ной, кредитные карточки. Сосчитал
деньги.
   Двадцать сотенных бумажек, - Сыграем вечерком в покер?
   - Я предпочитаю расплачиваться наличными.
   - Зачем тогда кредитные карточки?
   - На всякий случай. Джуди вернул ему бумажник.
   - Если хотите поговорить  со  мной,  выйдите  в  зал  и  отмените  заказ.
Оставьте чаевые. Поедем туда, куда я захочу.  Ведите  вы,  но  в  машине  ни
слова. Ясно?
   - Хорошо.
   В машине Джуди показал, куда ехать. Он наблюдал за  шоссе.  Никто  их  не
преследует. Он заставил Олбрайта несколько раз развернуться  и  после  этого
ехать  на  восток.  Километров  через  тридцать  показался  большой  дом   у
перекрестка. По знаку Джуди Олбрайт заехал на площадку и заглушил двигатель.
   Они зашли в закусочную, и Джуди сел так, чтобы видеть дверь.
   - Как вы сказали?
   - Скрупул.
   - И что это значит?
   - "Скрупул" - это пароль файла в  компьютерной  системе  Пентагона.  Файл
относится к вашему отделу. Это  "Афина".  Я  дам  вам  все  пароли  к  нему.
Скопируйте файл "Афины" на дискету и отдайте мне.
   - Весь файл? Все документы?
   - Да. Может, они и не уместятся на одной дискете.
   - Может быть. Что я от этого буду иметь?
   - Сто штук.
   Капитан 3-го ранга Чад Джуди недоверчиво взглянул на него, затем осмотрел
зал. Подошел официант. Они потребовали пиво и меню.
   - Что вам известно об этом файле? - спросил Джуди.
   - Я вам не скажу. Достаточно того, что он мне нужен.
   - Зачем?
   - Вам следует знать только одно - он мне нужен за сто тысяч долларов.
   - Не похоже, что он вам так уж сильно нужен.
   - Во что вы оцениваете "сильно нужен"?
   - Если вы решите, что готовы отдать  за  него  четверть  миллиона,  тогда
приходите ко мне.  Половину  авансом,  половину  при  получении.  Наличными.
Мятыми двадцатками.
   - Нет. Это чересчур... нет! Джуди раскрыл меню.
   - Я, наверное, возьму чизбургер с ветчиной. А вы?
   - Обыкновенный гамбургер.
   Джуди кивнул и стал незаметно оглядывать зал в ожидании официанта.
   Когда они, справившись с едой, пили кофе, Олбрайт спросил:
   - Если я дам вам пятьдесят сегодня и пятьдесят  в  понедельник,  когда  я
получу дискеты?
   - Когда вы принесете остальные деньги?
   - В следующий понедельник.
   - Вот тогда будут вам и дискеты.

***

   В семь часов Луис Камачо позвонил своим. Ответила Салли.
   - Привет. Ты уже там?
   - О, Луис. Здесь будет хорошо. Мои старики немного  удивились,  но  очень
рады видеть нас.
   - Ладно. Все будет нормально.
   - Что ты делал днем? Что ты  ел  на  обед?  Три  или  четыре  минуты  они
обсуждали состояние продуктовых запасов в  доме,  потом  Камачо  пожелал  ей
спокойной ночи.
   Через полтора часа зазвонил телефон.
   - Он едет домой, - доложил Дрейфус.
   - Кто был с ним?
   -  Не  знаю.  Мы  сфотографировали  их  в  инфракрасных  лучах  на  мосту
Чесапик-Бей. Фотограф не  обещает,  что  снимок  получится.  Они  въехали  в
столичный округ и ненадолго останавливались в  Блейденсберге.  Потом  объект
высадил пассажира у станции метро, и тот исчез прежде, чем наш человек успел
зайти в зал. Объект едет в вашу сторону. Минут через пять будет дома.
   - Пошлите кого-нибудь к дому Чада  Джуди.  Может,  он  заметит,  как  тот
возвращается. И возьмите список номеров машин, стоявших  у  того  бара,  где
объект подобрал пассажира. Пропустите их через компьютер.
   - Есть, шеф. Что еще?
   - Когда будет готов снимок?
   - Завтра.
   - Ладно.
   - Я пометил, где они находились на стоянке. Может быть, завтра  придем  с
ордером и сделаем обыск.
   -  Сегодня  вечером  или  завтра  объект  будет  много  разговаривать  по
телефону.
   Будьте начеку.
   - Вы уверены, что он начинает активные действия?
   - Ему некуда деться. Он должен или ставить мат, или сдаваться.
   - Держите пистолет под рукой.

