о  солнца,  в
рыжевато-сером  небе  плавал  мутный,   кровавого   цвета   диск.   Иногда
показывалась какая-то необычная коричневая луна, а звезд вообще  не  было.
Выброшенные высоко  в  стратосферу  десятки  тысяч  тонн  пепла,  начинали
кружить над северным полушарием, обещая  через  два-три  года  всему  миру
холодное лето и страшный неурожай.
   Старик решительно поднялся на ноги - видно, решил, что в таком деле  ни
на кого нельзя положиться.
   - Корабль! - вдруг крикнул кто-то, находившийся чуть выше на горе.
   Усталости как не бывало. Люди вскочили,  встали  на  цыпочки,  вытянули
шеи. И наконец увидели: на фоне быстро угасающего  заката,  совсем  близко
проплыли черный корпус и  мачта  судна.  Почему-то  оно  шло  без  единого
огонька, даже без бортовых огней.
   -  Эге-гей!..  -  люди  закричали,  замахали  руками.  -  Сюда,   сюда,
помогите!..
   - Костер, быстро! - крикнул Катаока. - И  давайте  сюда  все  карманные
фонари кроме двух, самых мощных.
   Старик громко распорядился, и средних лет мужчина  побежал  в  сторону.
Раздался треск ломаемых веток, куча быстро росла.
   - Используем все батареи, - сказал Катаока, проверяя карманные фонарики
и бросая лучшие батареи радисту -  Передашь  SOS.  Все  будет  в  порядке,
расстояние всего четыре-пять километров.
   При свете карманного фонарика радист соединил проводником  батареи,  не
вынимая их из фонарей. Включив рацию, он закричал:
   - Везет, они как раз переговариваются!
   - А ты вклинься в их разговор,  -  посоветовал  Катаока.  -  Судно  сил
самообороны?
   - Нет, кажется, американское.
   В рации раздались звуки более мощные, чем сигналы с судна.
   - Послушай, - сказал радист, глядя на Катаоку. - Очень сильные  сигналы
поступают с очень близкого расстояния... Где-то совсем рядом...
   - Ты хочешь сказать, что поблизости, рядом, есть еще кто-то, кроме нас?
- Катаока огляделся кругом. Уже совсем стемнело. - А что говорят?
   - Не понимаю. Иногда попадаются  английские  слова,  но  весь  разговор
ведется шифром на основе английского...
   - Все равно, давай, вклинивайся...
   - Ты думаешь, я этого не делаю? Да они никак пока не отвечают!
   Высоко в небо взвилось яркое пламя костра. Все, и  млад  и  стар,  стоя
спиной к огню, замахали руками и закричали.
   - Не отвечают, - сказал тот, который  посылал  световые  сигналы.  -  А
почему на этом корабле соблюдается затемнение?..
   - Катаока... - сказал радист. - Между сушей и кораблем  есть  еще  одно
место, откуда исходят радиосигналы, ведутся трехсторонние переговоры.
   Катаока  пристально  вгляделся  в  темную   поверхность   моря.   Между
расплывчатым силуэтом судна и берегом виднелся едва приметный  белый  след
от вспенившихся волн. Этот след постепенно приближался к берегу,  оставляя
хвост в открытом море. Откуда-то издалека вдруг донесся шум  двигателя,  и
пожалуй, не одного, а нескольких. Это было, конечно, эхо, прокатившееся по
склонам гор. За поворотом дороги кое-где замелькали отсветы, видно,  блики
от автомобильных фар.
   - Друзья! - крикнул Катаока. - Поторопитесь! Сейчас к  берегу  причалит
десантное судно!
   - Они прекратили переговоры, а  наши  сигналы  игнорировали!  -  сказал
радист, оставляя рацию.


   Люди долго прислушивались и вглядывались в темноту, пока не поняли, где
причалило  десантное  судно.  Ориентиром   служили   автомобильные   фары,
светившие у кромки воды на расстоянии около километра. Падая и поднимаясь,
карабкаясь по скалам, люди наконец  добрались  до  места,  куда  причалило
судно. Это был крохотный огород, разбитый на  склоне  горы  и  огороженный
камнями. Морская вода достигала почти самого верхнего края  этой  каменной
ограды. С борта причалившего  судна  на  берег  перекинули  трап.  Тяжелые
американские военные грузовики  подъехали  задом  к  судну.  По  спущенным
помостам с них стали сгружать большие, обшитые брезентом, ящики. С помощью
катков их стали грузить на судно.
   - Стой! - раздался крик из темноты. На измученных, едва добредших  сюда
людей были направлены два автомата.
