ал конгрессмен, который понимал, что в эпоху  перемен  показать
свою прогрессивность важнее, чем потерять несколько голосов.
   И вот восемнадцатилетняя выпускница школы отважно окунулась  в  неведомый
мир начальной подготовки курсантов - девушка,  которая  в  жизни  близко  не
подходила ни к чему военному, которая хотела только сама пробиться  в  жизни
собственным путем, сколь мало ни походил этот путь на тот,  который  считали
должным мама и подруги детства.
   Не просто мало походил. Путь этот оказался сплошным кошмаром -  такое  ей
не могло присниться в самых страшных снах. Сколько шпилек ни отпускали в  ее
адрес подруги, настроенные на веселые годы в колледже и последующее успешное
замужество, в них не было ничего даже отдаленно похожего на ту эмоциональную
травму, которую она испытала в первые недели  курсантской  жизни.  Днем  она
подтягивалась, маршировала, бегала и терпела тяжелую работу и грубые  окрики
до полного изнеможения,  а  бессонными  ночами  рыдала  в  подушку,  начиная
сомневаться, правильный ли она сделала выбор. Но однажды  она  спохватилась,
что уже целую неделю  не  плакала.  Второе,  более  важное  озарение  пришло
однажды  за  завтраком,  когда  какой-то  старшекурсник  потребовал  назвать
фамилию советского  представителя  на  переговорах  по  разоружению,  и  она
ответила правильно. А когда экзаменатор не мог добиться ответа от  сидевшего
рядом с ней неуклюжего недотепы из Джорджии, Рита  поняла,  что  от  нее  не
требуют ничего такого, что ей не по  силам.  Теперь  у  нее  появились  силы
выносить всю муштру, и постепенно она вышла в лучшие.
   Она вспомнила о тех временах теперь, солнечным  утром,  когда  "Интрудер"
летел в кристально чистом небе пустыни под тоненьким слоем облаков, а  Бабун
Таркингтон, профессионал, успевший заглянуть в лицо смерти,  легко  и  нежно
управлялся со сложными системами. Она сделала правильный выбор.
   Через сто километров Рита снова отключила автопилот и слегка спикировала,
затем медленно отвела назад сектор газа, потому что  на  указателе  скорости
появились цифры "550".  Она  любила  это  ощущение,  когда  самолет  как  бы
погружается в долгое парение на снижение и сила тяжести помогает  двигателям
опускать его в более плотные слои воздуха ближе  к  земле.  Она  чувствовала
каждый километр скорости, которую придавали не  двигатели  -  полет  казался
свободным, хотя на самом деле, конечно, было вовсе не так. Потому что она  и
самолет  составляли  единое  целое,  энергия  как  будто  исходила  от  нее;
скорость, мощь, напор - все это она поглощала, накапливала в  себе  и  щедро
отдавала, она была машиной, а машина была ею.
   Аэродинамические  тормоза  на  кромках  крыльев  взвизгнули,  но  еще   с
недостаточной силой. Рита дожала их и ощутила  сопротивление  потревоженного
воздуха, легкую  тряску,  которая  передалась  ей  через  ручку  управления,
дроссели и кресло, в котором она сидела. Она  с  удовлетворением  продвинула
переключатель торможения вперед большим пальцем левой руки.  Щитки  послушно
закрылись, и тряска прекратилась.
   Внизу расстилалась коричневато-красная с серым налетом пустыня иссушенная
земля без малейшего проблеска зелени. Опустившись ниже, она смогла различить
песок и глину в долинах и высохших руслах, а камень крутых утесов  напоминал
отполированный чугун.
   Бабун общался с Джейком Графтоном по радио.
   - Не бойтесь, мы тут профессионалы.
   -  Аминь,  -  откликнулся  Графтон.  "Хорошо,  что  Доджерс   остался   в
Чайна-Лейк", - подумала Рита.
   - Ладно, "Туман", я вас вижу. Опуститесь до двух  с  половиной  тысяч  по
барометрическому высотомеру, - высота местности тут была тысяча  двести  над
уровнем моря, - и следуйте на север по долине, пока не  увидите  фургон.  Он
красный с белым крестом на крыше.
   - Каким крестом? - поинтересовалась Рита.
   - Рисовал сын Доджерса. Догадывайтесь сами.
   - Вижу. - С этой высоты фургон выглядел пятнышком среди валунов и глины.
   - Значит, ходите кругами над фургоном где-то километрах в пяти,  включите
эту штуку по моему приказу.
   - Вас понял, - отозвался Бабун; Рита тем временем,  отвернув  в  сторону,
начала кружить над фургоном так, чтобы левое крыло было обращено к нему.