***

   В воскресенье утром Луис Камачо красил скамейки во  дворе,  когда  Харлан
Олбрайт окликнул его через забор. Он зашел в калитку и уселся на стуле.
   - У меня есть еще одна кисть,  если  хотите  помочь.  Олбрайт  хмыкнул  и
отхлебнул кофе.
   - Кто сказал, что Том Сойер умер? Извините. У меня утром кое-какие  дела.
- Он взглянул на дом. - Где Салли?
   - Уехала к матери. - Камачо красил ножку стола, не поднимая головы.
   - Вот как?
   - Женщины, - пробурчал Камачо.
   - М-да. На неделю, на две?
   - Не знаю.
   - Примерно так, что ли?
   - Ну да.
   - А мальчик?
   - С ней. Он уже сто лет не был у бабушки с дедушкой.  Конечно,  не  хотел
ехать.
   Олбрайт наблюдал, как Камачо красит стол. Краска стекала ему на пальцы, и
он вытирал их о траву.
   - Знаете, днем может быть дождь.
   - Вот так мне везет.
   - Почему бы вам не сложить вещички и не отправиться наконец домой?
   Камачо сунул кисть в ведро и  распрямился.  Он  пристально  посмотрел  на
Олбрайта, пытаясь прочесть его мысли.
   - Вы имеете в виду - в Россию?
   - Ну да. Сколько вы здесь? Двадцать восемь или двадцать девять лет?
   - Тридцать один.
   - Вот-вот. Не пора ли домой?
   - Да я ведь уже разучился говорить по-русски. Когда я слышу русскую речь,
мне приходится напрягаться, чтобы уловить смысл, а  потом  долго  обдумывать
ответ. Больше двадцати пяти лет я мыслю по-английски. Еще кофе?
   - Давайте.
   Луис взял у него чашку и зашел в дом. Через минуту он  вернулся  с  двумя
чашками. Оба молча пили  кофе.  На  дереве  чирикали  птицы.  Камачо  сделал
глубокий вдох и медленно выпустил воздух. Как уехать? Ему здесь нравится - и
место, и люди.
   Олбрайт нарушил молчание:
   - Вы действительно уверены, что Каплинджер - это "Минотавр"?
   Луис задумался.
   - Вполне возможно, - наконец, вымолвил он. - Он подходит. У  него  доступ
ко всем делам, он был на том  самом  приеме  три  года  назад,  когда  послу
опустили первое письмо в карман. Он крайний эгоист, обожает  власть.  Вполне
подходит.
   - Но почему? Камачо пожал плечами:
   - Составьте список всех возможных причин и пройдитесь по  нему.  Выберите
ту, что вам нравится.
   - Я это сделал. И знаете что? Я подозреваю, что настоящая причина  в  мой
список не попала.
   - Почему удачно женившийся мужчина цепляет проституток на  улице?  Почему
пожилой человек крадет пару сотен долларов из кассы?
   - Это причина в списке была. Крыша поехала. Но я так не думаю.
   - Это случается сплошь и рядом. - Камачо допил  кофе,  отставил  чашку  и
снова взялся за кисть.
   - Рейс Аллен Каплинджер, - произнес по слогам имя Олбрайт.  -  Шестьдесят
три года. Состояние оценивается в сто тридцать два  миллиона  долларов.  Сын
аптекаря.
   Вырос в Сент-Поле. Дважды женат. Вторая жена умерла от инфаркта шесть лет
назад. С тех пор не женился, хотя живет с секретаршей,  которая  работает  у
него пятнадцать лет. Спит с ней примерно раз в месяц  на  протяжении  десяти
лет. Ей сорок два, никогда не была замужем, довольно привлекательна,  восемь
лет назад ей удаляли  полипы  в  прямой  кишке.  Каплинджер  коллекционирует
искусство индейцев, платит огромные деньги,  иногда  ему  достаются  хорошие
вещи,  иногда  дрянь.  Покупает  по  собственному  вкусу,  не  обращаясь   к
экспертам. Собрал все книги, когда-либо написанные  о  Макартуре,  и  лучшую
мемориальную коллекцию о нем. Что еще? Ах, да. Имеет двух взрослых  дочерей,
двух собак и "ягуар" пятнадцатилетней давности.  Его  поместье  находится  в
Западной Вирджинии, близ Мидлберга. Всю свою министерскую зарплату отдает на
благотворительные цели.
   - В колледже был застигнут в облаве с проститутками, исключался на  целый
семестр, - добавил Камачо, не отрывая глаз от кисти.
   - Да, и это. Грехи  молодости.  -  Олбрайт  выплеснул  гущу  на  траву  и
поставил чашку на колени.
   - Так что, доктор Фрейд, неужели Каллинджер уже перешел грань? Вступил  в
сожительство с матушкой Россией?
   Олбрайт встал, положил чашку и побрел к  калитке.  Через  полчаса  Камачо
услышал, как он заводит мотор и выезжает на улицу.

