ением:
   - Эта система, само название проекта - абсолютно все засекречено по самую
макушку. Адмирал Данедин сказал, что в Форт-Ливенуорте уже готовы камеры для
любого, кто нарушит режим секретности. Так что не советую бормотать даже  во
сне.
   - Я люблю тайны, - заявил Бабун.
   - Это мне известно. К счастью, ты у меня один из самых больших  любителей
тайн на свете. Не расстегивайся, Бабун.
   Джейк пошел наблюдать за  установкой  антенн,  а  Бабун  с  Ритой  пешком
направились в штаб базы планировать свой полет в  Фаллон,  штат  Невада.  По
дороге Рита спросила:
   - Что тебе велел не расстегивать капитан Графтон, Бабун? Рот или...
   - Никогда не задавай вопроса, если не уверена, что  получишь  ответ.  Это
Золотое правило выживания Таркингтона во флоте Дяди Сэма.
   Они усмехнулись друг другу. Она незаметно пожала его  руку.  Инстинктивно
оба чувствовали,  что  необходимо  соблюдать  конспирацию.  Никаких  пожатий
тайком,  никаких  переглядываний  на  службе.  Не  говоря  уже  о   вздохах,
подмигивании или там нежных прикосновениях.  Если  капитан  Графтон  заметит
хоть что-нибудь, им обоим крышка.
   Бабун шагал, высоко подняв голову, расправив плечи. Он обостренно ощущал,
как прекрасно чувствует себя, как силен и здоров. Такое состояние может быть
только благодаря женщине, подумал  он  и  принялся  насвистывать  подходящую
мелодию. Да, жизнь хороша.
   Эйфорическое мироощущение Бабуна продолжалось  ровно  один  час  тридцать
семь минут - столько,  сколько  требовалось,  чтобы  спланировать  полет  до
полигона электронных систем в Фаллоне, штат  Невада,  и  обратно,  заполнить
полетные задания, переговорить с метеорологом о долгосрочном прогнозе погоды
на ближайшие три-четыре дня и забежать в туалет по малой нужде. На  обратном
пути в ангар, где работали Графтон и его  колдуны,  Рита  была  молчалива  и
выглядела более озабоченной, чем в последние дни.
   - Я тебе нравлюсь? - спросила она наконец полушутя, но Бабун  Таркингтон,
только что самый счастливый гражданин мира, воспринял это как угрозу.
   Его как будто сбросили  с  небес  на  грешную  землю,  да  еще  неприятно
щелкнули по носу.  Привязанность!  Это  их  гормоны,  что-то  биологическое,
связанное, видимо, с генами.
   - Конечно. Ты замечательная женщина, и с тобой хорошо.
   - Вот как.
   - Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты же не из тех девушек, что пишут  стихи
до двух часов ночи и читают Альбера Камю в кафе.
   - Аа-га.
   - Ты, - тут Бабун широко улыбнулся, придав себе  до  сих  пор  безотказно
срабатывавший, чрезвычайно искренний вид - мол, о чем тут  говорить,  пойдем
сегодня переспим, - ты из тех девушек, с которыми ребятам весело.
   - Понятно, - кивнула Рита. - Тебе нравятся девушки, которые  расстегивают
змейку на ширинке зубами и не носят трусиков.
   Ему не понравилось, как она это произнесла -  губы  растянуты,  но  почти
неподвижны, глаза сужены до щелок.
   - Рита, я  обычно  не  обсуждаю  серьезные  дела  в  служебное  время  на
автомобильной стоянке.
   - Может, мне сбрить волосы на лобке и воткнуть пять сережек в левое ухо?
   А, так ты хочешь крови! Ладно.
   - В правое ухо. В левом носят лесби...
   - Кретин! - Она отскочила в сторону, опустив плечи, словно заслоняясь  от
ураганного ветра.
