му  известно  о  заваливании  этого  самолета-невидимки,  неофициально.   -
Слушаюсь, сэр, - ответила Рита и удалилась.

***

   Кучевая облачность и шедший с запада шквал не позволили  совершить  полет
на следующий день, но, оказавшись в конце концов в воздухе,  Рита  энергично
занялась программой испытаний, пока Чад Джуди на F-14 висел у нее на хвосте,
словно приклеенный, то с одной стороны, то с другой.
   Прежде всего заваливание. Задрав нос на десять  градусов  к  горизонту  и
имея семьдесят процентов мощности, она пустила машину по инерции, но  тут  в
воздухозаборниках  послышалось  пыхтение,  быстро   перешедшее   в   громкий
беспорядочный стук - словно пьяный стучал в барабан.  Температура  выхлопных
газов резко повысилась, обороты на обоих двигателях упали. Она ощущала,  как
дрожит кресло и педали, передавая вибрацию самолета.
   Помпаж компрессора! Значит, этот противный, похожий на крысу,  испытатель
"Консолидейтед" врал ей. Она скабрировала, отчего стук за  кабиной  сделался
еще громче, и держала нос самолета кверху, пока скорость не возросла и  шум,
наконец, не затих; при этом Рита все время  зачитывала  по  радио  показания
приборов.
   Когда восстановился нормальный  режим  работы  двигателей,  ей  пришла  в
голову другая мысль. Если пилот чуть  замешкается  и  потеряет  мощность  на
заключительном этапе посадки, эта штука парашютирует  в  землю  перед  самым
началом полосы. На корабле это называют "удариться о форштевень".
   Она осторожно подняла нос на двадцать  градусов  над  горизонтом  и,  как
только скорость упала, начала наращивать мощность,  пока  не  довела  сектор
газа до упора. Воздушная скорость продолжала падать.  Это  была  "нисходящая
ветвь кривой мощности" - такой режим полета, когда лобовое сопротивление  по
мере падения  скорости  настолько  возрастало,  что  двигателям  не  хватало
мощности, чтобы разогнать самолет.
   Помпаж  компрессора  наступил   мгновенно   -   от   бешеного   стука   в
воздухозаборниках  позади  кабины  вся  машина  затряслась.  Не  успела  она
сообразить, что происходит, как самолет завалился на крыло. Он  падал  вниз,
пока нос же оказался под углом пятнадцать градусов к горизонту,  после  чего
воздухозаборники  опять  заработали.  Тем  не  менее   помпаж   компрессоров
продолжался, стрелка на индикаторе  температуры  выхлопных  газов  зашла  за
красную черту, а обороты  составляли  всего  85  процентов  от  номинального
значения.
   Рита благоразумно отжала сектор газа, чтобы двигатели не перегревались.
   Стук продолжался.
   Перевела сектор газа на  холостой.  Температура  газов  по-прежнему  выше
красной черты.
   Она совсем отключила дроссели, обеспечив поступление топлива в двигатели.
   Стук прекратился. В кабине стало очень тихо.
   Бабун потом рассказывал, что, пока Рита вновь запускала двигатели, он мог
слышать "только смех Бога".
   На сей раз, заходя на посадку, Рита выровняла машину и оттянула  дроссели
назад. Конечно, стук завихрявщегося в воздухозаборниках воздуха стал  слышен
еще до того,  как  пневматики  главной  опоры  шасси  коснулись  земли.  Она
опустила нос и следила, как пляшет стрелка температуры выхлопных газов, пока
машина замедляла бег. Когда стабилизатор потерял управляемость, она опустила
нос чуть ли не до земли и тихонько нажала тормоза.
   - День  прошел  -  денежку  нашел,  -  оказал  ей  Бабун  в  переговорное
устройство.
   На то, чтобы  снять  двигатели  с  самолета,  осмотреть  их,  обследовать
воздухозаборники и установить  двигатели  обратно,  ушло  три  дня,  главным
образом  потому,  что   Джейк   Графтон   потребовал   обследовать   лопатки
компрессоров и турбин дефектоскопом, который пришлось доставлять по воздуху.
   Главный инженер "Консолидейтед" посинел от злости.  Он  боялся,  что  ему
начнут задавать вопросы, и уходил, как только к нему  приближался  кто-то  в
форме. Адель Де Крешентис, выслушав Риту и просмотрев  данные  телеметрии  и
видеозаписи, была взбешена не в меньшей степени, но лучше владела собой.  Но
когда Джейк Графтон  обращался  к  ней,  она  в  ответ  только  презрительно
фыркала.
   Летчики не хотели связываться с работниками "Консоли дейтед" .
   - Мы напрасно тратим время на дополнительные полеты, - сказали Джейку Лес
Ричарде и Джордж Уилсон. - Эта птичка никуда  не  годится,  и  исправить  ее
дефекты в корне невозможно. Вся конструкция хреновая.
   - Откуда вы знаете, что их невозможно исправить?
   - Вот смотрите. На больших углах атаки воздухозаборники закрыты кабиной и
самой формой фюзеляжа,  которая  аэродинамически  идеальна.  Как  это  можно
исправить?
   - Черт возьми, я не инженер по аэродинамике! Откуда мне знать?
   - Так вот, я инженер, - сказал Уилсон, - и я знаю.
   - Никогда не говорите "никогда". Как бы там ни было,  мы  должны  сделать
пять полетов на этой птичке.  Не  хочу,  чтобы  говорили,  будто  я  не  дал
"Консолидейтед" никаких шансов.
   - Мы только впустую тратим свое бремя и деньги флота.
   - Что такое несколько миллионов? - задал риторический вопрос Джейк. Целью
было получить от Конгресса деньги  на  приличный  самолет.  Поэтому  он  был
настроен философски.