   Бабун снова осмотрел небольшую коробку,  приклеенную  поверх  прозрачного
щитка перед его глазами. Не ахти какое сложное  устройство.  Снаружи  торчал
трехпозиционный переключатель,  который  он  пять  минут  назад  поставил  в
среднее положение - режим ожидания. В этом режиме хладоагент циркулировал  в
компьютере  "Афины".  Рядом  с  выключателем  были   установлены   маленькие
лампочки: зеленая подтверждала, что компьютер запитан, а желтая  загоралась,
когда система принимала сигналы от внешнего  источника.  Раз  она  светится,
значит, система "Афина" делает свое дело. Была еще красная лампочка  на  тот
случай" если температура  охлаждаемого  жидким  азотом  компьютера  превысит
опасный  предел.  Если  загорится  эта  лампочка,  Бабун  должен  немедленно
отключить систему.
   На земле Джейк наблюдал, как Гарольд Доджерс и Гельмут  Фриче  возятся  у
пульта управления РЛС.
   - Вот они, -  произнес  через  некоторое  время  Фриче.  Ему  приходилось
повышать голос, чтобы перекричать грохот дизель-генератора, установленного в
будке  позади  фургона.  Из-за  этого  грохота  не  слышно  было  даже  рева
двигателей "Интрудера", разве что когда тот проносился  прямо  над  головой.
Джейк взглянул на зеленый экран. - Пусть включают.
   Джейк отдал приказание. Менее чем через две  секунды  отметка  исчезла  с
экрана. Чудо! Невольно он поискал глазами самолет  в  небе.  Да  вот  же  он
вспышка,  когда  солнце  отразилось  от  фонаря   кабины,   затем   осталось
размазанное, но хорошо различимое белое пятнышко в бледной голубизне.  Опять
глазами к экрану. Пусто.
   - Может, стоит сузить круг, приблизиться, - предложил Фриче.
   Самолет оставался невидимым. Однако в семи  километрах  от  РЛС  мощность
излучения "Афины" оказалась чрезмерной: появились ложные засветки -  одна  в
трех километрах, другая в восьми.
   - Папе придется малость убавить, - произнес  Гарольд  Доджерс  уверенным,
довольным тоном. - Но, ей-Богу, оно работает.
   - Действительно работает, - согласился Джейк Граф-тон, отирая пот со лба.
   Невозможно поверить, но этот помешанный и  его  гениальный  сын  изобрели
такое, что произведет революцию в военном деле. Адмирал Генри  знал,  о  чем
говорит.
   Еще через двадцать минут, после нескольких прямых заходов по  касательным
к семикилометровому кольцу,  чтобы  Фриче  мог  набросать  схему  размещения
антенн "Афины", Джейк приказал Рите и Бабуну возвращаться в Чайна-Лейк,  где
доктор Доджерс отрегулирует компьютер. После этого Рита и Бабун прилетят для
новой серии испытаний. Джейк предпочел бы,  чтобы  самолет  взлетал  с  базы
морской авиации Фаллон,  расположенной  совсем  рядом,  но  адмирал  Данедин
категорически запретил это, поскольку  на  базе  не  обеспечивается  должная
безопасность.
   - Гельмут, поезжайте в штаб  полигона,  позвоните  Доджерсу  по  закрытой
линии и скажите, что нужно  сделать.  Потом  сообщите  адмиралу  Данедину  в
Вашингтон.
   - Разумеется. - Фриче припустил к  серой  флотской  автомашине,  стоявшей
неподалеку от фургона,  оставляя  за  собой  облако  пыли.  Гарольд  Доджерс
заглушил генератор, тот пару  раз  чихнул  и  успокоился.  Теперь  двигатели
"Интрудера" были едва слышны - эхо отражалось от высоких скал.
   - КАГ, - донесся голос по радио, - мы молодцы или как?
   - Молодцы, "Туман". После обеда давай обратно сюда. Джейк  наблюдал,  как
белое пятнышко растворяется в голубизне - Рита отворачивала к югу. Когда шум
двигателей совсем исчез и только слышен был шепот  перегоняемых  ветром  куч
песка, он уселся в тени под фургоном.
