг откинулся на спинку кресла. - Обычно
пациентов ко мне направляют. Вместе с ними приходят документы,
подтверждающие их личность, истории болезни и так далее. Если необходимо,
я провожу беседы с родственниками, начальством. Но в данном случае я о вас
ничего не знаю. Лишь с ваших слов я знаю о вашем необычном - если к этой
истории применимо подобное безобидное словцо - прошлом. Нет никакого
способа проверить то, в чем вы пытаетесь нас убедить. Также, как и
возможности вам поверить. Все, что приходит в голову: первое - вы оба
патологические лгуны, а второе - репортеры, проникшие сюда с целью
проверить, действительно ли психотерапевты настолько легковерны, как про
то толкуют.
  Глаза Сантицо сверкнули.
  - Макс, я же говорил, что их рассказ - и их рентген - заинтриговал меня.
Предложи теорию.
  - Лишь как логическое упражнение, - откликнулся Уайнберг. - Чисто в
порядке рассуждения.
  - Ну, это и так понятно, ты ведь по-другому не можешь, - сказал
нейрохирург.
  Уайнберг снова вздохнул и развел руками.
  - Наиболее вероятным представляется такое объяснение: вы оба пострадали от
взаимной мании из-за вам нанесенных смертельных побоев.
  - Каким образом? На рентгеновских снимках показано, что никаких побоев не
было, - сказал Сэвэдж.
  - Не согласен. Рентген показал, что, как вы тому и верили, у вас не были
сломаны ни руки, ни ноги, ни ребра, а также не повреждены черепа. Но это
не означает того, что вы не были избиты. Давайте восстановим то, что
предположительно произошло. Вас обоих наняли для того, чтобы защищать
одного человека.
  - Да.
  - Который отправился на какое-то совещание, проходившее в сельской
гостинице. И там был убит. С особой жестокостью. Мечом, которым его
разрубили пополам.
  Акира кивнул.
  - Вы пытались его защитить, и были избиты до бессознательного состояния, -
продолжил Уайнберг. - Уже отключаясь, вы упали и с этой, не очень удобной
точки ошибочно увидели смерть другого. Так как вы оба живы, то что-то
должно явиться причиной подобной галлюцинации. Я считаю, что ею вполне
является комбинация дезориентации и невероятной боли.
  - Но почему у них обоих появилась одна и та же галлюцинация? - спросила
Рэйчел.
  - Чувство вины.
  - Боюсь, не совсем вас понял, - нахмурился Сэвэдж.
  - Насколько я понял, профессия является для вас больше, чем обычным делом,
занятием. Я имею в виду, что ваша личность базируется на защите, спасении
жизней. Это моральные обязательства. Вас, таким образом, можно сравнить с
преданными своему делу врачами.
  - Верно, - отозвался Акира.
  - Но ваше отличие от врачей, которые неизбежно теряют своих пациентов, и,
соответственно, обязаны зарываться в скорлупе, не пропускающей внутрь
никаких эмоций. Вы достигли уникальных успехов. Вы никогда не потеряли ни
одного клиента. Поэтому рейтинг вашего успеха приближался или равнялся -
как угодно - ста процентам.
  - Если не считать...
  - Событий, происшедших шесть месяцев назад в сельской гостинице, -
закончил Уайнберг. - Вы впервые потеряли своего клиента. Такой удар по
вашей личности. Никогда не проигрывая, вы не были к нему готовы. К тому же
шок усилил кошмарный способ, которым умертвили вашего клиента.
Единственной реакцией на подобные события является чувство вины. Потому
что вы выжили, а ваш клиент - нет. Потому что жизнь клиента для вас
означает абсолютно все, и вы готовы пожертвовать своей жизнью, чтобы его
спасти. Но этого не произошло. Он умер. А вы - все еще живы. И ваша вина
стала невыносимой. Подсознание пытается как-то уравновесить это чувство. И
строит защиту на неясном видении, стараясь уверить вас, что вы якобы
видели смерть напарника. Оно настаивает, настойчиво подсовывает мысль о
том, что вашего хозяина вовсе нельзя было спасти, так как и его, и вашего
напарника убили, и вас самих едва не отправили на тот свет, хотя вы
геройски, правда безуспешно, старались выполнить свой долг. Так как вы
очень похожи друг на друга, то, соответственно, ваши галлюцинации
оказались схожими, и их нетрудно предугадать.