***

   Бабун Таркингтон проскользнул по коридору в комнату жены, удостоверившись
что все уже спят. С тех пор, как они очутились в Тонопе, их роман походил на
полет штурмовика на предельно малой высоте.
   - Повтори-ка мне, -  попросил  Бабун,  -  что  сказал  этот  самый  пилот
"Консолидейтед" о сваливаний,  когда  ты  накачала  его?  Как  его,  кстати,
зовут?
   - Стью Винич. Он просто говорил, что при больших углах  атаки  компрессор
может помпажировать.
   - И больше ничего? Ни слова о том, насколько это серьезно?
   - Он не мог, Бабун. Фирма замалчивает эту проблему.  Кто  будет  говорить
лишнее, сразу же получит уведомление об увольнении.
   - Нам чертовски повезло, что эта штука  не  сорвалась  в  штопор.  И  еще
больше повезло, что двигатели опять заработали.
   - Везение - часть нашей работы, - пояснила Рита.
   - Ну да. Если бы мы катапультировались, а парашюты не  раскрылись,  Винич
только бы качал головой, стоя у наших могил.
   - Он сказал достаточно. Я знала, чего  следует  ожидать.  Бабун  выключил
свет и улегся рядом с женой.

***

   Джейк Графтон внимательно  осматривал  и  ощупывал  самолет,  пытаясь  не
попадаться на глаза техникам, как вдруг  заметил,  что  Адель  Де  Крешентис
следит за ним. Он подошел к ней.
   - Знаете, - сказал он, - эта штука напоминает мне швейцарские часы массой
в двенадцать тонн.
   - Кварцевые часы, - уточнила вице-президент.
   -  Вот  именно.  Как  бы  там  ни  было,  я  удивляюсь.   Неужели   вашим
конструкторам трудно было пристроить сюда двадцатимиллиметровую пушку?
   - Пушку? - Она искренне удивилась. Такая идея  явно  не  приходила  ей  в
голову.
   - Ну да. Пушку. Маленькую скорострельную, утопленную в фюзеляже, и к  ней
штук пятьсот снарядов. Как вы думаете?
   - Когда мы проектировали машину, ни один из офицеров ВВС даже не заикался
о пушке.
   - Меня это почему-то не удивляет. Но в принципе это можно сделать?
   - Если внести в конструкцию довольно существенные  изменения,  что  будет
стоить кругленькую сумму, думаю, что возможно. Потребуется  очень  серьезная
инженерная проработка, чтобы точно ответить на  ваш  вопрос.  Но  зачем?  На
такой машине? Вы хотите, чтобы она на сверхмалой высоте  вступала  в  бой  с
зенитными орудиями? Или палила по танкам?
   - Когда главным противником будут танки, мисс Де Крешентис, мы не  сможем
тратить на каждый по ракете ценой в миллион долларов. В странах  Варшавского
договора более пятидесяти тысяч танков.  Вот  тогда  пригодилась  бы  добрая
старая двадцатимиллиметровка с бронебойными снарядами.