   - Эй, Рыжик! - "Рыжик" было ее прозвищем среди летчиков,  оно  даже  было
вышито на ее летном костюме. Она повернулась к нему лицом, подбоченившись.
   - Никогда не смей называть меня так,  Таркингтон.  Никогда.  Это  не  для
тебя.
   - Эй, - начал он, но она уже отвернулась. Он прокричал ей вслед:
   - Я хотел бы узнать тебя получше. Но  я  не  обручаюсь  на  автомобильной
стоянке, будь ты хоть царицей Савской.
   Отойдя метров на двадцать, она обернулась.
   - Я не просила тебя об обручении, - заявила она.
   - Она не просила! Без трусиков, брить лобок... что с тобой, черт побери?
   Она пошла дальше. Бабун повернул обратно к штабу. В нескольких метрах  от
него какой-то капитан-лейтенант, неодобрительно покачивая головой, бросил:
   - Знаете, лейтенант, если мне приходится обсуждать с дамой детали туалета
или вопросы гигиены, я обычно нахожу для этого  менее  людные  места.  Бабун
покраснел, как рак.
   - Так точно, сэр, - пробормотал он, не разжимая  зубов,  и  уныло  побрел
прочь.
   Сэмюэль Доджерс орудовал вилкой так, чтобы  не  потерять  даром  ни  эрга
своей драгоценной энергии. Одним быстрым, резким движением  столовый  прибор
нагружался картофельным пюре с зеленым горошком, затем возносился кратчайшим
путем по прямой к разверстому вместилищу пищи, в  мгновение  ока  оказывался
вылизанным дочиста и тут же опускался за  новой  порцией.  Человек,  занятый
столь тяжким трудом, должен быть поглощен им без остатка,  и  Доджерс  мудро
поступал именно таким образом. Если он и слышал, что говорилось рядом, то не
подавал виду.
   Бабун Таркингтон многозначительно  подмигнул  Рите,  когда  она  перевела
взгляд с Доджерса и его быстро пустевшей тарелки на него. Она опустила глаза
на  свою  тарелку.  Плотно  сжав  губы,  глубоко  вздохнула  носом,   отчего
натянулись ткань и пуговицы ее форменной рубашки.  Бабун  с  неудовольствием
отметил, что Доджерс-младший не меньше его интересуется физической  природой
расширения Ритиного бюста. Он был не то чтобы большой, но в  высшей  степени
пропорциональный. Ее высокие груди образовывали. симметричные холмы, которые
выглядели идеально, исключительно правильными и слегка вздымались, что  было
заметно в глубоком вырезе ворота. Бабун бросил последний взгляд на эту  пару
шедевров, отрезая кусочек свиной отбивной и рассуждая о превратностях любви.
   - Ну, Бабун, - услышал он слова  Джейка  Графтона,  -  ты  доволен  своей
нынешней службой?
   - Так точно, сэр. Можете мне поверить. -  Капитан  весело  поглядывал  на
него. - Чрезвычайно интересный вызов, сэр. Адски интересно, сэр.
   Эти слова вызвали явное неудовольствие гурмана на другом конце стола.
   Доджерс,  видимо,  уже  покончил  с  едой,  отложил  вилку  и  вытер  рот
салфеткой.
   Насколько мог судить Бабун, ни грамма пищи у него не пропало даром.
   - Путь в ад  может  быть  интересным,  сэр,  но  путь  в  небеса  гораздо
интереснее.
   - Угу, - произнес Бабун, расправляясь с остатками отбивной.
   - Путь праведника узок и тернист, и многие считают его  слишком  опасным,
слишком крутым, слишком суровым. - Доджерса понесло,  он  говорил  громко  и
прочувствованно. - Путь праведников усеян искушениями плоти, духа и сердца.
   Свернуть с этого тяжкого, достойного пути можно лишь на широкую, короткую
дорожку, которая ведет прямиком в ад.