   - Возьмите нас на борт! Здесь женщины и дети!  -  крикнул  по-английски
Катаока.
   К нему приблизился высокий молодой офицер с детским лицом. Казалось, он
был в замешательстве.
   - Вы гражданские?
   - Кроме  нас  троих.  Мы-то  из  наблюдательной  бригады  спасательного
отряда. Но все остальные гражданские лица...
   - Но  в  данном  районе  спасательные  операции  закончились,  и  район
закрыт... Во всяком случае, я получил такую информацию.
   - Они заблудились и не успели бежать.
   - Сколько всех?
   - Человек двадцать, тридцать, должно быть...
   - Живее! - крикнул офицер, обернувшись к  солдатам,  которые,  замедлив
погрузку, прислушивались к разговору. Потом он сдвинул каску немного назад
и сказал с сожалением, но твердо:
   - Весьма сожалею, но мы прибыли сюда для выполнения особого задания  по
указанию  высшего  командования.  Прибыли  сюда,   несмотря   на   большую
опасность. Спасение не входит в наши функции.
   - Вы хотите оставить умирать этих матерей, младенцев  и  стариков?  Они
уже больше десяти дней блуждают по горам.
   - Сожалею, по ничем не могу помочь. Если бы даже я и захотел взять  вас
на борт, судно слишком мало, после принятия груза мы и сами-то едва сможем
разместиться.
   - Не знаю, какой такой у вас груз, но жизнь людей дороже!
   - Весьма сожалею. Но я военный, получая  это  задание,  я  одновременно
получил особое указание выполнить его с максимальной точностью. Откровенно
говоря, разговаривая с вами, я уже нарушаю приказ...
   - В таком случае, хотя бы свяжитесь с  головным  кораблем  и  попросите
немедленно вызвать спасательное судно!  -  умоляюще  произнес  Катаока.  -
Здесь почва опускается под воду со скоростью трех метров в день. Да еще  с
ежедневным ускорением.  До  самого  высокого  пункта  осталось  всего  сто
метров. А если нагрянет цунами...
   - Я и этого не могу вам обещать, пока не переговорю  с  командиром.  До
выхода в безопасную морскую зону связь у нас заблокирована...
   - Мерзавцы! - заорал по-японски один из коллег  Катаоки,  слушавший  их
разговор. - Вы, вы, разве вы после этого люди...
   - Постойте,  лейтенант  Скотт...  -  произнес  по-английски  с  сильным
акцентом небольшого роста человек, появившийся из-за грузовика. -  Сколько
человек можно взять на борт взамен одного ящика?
   - Этого... этого  я  сделать  не  могу,  -  упрямо  ответил  лейтенант,
заливаясь краской. - Это нарушение приказа!
   - А как вы думаете, откуда исходит приказ?  В  конечном  итоге  за  эту
операцию ответственность несу я. Отвечайте, сколько человек сможете  взять
на борт.
   - Человек пять-шесть...
   - А если только женщин и детей?
   - Человек восемь-девять, не больше.
   - Значит, десять человек возьмете. Я остаюсь здесь...
   - Я... я не могу этого допустить!
   - А я сделаю так, чтобы вы могли это  допустить.  Дайте  мне  бумагу  и
перо...
   Получив требуемое, человек что-то быстро написал и расписался.
   - Сколько у вас женщин и детей?  -  обратился  он  к  Катаоке  все  еще
по-английски.
   - Шесть женщин и трое детей...
   - Пусть их сопровождает кто-нибудь из  мужчин,  говорящий  хотя  бы  на
ломаном английском.
   - А как вы собираетесь поступить с остающимся грузом?
   - Всю ответственность за него я беру  на  себя,  так  что  об  этом  не
беспокойтесь! Вот этот ящик, предпоследний,  останется  на  берегу...  Да,
этот. Ведь я лучше всех знаю их содержимое...
   - Быстро! - крикнул лейтенант солдатам. - Вас тоже прошу  поторопиться.
Мы и так уже выходим из графика.
   Женщины замешкались, прощаясь с мужьями, начался плач, но их,  подгоняя
чуть ли не толчками, быстро посадили на судно.
   - Все будет хорошо! Вы все непременно встретитесь! -  вдруг  по-японски
закричал невысокий человек. - Садитесь, садитесь,  а  за  всех  остающихся
отвечаю я!
   Катаока удивленно обернулся, но не смог разглядеть лица этого человека.