   Что ни говори, "Афина" просто потрясает. Свихнувшийся религиозный фанатик
в  мастерской,  оснащенной  не  лучше,  чем  деревенская   кузница,   делает
изобретение, в результате которого вся  радиолокационная  техника  мгновенно
устаревает.  Без  всяких  там  бюджетных  комиссий,  без   бюрократии,   без
финансовых ревизоров, пекущихся о быстрой окупаемости. Томас  Эдисон  голыми
руками  электрифицировал  мир,  а  попутно  создал  индустрию  грамзаписи  и
кинематографию. Таким же образом Сэмюэль  Доджерс  отправил  на  свалку  все
известные военные радиолокационные системы, а также все стратегию и тактику,
основанную на этих системах. И, по логике вещей,  заодно  смел  и  программу
В-2.
   Зачем покупать сложные бомбардировщики по пятьсот  шестнадцать  миллионов
долларов, когда можно  сделать  невидимым  существующий  самолет  с  помощью
устройства за двести пятьдесят тысяч и пары тюбиков суперклея?
   Узнав об этом, очень многие будут крайне недовольны. Могущественные  люди
из тех, чьи телефоны записаны у сенаторов под стеклом на столе.
   Джейк Графтон набрал горсть земли  и  наблюдал,  как  она  стекает  между
пальцами. Тайлер Генри, Ладлоу, Ройс Каплинджер -  все  они  сидят  на  мине
замедленного действия. Несомненно,  они  выпустят  вперед  Джейка  Графтона,
выставят его одного как главного специалиста перед  жаждущей  крови  толпой.
Лишь когда он добежит хотя бы до промежуточного финиша  и  они  будут  точно
знать направление и скорость ветра, тогда и только тогда они  будут  решать,
как быть.
   Они, наверное, описались от восторга, когда  поняли,  что  Джейк  Графтон
именно тот человек, что им нужен: настоящий герой с кучей медалей, с которым
можно  стать  рядом  плечом  к  плечу,  а  можно  выгнать  как  инвалида   с
повредившимися мозгами - смотря куда ветер подует. Если будет нужно, его без
промедления бросят на  съедение  акулам.  "Жаль,  конечно,  но  этот  офицер
никогда не подчинялся приказам, он не игрок команды. А после той  истории  с
Эль-Хакимом сильнейшая контузия, психиатры,  у  него  с  головой  не  все  в
порядке. Очень жаль".
   Что станут делать эти большие шишки, если их лодки дадут течь в  связи  с
тем, что секрет "Афины" выйдет наружу? Сражаться? Как? К какому  оружию  они
прибегнут?
   Земля,  просыпавшаяся  между  пальцами,  легла  кучкой  в  виде  странной
скульптуры. Ветер мгновенно уносил  ее.  Чем  медленнее  она  сыпалась,  тем
быстрее расправлялся с ней ветер.
   Наиболее вероятным аргументом, размышлял Джейк, станет  то,  что  "Афина"
нарушит установившееся военное равновесие между Востоком и Западом. Аргумент
замечательный. "Афина" слишком дешева, чтобы спорить из-за долларов, значит,
оспариваться будут  последствия.  Станут  доказывать,  что  "Афина"  побудит
Россию скорее нанести первый  удар.  Значит,  ядерная  война,  радиоактивные
осадки и все такое - словом. Четыре всадника Апокалипсиса.  Раз  не  удается
убедить логикой или завесить уши лапшой, будут пугать мировой катастрофой.
   Джейк поднялся и поддел кучку пыли ботинком. Ветер тут же унес ее.

***

   Уже под вечер, в ходе третьего полета, Рита выписывала прямые  отрезки  к
северу и к югу, каждый раз на полтора километра западнее от РЛС. Бабуну  это
уже наскучило. Он пользовался навигационной системой, чтобы выводить самолет
точно в то место, куда требовал капитан Графтон. Это  было  непросто.  После
того,  как  Бабун  включил  систему   "Афина",   ему   нужно   было   только
присматривать,  не  загорится  ли  ее  красный  свет.  Если  это   случится,
необходимо отключить систему изощренным военным маневром. И для этого  флоту
необходим лучший его штурман, закаленный воздушный боец. Мерзость какая.
   Западнее  в  пустыне  лежала  длинная  тень,  отбрасываемая  единственным
двухэтажным зданием без окон в населенном пункте под названием Френчмен. Это
был публичный дом. По идее, в нем же помещались мэрия и прочие муниципальные
службы. С этого расстояния дом казался крохотной коробочкой.  Он  знал,  что
дом окрашен в черный цвет и имеет два этажа без  единого  окна,  потому  что
однажды осматривал его со стоянки. В качестве туриста, разумеется.
   Он включил переговорное устройство, чтобы обратить внимание Риты  на  эту
достопримечательность, но передумал.
   Рита проверяла, сколько горючего осталось в различных  баках.  Прижавшись
головой  к  козырьку  экрана  радиолокатора,  Бабун  рассматривал  положение
курсора.