   - Душа несется по шестиполосной трассе в розовом  "кадиллаке".  Аминь,  -
пробормотал Бабун, даже не взглянув на Риту, которая толкнула его под столом
в лодыжку.
   - А путь грешников - это прямая автострада, ведущая к обры...
   - Надо полагать, - жестко прервал его Джейк Графтон. Повернувшись к Рите,
он спросил:
   - Вы составили план полета в Фаллон?
   - Так точно, сэр. - Она описала маршрут, перечислила  ориентиры,  назвала
расчетное время и предполагаемый остаток горючего, когда  она  окажется  над
полигоном электронных систем. Джейк спросил, кто из присутствующих бывал  на
базе морской авиации Фаллон, а затем стал рассказывать  анекдоты  из  своего
большого опыта пребывания там. Бабун Таркингтон  понял,  что  Джейк  Графтон
намерен овладеть застольной беседой  до  конца  десерта,  чтобы  не  слушать
идиотские проповеди Доджерса. Видимо, никто не сказал физику, что за  столом
в кают-компании никогда не  затрагиваются  три  темы:  женщины,  политика  и
религия.
   Графтон излагал один смешной случай за другим. Рита, покончив  с  едой  и
извинившись, ушла,  Бабун  же  остался,  увлеченно  слушая  байки  капитана.
Доджерс-младший заказал десерт и задал несколько вопросов; даже его старику,
похоже, нравились истории Графтона о пари на десять центов в салуне у Мамаши
и о том, как пьяные летчики в полночь гоняли на мотоциклах по пустыне, чтобы
успеть прийти в себя к вылету, назначенному на пять утра.
   Доктор Фриче закурил сигару и удовлетворенно вздохнул. Ему, видимо,  тоже
пришлись по душе рассказы Графтона о похождениях молодости - в  этот  теплый
вечер во флотской кают-компании за двести километров от моря.
   "Как и Джейк Графтон, я люблю эту жизнь", - поймал себя на  мысли  Бабун.
Он вспоминал собственную двухнедельную командировку в Фаллон перед тем,  как
попасть на авианосец. В Фаллоне все забывали о  женах  и  подружках;  именно
там,  в  атмосфере  круглосуточного  разгула,   между   молодыми   офицерами
завязывались дружеские отношения, которые потом продолжались до конца жизни.
Там можно было летать на боевых машинах два-три раза в день, показывая  все,
на что они были способны. Как описывал Джейк Графтон и вспоминал Бабун,  это
была веселая, беззаботная, волнующая жизнь, идеальное  времяпровождение  для
юноши, становящегося мужчиной.
   Когда байки Джейка иссякли, Бабун улыбнулся всем и ушел. Шагая в  сторону
общежития, он поймал себя на том, что снова насвистывает.  "Что-то  я  часто
это делаю в последнее  время",  -  подумал  он  и  громко  засмеялся.  Жизнь
проходит разумно  и  правильно;  Ему  так  понравилась  эта  мысль,  что  он
расхохотался, а потом хмыкнул, какой же он все-таки дурак, и злость на  Риту
прошла без следа.
   Никто не ответил, когда он постучал в дверь  Ритиной  комнаты.  Наверное,
она в туалете или стирает внизу. Ладно, зайду к ней позже.
   Когда он толкнул дверь собственной комнаты, там горел свет, а в кресле  у
маленького столика сидела Рита. Волосы у нее были  распущены  по  плечам,  а
надета на ней была лишь коротенькая рубашка, нечто  крохотное  и  прозрачное
настолько...
   У Бабуна перехватило дыхание.
   - Слушай, закрой-ка дверь, пока сюда не сбежалось все общежитие.
   - Как ты сюда попала? - спросил Бабун, не отрывая от нее глаз.
   - Взяла ключ на доске внизу.
   Он запер дверь и присел на  краешек  кровати,  совсем  недалеко  от  нее.
Мебель в комнате, весьма немногочисленная,  была  в  стиле  раннего  Конрада
Хилтона.