***

   Сенатор Хайрам Дюкен был настроен  отнюдь  не  философски,  когда  звонил
Джорджу Ладлоу.
   - Вы в курсе того, что происходит в Тонопе? - прорычал он.
   - Да, вице-адмирал Данедин докладывает мне. Капитан  Графтон  информирует
его о ходе испытаний по несколько раз в день.
   - Я хочу знать, почему офицер, ответственный за испытания, настаивает  на
выполнении маневров, к которым самолет, по мнению изготовителя, не  готов  и
которые могут быть опасными.
   - Он строго придерживается программы. Он знает, что делает.
   - Неужели? Эту машину облетывает двадцатипятилетняя  девица  без  всякого
опыта летной работы, а прототип стоит четыреста миллионов долларов!
   - Ей не двадцать пять лет. Ей двадцать семь.
   - Вы ее видели?
   - Что вы имеете в виду?
   - Что там вообще, черт побери, творится, Джордж? Судьба  множества  людей
зависит от результатов этих полетов. А у вас  какая-то  соплячка  летает  на
экспериментальных машинах! Что, у вас не нашлось лучше испытателей? Господи,
мы же тратим миллионы на эту школу  испытателей  в  Пакс-Ривер  и  не  можем
оттуда получить никого лучше девчонки?
   - Если вы можете доказать, что она некомпетентна, я готов вас выслушать.
   - Я слышал, что она намеренно заглушила в воздухе оба  двигателя.  Теперь
"Консолидейтед" тратит бешеные деньги, чтобы  проверить,  не  повреждены  ли
они.
   Готов спорить,  сам  Чак  Йигер  никогда  на  испытаниях  не  глушил  оба
двигателя сразу!
   - В этом я не уверен. Узнайте у ВВС.
   - Да не выначивайтесь. Я серьезно. Чертовски серьезно. Нельзя  допустить,
чтобы этот летающий ковбой Граф-тон и его девица угробили машину, Джордж.  Я
вас предупреждаю.
   - Спасибо.
   - Кстати, вы хотите получить средства на реактор  для  нового  авианосца?
Мой комитет сегодня утром зарубил эту статью. Может, на следующий год, а?
   Сенатор повесил трубку, прежде чем Ладдоу нашелся, что ответить.

***

   Джейк  Графтон  изменил  Рите  задание  на  оставшиеся  три  полета.   Он
категорически запретил ей любые маневры  под  большими  углами  атаки,  хотя
позволил достичь предельной  перегрузки  в  пять  "же",  при  которой  поток
поступающего в двигатели воздуха  начнет  завихряться  и  возникнет  стук  в
компрессоре.
   Три полета заняли  еще  десять  дней.  Когда  они  завершились,  флотские
летчики  еще  три  дня  обрабатывали  данные  и  беседовали   с   инженерами
"Консолидейтед", потом уложили вещички и собрались в  Вашингтон.  Через  три
недели они вернутся, чтобы испытывать прототип TRX.
   В последний вечер в Тонопе флотские устроили вечеринку в офицерском клубе
для крайне расстроенной команды из "Консолидейтед". Адель  Де  Крешентис  не
пришла, и это было к лучшему. Ближе к полуночи, когда Бабун  Таркингтон  уже
прошел  пик  подъема,  вызванного  алкоголем,  настроение  у   него   начало
портиться, он увидел Стью  Винича,  прижавшего  в  углу  женщину  из  отдела
электроники "Консолидейтед" . Он подошел, тронул Винича за  плечо  и,  когда
испытатель обернулся, мощным хуком свалил его на пол.

Глава 21

   Джейк Графтон был поражен, заметив Эми среди встречавших у  пассажирского
терминала авиабазы Эндрюс. За  три  недели,  что  он  отсутствовал,  девочка
заметно подросла.
   - Привет, Джейк, - прощебетала она и, подбежав, обняла его.
   - Скучала по мне?
   - Не так, как Кэлли, - туманно ответила она. В ожидании, пока из самолета
выгрузят багаж, Кэлли разговаривала с  другими  офицерами,  прилетевшими  на
DС-9 из Тонопы. Джейк стал поддразнивать Эми, отчего та даже покраснела.  Но
она оставалась рядом с ним, здороваясь со всеми и мило улыбаясь, когда к ней
обращались.
   - Как все прошло? - спросила Кэлли, когда они шли к машине.
   Джейк пожал плечами. Все строго секретно.
   - Да вроде ничего. А у тебя как?
   - Я перестала ходить  к  доктору  Арнольду.  В  пятницу  была  у  него  в
последний раз.
   Джейк поставил чемодан на  асфальт  и  крепко  обнял  ее,  так  что  Эми,
вприпрыжку  бежавшая  позади,  мотая  во  все  стороны   черными   волосами,
прямо-таки врезалась в них. Кэлли выглядела такой  счастливой,  какой  Джейк
уже давным-давно ее не видел.