   - Не хочу, я лучше останусь!  -  закричала,  ступив  на  трап,  молодая
женщина с младенцем на руках. - Чтобы я моего мужа одного  оставила,  нет,
нет! Если уж он умрет, то и я с ним вместе, со всеми!
   - Томоко! - прозвучал с берега почти рыдающий мужской голос. -  Томоко,
Томоко!..
   Невысокий человек  остановил  выскочившего  вперед,  надрывавшегося  от
крика мужчину.
   - Все будет хорошо.  Встретитесь  в  Америке.  Я  сделаю  так,  что  вы
встретитесь...
   Подняли трап. Сквозь рев двигателя с  борта  донеслись  плач  и  крики.
Оставшиеся на берегу мужчины тоже выкрикивали имена  жен  и  детей.  Судно
быстро исчезло за полосой света, отбрасываемого фарами грузовиков.
   Когда все смолкло, уши вдруг наполнил свист  ветра,  проносившегося  по
дну ночи. Действительно,  все  свершилось  в  одно  мгновение.  Оставшиеся
мужчины ошеломленно застыли на огороде.
   Невысокий человек, стоявший рядом с  брошенным  ящиком,  медленно  снял
каску и обернулся.
   - Как, это вы?! - изумленно воскликнул Катаока, увидев его лицо.
   - Н-да,  при  странных  обстоятельствах  мы  встретились...  -  сказал,
смущенно улыбаясь, Куниэда. - Государственному служащему порой  приходится
бывать бессердечным... Но в данном случае я оказался несостоятельным. Дело
в том, что человек, занимавшийся этим делом, погиб при землетрясении,  вот
я и заменяю его уже целый месяц... И как видишь...
   - Вы все время сопровождали этот груз?
   - Да, из Цукуба перевез в Мито, а перед  тем,  как  Мито  погрузился  в
воду, перевез в эти горы... -  Куниэда  устало  зевнул.  -  Странная  была
работа... А я-то думал, приеду в Америку, увижусь с женой...
   - А что в этих ящиках?
   - Пока не могу сказать... - вертя в руках каску, сказал Куниэда. -  Да,
пожалуй, и  никогда  в  жизни  не  смогу  сказать...  Такие  уж  они,  эти
чиновники...
   Потом он, щурясь, словно от солнца, оглядел мужчин, столпившихся вокруг
ящика.
   Знаете, мне очень хотелось выкинуть ящики и посадить всех  вас.  Но  на
это меня не хватило. Поймите меня, пожалуйста, правильно. Это  не  значит,
что я о вас не подумал. Дело в том, что  я  оказался  в  таком  положении,
когда на мои плечи легла ответственность  за  будущее  десятков  миллионов
наших соотечественников, которые уже эвакуировались за границу. Эти  ящики
имеют прямое отношение к их будущему. Да к тому же... -  Куниэда  медленно
взобрался на водительское сидение грузовика. - К тому же у  нас  еще  есть
надежда. Я тут украдкой попросил водителя оставить мощную рацию...
   Огород опять загудел и затрясся. Измученные и опустошенные люди полезли
в кузов. Куниэда завел мотор.



2

   Невиданной силы  тайфун,  зародившийся  в  середине  августа  в  районе
Марианских  островов,  с  каждой  минутой  приближался  к  уже  наполовину
затонувшему Японскому архипелагу. Вслед за ним двигались еще  два  тайфуна
послабее.  Спасательные  суда  всех  стран  отошли  подальше  от  берегов,
стараясь избежать бедствия. Некоторые из них так и не вернулись назад.
   Метеорологические  условия  в  районах  омывающих  Японию  морей  из-за
термических противотоков,  возникших  в  результате  мощных  вулканических
извержений, сложились очень необычные. И если бы теперь  тайфун  обрушился
прямо на Японию, она получила бы вдобавок к ударам от землетрясений,  огня
и воды еще и удар от ветра.
   Штаб Д-1 в начале августа был передислоцирован с суши на самое  крупное
судно сил морской безопасности "Харуна". Дни  и  ночи  напролет  Наката  и
Юкинага обрабатывали здесь потоки информации. Сейчас они  не  подозревали,
что "Харуна" на полной скорости уходит от Японии на восток, чтобы избежать
тайфуна.
   Императорская   семья   в   мае   тайно    переехала    в    Швейцарию.
Правительственные органы Японии получили временное  пристанище  в  Париже.