   Он прокашлялся, когда она посмотрела ему прямо в глаза.
   Я писала письмо, - сказала она, не отводя взгляда. -Тебе.
   - Угу.
   - Я могу дописать и позже.
   - А что должно случиться?
   - Извини за сегодняшнюю сцену на стоянке. Я просто хотела... Ладно, давай
забудем, хорошо?
   - Конечно, - согласился он. - Это был лишь крохотный ухаб на трудной,  но
праведной дороге. - Его взгляд опускался все ниже и ниже. - Он не мог свести
нас на короткую, обрывистую тропку, которая ведет прямо... прямиком  в...  -
Сквозь кружева рубашки виднелись соски, красные, спелые, словно вишни...
   Она поднялась порывистым изящным движением.
   - Я хочу заниматься любовью с тобой, - пробормотала она, снимая  рубашку,
- но только не надо чересчур спешить.
   Он плотно сжал губы и кивнул. Он протянул руки, и она бросилась к нему.
   Кожа у нее была гладкая, шелковистая.
   - Давай выключим свет, - предложила она, когда он прильнул  губами  к  ее
груди.
   - Ты прекрасна при свете, - возразил он, укладывая ее рядом  с  собой  на
кровать.
   - Не хочу, чтобы ты считал, что нужен мне только для секса,  -  запустила
она пробный шар.
   Рот у Бабуна был занят, поэтому он смог лишь что-то промычать в ответ.
   - Секс - это, конечно, замечательно, но я хочу, чтобы у нас было и что-то
еще. - Она запустила пальцы в его  волосы,  потом  пригладила  вихор.  -  Ты
потрясающий парень, и здесь речь идет о большем, чем секс. Вот что я  хотела
узнать днем на стоянке.
   Бабун неохотно расстался  с  набухшим  соском  и  выпрямился,  его  глаза
оказались рядом с ее глазами, в упор смотревшими на него.
   - Ты хочешь сказать, что любишь меня? Она сдвинула брови.
   - Видимо, да. Это случилось не совсем так,  как  я  мечтала,  У  девушек,
знаешь ли, бывают фантазии. - Она чуть прикусила нижнюю губу. -  Надеюсь,  я
говорю то, что нужно. Ты не возражаешь?
   - Мне это нравится. Я чувствую, что  влюбляюсь  в  тебя  и  рад,  что  ты
испытываешь то же самое.
   - Я люблю тебя, - тихо, словно обкатывая  каждый  звук,  произнесла  Рита
Моравиа и, нежно притянув его голову, поцеловала волосы.
   Когда она уснула, Бабун выбрался из постели и выглянул сквозь  штору.  Он
испытывал беспокойство. Зачем он сказал это  -  чушь  насчет  любви?  Только
идиот говорит женщине такие слова, прежде чем уложит ее в постель. Он  сидел
в кресле и грыз ногти. Эта мысль неотступно преследовала  его,  и  в  то  же
время  его  одолевали  сомнения.  Неужели  он  испугался?  Да  нет,   слегка
взволнован, нервничает, но не  боится.  Почему  всем  женщинам  так  хочется
любви? Интересно, что сказал бы по этому поводу Сэмюэль Доджерс.

***

   Дрейфус положил бумагу на стол Камачо, сел и принялся раскуривать трубку.
   Камачо знал, что это такое: шеф уже звонил ему. Копия письма. Оригинал  в
лаборатории.
   Он раскрыл  папку,  в  которую  сотрудники  лаборатории  клали  копии,  и
взглянул на письмо. Без даты. На конверте  штамп:  Бейкерсфилд,  Калифорния.
Поставлен три дня назад. Написано витиеватым, с  завитушками,  почерком,  но
вполне разборчиво.
   "Уважаемый сэр!
   Считаю своим долгом уведомить Вас, что муж  моей  дочери,  старшина  1-го
класса  флота  США  Терри  Франклин,  -  шпион.  Он  работает  в  Пентагоне.