***

   Олбрайт заехал в  магазин  "Уол-Март"  близ  Лорела.  Потолкавшись  минут
десять, он позвонил из автомата у входа. Никто ему  не  ответил.  Он  выждал
ровно минуту и снова набрал номер. На третий раз абонент взял трубку.
   Олбрайт говорил около минуты. Его собеседник не произнес ни слова.  Затем
Олбрайт повесил трубку, вернулся  в  магазин  и  еще  полчаса  покрутился  у
прилавков.
   Выйдя из магазина, он  целый  час  бесцельно  разъезжал.  В  Бертонсвилле
заправился и купил банку содовой воды "Доктор Пеппер". Выпил ее, направляясь
на север по шоссе ј 29, тщательно стер тряпкой отпечатки пальцев с банки.
   На подъезде к границе округа Колумбия он съехал на трассу  ј  32,  сделал
незаконный левый разворот на верхнем уровне развязки и спустился  на  то  же
шоссе ј 29, проверился в зеркале заднего вида и направился на юг. Никто  его
не преследовал. Ни вертолетов, ни легких самолетов он не заметил. На шоссе ј
216 он свернул направо в самый последний момент, как раз когда уже зажигался
зеленый свет.
   Теперь он очутился на проселочной дороге. Заглянул  в  зеркало.  Какая-то
машина свернула с 29-го на эту дорогу, но направилась на север. Раньше он ее
не замечал. Теперь ему попадались только встречные автомобили.
   Фултон был небольшим поселком - несколько ферм, церковь, крохотная  почта
и несколько магазинчиков - в двух километрах к западу от шоссе ј  29.  Здесь
Олбрайт свернул налево, на Известковую дорогу. Узкая лента асфальта петляла,
следуя изгибам  речушки.  Вдалеке  от  дороги  среди  широких  лугов  стояли
красивые дома. Заборы  прятались  за  высокими  деревьями,  в  густой  траве
паслись лошади.
   Машина, шедшая позади него от 29-го шоссе, свернула налево, на  Бассейную
дорогу, и направилась по склону невысокого холма в соседний округ.
   Проехав  с   километр   после   ответвления   Бассейной-дороги,   Олбрайт
притормозил. Прямо у  дороги  находился  каменный  фонтанчик  для  питья,  в
который текла по трубе родниковая вода.  Он  остановился.  Взял  под  задним
сиденьем банку из-под  налитка  "Севен-ап",  обернув  руку  тряпкой.  Затем,
перегнувшись через сиденье, открыл правую дверцу и поставил банку у подножия
фонтанчика так, чтобы ее было видно  с  дороги.  Обратно  в  машину,  закрыл
дверь, выжал сцепление. Все это заняло двадцать секунд.
   Он оглянулся налево, где за широким лугом и  грядой  деревьев  на  склоне
холма находился большой дом. Вроде никого.
   Через триста метров Олбрайт выехал на перекресток. Там начиналась  Дорога
коричневого моста - еще одна полоска асфальта с желтой разделительной линией
посредине, без предохранительной отсыпки. Он осмотрелся. Никакого  движения.
И в зеркало ничего не видно. Повернул направо. Дорога  вилась  через  лес  и
выходила на открытое пространство. В двух километрах от  Известковой  дороги
новый перекресток. Это снова шоссе ј  216.  Направо,  к  востоку,  находится