   И вдруг услышал грохот - громкий, слегка приглушенный грохот, и сразу  же
резко подскочили  давление  воздуха  и  уровень  шума.  Что-то  ударилось  в
самолет.
   Он отдернул голову от козырька и ошеломленно огляделся по сторонам.
   Даже сквозь шлем было слышно, как воет, кричит, стонет ветер. Рита ничком
лежала в кресле, закрывая правой рукой окровавленное лицо.
   Птица! Они наскочили на птицу.
   Он бессознательно включил переговорное устройство и позвал  Риту.  Он  не
слышал даже собственного голоса.
   Самолет заваливался на одно крыло, опустив нос. Левой  рукой  он  схватил
ручку управления между коленями Риты и установил ее по центру.
   Замедлиться. Нужно  сбавить  скорость,  чтобы  сбить  ветер,  врывающийся
сквозь выбитую левую четверть ограждения фонаря. Птица, видимо, проскочила в
эту дыру, ударив Риту, которая в этот момент склонилась над топливомерами на
левой панели.
   Он снова нажал ручку, чтобы поднять нос кверху, и сосредоточился на  том,
как выровнять крылья. Выше. Выше. Скорость падает: четыреста восемьдесят  по
приборам, четыреста шестьдесят, четыреста сорок - надо  выпустить  закрылки,
надо замедлить эту летающую свинью - четыреста.
   Рукоятка выпуска шасси находилась с левой стороны приборной доски,  прямо
под дырой в плексигласе, как  раз  под  половодьем  воздуха,  врывавшимся  в
разгерметизированную кабину.
   Он  попытался  дотянуться  до  нее.  Пальцы   чуть-чуть   не   доставали.
Расстегнуть ремни. Фиксатор заело. Держась левой рукой за ручку  управления,
расстегнул  правой  две  застежки  Коха  на  нательном  ремне.  Если  сейчас
сработает катапульта, он останется без парашюта. Потянулся снова.  Опять  не
достал. Придется расцепить застежку ремня,  удерживающего  таз  на  сиденье.
Негнущимися пальцами он развел застежки  и  схватился  за  байонетные  замки
кислородной маски. Придется обойтись и без нее. Он оторвал и кабель, который
вел к микрофону в шлеме.
   Черт возьми, машина заваливается на крыло. Сильная тряска, нос рыщет.  Он
слегка опустил нос, чтобы набрать скорость, затем снова задрал его.
   С трудом выровнял крылья. Мощность на обоих двигателях восемьдесят  шесть
процентов. Неплохо. Но вонь - Господи Иисусе!
   От всепроникающего запаха слезились глаза. Он попытался дышать ртом.
   Не сдерживаемый более инерционным  барабаном  катапультируемого  сиденья,
Бабун ухватил правой рукой ручку управления, а левой достал рукоятку выпуска
шасси и изо всей силы потянул ее.
   Теперь закрылки. Он лег под  средней  панелью,  стараясь  не  подставлять
голову под врывающийся в кабину ураган,  и  потянулся  к  рычагу  управления
механизацией крыла  рядом  с  сектором  газа.  "Сектор  не  трогай.  Выпусти
закрылки на тридцать градусов", - мысленно приказал себе. С огромным  трудом
он потянул рычаг влево.
   Пытаясь выровнять крылья, Бабун перетягивал ручку  управления  -  сначала
слишком далеко в одну сторону, потом в другую. Эти проклятые пилоты, мать их
так, делают это даже не думая.
   Ага!  Шасси  вышло  и  зафиксировалось.  Закрылки  и  предкрылки   вышли,
стабилизатор смещен. Аллилуйя.
   Теперь можно взглянуть на Риту. У нее все лицо и плечи в дерьме и  крови.
И перья. Всюду летают!
   Ее шлем сместился. То  и  дело  отворачиваясь,  он  пытался  левой  рукой
стереть хоть  часть  этой  гадости,  удерживая  скорость  и  высоту;  двести
шестьдесят километров, две с половиной тысячи метров по альтиметру. Дышать в
кабине стадо чуть легче.
   Есть ли здесь горы такой высоты? Он не помнил  и  в  той  позе,  в  какой
лежал, не мог заглянуть поверх приборной доски.
   Все по порядку. Он поправил ей шлем. Лицевой щиток разбит, но все  же  он
спас ей лицо и глаза, приняв основной удар на себя.
   Она в шоке. Надо как можно быстрее привести ее в сознание, потому что сам
он посадить машину никак не сможет.
   Правый глаз у нее в крови -  ее  или  птицы,  непонятно.  Он  отер  кровь
перчаткой. Птицы.