Занимается компьютерами или что-то вроде того. Не знаю,  давно  ли  он  стал
шпионом, но стал.
   Моя дочь Люси уверена в этом, и я тоже.  Люси  однажды  слышала  странный
телефонный разговор, и  он  совершенно  взбесился,  когда  узнал,  что  Люси
рассказала о своих подозрениях соседке.  Люси  боится  его,  и  я  тоже.  Он
сумасшедший. Он шпион вроде того Уокера.
   Мы добропорядочные граждане, мы платим налоги и уверены, что Вы  сделаете
то, что положено. Нам его жалко, но он сам выбрал этот путь. Люси  не  имеет
абсолютно ничего общего с его шпионскими делами, поэтому я пишу это  письмо,
Я хотела, чтобы написала она, но дочь говорит, что не в  состоянии,  хотя  и
понимает, что это необходимо. Пожалуйста, арестуйте его, чтобы Люси и  дети,
я остались не при чем. Пожалуйста, не говорите газетчикам, что он женат. Его
зовут Терри Франклин, и он работает в Пентагоне, и он шпион.  И  РАДИ  БОГА,
что бы Вы ни сделали, не говорите Терри, что мы написали о нем. Он бешеный.
   Искренне Ваша Флора Мей  Саутуорт.  Можно  ли  получить  развод  в  штате
Калифорния, если ваш супруг шпион?" Дрейфус хмыкнул:
   - В Калифорнии можно получить развод, если супруг пукает в постели.
   - Ужасно прогрессивно.
   - Да уж, они во всем передовые.
   - Лучше позвони туда, чтобы послали агента поговорить с ними. Пусть сидит
подольше и как можно больше записывает.
   - Вы не  хотите,  чтобы  они  обратились  в  газеты?  Вам  известно,  что
распорядится сделать комитет по этому поводу?
   - Ну, конечно, что-то им придется предпринять. Вот уже теща написала  нам
письмо. Наверное, они уже говорили и священнику, и адвокату,  и  соседям  не
менее чем в пяти кварталах.
   -  Пока  что  одно  письмо.  В  нем  никаких  фактов,   а   только   куча
необоснованных обвинений. Мы каждый месяц  получаем  по  три  десятка  таких
писем от тех, кто хочет нагадить людям, имеющим секретную работу.  Повторяю,
вам разве известно, что распорядится...
   - Нет, - словно выплюнул Дрейфус.
   - Значит, нам остается только убедить миссис  Саутуорт,  что  мы,  словно
муравьи, бросились на ее зов. Взять подписку о неразглашении. Лучше  послать
к ней двух агентов. Пусть побудут у нее подольше. А через пару дней вернутся
и зададут еще несколько вопросов. Новых, не повторяя прежних.
   - Если дело принимает такой серьезный оборот, может, вы пошлете меня туда
проверить, чтобы все  было  сделано  правильно?  Я  могу  ехать  автобусами,
глядишь, через недельку доберусь.
   Камачо промолчал. Он взял письмо и прочитал еще раз. Затем вынул  блокнот
и начал что-то писать. Дрейфус все понял и тут же  исчез,  закрыв  за  собой
дверь и оставив облако табачного дыма.
   Камачо запустил блокнотом ему вслед.

Глава 14

   Хотя рев двигателей был слышен за много километров, "Интрудер"  оторвался
от земли, лишь слегка покачивая крыльями, которые Рита Моравиа автоматически
выровняла, едва заметно прикоснувшись сбоку к  ручке  управления.  Она  дала
носу машины задраться на восемь  градусов  кверху  и  остановила  дальнейшее
кабрирование, слегка сместив ручку вперед именно в тот неуловимый миг, когда
двадцать пять тонн взлетного веса перераспределились с опор шасси на крылья.
   Мерцающий, неуловимый миг, когда самолет собрался  с  силами  и  уверенно
прорезал крыльями теплый утренний воздух.