***

   На следующее утро, во вторник, Джейк заперся с адмиралом Данедином, чтобы
обсудить  результаты  испытаний.   Они   просмотрели   видеоленты,   изучили
распечатки и начали набрасывать предварительные выводы.
   - Как себя показала Моравиа? - вдруг спросил адмирал.
   - Замечательно. Прекрасно чувствует управление, очень хладнокровна,  а  в
технике разбирается так, что я даже не представлял.
   - Значит, вы хотите, чтобы она испытывала и птичку TRX?
   - А почему бы нет?
   Адмирал пересказал разговор между сенатором Дюкеном и Джорджем Ладлоу.
   - Министр не приказывал мне ни отстранить  ее,  ни  оставить,  ничего,  -
заключил Данедин. - Просто изложил этот разговор.
   - Позвольте мне доложить, как я  это  понимаю,  адмирал.  Комитет  Дюкена
постановил не выделять денег на реакторы для авианосца из  бюджета  на  этот
год.
   Подразумевал ли он, что если назначат другого испытателя, он изменит свое
решение?
   - Нет. Видимо, он хотел сказать вот  что:  если  флот  не  купит  самолет
"Консолидейтед", он не будет с пониманием относиться к  финансовым  запросам
ВМС.
   -  Сэр,  я  не  думаю,  что  самолет  "Консолидейтед"  можно  довести  до
требуемого уровня и сделать из него  новый  штурмовик.  И  надо  еще  учесть
фактор "Афины". С ней нам не  нужно  будет  ставить  все  эти  дорогостоящие
хитромудрые уловки на каждую машину.
   - Облетайте машину TRX. Тогда посмотрим.
   - Вы хотите, чтобы я взял другого пилота-испытателя?
   - Я просто хочу, чтобы вы оценили обстановку. Становится горячо. Ладлоу и
политиканы в министерстве обороны играют в хитрые игры с другими такими же.
   Адмиралы и генералы толпами ходят на Холм на  слушания.  Как  раз  в  это
время года.
   - Думаю, нам надо оставить Моравиа. Если она облетает оба  прототипа,  мы
сможем провести объективное сравнение по каждой  позиции,  не  зависящее  от
посторонних обстоятельств. "Консолидейтед" разобьет нас в пух и  прах,  если
машину TRX облетает другой пилот и  мы  выберем  имению  этот  самолет.  Они
заявят, что проиграли по вине некомпетентного, неопытного пилота. Мы с  вами
будем выглядеть как последние идиоты, если не хуже.
   - Согласен, - сказал адмирал.
   Начали поступать предложения от фирм в ответ на данное ВМС  объявление  о
принятии предложений (ОПП) по проекту "Афина". После ленча Джейк изучал  эти
документы толщиной со столичный телефонный справочник каждый.
   - Почему бы этим ребятам просто не сказать все, что им нужно,  и  на  том
остановиться? - подумал он вслух.
   - Это сочиняют юристы.
   - Я просто не соображаю,  что  к  чему.  Они  использовали  все  принятые
сокращения и еще выдумали кучу своих. Выглядит как репортаж со строительства
Вавилонской башни.