Фултон, в полутора километрах к западу -  Хайлендский.  перекресток.  Харлан
это отлично знал, потому что потратил не одно воскресенье,  разъезжая  здесь
по проселкам, изучая все изгибы и повороты,  выискивая  удобные  места  для.
почтовых ящиков.
   Через дорогу высилась методистская: церковь. Возле нее три-четыре машины,
людей не видно.
   Он поехал направо, к Фултону. Миновав поселок и выбравшись на шоссе ј 29,
доехал до Скаггсвилла и дальше  по  трассе  1-95  -  снова  до  Лореда,  там
развернулся у хозяйственного магазина и  направился  по  прежнему  маршруту,
высматривая знакомые машины и самолеты в небе.
   Ровно через полчаса, в 2.47, Олбрайт опять  оказался  в  том  месте,  где
Бассейная дорога ответвлялась от Известковой. В пятидесяти  метрах  выше  на
Бассейной дороге водитель фургона возился со спустившим колесом. Этот фургон
он раньше не видел. Возможно, это ФБР. На может быть кто угодно. Он  проехал
дальше и притормозил у  фонтанчика,  Банка  от  "Севен-ап"  была  на  месте.
Никаких машин не видно. Людей тоже. Над головой ни вертолетов. ни самолетов.
Он продолжил путь. мимо фонтанчика к перекрестку у Дороги коричневого моста.
   Остановившись под знаком, посмотрел по  сторонам.  Машин  нет.  Обернулся
через плечо, размышляя, что это был за фургон с лопнувшей шиной.
   Свернул налево.  Дорога  вилась  вдоль,  ручья,  который  впадал  в  реку
Патаксент-Ривер. Маленькая  долина  густо  поросла  лесом.  Слева  виднелись
разбросанные среди деревьев дома, но  крутой  берег  с  правой  стороны  был
покрыт зарослями.
   В трехстах метрах за перекрестком вправо  ответвлялась  покрытая  гравием
дорога. "Мельничная дорога", - гласил знак. Харлан поехал что ней.
   Дорога была узкая, не более  трех  метров  в  ширину.  Она  проходила  по
северному  берегу  ручья,  параллельно  асфальтированной   дороге,   которая
тянулась метрах в десяти выше по краю крутого обрыва. Это  была  дорога  для
искавших уединения влюбленных на протяжении километра ее  не  было  видно  с
асфальта вверху. Когда подростки на этом  проселке  не  занимались  любовью,
местные жители сбрасывали туда мусор. Гравий был  усеян  зелеными  мусорными
мешками, банками из-под пива и кока-колы.
   От этого проселка к северу отходила асфальтированная подъездная  дорожка,
и в этом месте на шесте был укреплен почтовый ящик. Олорайт проехал  ящик  и
остановился у первого большого дерева. Открыл пассажирскую дверцу,  поставил
под деревом банку из-под содовой и тут же юркнул обратно в машину.
   Еще через двести метров Мельничная дорога влилась  в  Дорогу  коричневого
моста. Вскоре он пересек Коричневый мост - современное приземистое  бетонное
сооружение над рекой Патаксент, которая  здесь  была  очень  широка.  Теперь
дорога называлась Эднорской. Через три километра она соединилась с  шоссе  ј
650 штата Мэриленд, и тут Олбрайт свернул налево. Через двадцать пять  минут
нужно вернуться к почтовому ящику. Взглянул на часы.