   Теперь, когда взлет состоялся, Рита левой  рукой  хлопнула  по  рукоятке,
убирая шасси. Большим пальцем правой она прижала  похожую  на  шляпку  гриба
кнопку на ручке управления, установив  последнюю  в  нейтральное  положение,
пока двухмоторный боевой самолет разгонялся в воздухе.
   Она  проверила,  втянуто  ли  и  зафиксировано  шасси.  Да.   Температура
двигателей, обороты, расход топлива -  в  норме.  Левой  рукой  она  подняла
рукоятку,  убирающую  закрылки,  а  правой   легонько   придерживала   ручку
управления, не давая рыскать носу при наборе  высоты.  Разгон  идет  хорошо.
Убрав закрылки и предкрылки и сдвинув стабилизатор,  она  отключила  систему
механизации крыла и продолжала удерживать машину. Когда  та  разогналась  до
приборной скорости пятьсот километров в час, Рита задрала нос самолета выше,
соблюдая указания Джейка Графтона не превышать пятисот пятидесяти.
   Бабун включил ответчик "свой-чужой" и вел переговоры с диспетчерской.
   Сейчас он переключился на  центр  управления  полетами  в  Лос-Анджелесе.
Диспетчер приказал ему нажать кнопку идентификатора  "свой-чужой"  -  "вопль
чайки", и штурман подчинился.
   - Экс-рей-Эхо-32, с вами установлен радиолокационный контакт.  Сдвиньтесь
влево, пеленг 020. Эшелон пятьдесят три, следуйте этим курсом.
   Рита Моравиа накренила по указанию Бабуна левое крыло.
   Когда она  выровняла  крылья,  продолжая  набор  высоты,  он  распевал  в
переговорное  устройство,  настраивая  радиолокационный  экран  и  проверяя,
правильно ли проходятся заданные компьютером точки маршрута.
   - Хи-хи, хо-хо, на работу мы идем, ля-ля-ля и ду-ду-ду, хи-хи, хо-хо...
   Рита  рассмеялась  под  кислородной  маской.  С   Бабуном   летать   одно
удовольствие. Недаром у капитана Графтона светлеет лицо всякий раз, когда он
видит Таркингтона.
   Она выровняла машину на девяносто пятом  эшелоне  -  девять  с  половиной
тысяч метров - и включила автопилот. Мимо кабины плыло тоненькое  облачко  -
казалось, его можно схватить, давая ноздреватой  массе  просачиваться  между
пальцами. Рита выглянула вперед, пытаясь найти  точку,  откуда  мягкие  нити
словно начинали мчаться к фонарю, разгоняясь по мере  приближения.  Походило
на то, что мчишься под бесконечным  ровным  потолком,  в  духе  киноэффектов
Стивена Спилберга, когда зрители получают ощущение  быстрой  езды  -  пыхтят
цилиндры, подрагивают сиденья и вдруг на экране появляется цель.
   Через некоторое время она отключила автопилот  и  чуть-чуть  задрала  нос
машины. Та почти неощутимо поднялась на тридцать метров, и облака  полностью
окутали фонарь. Как раз в  это  время  Бабун  поднял  голову  от  экранов  и
осмотрелся. И встретился взглядом с Ритой. Она заметила, как  он  подмигнул,
потом отрегулировал фонарь и снова принялся колдовать с компьютером  и  РЛС.
Всю жизнь вкалываешь ради вот таких Она была лучшей  ученицей  в  прекрасной
школе зажиточного пригорода  -  из  тех  отличниц,  которые  подчиняют  себя
строжайшей дисциплине и тем отстраняются от сверстниц, больше интересующихся
мальчиками, музыкой и танцами, чем уроками.
   Она поразила  всех,  в  первую  очередь  родителей,  когда  заявила,  что
намерена  поступать  в  военную  академию.  Рекомендацию  в   Военно-морскую
академию ей д