  - Ну, хорошо, а почему тогда мы не смогли отыскать сельскую гостиницу? -
спросил Сэвэдж.
  - Потому что в глубине души вы стараетесь уверить себя в том, что ваша
неудача вообще никогда не происходила. Разве существует лучший способ
уверить себя в этом, чем просто доказать, что не существует самой
гостиницы? Или врача, который вас лечил? Или больницы, в которой вы
поправлялись? Но они существуют, по крайней мере в том случае, если все
вами изложенное - правда. Но тут же исчезают, когда необходимость в
опровержении самих себя заставляет вас идти на поиски.
  Сэвэдж с Акирой переглянулись. И, как будто по команде, кивнули.
  - А почему, - в голосе Акиры прозвучал скептицизм, - мы оба знали, где
должен находиться отель? Или врач? Или больница?
  - Это объяснить легче легкого. Вы друг друга поддерживали. И то, что
говорил один, сразу же подхватывал другой. Для увековечения мании и
освобождения от чувства вины.
  - Нет, - сказал Сэвэдж. Уайнберг пожал плечами.
  - Я ведь говорил, что все это чисто гипотетические соображения.
  - А почему, - не сдавался Акира, - мы лежали в гипсе, если наши кости не
были переломаны? Почему столько месяцев продолжалась пытка восстановления
двигательной системы?
  - Гипсе? - переспросил Уайнберг. - А может, это были просто
иммобилизаторы, помогавшие сращиваться порванным связкам? Может быть,
повязки на груди не были вовсе уж такими плотными и лишь защищали избитые,
но не поломанные грудные клетки? А может быть, в черепах все-таки были
повреждения, но настолько грамотно вылеченные, что это нельзя проверить
даже с помощью рентгена? Вы ведь признаете, что вам вводили демерол. А он
устраняет чувство реальности и вполне способен создать свою реальность.
  - Ну, разумеется, - вступила в разговор Рэйчел. - И, конечно, там не было
меня. И я не чувствовала их боли. Признаюсь, мне нравятся оба эти мужчины.
Мы много вместе пережили. Но я отнюдь не идиотка и из нас троих имею
больше шансов оставаться беспристрастной. Мои друзья не поддерживали
иллюзию друг у друга.
  - Тогда вы, наверное, слыхали о стокгольмском принципе, - сказал Уайнберг.
- Люди в состоянии стресса стараются идентифицировать себя с теми, от кого
зависит их собственная безопасность.
  - А вы, разумеется, слыхали о принципе страуса, - быстро отреагировала
Рэйчел. - Психиатр, столкнувшись с проблемой, о которой раньше не слыхал,
засовывает голову в песок.
  Уайнберг подался вперед, осклабился и внезапно расхохотался.
  - Ты был прав, - обратился он к Сантицо, - Это действительно забавно.
  - Макс, ты придаешь этому возвышенный характер. Признайся. Ведь она тебя
рассердила.
  - Чисто гипотетически.
  На сей раз засмеялся Сантицо.
  - Ну, разумеется. Давай напиши гипотетическую статью. О феномене
гипотетической злости.
  - Слушайте, что тут происходит? - спросил Сэвэдж. Сантицо наконец-то
перестал смеяться.
  - Тест. Я должен был проверить, что вы не психопаты. Выбора у меня не
было. А Макс, конечно, великолепен. Очень одаренный человек, с гибчайшим
умом и талантом актера.
  - Я не играл, - сказал Уайнберг. - Я услышал настолько ошеломительные
вещи, что хочу послушать еще.
  Кто-то постучал.
  - Войдите. - Сантицо повернулся в кресле. Секретарша, которая раньше
сервировала чай, принесла большой коричневый конверт.
  - МРС, - Сантицо встал.
  Через две минуты он оторвался от пленок.
  - Макс, большое тебе спасибо. С этой минуты это касается меня одного.
  - Уверен?
  - Да. Обед с меня. - Сантицо снова взглянул на МРС. - Потому что вот это
никакая психиатрия не способна объяснить. Это уже мое дело.

  4

  Сэвэдж вместе с Рэйчел и Акирой стояли, рассматривая размытые очертания на
снимках. На каждом было по двенадцать кадров, расположенных в четыре ряда
и три колонки. Они практически ни о чем ему не говорили, даже меньше, чем
предыдущие рентгеновские однокадровые снимки.