Комиссия по осуществлению эвакуации перебазировалась  в  Гонолулу,  теперь
она называлась "Штаб по принятию спасательных мер". Исполнительные  органы
государственной  машины,  именуемой  "Япония",  в  большинстве  своем  уже
находились вне тонущих островов, перебравшись  из  некогда  столь  уютного
уголка Дальнего Востока в другие страны и районы мира. И никакая веревочка
не связывала, казалось, рассеявшиеся органы  государственного  аппарата  с
разбросанными по всей земле его гражданами...  Перед  шестьюдесятью  пятью
миллионами эвакуированных, разбросанных по разным частям  света,  начинали
вставать  проблемы   "жизни".   В   палаточных   лагерях   для   беженцев,
раскинувшихся под открытым небом, в бараках, в военных казармах, а порой и
в жалких поселках, походивших на лагеря для  заключенных,  уже  потихоньку
разгоралась тревога. Как будет с питанием, со свободой  передвижения?..  И
прочее, и прочее...
   За спиной этих людей, в большинстве  своем  уехавших  даже  без  самого
необходимого, но все же вздохнувших на "устойчивой земле"  с  облегчением,
остались бьющиеся в предсмертных судорогах острова  и  все  еще  ожидающие
спасения почти тридцать миллионов соотечественников. За июнь и  июль  было
эвакуировано только около четырех с половиной миллионов человек, а погибло
три миллиона. Были и случаи самоубийства.
   Среди  оставшихся  двадцати  миллионов  было  и   немало   таких,   кто
добровольно уступил  свое  место  на  корабле  или  самолете.  Подавляющее
большинство их составляли люди старше семидесяти лет.  Участились  случаи,
когда пожилые японцы, особенно мужчины, покидали  семью  или  исчезали  со
сборных пунктов, оставив записку, что будущее они возлагают на  молодых  и
зрелых, что они уже достаточно прожили и не хотят быть  обузой,  не  хотят
расставаться с Японией, потому что жизнь вне  ее  теряет  для  них  всякий
смысл.
   Один из таких стариков - возможно, самый старый из оставшихся  -  лежал
сейчас  в  дальней  комнате  просторного   окруженного   садом   особняка,
находившегося в городе Футю. Крепкое железобетонное  здание,  несмотря  на
многочисленные землетрясения, сохранилось почти целиком. Но и  золотистого
цвета коридор, и комнаты, и одеяло, которым укрывался старик, -  все  было
припорошено  пеплом.  Даже  лицо  старика,  совсем  иссохшее,   изрезанное
глубокими морщинами, покрывал мертвенно-серый налет.
   - Вот как... - пробормотал старик. - Дурачок  Куниэда...  Оставил  один
ящик и погрузил женщин и детей...
   Из его горла вырвался свист. Было непонятно, смеется он или кашляет.
   - А сам-то он куда делся?.. Отправился вместе с ящиками?
   - Нет...  -  сказал  коротко  остриженный  могучего  сложения  человек,
который сидел возле старика в торжественно-строгой позе. Пробежав  глазами
длинную телеграмму на  английском  языке,  он  добавил:  -  Написано,  что
остался на месте...
   Старик пожевал сморщенными губами, в его потускневших глазах ничего  не
отразилось.
   - Ну и олух... великовозрастный... - беззлобно  пробурчал  он.  -  И...
какой же из ящиков он бросил, там не говорится?
   - Да есть... Куниэда-сан указал на ящик Б, который и оставили...
   Из глубины подушек раздалось странное повизгивание.  Могучего  сложения
человек испуганно взглянул на старика. А тот, раскрыв  во  всю  ширь  свой
беззубый рот, весело, от души смеялся.
   - Знал... - едва переводя дух, сказал старик. - Ну и стервец,  с  таким
ухо нужно держать востро. Как же он унюхал, а?..  Сам-то  он  не  способен
определить... Значит, в какой-то момент узнал как-нибудь... Если так,  он,
пожалуй, выживет... Понимаешь, Есимура?
   Старик помолчал, а потом продолжил:
   - В ящике Б почти все было подделкой...  Это  я  придумал...  Сам...  и
давно уже... Никто об этом и не знал...  А  жаль,  что  не  доведется  нам
околпачить этого самого О'Коннели из  Бостонского  музея  искусств...  Да,
досадно... Когда встретишься с О'Коннели,  передай  ему  привет...  Скажи,
последняя шутка старика не выгорела из-за одного парня со  страшно  тонким
нюхом... Да, кстати, за вами уже приехали?
   - Да. На вертолете опасно, в двигатель забивается пепел, так что прибыл
большой "джип". Доедем до Тефу, там поджидает амфибия...
   - Ладно... хватит, иди... Что делает Ханаэ?
   - Думаю, она уже собралась...
   - Давай, увози ее быстрее...