***

   Тремя тысячами метров выше, да  борту  "Сесны-172"  агент  Кларенс  Браун
положил бинокль да календ, потер глаза и взялся за микрофон.
   - Объект проехал по чертовой Мельничной дороге, и две минуты его не  было
видно за деревьями. Наверное, останавливался там. Стоит проверить.
   Сидящий  в  фургоне  со  спущенным  колесом  Ллойд   Дрейфус,   прослушав
информацию, обернулся к напарнику:
   - Эта банка у родника - не почтовый ящик. Объект просто проверял.
   - Вы уверены?
   - Нет, черт побери. - Но Дрейфус нюхом чуял это. Он взглянул на карту.
   Почтовые ящики подозрительно близко друг  от  друга.  Олбрайту  следовало
быть поосторожнее. Он теряет голову.
   - Думаете, он заметил самолет?
   - Нет, - уверенно сказал Дрейфус. - Браун слишком высоко. На такой высоте
его не слышно и не видно, если точно не знаешь, куда смотреть.
   Дрейфус взял в руки микрофон.
   - Не выпускай его из виду, Кларенс.  Я  должен  знать,  когда  он  поедет
назад.
   - Понял.
   Своему соседу в фургоне Дрейфус приказал:
   - Пусть ребята приставят колесо. Надо быть готовыми быстро  тронуться.  -
Затем переключил частоту и начал давать указания агентам.

***

   Десять минут спустя, когда Василий Починков проехал методистскую  церковь
на шоссе ‹216 и свернул на Дорогу коричневого моста, его сфотографировали из
пикала, стоявшего перед церковью вместе  с  четырьмя  другими  машинами.  Он
ничего не заметил. Его внимание было поглощено стройной  фигурой  женщины  в
шортах, входившей в церковь.
   Он посмотрел на свою жену, сидевшую рядом и искавшую  перчатку  на  полу.
Она уронила ее и шарила на  ощупь.  Толщина  не  позволяла  ей  нагнуться  и
посмотреть.
   Почему, в который раз подумал он, у всех  русских  женщин  талия,  как  у
мешка с картошкой, а американки сохраняют стройность фигуры до седых  волос?
С виду не скажешь, что этой бочке всего тридцать четыре  года  и,  когда  он
женился на ней двенадцать лет назад, она выглядела как балерина. Теперь надо
выхлебать ведро водки, чтобы отважиться отправиться в экспедицию между этими
мостовыми опорами, которые она называет бедрами.
   - Приготовься, Надя. Надень  перчатки.  На  спуске  к  Коричневому  мосту
дорога начала петлять.
   Починков сбавил скорость до сорока, посмотрел на карту начал высматривать
Мельничную дорогу. Вот она!
   Банку от "Доктора Пеппера" он увидел за пятьдесят метров. Оглянувшись  по
сторонам, он притормозил. Вокруг никого. Надя  вышла  из  машины  с  зеленым
мусорным мешком и поставила его в пяти метрах к западу от дерева.  Пока  она
делала это. Починков подошел к банке, еще раз оглянулся и поставил  рядом  с
ней другую.
   Они вернулись в машину, закрыли двери и быстро отъехали.