  - Великолепно, - произнес Сантицо. - Лучшего качества нельзя пожелать.
  - Вы, наверное, хотите меня надуть, - сказал Акира. - Это же чернильные
пятна.
  Сантицо хихикнул.
  - Я понимаю, откуда у вас такое впечатление. - Он снова взглянул на
пленку, - И вот почему: чтобы помочь вам понять, придется начать с основ,
хотя и они могут показаться чересчур техничными. МРС - новая техника
фотографии, основанная на магнитном резонансе, которая позволяет нам
приоткрыть вашу черепную коробку и заглянуть в мозг. До сего времени мы
могли получать снимки мозгов, используя совершенно иную, но крайне скупо
детализированную технику, в то время как МРС позволяет впрямую взглянуть
на мозг. Мы делаем такую прорву снимков под разными углами, что
действительно можно подумать, будто перед нами трехмерное изображение.
  - И что же вы из них узнали? - спросил Акира.
  - Позвольте мне еще немножечко вас помучить, - попросил Сантицо. - Мозг
состоит из множества частей, - он указал на различные кадры МРС, - Правое
полушарие. Левое полушарие. Что интересно: правое полушарие контролирует
левую часть тела, и наоборот. Наша способность мыслить пространственно
исходит из правого полушария, а способность говорить - из левого.
Полушария разделены на доли. Передняя доля. Теменная доля. Затылочная
доля. Височная доля. Они, в свою очередь, делятся на множественные
подчасти. Зрительная кора. Обонятельный тракт. Область физических,
соматических ощущений. Гипофиз. И так далее. Такому безобразно сложному
органу позволяет работать присутствие в нем биллионов связующих нервов,
через которые передаются энергия и информация. Эти нервы называются
нейронами. Их можно сравнить с электропроводами и телефонными кабелями, но
это, разумеется, упрощение. Их невозможно пояснить с помощью какой бы то
ни было аналогии... Кстати, у вас в роду эпилептиков не было? Сами
припадками не мучились?
  Вопрос оказался настолько неожиданным, что Сэвэдж удивленно заморгал.
  - Эпилептиков? Припадки? Нет. А в чем дело? Что вас заставило спросить об
этом?
  - Просто стараюсь как-то объяснить вот это. - Сантицо указал на темное
пятнышко на более светлом участке снимка. Оно находилось с левой стороны,
ближе к центру, - Это вид вашего мозга сзади. Пятнышко находится в
медиальной височной доле. В области амидгала гипокампальной зоны.
Находится на одной линии с кусочком кости, вынутой из виска, а затем снова
восстановленной.
  Сэвэджу показалось, что он проглотил сосульку, вставшую поперек горла.
  - Пятно? Боже ты мой, какое?..
  - Поражение. Материи. Вот почему я спросил у вас об эпилепсии. Аномалия в
данной зоне иногда приводит к подобным заболеваниям.
  - Вы хотите сказать, что в моем мозгу что-то растет ?
  - Нет, - Сантицо повернулся к Акире и указал на другой кадр. - В вашем
мозгу точно такое же пятно. Совпадение, я бы даже сказал - идентичность,
подводит меня к мысли, что это не опухоль.
  - Тогда что же? - спросил Акира.
  - С научной точки зрения? Заживающий шрам. От проведенных на ваших мозгах
операций.

  5

  Сэвэдж в шоке слушал Сантицо, вновь усевшегося за свой стол.
  - Еще несколько основополагающих моментов, - говорил врач. - Первое:
откиньте само собой разумеющееся. Причина операций, проведенных на ваших
мозгах, - не удаление опухоли. Подобная операция требует вторжения в мозг.
И, следовательно, большая часть черепной коробки должна была быть удалена.
  - Но не была, - сказала Рэйчел, - за исключением кусочка кости пяти
миллиметров в диаметре.
  - Совершенно верно. Единственный способ, которым можно было удалить столь
ничтожную часть черепа, - Сантицо колебался, - это вживить в мозг
электрод, который можно было бы впоследствии вынуть.
  - Зачем? - Сэвэджу с трудом дышалось.