   Могучий человек, которого звали Есимура, быстро вышел из комнаты, шумно
ступая по татами. И тут же из-за фусума,  где  она,  наверное,  пряталась,
появилась девушка.
   - Что это такое?.. - старик окинул ее  взглядом.  -  В  таком  виде  ты
собираешься сесть в "джип"?
   На девушке было кимоно из шелка "акаси" темно-фиолетового цвета, словно
бы распространявшее аромат своего оттенка, и  старинное  оби,  расписанное
цветами  повилики.  Секунду  она  смотрела  на  старика  полными  отчаяния
глазами,  потом  подошла  к  нему,  ступая  легко  и  изящно,  и   уселась
по-японски, коснувшись  коленями  татами.  Бессильно  опустив  плечи,  она
закрыла руками лицо.
   - Я... не поеду... - сказала  девушка  дрожащим,  с  ноткой  возмущения
голосом. - С вашего позволения, я останусь возле вас...
   - Нельзя... - коротко ответил он.  -  Ты  еще...  молода.  Нельзя  тебе
позволить умереть вместе с таким дряхлых стариком...
   - Нет! Нет!.. Я... Лучше я, если придется вас покинуть...
   - Да что ты болтаешь!.. - он слегка повысил голос. - Кажется,  тебя  не
так воспитывали, чтобы ты в  решительный  час  несла  всякий  вздор...  Ты
поедешь туда... и будешь... жить во что бы то ни стало... Я ничего не велю
тебе делать, не требую, чтобы  ты  там  чем-то  себя  утруждала...  Просто
живи... Самое главное, чтобы ты прожила долго... Полюбишь мужчину,  выходи
за него замуж... Я тебе все время твержу: все сделано,  чтобы  ты  прожила
безбедно... Но, должен тебе сказать,  что  жизнь...  вообще-то...  тяжелая
штука... и горькая...
   Девушка, но  выдержав  больше,  взмахнула  широкими  длинными  рукавами
кимоно и уткнулась лицом в татами. Ее тонкие плечи затряслись, послышались
рыдания. Быстро глянув на появившегося у  порога  Есимуру,  старик  твердо
сказал:
   - Принеси во  что  переодеться...  Брюки...  нет...  джинсы,  так  это,
кажется, зовется, вот их и принеси, - он слегка закашлялся.  -  ...Видишь,
сколько с тобой хлопот...
   Земля снова загудела, и комната заходила ходуном.  Есимура  пошатнулся.
Фусума, выскочив из проемов, упали, подняв  клубы  пепла.  В  пустом  доме
что-то  с  треском  рухнуло.  Основательное  здание  противно  скрипело  и
трещало, со двора донесся шум обвала.
   - Торопитесь... - сказал старик. - Дорога станет непроезжей...
   Есимура, шатаясь, вышел из все еще  пляшущей  комнаты.  А  старик,  как
будто что-то вдруг вспомнив, сказал:
   - Ханаэ...
   Девушка подняла залитое слезами лицо.
   - Покажись!
   Вытянув шею, она  несколько  раз  глубоко  вздохнула,  перевела  дух  и
встала. Выпрямилась. Зашуршало оби,  шелковое  кимоно  с  легким  шелестом
соскользнуло с плеч, и в сумрачном запустении комнаты  возникло  -  словно
легкий аромат - белоснежное, хорошо развитое тело с чуть покатыми плечами.
   Бросив на девушку один-единственный взгляд, старик закрыл глаза.
   - Японии... Женщина...
   Сказал старик.
   - Ханаэ... маленьких роди...
   - Слушаюсь!
   - Маленьких, говорю, роди. С твоим телом у тебя будут большие, здоровые
малыши... Найди хорошего человека... Пусть не японца, это  не  важно...  И
роди много детей...
   Заметив Есимуру, который принес одежду  и  повернулся  лицом  к  стене,
старик сказал:
   - Уходите...
   Есимура накинул на плечи девушки плащ и подтолкнул ее.
   - Есимура, теперь ты отвечаешь за Ханаэ. Береги ее...
   - Слушаюсь, - могучий Есимура опустился на колени, и, положив ладони на
татами, поклонился - Председатель, прощайте...
   - Да, ладно, хватит уж... - старик опять прикрыл глаза. - Торопитесь...
   Звуки шагов и рыдания удалились. Через некоторое время снаружи  донесся
шум мотора. Потом затих и он.  Остались  только  гул  непрекращавшегося  в
горах Канто извержения да потрескивание и поскрипывание  дома.  Потом  эти
звуки перекрыл свист. В