***

   "Бьюик" взбирался в гору на южном берегу реки, когда с Известковой дороги
показался фургон и промчался триста метров до въезда на Мельничную дорогу.
   Водитель притормозил, и  из  кузова  выскочили  двое  в  перчатках.  Один
раскрыл зеленый мусорный мешок, другой поспешно фотографировал.
   Внутри фургона Ллойд Дрейфус слушал доклад  агента  Брауна,  сидевшего  в
"Сесне".
   - Объект в километре к югу от Эднорской дороги, едет на юг по  650-му.  У
вас всего  шесть-семь  минут...  Вот  он  разъехался  с  "бьюиком",  который
направился на север.
   Двое агентов вернулись в фургон  менее  чем  за  минуту.  Водитель  выжал
сцепление, как только услышал, как  хлопнула  дверь  кузова.  Выбравшись  на
асфальт у Коричневого моста, он резко повернул налево, обратно к Известковой
дороге.
   Через  четыре  минуты,  когда  на  проселке  показалась  машина   Харлана
Олбрайта, там уже никого не было. Он даже не выходил. Убедившись, что  банки
из-под содовой на месте, он притормозил у мусорного мешка  и  подобрал  его.
Поставив его на пол под пустым пассажирским сиденьем, он хлопнул  дверцей  и
отпустил тормоз.
   Заглянув туда, он обнаружил всякую дрянь: мятую упаковку от  хлеба,  пару
пустых банок от овощных консервов, три  раздавленные  банки  из-под  содовой
воды и бумагу, в которую когда-то  заворачивали  мясо.  Все  это,  как  знал
Олбрайт, было тщательно отмыто, чтобы не привлекать собак. Под этим  мусором
лежали  деньги  двести  тысяч  долларов,  сто  пачек  по  сотне   бывших   в
употреблении двадцаток.
   В пять вечера он подъехал  к  своему  дому  в  Силвер-Спринг.  Воскресная
"Вашингтон пост" так и лежала ряде с почтовым ящиком. Он подобрал ее,  вошел
в гостиную уселся с газетой у телевизора.

Глава 26

   В понедельник Бабун Таркингтон проснулся  в  половине  пятого,  сходил  в
туалет,  снова  лег.  Но  сон  не  приходил.  За  окном  было   еще   темно.
Раздраженный, он подошел к окну и выглянул  наружу.  Легкие  облачка,  между
ними видны звезды.
   Правда, звезд немного. Странно, но перед рассветом звезды редеют,  словно
те, что послабее, устают и уходят домой.
   Он беспокойно мерил шагами небольшую комнату.  Надел  джинсы,  рубашку  и
сидел в кресле, пока на востоке начал брезжить свет.
   Зазвонил телефон.
   - Таркингтон слушает.
   - Лейтенант, это дежурная медсестра. Ваша жена пришла в себя и зовет вас.
   - Сейчас же буду. Скажите ей! - Он бросил трубку и схватился за туфли.
   Седан никак не запускался. Он давил на акселератор и отчаянно вертел ключ
зажигания. Двигатель рычал, кашлял, но упорно не заводился.  Слишком  поздно
Бабун сообразил, что перелил горючего.
   Черт! Тут чуть больше километра. Он с грохотом хлопнул дверцей и побежал.
   Пришла в себя! Зовет его! Он ускорил темп.
   Солнце уже показывалось над горизонтом. Синие облака понемногу  розовели.
А выше простиралось голубое небо.
   Последние три квартала он мчался по засохшей грязи, которая  когда-нибудь
станет газоном, и по пустой автостоянке, усеянной перекати-полем, Медсестра,
сидящая у входа, усмехнулась, завидев  его.  Он  чуть  не  снес  ее  стол  и
рванулся через коридор в реанимацию.
   Врач стоял у края кровати и разговаривал с Ритой, а  медсестра  проверяла
пульс. Врач отошел в сторону, Бабун резко сбавил шаг и дальше пошел не спеша
так, чтобы Рита его видела.
   Она попыталась улыбнуться.
   - Привет,