   Левый глаз чист, но отчаянно мигает.
   - Давай, Рита, детка, проснись. Я не могу вести эту штуку! -  орал  он  в
отчаянии. Она не слышала.
   Снова взгляд на доску: двести сорок километров в час.  Нужно  попробовать
включить автопилот.
   Ну да, автопилот. Если он сработает. Он ударил по  выключателю  и  слегка
отпустил ручку. Ура! Включился.
   Теперь можно заняться Ритой. Он легонько шлепнул ее, помассировал щеки.
   Она потрясла головой и поднесла правую руку к лицу.
   Он вернулся на место, придерживая кислородную маску у рта.
   - Рита! - Ответа нет. В чем дело?  Ага,  он  забыл  подключить  провод  к
шлему.
   Подключил. - Черт возьми, Рита! - заорал он. - Да проснись же!
   Кто-то обращается к нему по радио. Он прислушался. Теперь можно разобрать
слова. Это Графтон. Бабун переключил микрофон на внешнюю связь.
   - Мы столкнулись с птицей. Рита слегка в шоке. Попробуем сесть в Фаллоне,
когда она придет в себя.
   - Понятно, столкнулись с птицей. Где именно?
   - Влетела  прямо  в  кабину,  КАГ.  Ударила  Риту  в  голову.  Когда  она
очухается, будем садиться в Фаллоне.  Я  ухожу  с  этой  частоты  и  вызываю
Фаллон. - Не ожидая ответа,  он  переключил  канал  и  вызвал  диспетчерскую
Фаллона.
   - КДП Фаллон, я  "Туман-22",  аварийный  вызов.  Терплю  бедствие.  Мы  в
тридцати - сорока километрах от вас. Высылайте аварийную машину. Какой у нас
курс? 120 градусов. - Он потянул ручку вправо, довернув на десять  градусов,
и автопилот принял команду. Фаллон  где-то  западнее.  Он  перегнулся  через
доску, чтобы выглянуть в ту сторону.
   - "Туман-22", я  КДП  Фаллон.  Сигнал  бедствия  принял.  Связь  на...  -
Диспетчер назвал аварийную частоту.
   Эй, дурачок, посмотри на  экран  радиолокатора.  Присмотрелся.  Терпение,
Бабун, терпение. Ты все делаешь правильно, лишь бы Рита оклемалась.  А  если
нет  ладно,  хрен  с  самолетом.  Надо  придумать  какой-то  способ,   чтобы
катапультировать ее над аэродромом, а  потом  выскочить  самому.  Жаль,  эти
мудрецы так и не придумали систему коллективного спасения для экипажей  А-6.
Но как-то можно будет ее вытащить. Так уже делали.  Вот  здесь  должна  быть
база, она как раз появляется на экране. Он подождал, пока база  будет  точно
впереди по курсу, потом отвел ручку влево, выравнивая  крылья.  Переключился
на аварийную частоту КДП Фаллон и вышел на связь.
   Рита пыталась правой рукой положить левую на сектор газа.
   - Бабун?
   - Ну да. Ты в порядке?
   - Что...
   - На нас  напала  птичка.  У  тебя  на  голове  птичье  дерьмо  и  кровь.
Успокойся, это не твое. Ты что-нибудь видишь?
   - Кажется... в правом глазу  все  плывет.  Проклятый  ветер.  Левый  глаз
красный... кровь... ничего не вижу.
   - Ладно. Я выпустил шасси и закрылки, и мы идем на автопилоте в Фаллон.
   Тебе придется сажать эту штуку. Сядь поудобнее и. постарайся собраться  с
силами. Она потерла лицо правой рукой.
   Автопилот отключился. Она ухватилась за ручку и повела самолет.
   - Видишь, - торжествующе закричал Бабун Таркингтон, - ты же можешь! Все в
норме,  черт  побери!  Мы  уже  почти  дома.  Подними  левое  крыло.  -  Она
подчинилась, а он продолжал говорить, лишь время от  времени  прерывая  свой
монолог, чтобы ответить на вопрос по радио.
   Рита Моравиа управляла самолетом, полагаясь  на  инстинкт  -  она  только
одним глазом, и то расплывчато, видела приборы на доске перед собой.  Но  ей
этого было вполне достаточно. Она чувствовала,  как  машина  подчиняется  ее
движениям, и обходилась тем, что подтверждения послушания  самолета  все  же
попадали в ее ограниченное  поле  зрения.  Пока.  При  посадке  этого  будет
слишком мало. Ветер вот еще одна неприятность. Он не врывался в кабину через