***

   Несколько дней спустя Дрейфус заглянул в дверь кабинета Камачо.
   - "Минотавр" послал русским еще одно письмо. Дрейфус вручил шефу копию  и
опустился в кресло. Письмо было адресовано советскому послу и комментировало
визит Горбачева на Кубу.  В  последнем  абзаце  давались  рекомендации,  как
Советам следует обращаться с Кастро.
   - На копировальной бумаге, как обычно. Как все остальные.
   - Оригинал взяли из лаборатории?
   - Нет еще. Я только получил его.
   - Заберите у них. Я хочу его видеть.
   - Зачем? Это точная копия.
   - Пожалуйста. Сходите сейчас же.
   Дрейфус удалился, качая головой.
   Камачо открыл ящик стола и достал пару резиновых перчаток, которые он так
подогнал к своим пальцам,  что  мог  обходиться  без  талька.  Затем  достал
баночку из левого нижнего ящика. Он открыл ее с помощью ножа для  разрезания
конвертов и вылил немного синего  варенья  на  стол.  Нет,  кажется  слишком
много. Вырвав листок из  блокнота,  он  промокнул  стол,  потом  внимательно
осмотрел пятнышко на обороте листка. Плотно закрыв баночку, поставил  ее  на
место.
   Когда  Дрейфус  вернулся  с  письмом,  Камачо  стоял  у   окна,   праздно
разглядывая пешеходов на Е-стрит. Он осторожно раскрыл пластиковую  папку  и
вынул письмо,  пока  Дрейфус  следил  за  ним  разинув  рот.  Затем  положил
развернутый лист  на  стол  и  прижал  к  поверхности.  Потом  перевернул  и
исследовал синий отпечаток на обороте. Неплохо. По крайней мере  достаточно,
чтобы в лаборатории взяли пробу.
   Снова сложил письмо и положил обратно в прозрачную папку.
   - Отнесите это в лабораторию.
   - Я что-то видел?
   - Вы действительно такой дурак, каким выглядите?
   - Ну что ж, вы начальник.
   - Вот именно. И коль уж будете там, проверьте, не зашифровано ли в тексте
вот это слово. - Камачо  взял  листок  писчей  бумаги  и  печатными  буквами
написал одно слово: "СКРУПУЛ". Он вручил бумажку Дрейфусу.
   - Что-нибудь еще? - с надеждой спросил Дрейфус.
   - А именно?
   - Ну, не знаю. У  меня  такое  чувство,  что  вдруг  разладился  идеально
пригнанный механизм, и я понятия не имею, почему. И что он еще выкинет, тоже
не представляю.
   - Что вы хотите? Чтобы случилось маленькое чудо?
   - Чуда не будет. Но хотя бы коротенькое  разъяснение.  Камачо  расстегнул
запонки.
   - Смотрите. У меня в рукавах ничего нет. Ни шляпы, ни кролика.
   Дрейфус побрел к двери.
   - Скрупул, говорите? У меня складывается впечатление, что...
   - Никогда не доверяйте впечатлениям. Ищите доказательства.
   - Так что нам делать с оригиналом,  когда  лаборатория  закончит  с  ним?
Агент осторожно помахал прозрачной палкой.
   - Как обычно. Вложите в конверт и отдадите на почту" Я уверен, что  посол
при первой возможности передаст рекомендации автора  членам  Политбюро.  Это
будет великий поворот в американо-советских отно... -  Он  замолчал,  потому
что Дрейфус был уже за дверью.
   В десять часов Дрейфус вернулся. Он терпеливо ждал, пока Камачо  закончит
говорить по телефону, потом спросил:
   - Так. Откуда вы знали?
   - Что знал?
   - Что это старинное словечко расколет "Минотавра"?
   - Скрупул?
   - Именно.
   - Элементарно, дорогой мой Ватсон. Скрупул  -  старая  аптекарская  мера,
чуть больше грамма. Очень точная, как и это письмо.
   - Черт побери.
   Камачо протянул руку. Дрейфус передал ему крохотный кусочек белой бумаги,
на котором были написаны три слова из письма, и ждал, пока  Камачо  разберет
их.
   Вторым шло слово "скрупул".
   - Вот и все, - произнес Камачо, складывая бумажку и засовывая ее в карман
рубашки. - Спасибо.
   - Всегда рад помочь, Холмс.
   Оставшись один, Камачо на память набрал  номер  и  назвал  себя  женщине,
снявшей трубку. Через полминуты тот, кому он  звонил,  отозвался,  и  Камачо
предложил:
   - Давайте пообедаем.
   - Сегодня не могу. Очень занят.
   - Встречи?
   - Да.
   - Отмените их.
   - Где и когда?
   -  В  торговом  центре  перед  Музеем  авиации  и   космонавтики.   Около
двенадцати.
   Раздались гудки. Камачо положил трубку. Он откинулся в кресле и  принялся
рассматривать дома на противоположной стороне Е-стрит. Он  сделал  несколько
глубоких вдохов и выдохов и потер руками виски.
   Через час он в одной рубашке с короткими рукавами шел по улице.  Пистолет
остался в ящике стола, пиджак и галстук висели на спинке кресла.  В  ФБР  не
положено так делать, ну да ладно. Жара была такая, что, казалось,  можно  ее
пощупать - живое, зловонное чудовище,  вне  всякого  сомнения,  раздраженное
толпами людей, спешащих по улице в этот полдень. Откуда  только  их  столько
берется?  Улицы  кишат  частными  машинами,  такси,  ревущими  автобусами  и
грузовиками, а на тротуарах не протолкнешься.
   Небо выглядело каким-то грязновато-белым из-за летней дымки,  которая  не
смягчала ярость солнца. Быстро взмокшая рубашка прилипла к спине Камачо.
   Противно увлажнялись носки. Капельки пота  выступили  возле  волосков  на
тыльной стороне кистей, и он машинально вытер их о брюки.
   Под каждым деревцем возле торгового центра  прятались  в  тени  клерки  и
туристы, обессилев от жары. Дети играли на закаменевшей земле. Трава, весной
пышно взошедшая под деревьями, давно уже была  вытоптана  тысячами  ног.  На
усыпанных гравием дорожк