  - Если брать во внимание уже знакомые, но серьезные обстоятельства? Можно
сказать так: для этого много причин. Я вот упомянул эпилепсию. Вживленный
в мозг электрод может соизмерять электрические импульсы, исходящие из
различных групп нейронов. При эпилепсии различные мозговые уровни передают
как нормальные, так и ненормальные потоки импульсов. Если нам удастся
установить исток ненормального потока импульсов, мы сможем прооперировать
определенный участок, и исправить положение.
  - Но мы не эпилептики, - сказал Сэвэдж.
  - Я просто привожу пример, - пожал плечами Сантицо. - А вот вам другой.
Пациент с нарушением зрения, слуха или вкуса - эти нарушения имеют
непосредственное отношение к мозгу и не зависят от внешних рецепторов -
иногда может быть вылечен, если внутренние, находящиеся в мозгу, рецепторы
стимулируются электродами.
  - Но мы отлично видим и слышим, - сказал Акира.
  - И все-таки считаете, что видели друг друга мертвыми. И не можете
отыскать гостиницу, в которой вас покалечили. А также больницу, в которой
лечились. И врача, наблюдавшего за вашим выздоровлением. Кто-то нарушил
ваши мозговые функции. Особенно ваши возможности к вос...
  - ... поминаниям, - сказал Сэвэдж.
  - Или, что еще более интересно, кто-то заставил вас помнить то, чего на
самом деле никогда не было. Жамэ вю. Вы изобрели изумительный термин.
  - Вспомнить то, чего на самом деле не происходило? Но я ведь это не в
прямом смысле... Я бы ни за что не поверил...
  - Могу свести вас в анатомичку, - предложил Сантицо. - Рассечь мозг трупа
и показать любую его часть. Могу объяснить, почему вы видите, слышите,
ощущаете, нюхаете и почему чувствуете боль. Хотя сам по себе мозг
чувствовать боли не может. Но вот чего я сделать не в состоянии, так это
показать вам мысль. И уж, разумеется, не смогу отыскать в мозгу
определенную часть, в которой прячутся воспоминания. Я изучаю память вот
уже в течение десяти лет, и чем больше узнаю, тем больше сбиваюсь с
толку... Опишите мне, что происходит, когда вы вспоминаете о каком-то
прошлом событии.
  Сэвэдж и Акира наморщили лбы.
  Рэйчел выпалила:
  - Ну, это напоминает крутящийся в голове фильм.
  - Большинство людей так это и описывают. Происходит какое-нибудь событие,
и кажется, что мозг работает, словно камера, фиксирующая череду событий,
словно кадры на пленку. Чем больше событий происходит, тем больше фильмов
накапливается в мозгу. Когда наступает определенная необходимость и
требуется что-либо вспомнить для того, чтобы понять настоящее, мы просто
выбираем нужную бобину и проецируем фильм на ментальный экран. И,
разумеется, для нас является непреложным тот факт, что воспоминания
неизменны, как фильмы.
  Рэйчел кивнула.
  - Но кинопленки не являются неизменными. Они рвутся. Выцветают. Из них
можно вырезать некоторые сцены, затрепанные до неузнаваемости. В общем -
куда уж дальше... Аналогий не хватает. Так вот: в нашем мозгу нет никаких
фильмов. Нет никакого экрана. Мы просто представляем, что они там есть,
сами их выдумываем. А еще труднее описать память, когда мы переходим от
конкретных событий к заученным абстракциям. Когда я думаю о математической
величине "ли", то никакого фильма в голове не вижу. Каким-то образом,
интуитивно, я понимаю, что означает "пи". А когда думаю об абстрактном
понятии "честь", то тоже не вижу никакого фильма. Я просто знаю, что
означает данное слово.
  Почему я могу вспоминать и понимать подобные абстракции?
  - У вас есть ответ на этот вопрос? - У Сэвэджа ныла грудь.
  - Основной теорией является нижеследующая: воспоминания каким-то образом
закодированы в нейронах головного мозга. Эти биллионы нервов - так выходит
по данной теории - не только передают электричество и информацию, но и
сохраняют информацию, которую передают. Процесс частенько уподобляют
работе компьютера, но, опять-таки, аналогия - как и в случае с крутящимися
в наших головах кинофильмами - не является объяснением. Наша память куда
сложнее самого сложного компьютера. Да, действительно, кажется, будто
нейроны способны передавать информацию от одной инфосети к другой, защи